Возлюби Дьявола своего

— Ну и воняет же у вас тут, — Сатору, заявившись без спроса, прошелестел внушительными крыльями, мирно складывая их сбоку от себя и проваливаясь в мягкость чёрного дивана, стоящего прямо напротив большого дубового стола. Стол был заставлен огромным количеством макулатуры — за ним же, как и по всему периметру просторной комнаты, возвышались многометровые книжные шкафы — в каких-то отделениях виднелись десятки и даже сотни одинаковых аккуратных папочек, пронумерованных и расставленных по алфавиту. — Это называется благовония, — сидевший за столом на каменном возвышении Сугуру, на секунду переставая водить по пергаменту перьевой ручкой, поднял глаза, окидывая изучающим взглядом белоснежное пятно, вызывающе выделяющееся в приятной темноте его рабочего кабинета, — к твоему сведению. Поправив роговую оправу тонких очков, он продолжил писать. — И как у тебя от этого смрада голова не болит, — проигнорировал его замечание Годжо, рассматривая до раздражения ровные папки на столе Гето. Никакого тебе творческого беспорядка, такого привычного самому Годжо — Гето сухой и бесстрастный, ни один мускул не дрогнет на его точёном лице. Сатору почти верит этому невозмутимому образу. — Моя голова болит от незваных гостей, заявляющихся по поводу и без, — слегка скривил нос Сугуру, на этот раз не отрываясь от пергамента. — Мог бы и сам почтить наши райские кущи своим присутствием, — с уловимой неискренней досадой парировал Годжо. Владыка подземного мира — и посреди светлых и нежных Небесных угодий, пугает чувствительных херувимчиков и вселяет ужас в бродящие по цветущим садам невинные души. Такие неожиданные сюрпризы вполне в его, Годжо, стиле. — Ещё чего, — коротко цыкнул Гето, — твои кущи обойдутся без меня. И, судя по количеству бездарно проводимого тобою свободного времени, без тебя. — Ах, — Сатору наигранно коснулся ладонью места, где в плену широких рёбер размеренно билась сердечная мышца, — до чего же ты циничный и занудный. Годжо знал адового Владыку не одну тысячу лет, чтобы верить в собственное лукавство. Может быть, тот и пытался выглядеть строгим и отрешённым, как ему и полагалось по небесному протоколу, но управляющая им сила была заключена в саторовских божественных руках. И во всех остальных частях его сотканного из света тела. — Я предпочитаю называть это серьёзным подходом к выполнению своих прямых обязанностей, — отчеканил Сугуру, в конце концов сдаваясь и откладывая очки в сторону — к стоящей в специальной подставке ручке, с кончика которой прямо в маленький деревянный резервуар стекали остатки чернил. Гето знал Хранителя райских кущ всё те же тысячи тысяч ночей, проведённых здесь, на самом краю бездны. И кто же из них был Дьяволом, если сам Дьявол сдавался в плен очарования светло-голубых глаз своего Господа? — Мог бы заняться чем-нибудь ещё более общественно полезным, — Годжо, обведя взглядом красивое бледное лицо, хмыкнул, пуще прежнего разваливаясь на диване. Закинув ноги на подлокотник, а одну из декоративных подушек — под шею, он немного поёрзал задницей, принимая удобное положение. С этими чёртовыми крыльями никогда не улечься с первого раза. Всё это время Гето молча сканировал его чернющими — подстать его должности и обстановке — глазами. — А ты только за тем ко мне и заявляешься, — его губы слегка искривились в демонической улыбке, а руки сложились на груди, словно в молитве, — Сатору. — Ну как же, — Годжо невинно улыбнулся в ответ, дёрнув подбородком в сторону небольшого кофейного столика у дивана, — на прошлой неделе, например, мы вполне целомудренно сыграли несколько партий в шахматы прямо на этом столе. — И ладья впилась тебе в задницу, когда ты оказался на нём же, — выгнул бровь Сугуру. — Или, вот, — снова проигнорировало его Божество, — когда ты-таки соизволил подняться на Небеса по срочнейшему бюрократическому вопросу. — Напомни, по чьему вопросу ты после пятиминутных, не стоящих моего присутствия дел с бумажками выстанывал моё имя так, что твоих бедных херувимчиков за стенами чуть не схватил инфаркт? — Гето сузил глаза, сильнее становясь похожим на дикого демона. — Чёрта с два я ещё раз заявлюсь в вашу грёбаную обитель света, они же сожрут меня с потрохами. — Подумаешь, трагедия, — легкомысленно фыркнул Сатору, — ты просто зануда, вот и всё. — Наглец, — Дьявол громко втянул ноздрями воздух, дёргая пахнущими сажей пальцами, — может, подпалить твои прелестные крылышки? — Тебе нравятся? — Годжо, сверкнув глазами, просиял, приподнимаясь и хвастливо разводя за спиной сильные крылья, покрытые нежнейшим белым пером. Бог, манящий, как Дьявол. Гето оскалился. — Чёрт с тобой, — отплюнулся он. — подойди. Медленно хлопнув пушистыми белёсыми ресницами, Сатору аккуратно завёл тяжёлые крылья за спину, двинувшись в сторону сидящего за столом Сугуру. Тот продолжал пожирать его ничего не выражающими глазами-безднами, но Годжо не провести подобной актерской игрой — ему достаточно было видеть, как высоко от растущего напряжения приподнимается грудь хозяина Преисподней при каждом вдохе. Где-то там внутри собирается в едином котле весь адов жар, до жадности манящий, требующий разделить его напалм на двоих, свариться заживо и, после, воскреснуть и вознестись. Сатору знает, как. Единственный, кто когда-либо смог дотронуться до этого тела, не обратившись в тот же миг в жалкую горстку пепла. — На кой ляд мне твои чёрты? — вздёрнул подбородок Годжо, касаясь ладонью чужого плеча. Сугуру выглядит, как льдина, но пылает жаром, как плюющееся искрами кострище. Сатору тут же чувствует, как внизу живота туго затягивается жгучий узел. Ему достаточно одной мысли о самой горячей части тела Гето, чтобы во рту единомоментно скопилась вязкая слюна, а тело прошибло дрожью предвкушения. Весь его. Целиком. Только в глупых людских россказнях Дьявол и Бог бесконечно воюют между собой, в реальности же эти двое сливаются в единое целое, забывая на это время о своих диаметрально противоположных предназначениях. — Слишком мелко для Его Небесного Величества? — хмыкнул Гето, ловя его руку и поднося к своему лицу. Касаясь сухими горячими губами тыльной стороны, разворачивая и целуя его ладонь. Сначала невесомо, едва касаясь кожи на границе с запястьем, затем поднимаясь выше, смачивая губы слюной и тут же тоненько дуя на увлажнённую кожу. Мурашки разбегаются по телу Сатору, он двигается ближе, вжимаясь в спинку разделяющего их с Гето кресла, чувствуя собственное распирающее божественное одеяние возбуждение. Но Сугуру наслаждается томным мучением, растягивая Годжо, как остающийся во рту тающим послевкусием десерт. Он проводит языком по основанию его пальцев, один за одним, слегка проникая между, заставляя Сатору вздрагивать от желания и немедленно хотеть большего. Хотеть этот язык во всех возможных смыслах и вариациях, горячий и влажный, глубоко проникающий, мягко оглаживающий и делящийся слюной и вкусом. Невыносимый, варись он заживо в котле. — Так в ком же ты нуждаешься? — Гето обернулся, ловя подёрнутый возбуждением взгляд ангельских глаз, олицетворяющих собой чистоту, непорочность и святость. Сугуру вытрахает из него эту небесную дурь, окутав всё его тело въедливыми ароматами благовоний и собственным мускусным запахом низменных животных желаний. Обитель Сатору выше на несколько десятков тысяч метров, но сегодня он будет снизу — стонать и извиваться под весом своего Дьявола. За тем и пришёл. — Во Владыке всего подземного царства, демонов, суккубов, прочей дряни и моей задницы, — торжественно выдохнуло белокурое Божество, обжигая горячим дыханием заострённое ушко Гето. Волосы его были собраны атласной лентой в тугой хвост на самой макушке меж двух загнутых костяных рогов, и Годжо позволил себе вольность — свободной рукой огладил одно из них, после чего потянул за кончик чёрной ленточки, сливающейся с цветом густых волос, тяжело осыпавшихся на спину Дьявола. — Какая дерзость и пошлость, — хрипло усмехнулся Гето, а после погрузил саторовский указательный палец во влагу своего рта. Жаждая ответить не менее дерзко, Годжо прикусил язык, проглатывая рваный выдох — головка напряжённого члена неприятно тёрлась о шёлковую ткань, увлажняя её выделяющейся смазкой. Сатору мог сколько угодно играть с Сугуру в эти игры, но укрощать и доводить до исступления Дьявол умел в совершенстве, недоступном возвышенному существу, созданному ему в противовес. Вытащив пальцы — Сугуру уже обхватил второй, пошло причмокивая и посасывая, — Сатору ухватился за тонкое одеяние на его плечах, спуская ткань вниз и обнажая верхнюю часть тела демонической сущности, заставляя Гето сдвинуться вперёд, отталкиваясь от спинки кресла. Провел ладонями по широким плечам, спускаясь ниже, к локтям, и вновь поднимаясь вверх, к задней части шеи, обхватывая копну чёрных волос и перекидывая её к груди. Повёл ладонью по горячей спине, ощущая выпирающие косточки позвонков и, тут же, рядышком, два толстых неровных шрама, начинающихся вместе с лопатками и идущих почти до самой сугуровой поясницы. Крылья. Здесь когда-то были удивительной красоты чёрные крылья, такие величественные и огромные, что даже сам Сатору мерк на фоне его великолепия. Неудобное расположение Гето не позволило Божеству коснуться уродливых шрамов губами, словно извиняясь за случившееся многие тысячи лет назад, когда Сугуру был изгнан с Небес, как падший ангел, лишён своего небесного сана, крыльев и был наречён Владыкой всех низших земель и расползшихся по ним тварей. — Красивый, — выдохнул Годжо, касаясь по-ангельски целомудренным поцелуем его макушки. — Дьявольски. Сугуру схватил его руку, заводя вперёд, к себе, устав от затянувшихся игр. На секунду впиваясь в раскрасневшееся от прильнувшей к щекам крови лицо, вновь грубо дёргая, роняя на собственные колени и терзая требовательным поцелуем нежность пухлых губ, почти сразу по-хозяйски проникая внутрь его рта языком. Руки Дьявола скользили по податливому телу, проникая под одежду, оглаживая горячий торс, напряжённые мышцы пресса и, чуть ниже, вставший влажный член, призывно дёргающийся, откликающийся на грубую ласку. Сугуру проследовал пальцами вниз, проходясь мягкостью подушечек по нежной коже мошонки, обхватывая ладонью яйца, слегка сжимая — буквально на несколько мгновений. Снова спускаясь ниже — туда, где в предвкушении предстоящих ласк туго сжалось колечко мышц, тысячи раз до этого раскрывающееся для внушительного в своих размерах члена Гето, пускающее его внутрь, будто бы созданное специально для его возбуждения — настолько приятно вокруг сжимались горячие стенки, пропуская Сугуру в желанное тело. Но пока это был лишь палец — размазав по своему указательному солоноватую влагу чужого предъэякулята, Гето аккуратно ввёл его внутрь, делая маленькую передышку после погружения каждой фаланги. Слегка покружил внутри, дойдя до максимальной глубины, продолжая вылизывать рот подёргивающегося от прилива жара Сатору, едва ощутимо насаживающегося на его палец и явно жаждущего большего. Найдя нужную точку, Сугуру, без лишних сантиментов, надавил на неё, наслаждаясь отрывистыми стонами Божества, вибрирующими прямо в его рту. Сделав несколько глубоких, насколько ему позволяла длина его пальца, фрикций, Гето резко убрал руку, и Годжо заскулил, ощущая сокращение собственных мышц вокруг пустоты. — Посмотри на себя, — расплылся в довольной улыбке Сугуру, — течёшь на коленках у Дьявола, как нуждающийся в хорошей порке суккуб. Но Сатору не был бы собой, если бы не усмехнулся в ответ, вновь обхватывая губы Сугуру своими — больно прикусывая, почти до крови впиваясь в него зубами. Гето шипит, довольный его сопротивлению — никакой суккуб не приносит подобного удовольствия. Секс двух Высших, на равных, имеющих возможность уничтожить друг друга, тот же час обратив в пепел или снеся голову, но раз за разом выбирающих наслаждаться телами друг друга, вбирая в себя всё до последней капли. — На колени, — скомандовал Сугуру и Сатору почувствовал, как слабеют собственные только от одного низкого тягучего голоса, требующего от него послушания. Сатору хочет быть послушным мальчиком, а потому, мимолётом одёрнув свои одежды, спускается на пол, удобно устраиваясь между широко разведённых ног Сугуру. Облизывается, глядя на вздёрнутое на месте паха одеяние, призывно торчащее и жаждущее быть обласканным. У Годжо тоже нет сил медлить — подбираясь ближе и начисто забывая про чистоту своих белоснежных одежд, он касается чужого члена рукой, обхватывая его через шёлк, ощущая сбивающий дыхание жар, исходящий от него. Представив, как правильно и горячо тот будет ощущаться внутри него, Сатору нетерпеливо сглатывает, обрушивая на крупную головку нежные поцелуи, даже сквозь ткань ощущая солоноватый привкус чужого возбуждения. Пальцы Сугуру, лежащие на бёдрах, подрагивают, и Годжо ухмыляется собственной манящей привлекательности, заставляющей Владыку всего Подземного Царства терять терпение, жаждая только самого низменного и грязного. И Сатору хочет того же — лижет широкими мазками, удерживая себя от прямого прикосновения с практически плавящейся кожей, желая помучать, отплатить за ощущение той мерзкой пустоты, когда Сугуру, нагло подразнив его простату, как ни в чём ни бывало покинул его тело, лишив Божество возможности утонуть в оглушительном оргазме. Дьявол нетерпелив, запускает пятерню правой в белые пряди, минуя нимб надавливает на затылок, сначала почти нежно, но, через пару размашистых мазков языка Сатору, с утробным рыком прижимает ангельское лицо к своему члену, одновременно с тем ударяя бёдрами. В этот момент Годжо и в самом деле ощутил себя самым настоящим суккубом — низменным существом, созданным из похоти и жажды ублажить и самому получить до смерти необходимое удовольствие. Сугуру профессионально выносил мозги всем, что имел в своем арсенале — низкий, чуть хриплый голос, узловатые пальцы, одинаково элегантно смотрящиеся на красивых перьевых ручках и саторовском члене, тонкий нос, разрез узких глаз, почти полностью залитых непроницаемой чернотой, за которой — только Сатору дозволено это видеть, — пляшет целая рота голодных чертей, сильные мясистые бёдра, идеального размера и формы член, покрытый крупными взбухшими венами, копна чёрных волос, огибающая такие же чёрные блестящие рога и волнами спускающаяся по его спине и плечам, и даже неровные линии шрамов на спине — всё в этом мужчине заставляло Сатору трепетать. Вновь и вновь оказываться в его кабинете, покоях, мрачных коридорах подземной обители — месте его жительства. Взывать к себе — нарушать все мыслимые и немыслимые правила, пугая бедняжек херувимчиков, боящихся даже хлопнуть крошками-крылышками в присутствии самого Темнейшего. Слышащих, какие звуки грёбаный Дьявол вытрахивает из их Божества. Сатору плевать. Сатору знает Сугуру слишком давно, чтобы быть уверенным в том, что тот ни за что и никогда не причинит ему боль. Не ударит ножом в спину. Никогда не вернётся к разговору о срезанных наживую крыльях, о собственном изгнании, о боли, что поселилась в его душе. Сугуру знает — у Сатору не было выбора. В конце концов, с ним не случилось ничего из того, к чему он не был готов. Но Сатору не был готов потерять его навсегда. Именно поэтому он здесь — облизывает его член, как самое вкусное угощение, и Годжо действительно променял бы любые сладости на распирающее чувство возбуждённого члена Гето в своем рту. Пусть он будет тысячу раз извращенцем, но Гето в образе Дьявола нравится ему даже больше, чем в роли своей кроткой правой руки. Перед таким Гето хочется стоять на коленях, высунув язык, как собака, истекая слюной и смазкой, скуля и прося о более разнузданных ласках. Сугуру, прикусив от нетерпения губу, отдёрнул свои одежды, обнажаясь, продолжая удерживать Сатору за волосы на затылке, почти насаживая беловолосого на свой член. Не противясь чужой грубости, Годжо обхватил головку губами, пуще прежнего ощутив чужой жар, на пробу проходясь языком, лаская нежную кожу и щёлку уретры. Гето довольно промурчал, вновь вскидывая бёдрами, заставляя Годжо брать глубже, проходится колечком губ по всему стволу. С непривычки ощутив, как от слёз увлажнились белёсые ресницы, Сатору замедлился, плавнее принимая член в себя, добавил руку, проводя сжатыми в кольцо пальцами по основанию, одновременно с тем насаживаясь всё глубже. Второй рукой Сатору прошёлся по гетовским бёдрам, щекоча кончиками пальцев по внутренней стороне, поднимаясь выше, к тяжёлым налитым яйцам, касаясь и поглаживая, стараясь избегать резких движений, дабы не причинить ненужную боль. Одновременная стимуляция члена и яиц сводила Гето с ума, Сатору насаживался по самые гланды, постепенно наращивая темп, то полностью отстраняясь от члена Дьявола, смыкая губы на самом кончике его головки, то вновь заглатывая по самое основание, одновременно с тем сжимая яйца, словно пытаясь выдоить из них всё, что там было. — С-с-сатору, — прошипел Гето, удерживаясь от того, чтобы не начать долбиться в чужое горло в сумасшедшем темпе — просто уложить Божество на спину, смяв белоснежные крылья, оседлать его грудь и вбиваться размашистыми фрикциями в гостеприимное горло, но Сугуру лишь сильнее смыкает пальцы на чужом загривке, начиная грубее и беспорядочнее толкаться в рот Годжо, — чёрт бы тебя побрал. Годжо распалился — собственный член болезненно ноет, подбородок вместе с яйцами Гето залит слюной, язык быстро скользит по вздутым венам, то возвращаясь к щёлочке уретры, то облизывая горячий ствол, словно леденец. Сугуру больно цепляется за его волосы, подаваясь вперёд, почти складываясь пополам, касаясь подбородком затылка Сатору, удерживая его глубоко надетым на собственный член — Гето чувствует, как судорожно сжимается чужое горло, принимающее в себя стекающую в него сперму. Несколько финальных фрикций и Сугуру позволяет Божеству отстраниться, откашляться и смахнуть прилипшие ко лбу влажные волосы. Его лицо горит, ресницы мокрые от слёз, а губы так чертовски маняще опухли от очередного крышесносного минета, что хозяин Преисподней, едва успев бросить на них взгляд, ощущает, как вновь напрягается слегка опавший после оргазма член. Опухшие и покрасневшие, истерзанные сначала поцелуями, больше похожими на покусывания диких зверей, а после — широко распирающим их членом, с подтёками спермы, испачкавшей один из уголков и стекшей на подбородок, приоткрытые — Сатору всё ещё тяжело дышит, переводя дух. Это выше гетовских сил — он тянет блондина на себя, касаясь припухших губ языком, пробуя на вкус самого себя, облизывает, вбирая, посасывая и проникая внутрь, медленно и нежно, словно не он мгновение назад таранил этот рот своим членом. — Тебе идёт, — тихо усмехнулся Сугуру, отрываясь. — Что именно? — Сатору приподнял бровь. — Твой член в моём рту? — Быть таким, — Гето хмыкнул, — порочным. Видели бы тебя твои херувимчики. — Не знал, что тебе по душе вуайеризм, — подколол его Годжо, утирая рот рукавом. — В следующий раз можешь позвать своих суккубов — пускай смотрят, как ты вытрахиваешь из меня всё святое. Сугуру шумно выдохнул. Слушать подобные пошлости изо рта Хранителя райских кущ было чем-то невыносимым. Возбуждающим. Притягательным. Убийственным. Сугуру поднялся, вырастая. Они были одного роста — его рога заканчивались аккурат на уровне светящегося над головой Сатору нимба, всюду следующего за своим хозяином. Гето вновь притянул Божество к себе для мимолетного поцелуя, а после, резко развернув, нагнул его животом на прохладное дерево стоящего перед ними большого письменного стола. Годжо, не сопротивляясь, устроился поудобнее, складывая крылья на бок и упираясь ладонями в мебельную поверхность. Долго ждать не пришлось — Гето нетерпеливо дёрнул полы светлого одеяния, опускаясь на колени. Несколько мгновений любуясь слегка покрасневшей от недавней стимуляции сокращающейся дырочкой, жаждущей как можно скорее принять в себя член Сугуру. Но это — после, сначала — нежные поцелуи, обрушившиеся на кожу напряжённых бёдер и ягодиц, очаровательно краснеющих после даже самого мимолетного контакта. Гето впивается в них пальцами, разводит, покрывает яркими отметинами, видя, как Сатору дёргает текущим членом, изнывая от желания быть наполненным. — Трахни меня, — подтверждает мысли Гето просящий голос Годжо, — языком. Сугуру не нужно просить дважды. Он едва уловимо обводит сжатое колечко кончиком языка, но Сатору вздрагивает, как от удара током. Чувствовать горячее дыхание Гето прямо на своём входе, ощущать влагу его языка, пальцы, жадно мнущие бёдра и задницу, блуждающие, ласкающие и впивающиеся в нежность бархатной кожи… Сатору приглушённо стонет, пошло ведя задницей, прося и умоляя о большем. И Гето даёт ему больше — лижет, смазывая анус своей слюной, проводит по кругу, утыкаясь кончиком в отверстие, плюётся, сразу же размазывая влагу по всему входу и опускаясь вниз, слегка прихватывая ртом яйца и оставляя влажные следы на покрывшейся мурашками коже. Снова поднимается выше, к пульсирующей дырке, прижимается языком, опаляя дыханием, на пробу вводит внутрь самый кончик — и Годжо плавится, растекаясь по столу, шумно и рвано вдыхает, думая только об одном. Язык Гето в его заднице. Чёртов Дьявол. Сугуру шире разводит его ягодицы, приоткрывая вход, вновь толкается языком, на этот раз требовательнее и глубже, оглаживает стеночки изнутри, заставляя их расслабиться и раскрыться. Ритмичными движениями продолжает вбиваться, ловя ушами чужие стоны — собственный член мучительно дрожит, требуя оказаться внутри потрясающе тугой дырки, но Гето хочет смягчить Годжо настолько, чтобы сразу вбиться по самое основание. — Вста…вь, — рвано требует Годжо, насаживаясь на его язык, но Гето продолжает вылизывать колечко мышц, одновременно с тем массируя чужие яйца. Приставив к языку большой палец, Сугуру медленно погрузил его внутрь, разводя стенки и мягко раскрывая сокращающийся от удовольствия анус. Дьявол планирует трахать Божество до рассвета, и ему придется взять в себя всё, что Темнейший даст ему за это время. Годжо срывается на непрекращающиеся стоны и Сугуру знает — коснись он чужого члена и Сатору тут же изольётся в его ладонь. Эта мысль не даёт ему покоя — одним лишь языком и стимуляцией в виде пальца Гето довёл его до такого мучительного состояния. — Хочешь кончить, ангел? — Сугуру отрывается от его задницы, оставляя внутри только палец. — Пожалуйста, — судорожно шепчет Годжо и Гето чувствует, что он на пределе. Вновь проникая языком в его распухшее отверстие, Сугуру обхватывает изнывающий член, сразу и резко проводя по нему сжатыми в кольцо пальцами. — Чёрт, — выдыхает Сатору, подмахивая бедрами и обильно кончая, пачкая вязкой жидкостью гетовскую руку. — Дьявол, — поправляет его Сугуру, отстраняясь и давая Годжо отдышаться. Божество обмякает, едва удерживаясь на ногах, но это — фикция, Сугуру знает — ещё несколько минут и беловолосый вновь затребует заполнить его чем-нибудь, доводя до исступления. Невыносимый. Но Гето знает, как вытрахать из него всю придурь. Гето знает его вдоль и поперёк — снаружи и изнутри. Каждую точку и каждый сантиметр этого восхитительного тела, где нужно поцеловать, полизать и надавить, чтобы Годжо растёкся по его телу, не в состоянии связать даже два простых слова. Сугуру смазывает припухшую от стимуляции дырочку семенем Сатору, испачкавшим его ладонь, проталкивая сразу три пальца внутрь, ощущая пульсацию расслабленных мышц и их готовность принять в себя Гето целиком. Поднимается на ноги, окончательно сбрасывая чёрные шелка под ноги — ему не хочется, чтобы что-то мешало его коже соприкасаться с бархатной кожей Сатору. Скользит ладонями по раскрасневшимся бёдрам, закусывая губу, ловит затуманенный взгляд объевшегося удовольствием Божества, размазанного по его рабочему столу, приставляет налитую кровью головку к смазанному всеми возможными жидкостями входу… Годжо стонет, принимая в себя его член, ощущая, как плавно, но глубоко погружается в него чужая возбуждённая плоть, как касается ягодиц горячее тело Гето, легко шлёпая кожей о кожу. Надавливая, нависая, наклоняясь к саторовской спине, касаясь губами основания крыльев, напрягшихся от возбуждения и разлитых по божественному телу ощущений. Выцеловывая каждый позвонок между ними — ощущая, как сильно Годжо сжимается вокруг него, словно не желая выпускать Гето из себя. Сугуру двигается на пробу — толкается, не выходя, заставляя тело Сатору трястись и покрываться мурашками, попадая головкой ровно в то место, от которого прямо на дерево стола изо рта Годжо бесконтрольно стекают слюни. — Хороший мальчик, — тихо мурчит Сугуру, касаясь губами уха Божества и тот тает пуще прежнего, самостоятельного подмахивая бедрами. — Так нравится ощущать мой член внутри? — Нравится, — хрипит Сатору, не в состоянии удерживать диалог. — Непорочный Хранитель райских садов, — с насмешкой произносит Сугуру, вытаскивая член наполовину и снова вбиваясь внутрь. — Растягивается на члене Дьявола, будто бы Небеса создали его для этого. — Глубже, — просит Годжо, игнорируя чужую издёвку. В эту минуту ему кажется, что если у него и было божественное предназначение, то оно действительно заключалось в том, чтобы принимать в себя Сугуру, плавясь в жаре их совместного удовольствия, гармонично складываясь в единое целое — этакий Инь и Ян. Гето вбивался глубже, выходя на полную, заставляя Сатору поскуливать от пустоты и отсутствия стимуляции, дразня его вход влажной головкой, слегка растягивая, проходясь по всей расщелине, кружа вокруг и лишь после, когда Годжо, шипя и моля, начинал пытаться насаживаться на его член, великодушно входил, растягивая оттраханные стеночки. Сатору терялся и тонул в накрывающем его удовольствии, ощущая только горящий внутри комочек простаты и как плавится кожа под пальцами ласкающего его Сугуру. Его крылья взмыли вверх, напрягаясь вместе с мышцами спины, вмиг становящимися каменными, Годжо порывисто вцепился пальцами в дерево стола, ощущая, как громкие стоны собираются в его горле, готовые вырваться вместе с накрывающим его оргазмом. Парочка грубых, глубоких фрикций, звуки влажных шлепков кожа о кожу, распирающий изнутри и неистово пульсирующий, будто бы увеличивающийся прямо в нём член Гето, почти на пределе вытрахивающий из Сатору последние крупицы его непорочной души… Божество стонет, срываясь на крики и это — лучшая музыка для ушей Дьявола, яростно вбивающего в него собственный оргазм. Сугуру кончает, Сатору чувствует, как глубоко внутри него разливается огнём и пульсирует чужой член, кажущийся вдруг таким внезапно необходимым и нужным. Годжо не хочет, чтобы Гето покидал его тело, и Гето не торопится — уткнувшись в чужую спину, он сходит с ума, изливаясь внутрь своего Божества. — Мой, — хрипит он сквозь оргазм и Сатору не смеет с ним спорить. — Мой Бог. К утру Сатору успеет принять быстрый душ, отмывая тело от признаков бурной ночи, оставляя на своей коже только алые кровоподтёки — метки Сугуру, которые можно было бы и убрать за полсекунды, но Годжо хочет каждое мгновение видеть, кому он принадлежит. После чего — поднимется на Небеса, облачится в новое одеяние, закинув старое в утиль, порванное и пропитанное их с Гето удовольствием, негодное для дальнейшей носки, как и все предыдущие, испорченные Сугуру в порыве страсти. Перекусит чем-нибудь сладким — восстановит потраченные силы, — и приступит к выполнению своих прямых обязанностей, кажется, именно так называет их деятельность господин Дьявол. Но — где это видано, скажите? — каждую свободную минутку будет думать о том, как бы поскорее сбежать в обитель Ада, в объятия его персонального хозяина Преисподней. А херувимчики, приходящие в ужас от одного только упоминания Сугуру… херувимчики переживут.