Когда ты умрёшь, я заменю тебя

Они не виделись две недели, но Кристиане казалось, что прошел месяц, а то и год. Они обнялись, плотно прижавшись друг к другу, Кристиане даже показалось, что у неё затрещали рёбра от такого напора. Рыжие волосы Акселя пахли коньяком и мятным шампунем, значит, был вторник--день, когда он обычно моет голову. Она отчётливо помнила тот вторник--который стал началом их знакомства. По сути, они с Акселем бы даже не познакомились, если бы не тот вторник. А если подсчитать, то прошло уже несколько лет с того времени. У Кристианы защипало в глазах от боли.Грудь была давяще пустой. Это была большая дыра в груди. Не та, которую можно было рассмотреть. Не та, которую можно было заполнить--она постоянно открывалась снова и снова, эта кровоточащая рана. Кристиана думала о ней за несколько секунд до каждого укола, потому что пустующая грудь напоминала о проколотой вене. Говорить, что Кристиана не чувствовала её--эту дыру в груди--невозможно. Это было бы такой же ложью, как и обманывать, что она никогда не замечала чувств Акселя. Но пустота… Пустота была всепоглощающей. Она побеждала всё самое светлое и сеяла скуку. Аксель вытянул сигарету из пачки, последнюю и сел на бетонный пол крыши, совершенно не разбираясь, где грязно, а где чисто. Этот парень, который так внимательно её слушал, сколько помнила себя Кристиана, всегда казался ей нескладным ходячим трупом --ноги болтались отдельно, руки висели отдельно. Вся эта чудаковатая рыжая конструкция двигалась так, как будто у её обладателя было серьезное искривление позвоночника или частые боли в спине. Потому что по-другому не скажешь: что Аксель, что сама Кристиана--все они были разделены пополам--отдельно существовало умирающее, уставшее жить существо, конструкция, которая доживала свои гнилые дни, вторая часть была меньше и сидела глубже, как слипшаяся, опавшая в глубь кожи вена. Именно это существо давало жизнь--смотрело на мир, который умирает, на людей, которые похожи на тлю.И абсолютно не руководило процессом. Рыжий докурил и скинул остатки сигареты себе под ноги, голова послушно опустилась на твердую бетонную поверхность. --Грязно же и неудобно, --думала Кристиана, предложив ему свою тощую ногу в качестве подушки. --Спасибо, --тускло ответил Аксель, положив голову на ногу Кристианы. Они молчали всю встречу, изредка поднимая мутные глаза друг на друга. Аксель смотрел дольше и редкие блики плескались в его радужной оболочке. --Это меньшее, что я могу сделать в благодарность за то, что ты всё это время меня слушал. --Пустяки, тебе нужно было выговориться. Вечер наступил быстро, пока сидели на крыше. Солнце село так незаметно, Сонливость и ломка приближались одновременно и мыслями Кристиана сидела в пустой родительской квартире, грела ложку и затягивала жидкость под поршень шприца. Колеса поезда, идущего от Цоо, мерно шумели, напоминая пение церковного хора. Дома, в кровати, с валяющейся на полу ложкой, вскрытой расчёской, бумагой, в которой до этого был героин, спичками и шприцем, Кристиана спала. Во сне было лучше, чем в реальной жизни. В нем не было героина, а только цветные колеса и яркие лампочки, мигавшие под музыку. Какая-то другая сцена в другом клубе. В зеркале туалета отражалась миловидная светловолосая школьница с яркими глазами. В руке лежала таблетка кислоты. --Да ну её, --сказала Кристиана и смыла вещество в унитаз. Вернувшись к стойке, придурковато щёлкая глазами, как кукла, Кристиана заказала сок. Никакого алкоголя, никаких колес, никаких Бабси и Стеллы, никакого Атце и Детлефа. Это была какая-то другая вселенная. Рыжий стоял у стойки, весь выжатый и уставший, но вполне счастливый от танцев. --Я потерял тебя. --Меня? --удивилась Кристиана. --А кого же ещё? Забыла, что мы вместе сюда пришли? Ты говорила, что хочешь отвлечься от гашишной компании. Тут никто уже гаш не курит, только гера или стимуляторы. --Пожалуйста, не пробуй геру. Никогда. --Это ещё почему? --Игловые --это конченные отморозки. Они все кончают тем, что отсасывают фраерам на Цоо. --Кто эти твои фраера? --Мерзкие люди, худшие в мире свиньи, но только с их помощью можно заработать на дозу. --Я твой друг, я выслушаю. Расскажи обо всех тех ужасных вещах, что с тобой происходят. Тебе станет легче, --попросил Аксель, обнимая её. Теплые человеческие губы оставили невидимый след на её лбу. Сон стёр всё, что было потом, но Кристиана понимала, что снова излила душу Акселю. И он слушал…слушал внимательно. И Кристиане это нравилось. Нравилось чувство, что кому-то в этом мире до неё есть дело, нравилось, что её аккуратно целуют в лоб и обнимают, говоря что-то успокаивающее. Было раннее утро, когда Кристиана проснулась. Суббота. В голове пронеслась картина из сна: они с Акселем всё так же обнимались, но на этот он поцеловал её в губы. Детлеф проделывал то же самое, когда они были вместе, но, наверное, это было не так часто, потому что они кололись и никак не могли соскочить. Кристиана забыла всё, что связано с Детлефом. Да и имело ли оно такой смысл, как раньше, когда наркотическое опьянение стало важнее всего? Убежать, забыться, не думать про мир, где нет места любви, принятию--это стало единственной целью. Никто не увидел, как девочка налила в стеклянный стакан коньяк и взяла из холодильника свежее куриное яйцо. Кристиана раньше не пробовала на себе смесь из желтка и коньяка, но знала, что в этом секрет густоты волос Акселя. Скорее ритуал из фильма ужасов, попытка убедить себя, что крысиный хвост на голове можно превратить в волосы. Ничем не отличающийся от вечных поездок на Цоо за деньгами или вечеринок в «Саунде». Такая же рутина, как унижение Бабси перед Стеллой и наоборот. Кристиана была уверена, что и её за глаза покрывали всевозможными словами из лексикона проституток. Что каждая из них троих пыталась доказать, что в ней остались какие-то незначительные крупицы человеческой гордости. Но это было так же бесполезно, как спорить, кто из них бо́льшая наркоманка,.потому что зависимы были все. Защипало в глазах, пока она смешивала ингредиенты в бальзам. Руки двигались сами собой, склизкие частицы яйца капали с пальцев, когда девушка поднимала руку к полке, куда поставила бутылку. Аксель стоял за ней мутным ощущением, разыгравшимся воображением и мутным рыжим пятном. ***

Я спросила: «Как Аксель?» Парни так смешно переглянулись, и после некоторой заминки Детлеф сказал: «Ах, ну да, ты ещё не знаешь, — он ведь умер…» Ох ты! Меня просто срубило! Я еле могла дышать! Только сказала: «Да вы спятили…» Но это была правда.¹

Нет, его не было в живых, но он был рядом. Часть его крепко засела в душу. В тот же день Кристиана покрасила волосы рыжим пигментом вместо привычного красного. Часть краски попала на щеки и уши, как в тот раз, когда она впервые решила, что изменит цвет волос. Кладбищенские ограды и плиты освещало солнце, теплые лучи грели лицо, а Кристиана ступала кожаными ботинками, купленными по дешёвке, по асфальту, нагретому, но не горячему. --Как я тебе сейчас? --спросила она, присев на корточки перед могильным камнем. Ответа не последовало.