Естественность

      Сегодня нацепить маску невозмутимости Юре было особенно тяжело. Она чудом осталась на нём, когда толпа взревела, стоило ему показаться на сцене. Глубокий вдох. Медленный выдох. Спокойно.       Пока на сцену не выбежал Женя, Юре казалось, что он сможет выстоять весь концерт. Ошибся. Он на миг отвёл взгляд в сторону, словно испугавшись Жени в костюме кендера. Оба Димы успели заметить это и лишь сочувствующе моргнули. Илья мысленно намечал свои траектории на хитблок, чтобы отвлекать на себя зрителей. Вся группа знала, что для Юры концерты стали часами испытания.       Женя пел очень натурально. Совсем как живой. Возбуждённая публика не замечала совсем лёгкого скрежета в его голосе, который звучал в основном тогда, когда он долго тянул гласные. Не зря на саундчеке столько мучались со звуком.       Юра окинул взглядом зал. После — сцену. Ему стало спокойнее за концерт: движения Жени тоже выглядели живо. Если не приглядываться очень пристально. Оставалось надеяться, что не будет идиотских глюков от перенапряжения и что никто не будет всматриваться во взгляд Жени.       Последние два месяца Юра существовал. Не жил. Если бы не семья и группа, он бы перестал и существовать. От этой мысли сердце больно сдавило. Настолько, что он едва сдержал слёзы. Ему никогда не смириться с этим. Он никогда не сможет это принять.       Снова посмотрев на Женю, Юра вспомнил эти месяцы. Постоянные тренировки, бессонные ночи, переписка со Смольским… Репетиции, на которых он отрабатывал скорее не свои партии, а Женю… Нервные срывы… Юра за свою жизнь ни разу не задумывался о том, что нечто подобное может случиться. Но это случилось.       Юру поначалу сильно раздражали неестественно плавные и правильные движения Жени и его ровный голос, жалко пытающийся изобразить подобие эмоции. Где-то через полторы-две недели он привык, стал видеть в этом что-то красивое. Думал, что стал видеть. Заставлял себя так думать, чтобы приглушить боль.       А потом Женя начал развиваться. Неуклюжесть в простых жестах скоро переросла во вполне естественные живые движения, а в голосе зазвучали почти натуральные эмоции и интонации. Наблюдать за преображением мимики Жени было особенно интересно. Только взгляд…       Яркие софиты и прожекторы создавали иллюзию радости в ярко-голубых глазах Жени. Точнее, маскировали отсутствие жизни в них. Юра пытался делать вид, будто он верит этим иллюзиям, но всякий раз вспоминал настоящий взгляд. Хоть и не тупой, но и не выразительный. Неживой. Устремлённый на него просто потому, что так был задан импульс из слухового модуля.       Совсем не в тему заиграла «Смерти нет». Каждый удар барабана отзывался в сердце Юры болезненно, словно его тыкали пикой. Он с трудом стоял, не пошатываясь, и держал лицо. По грустному взгляду Ильи, замеченному боковым зрением, Юра понял, что он себя чем-то выдаёт. На миг зажмурился и выдохнул, надеясь, что это поможет.       — У того, чей пройден путь, забьётся сердце вновь, если в нём жила любовь…       «Почему в реальности так не работает… ну почему?! — мысленно взревел Юра, выплеснув эмоции в аккорд. — Почему, сука, за что?!»       За два с половиной месяца ни в одном из СМИ не появлялось информации о произошедшем. К счастью или к сожалению — Юра не мог для себя решить. Не хотелось огорчать поклонников, но и смотреть на псевдо-Женю с каждым днём было всё больнее. Почему экспертиза идёт так долго?       — Эта зима уйдёт, будто кто-то перевернул страницу…       Только не для Юры. Он не сможет забыть то, как Женя в последний раз упорхал в магазин, чтобы оплатить в банкомате интернет; то, как он с яркой улыбкой обернулся к окнам Юры и послал ему воздушный поцелуй; то, как он сам нервничал, когда Женя не появился спустя три часа; то, как на следующий день пошёл на улицу…       Вспоминать дальше Юра не хотел. Однако его сознание с ним согласно не было. Он кое-как заткнул его, чтобы не рухнуть хотя бы до конца первого отделения, и попытался отвлечься, напевая под нос «Алмазы и золото» в унисон вокалистам. Как так быстро прошла постановка?       — Всё, что нужно…       «Мне — Же-еня ря-ядом…» — Юра не понял, что спел. И был рад, что «Женя» не подбежал к нему в этот момент с микрофоном. Он проморгался, сгоняя с глаз влажную мутную пелену.       — А остальное — ерунда!..       Сняв с себя гитару и спустившись со сцены, Юра прерывисто выдохнул. Половина позади. Только половина…       Приподняв штору, закрывающую гримёрку, Юра замер. Пошатнувшись, пошёл дальше. Воспоминания с того проклятого дня нагло и стремительно пробивались через наскоро построенную им стену. Их ничто не могло остановить.       Как киноплёнка, всё проносилось перед глазами. С того самого момента, как Женя сказал: «Пойду, сбегаю до банкомата. Заодно продукты куплю», — и убежал в магазин. Юре в тот вечер сильно нездоровилось, а тревога только усугубила его состояние. Наутро ему было ещё хуже. Но он всё равно пошёл на улицу.       Ноги тогда сами принесли его к мусорным бакам между двух домов. Юра не сможет забыть тот звон в ушах, оглушивший его, тот холод, сдавивший его душу, ту тьму, мгновенно опутавшую его, ту лёгкость тела, уронившую его на землю, покрытую льдом.       Юра почувствовал, как его поймали. Человека три где-то. Все вокруг что-то говорили, обращались, кажется, к нему, но он слышал всё как из-под воды. Его дотащили до ближайшего дивана, как он мог чувствовать. Резкий запах нашатыря вернул его в реальность, но не отогнал от глаз ту картину.       Женя. Женя в своих любимых джинсах и куртке. Женя со своими пышными кудрями под шапкой. Женя со своими ярко-голубыми глазами, в которых почему-то всегда читалась едва заметная печаль.       Женя.       Вернее, то, что от него осталось.       Рваная одежда и пропавшая шапка — мелочи в сравнении с тем, что Юра увидел через мгновение. Ему никогда не доводилось видеть полуобглоданные трупы. Какие-то куски мяса ещё были при Жене, в каких-то местах желтели кости. Один из бультерьеров в ту секунду ел бедро Жени, а доберман хрустел откусанным пальцем руки. Остальные собаки спали рядом, наевшиеся вдоволь.       Юре не было интересно, почему собаки тогда не сожрали его. Ему было интересно, почему хозяева допустили побег всех своих шавок.       Очнувшись в больнице, он каким-то чудом смог вспомнить ошейники тех собак. Это была сторожевая стая одних богачей ближе к центру их района. Около пяти бультерьеров, четыре добермана и две овчарки сбежали в ту ночь, пока хозяева пили.       Он с трудом себя сдержал, чтобы не закричать. Впереди было второе отделение, которое нужно отыграть не менее достойно, чем первое.

***

      «Мой голос не дрожал… я удивлён, — сидя перед зеркалом в гримёрке уже после концерта, думал Юра. — Господи…»       Он закрыл лицо руками. Глаза обожгло. По щекам потекли слёзы, капая на фанерный стол и оставляя после себя солёный привкус на губах. Опомнившись, он быстро метнулся в туалет, умылся и постарался снова надеть маску невозмутимости. Хотя бы до отеля.       Переодевшись из концертного в повседневное, Юра мельком глянул на себя в зеркало. Между снующих туда-сюда музыкантов он увидел себя не сразу. А потом ужаснулся. Кажется, он за эти два месяца стал ещё сутулее…       Выходивший к поклонникам Миша вернулся первым из всех. Кому-то из состава приспичило поинтересоваться происходящим в зале.       — Фоткаются, автографы просят. Как обычно. У Дена кто-то интересовался, выйдет ли Женя… — Миша осёкся и немного испуганно посмотрел на Юру. Выматерился себе под нос и скрылся за шторой от греха подальше.       — Женя… Женя больше никогда не выйдет… ни к кому… — едва разборчиво пробубнил Юра, сжав пальцами крышку термоса, в которой уже минут десять остывал чай. По его поверхности разнеслись короткие волны от упавшей слезы.       — Всё хорошо, Юра? — послышался рядом ровный голос «Жени». — Почему ты плачешь?       Да, Женя научился быть похожим на человека. Он умел говорить и двигаться натурально, живо — естественно. Но только в определённых ситуациях, а именно в время репетиций, саунд-чеков и концертов. Всё остальное время он был бездушной машиной, действовавшей тупо по коду. Увидел слёзы — спроси причину. Увидел кровь — предложи помощь. Увидел радость — делай вид, что радуешься тоже.       В повседневной жизни робот говорил отрывисто, с паузой примерно в четверть секунды. Он буквально собирал фразы из слов, как картинку в пятнашках из кубиков или плиток. Юра знал, что это было в целях экономии энергии. И потому через силу привык.       — Я в порядке, — ответил он, едва не всхлипнув.       — Не сутулься, — робо-Женя коснулся его спины рукой и слегка надавил. — Выпрямись.       Юра отставил чай и сел полулёжа. Сил почти не осталось. Ещё и робот этот…       — Тебе нужна помощь?       — Если хочешь мне помочь — отстань от меня, — гаркнул Юра, метнув на робо-Женю озлобленный взгляд.       — Я тебя понял.       Оставшись в одиночестве, Юра достал телефон. Открыл диалог со Смольским. Быстро переговорив с ним о чём-то, убрал гаджет обратно в карман. Сел ровно и едва ли не залпом выпил весь чай, что был в крышке термоса. Горло приятно обожгло. Несколько мгновений тепла помогли Юре ненадолго забыть о том, о чём он думал последнее время.       Уже в номере Юра хотел позволить себе дать эмоциям волю. Но по итогу просто сидел на краю кровати, глядя в одну точку. Слёзы капали на бёдра, руки и помятую футболку. Ему хотелось кричать, но мешал робо-Женя. Юра не доверял ему настолько, чтобы биться перед ним в истерике, хоть и понимал, что ему абсолютно всё равно.       В дверь вежливо постучали. Юра прикрыл низ и ноги одеялом и разрешил войти тому, кто пришёл.       С позволения Юры робо-Женя сел рядом с ним. Посмотрел ему в глаза и чуть склонил голову набок — совсем как настоящий Женя. Юра с удивлением заметил, что движения робота были плавными, словно это был живой человек.       — Ты скучаешь? — речь тоже была почти живой. Не было глупых пауз. Были эмоции.       — Тебе какое дело… — фыркнул Юра, отвернувшись.       — Прости. Я просто хочу тебе помочь.       — Интересно, чем.       Робо-Женя пожал плечами. Нет, как бы он ни старался, ему ни за что не стать похожим на человека. Эта наивность…       Юра вытер слёзы и прерывисто выдохнул. Почувствовав осторожное прикосновение робо-Жени, вздрогнул, но не повернулся. Презрение и злость раскололись об осторожные поглаживания. Юра тихо заскулил, чувствуя, как лицо снова обжигают ручейки слёз.       Услышав скрежет Жениного шарнира, который обычно раздавался только тогда, когда он принимал новую для себя позу, Юра всё-таки посмотрел на него. Робо-Женя расставил руки в стороны и вопросительно смотрел на Юру. Чувствуя, что последняя нить спокойствия порвалась, Юра обнял робота и, прижав его к себе, горько заплакал ему в плечо.