Великий

      Иногда Тав жалеет, что помогла Астариону провести ритуал.       Сейчас, шагая в сторону бывшего кабинета Касадора, она хочет верить, что застанет Астариона за письменным столом среди кипы бумаг. Тав замирает перед дверью и делает глубокий вдох, прекрасно понимая: она увидит что угодно, но только не это.       Опустив ручку и потянув её на себя, Тав заглядывает в щель. Астарион действительно сидит, но не за столом, а на нём. Сидит летучей мышью напротив зеркала, и Тав замечает его отражение: широкие кожистые крылья, острые уши торчком, округлую грудку и…       Тав передёргивает.       Лицо Астариона. У него никак не получается перевоплотиться полностью.       Сложив крылья, он вразвалку шагает по столу, цокая тонкими коготками, и запрыгивает на раскрытый толстый фолиант, хмуря брови.       Тав бесшумно закрывает дверь.       Ну почему вампиры превращаются в летучих мышей, которых она терпеть не может? Почему нельзя превращаться в котов или бабочек?       Когда Тав помогала ему провести ритуал, она рассчитывала увидеть, как на мир опустится тьма и солнце утонет в багряной крови. Но тонул пока лишь Астарион, и не в крови — в вине.       Тав убеждает себя, что ему просто нужно время, нужно отдохнуть, насладиться свободной жизнью, роскошью, силой — всем, чего он был лишён две сотни лет. Да и новые способности, как выяснилось, даются не просто так, их нужно оттачивать и совершенствовать. Вот как с обращением в летучую мышь.       Тав с содроганием вспоминает первые попытки, когда Астарион превращался наполовину: то у него вместо рук были крылья, то получались лишь уши, то всё выходило хорошо, кроме головы, которая оказывалась слишком большой и перевешивала маленькое тельце, и Астарион лежал, уткнувшись лбом в кресло, ругался и недовольно ворочал крыльями и лапами.       Со зловещим туманом тоже было не всё так гладко — у него каждый раз были ноги.

***

      Когда Астарион наконец осваивает новые способности, Тав надеется, что он наигрался и теперь-то займётся делом. Хотя бы обратит тех слуг, что верно ему служат и жаждут обрести вечную молодость. Или подумает над тем, что делать с вампирами из ковенов, с которыми сотрудничал Касадор. Или устранит всех охотников на монстров в округе.       Но нет.       Поэтому во время очередного роскошного бала, смотря на то, как Астарион гордо выпячивает грудь и задирает подбородок, слушая его театральный смех и напыщенные речи, Тав едва сдерживается, чтобы не ляпнуть: вот этот господин в дорогом и вычурном камзоле, этот вылощенный красавец, он вчера летал в облике летучей мыши по дворцу, врезался в стену и распластался на ковре, возмущённо попискивая и шипя. А неделю назад Тав бегала за ним с подушкой в руках, подстраховывая от падений, и чудом спасла от Тары, приехавшей вместе с Гейлом в гости, которая накинулась на него и чуть не растерзала.       Всё это было бы даже забавно, умей Астарион грамотно распределять время между баловством с новыми способностями, балами, разбором документов и планами на будущее. Но он лишь наслаждался ролью могущественного вампира, пока Тав пыталась уладить все насущные проблемы: оформляла бумаги, позволяющие Астариону законно занимать дворец, закрывала долги Касадора и прочее, прочее, прочее.       Каждый раз, стоит ей заговорить об этом, он отмахивается, говоря, что у них впереди ещё целая вечность, и не нужно сейчас забивать этим голову.

***

      — Это — моё, — с улыбкой говорит Астарион, поглаживая обитые деревом стены. — Это — моё. — Он сжимает и разжимает пальцы, унизанные перстнями.       Астарион оборачивается, услышав недовольный кашель, и замечает Тав. Лукаво сощурив глаза, он плавно подходит к ней и прижимает к себе.       — И это… моё.       — Это тоже твоё, — сухо говорит она, ловко уворачиваясь от поцелуя, и хлопает ему по груди ворохом бумаг.       — Что это?       — Налоги.       Астарион беспомощно моргает, будто впервые услышав это слово, затем хмурится и, недовольно скривив губы, исподлобья смотрит на неё.       И вот опять. Опять Тав пытается вбить ему в голову, что и для праздности у них есть целая вечность, а некоторые дела нужно решать незамедлительно, но Астарион и слышать об этом не хочет. Не найдя весомых аргументов в своё оправдание, он обращается в летучую мышь, у которой снова не получается лицо, и, покачнувшись, вылетает из комнаты.       Тав надеется, что он расшибётся по дороге. Или ударится так, что что мозги наконец встанут на место.

***

      Только под конец дня Тав понимает, что не видела Астариона несколько часов. Может, и правда убился? Летает-то он до сих пор паршиво.       Она бродит по коридорам, заглядывает в каждую комнату, но его нигде нет. Позабытое чувство волнения толкается в груди, и от отчаяния Тав забирается на чердак. Там, под потолком, она видит мирно спящую летучую мышь. Тав с облегчением выдыхает, подходит к ней ближе и спокойно объясняет Астариону важность его положения. Говорит, что она устала разгребать дела в одиночку, и, может, стоит найти хорошего адвоката ей в помощь, раз Астарион так не хочет со всем возиться. Но он молчит.       — Астарион, перестань, — с нажимом просит Тав. — Я же всё объяснила.       В ответ — ничего. Тишина.       — Ты можешь понять, — с трудом сохраняя крохи терпения, произносит она, — что от твоего молчания лучше не становится?       — Репетируешь разговор со мной?       Тав слышит голос за спиной и оборачивается.       Она смотрит на ухмыляющегося Астариона, стоящего в дверном проёме, затем оцепенело — на летучую мышь у потолка. Снова поворачивается к Астариону. Тот, заметив её собеседника, округляет глаза. Тав готовится услышать смех, но вместо него слышит оскорблённый голос:       — Ты серьёзно? Она совсем на меня не похожа! Ты посмотри на её глупую морду.       — У неё хотя бы морда есть, Астарион.

***

      Он не разговаривает с ней несколько дней.       Тав не особенно против.

***

      — Когда ты укутаешь мраком город ради своих детей, как обещал, — начинает Тав одним вечером, склоняясь над столом, — мы все заплачем. В лучшем случае от смеха.       Она смотрит на спящую летучую мышь, рядом с которой лежат перевёрнутый бокал и квитанции в винных пятнах.       Когда Тав помогала ему с ритуалом, она определённо ожидала чего-то другого.       Она осторожно складывает на грудке его крылья, борясь с отвращением, и аккуратно кладёт размякшее тельце на ладонь.       — Если я тебя сейчас засуну в коробку и брошу в Чионтар, что ты будешь делать? — ласково спрашивает она, серьёзно размышляя об этом.       Она жалеет, что позволила Астариону провести ритуал. Но ещё больше она жалеет о том, что, поддавшись на чужие уговоры и разумные речи, самолично не захватила этот долбаный мир полгода назад.