Рассыпанные спички

Вечерело. Лёгкий ветер приносил прохладу, шелестя листвой в кронах деревьев. Ещё было не так темно, но пионеры уже начали разбредаться по домикам. Сегодняшний вечер в "Совёнке" был на удивление тих - видимо, у ребятни отпало желание шуметь на фоне недавнего взрыва у памятника и этих поисков Шурика... Сгущающийся сумрак и непривычное затишье не пугали меня. Наверно, я в принципе не особо интересуюсь тем, что за обстановка вокруг - главное, чтобы никто не сбивал меня с моих собственных мыслей. Так что пока окончательно не стемнело, я предпочёл пройтись. Не бетонированными дорожками основных лагерных маршрутов, а под сенью берёз и сосен вдоль ограды лагеря - благо тропинок на территории хватало. Я шёл не торопясь. Впереди, среди деревьев показалась сцена - тёмная и пустая, словно выброшенная на морской берег раковина. В этот час ни один пионер не сидел даже на зрительских местах. И чем ближе я подходил, тем чётче слышал громкий монолог рассерженной Ольги Дмитриевны в её домике, который оказался от меня по правую руку. - Я тебя спрашиваю, сколько это может продолжаться?! У меня же ни дня спокойного из-за вас нет! Ты думаешь, мне легко следить за всеми??? Вас больше пятидесяти человек, а я одна! У меня забот выше крыши, а вы с Ульяной подваливаете и подваливаете мне новых! Я для чего вас вместе поселила?!! Чтобы на тебя повлиять! Чтобы сознательность в тебе пробудить! Чтобы ты была старшим товарищем для Ульяны! А где, в какой книге ты видела, чтобы старший товарищ вёл себя как ты??? Где ты видела, чтобы взрослый человек устраивал взрывы просто так?!! В нашей стране так не делают! А твои выдумки?!! А взломы столовой?!! Сколько всё это будет продолжаться?!! Голос вожатой поднимался всё выше и выше, становился всё твёрже и яростней. Её наверняка было слышно до самой площади. Странно... Обычно Ольга Дмитриевна не склонна так сильно злиться. Даже на Алису Двачевскую. - А теперь ты молчишь! Теперь ты у нас первая тихоня в лагере! Почему сложно быть такой всегда??? Иди к себе и думай о своём поведении! И учти: в следующий раз простой чисткой памятника ты у меня не отделаешься! Коротко, зло хлопнула дверь. Торопливые шаги на дорожке. Тонкая, точёная фигура пионерки быстро миновала кусты сирени, направляясь к сцене. Её полное молчание казалось зловещим. Я представил, каково ей было там, у Ольги Дмитриевны. Одной. Сам я особо не нарушал дисциплину - но всё же получил пару замечаний за отказ от общественной работы (когда просто искал уединенья). Какая же ерунда по сравнению с тем, через что сейчас прошла Алиса... Взрыв взрывом, но не слишком ли сурово наказание? Она ведь и впрямь уже убралась за собой. Выйдя к сцене, Алиса зашла за её строение. Присела, зашарила руками по треснувшей штукатурке, что-то достала из-под неё. Выпрямилась, прислонилась к стене боком, спиной ко мне. Я вспомнил, как вчера она одна играла здесь на электрогитаре. Придя вечером, она долго сидела, свесив ноги с края сцены и словно бы ожидая кого-то. Сгустились сумерки, все собрались на площади, началась дискотека, а Алиса всё ещё оставалась на сцене. То играя, то просто сидя с потерянным видом и поглядывая в сторону площади. Мне было интересно, кого же она всё-таки ждёт. Танцы я тоже не любил. И потому со своего укромного места среди деревьев видел, что вплоть до окончания дискотеки никто так и не пришёл. Я зашёл за сцену. Теперь я был за спиной у что-то отчаянно трясущей в руках девушки. - Ты в порядке? - спросил я. Алиса вздрогнула и резко обернулась. Изо рта у неё торчала незажжённая сигарета, в руках был исчирканный коробок спичек. А это уже очень лихой залёт! Если её с этим поймают, сегодняшний выговор покажется ей лишь лёгким замечанием. Обратившись ко мне, её растерянный взгляд потяжелел. - Чего надо? - резко спросила она, вынув изо рта сигарету. - Да ничего. Она снова прихватила сигарету губами. - Поржать пришёл? - Нет. Чиркнула спичкой. Ещё раз. Ещё раз - и снова безуспешно. - Врёшь! Всем сейчас лишь бы поржать надо мной! Её голос заметно дрожал. Кое-кого в лагере и впрямь ободрила бы сцена того, как Алиса получает по заслугам. - Я не такой как все. Она посмотрела на меня с удивлением. Отбросила стёршуюся спичку, достала новую. Язвительно сказала: - Ну так купи себе медаль! Снова несколько раз безуспешно чиркнула. Бракованная сера просто осыпалась, не высекая огня. - Зря она так с тобой, - сказал я. - Думаю, ты такого не заслужила. У пионерки нервно дрогнул уголок рта. Взгляд стал каким-то другим. - Я думаю, это всё из-за Шурика, - продолжил я. - Ольга Дмитриевна просто очень переживает за него и поэтому злится сильнее. Алиса раскрыла коробок, попыталась достать новую спичку. - Жаль, что ты... попала под этот удар. Тебе тяжело пришлось... наверно. Неожиданно коробок порвался в её руках. Алиса охнула, резко подалась вперёд, ловя спички, и сигарета выскользнула у неё изо рта, шлёпнувшись на землю. Девушка испустила страдальческий стон и присела, сгребая спички в одну кучу. В её возгласе было столько внутренней боли и отчаяния, что я как-то машинально присел рядом и стал ей помогать. Я столько раз видел её издалека: в столовой, на пляже, на сцене... на площади... за сценой... Мог ли я ожидать, что впервые за эти дни в "Совёнке" мы окажемся так близко друг к другу, что будем соприкасаться лбами? Впервые за все дни я не чувствовал свою компанию неуместной. Движения Алисы стали какими-то вялыми. Собранные спички сыпалась из её дрожащих рук. Склонив голову, глядя в землю, Алиса всхлипнула. Покачнувшись, она ткнулась макушкой мне в плечо и... затряслась в тихих рыданиях! Долгая "воспитательная работа" вожатой, эта неприятность за сценой и несколько дней прочих волнений всё-таки доконали её. Алиса Двачевская, нахальная хулиганка, непокоримая гроза и суровая мощь лагеря "Совёнок", к которой я, по идее, никогда не должен был подойти... чисто по-женски плакала от того, что ей пришлось вынести. Я никогда не был особо эмоционален, но тут сердце у меня сжалось в тугой болезненный комок. Горло словно захлестнула петля. Что со мной? Переживал ли я прежде что-то подобное? Как прекратить это мучительное мгновение? И... как прекратить то, что переживала сейчас Алиса?.. Всё, что мне оставалось - это аккуратно, страшась лишнего давления, положить руки ей на плечи и мягко придвинуть к себе, чтобы ей было удобнее. Она ничего не говорила. Уткнувшись мне в плечо, обняв меня в ответ, она просто выпускала из себя всё то, что гнало её через сумеречный лес к тайнику с сигаретами. Я, тихоня и затворник, никогда не должен был подойти к Алисе. У нас не было ни единой точки соприкосновения. Но каждый день в столовой я предпочитал садиться так, чтобы видеть именно её.