"Кладенец — сокровенный меч"

«Кладенец — сокровенный меч.» Внешне он схож с обычным оружием, — не договорив, Достоевский с напускным эмоциями начинает доставать самый обычный кухонный нож, купленный в магазине некоторыми днями ранее.— но изготовлен из того же серебра, что и меч святого креста. Ты можешь убить «другого меня"Это единственный способ.— Едва закончив мысль, Фёдор достал оружие из ножен и протянул его Сигме, полному сомнений. Вдруг это правда? Он сможет убить Достоевского? Быть того не может. —Быть в плену у собственной-же силы — и есть моя слабость…— Глаза наполнились удручающей грустью. Уголки рта опустились вниз. Как ему можно было не поверить? Находясь в смятении, Сигма, сказал, говоря, осмысляя, для самого себя сказанное Фёдором — Раздвоение личности? Таков дар Достоевского? Ответа не последовало, лишь взгляд взывающий к действию. Пот капал с лица. Он не дышал. Не знал, что делать.Когда он почти ухватился за рукоять меча сокровенного, в ещё большее смятение его привёл толчок со стороны якобы «страдающего от раздвоения личности». Попался. Тельце сигмы упало на холодный пол. Он был в сознании, хоть и ударился головой. В момент, он осознал — около его шеи находится тот самый меч, слегка касающийся нежной кожи. Без нажима, но любое действие могло завершить жизнь эспера в момент. Страх и всё тоже смятение наполнили сигму с полна. Ложь. Очередная. Светло-серые глазки забегали из угла в угол. Что его ждёт? Смерть? Верно?.. Нет. Правая рука Достоевского держала меч, а левая ощупывала тело Сигмы с большим интересом. Сам фёдор наблюдал за каждой эмоцией, каждым вдохом, каждой реакцией эспера, на его казалось-бы незначительное действие и прикосновение. Страх сменялся определенным наслаждением. Сигма был особо чувствителен к прикосновениям в районах открытой кожи, почти всё его тело состояло из эрогенных зон, что он считал проклятием, но не в момент возбуждения. Левая рука Достоевского начала медленно стягивать одежду с лежащего под ним паренька. Холодный пол коснулся открытых участков тела. Сигма всё ещё боялся двинутся, но даже если бы была возможность выйти из этого положения — он не решился бы. Ему доставляет особо наслаждение происходящее. Левая рука, ранее откинувшая ножны, потянулась к ним. До конца стянув штаны и белые боксеры с Сигмы, что-то, коснулось его члена. Наконец-то он позволил себе издать стон. — Молчи. Нас могут услышать, а это нам явно не нужно, верно? — лёгкая ухмылка тронула лицо Достоевского, происходящее вызывало у него лишь усмешку. Ему было весело.— иначе, мне придется оставить свой след на твоём безупречном теле.— Едва услышав это, тело сигмы накрыла новая волна мурашек, слова Фёдора вызывали лишь новую волну возбуждения и смущения. Он хотел, чтобы Достоевский оставил свой след, на его теле. Отдавшись ощущениям, он почувствовал, что-то в анальном отверстии. Это были ножны, с трудом входившие внутрь.Отверстие сигмы было слишком узким для подобного. —Агрх!— воскликнул сигма нечеловеческим голосом, от боли или наслаждения — неясно. —Я не ясно выразился?— Достоевский выгнул бровь, его лицо приобрело серьёзный оттенок—Я предупреждал.— меч переместился с шеи в район груди и Фёдор стал, что-то усиленно вычерчивать.— Начнём с простого. Не нравится по хорошему, будет по плохому. Между сосками сигмы виднелась окровавленная роспись. Надпись защипала. —*Как-бы не получить заражение..*— пронеслось в мыслях. Он не успел одуматься, как ножны в его анале сменило, что-то более...острое. Кладенец. Остриём внутрь. Крик прервал тишину. Боль была невыносимой, кровь текла рекой, прямая кишка была порезана. Фёдор не останавливался, с каждым разом он прекращал внутренности сигма в кашу, кровавую кашу из прямой кишки. Зрелище достаточно милое, но почему-то "тарелке" в которой это происходило, уже было не до удовольствия. Ранее нанесённая роспись стала чернеть. Если он помрёт не от разрыва прямой кишки и потери крови, так от заражения. Единственный конец Сигмы — смерть.