Синдром попутчика

Есть такая штука, называется «синдром попутчика», — это когда ты вдруг рассказываешь случайно встретившемуся тебе на жизненном пути — к примеру, в поезде или в очереди поликлиники — человеку какие-нибудь личные, сокровенные вещи. Или, например, историю своей жизни. Стакан неплотно держится в подстаканнике, бряцает от движения поезда и плещет горячим чаем Феде на пальцы. Юноша тихонько ругается сквозь зубы и в очередной раз отчаянно жалеет о похороненной под другими вещами в рюкзаке термокружке с крышкой. Такой же, как у Семы, который сидит на полке напротив и сочувственно смотрит на страдания брата. Федя торопливо отпивает чай, чтобы не усугублять ситуацию. Сема, вообще-то, хочет спать, но не хочет ложиться раньше брата, поэтому отхлебывает еще мерзкого растворимого кофе из термы (Федя называет его исключительно «бурдой» и никак иначе. Сема с ним, если быть честным, солидарен) и подавляет зевок. Лениво думает о том, что нужно все-таки успеть поспать, потому что завтра им сходить с поезда около девяти утра, а потом полдня идти до озера. Откуда Федька вообще про этот чудо-водоем узнал, до сих пор остается загадкой, ответ на которую брат категорически не хочет давать. Просто позавчера Федя зашел в комнату, отрывая брата от книги, с радостным восклицанием: « — Сема! Ну, ты же понимаешь, что удачно закрытую сессию нужно отпраздновать должным образом, а?» Сема ответил, что да, и спросил, что именно Федя имеет ввиду под «должным образом». Федя сказал, что пить с одногруппниками — это пошло и скучно, а потом заявил, что надо собирать рюкзаки, брать гитару, палатку и ехать куда-то в лес, потому что, цитируя Федю, «там озеро и нет людей». Брат, привычный к подобному, уточнил насчет билетов и ушел собираться. Федя в итоге приканчивает свой чай и выуживает с верхней полки книгу. Сема свыкается с мыслью о том, что выспаться ему сегодня не светит. Впрочем, пока не очень-то хочется. Сильно надо было бы — лег бы. Так что у юноши в руках быстро оказывается гитара. Он на пробу проводит пару раз по струнам, проверяя настройку. Наигрывает что-то из Визбора. Не поет, только свистит тихонько. Вскоре они все же ложатся. Долго поспать не получается. Сема открывает глаза, когда поезд дергается и замирает. В груди толкается какое-то непонятное чувство, радостное волнение, будто предвиденье: что-то будет. Вагон тут же заполняется звуками — в коридоре проводница объявляет о том, что стоять поезд будет пятнадцать минут; тут же часть пассажиров спешит выйти на перрон: кто покурить, кто сбегать в станционный магазинчик за провиантом, кто просто подышать свежим воздухом. Коля выныривает из полусна, когда к станции подъезжает поезд. Протирает наскоро глаза, встает с, если честно, абсолютно неудобной скамейки, одергивает серый свитер, сбившийся от сидения на этой самой скамейке, подхватывает сумку и идет искать свой вагон. Его вагон — девятый, купе — третье. Коля, с помощью проводницы и, очевидно, Бога, находит и вагон, и купе. В купе тускло светится одна из лампочек. На одной из нижних полок сидит, завернувшись в одеяло, юноша. Его волосы в свете неяркого ночника отливают золотым. Юноша оборачивается, и Коля замечает, что глаза у него зеленые. У него чуть дергаются вверх брови, он смотрит Коле в лицо сквозь очки, сверкает глазами. И, что самое интересное, светится. Буквально. По крайней мере, для Коли. — Добрый вечер, — сказано почти шепотом, и Коля замечает, что на верхней полке есть еще кто-то. Этот кто-то, видимо, спит. И тоже светится — также ярко. Коля ощущает, как к лицу нервно приливает кровь, он кусает себя за губу и старается не волноваться. — Привет, — здоровается негромко, — меня Коля зовут, — и протягивает руку. — Семен, можно просто Сема, — рукопожатие, несмотря на внешнюю худобу и даже будто хрупкость молодого человека, выходит крепким. Потом они разбираются с Колиными вещами и он — Коля — садится за маленький столик на другую нижнюю полку, напротив Семы. Федя просыпается и сначала несколько секунд не очень осмысленно смотрит в потолок, пытаясь понять, где он и прислушиваясь к тихим голосам откуда-то снизу, пробивающимся сквозь мерный перестук колес. Потом сознание просыпается и вспоминает. Федя сползает по лесенке со своей полки. И сначала не верит собственным глазам, потому что парень, с которым разговаривает его брат, кажется его копией. Это ощущение быстро проходит, но Федя отмечает, что они правда похожи — не внешне, а как-то просто воспринимаются одинаково, что ли. Будто сбоит матрица. Федя просыпается окончательно. — Здравствуйте, — Федя ошарашено смотрит на незнакомца. — Можно на ты. Коля, — Коля протягивает руку, и Федя жмет ее будто на автомате, все еще пребывая в странном состоянии. — Федя. Приятно познакомиться. А потом Федя почти выдергивает брата из купе, не заботясь о том, как это выглядит со стороны, идет быстрым шагом к тамбуру. Когда они оба оказываются в тамбуре, Федя закрывает дверь и почти припирает Сему к стенке со вполне очевидным вопросом: — Ты тоже это видишь? — и смотрит в глаза очень взволнованно и обеспокоенно. — Вижу. Ты про то, что он как мы, да? Как будто светится. — Да, об этом. Понимаешь, я никогда не думал, что есть еще кто-то, я думал, что это только мы с тобой и только друг для друга, — Федя выдыхает, успокаиваясь постепенно. Ну, он хотя бы не сошел с ума. Уже хорошо. — Я тоже. Но ты же не собираешься ревновать, я надеюсь? Может, мы и не увидимся с ним больше. — Не собираюсь. И вообще, такое было-то всего один раз, давно и неправда, не напоминай. Мне тут больше интересно, а он это, ну… тоже видит? — Давай спросим. В худшем случае он нас пошлет, но может и повезти, — Сема смотрит на брата и легко улыбается. — Хорошо, — вздыхает Федя с облегчением и тянется к близнецу за объятиями. Тот прижимает его к себе, укладывает голову на плечо. Они дышат в такт — впрочем, как и всегда. Коля их не посылает. Смотрит на обоих абсолютно спокойно и говорит, что да, свет какой-то и ощущение еще такое, как будто он их всегда знал. Ну, или должен был узнать непременно. И нет, ни с кем раньше такого не было, но в детстве ему рассказывали легенду о том, что бывает такое, что вроде как души людей предначертаны друг другу. Обычно такие люди становятся близкими родственниками, иногда — супругами. Ну, иногда очень близкими друзьями, да. Федя и Сема переглядываются — они-то уж родственники, ближе некуда. Все становится еще интереснее благодаря этой легенде. Коля вообще какой-то странный, к нему невозможно относиться плохо или настороженно, он слишком «свой», и это абсолютно искренне — Сема очень хорошо считывает попытки втереться в доверие или выдать себя за того, кем не являешься. У Коли такого не наблюдается. Он один из тех, с кем познакомишься — и сразу кажется, что ты знаешь этого человека уже целую вечность. Есть такая штука, называется «синдром попутчика», — это когда ты вдруг рассказываешь случайно встретившемуся тебе на жизненном пути — к примеру, в поезде — человеку какие-нибудь личные, сокровенные вещи. Или, например, историю своей жизни. Коля чувствует, как из груди рвется, ломая ребра, душа. Хочется то ли разрыдаться, то ли обнять новых знакомых, то ли прямо сейчас сойти с поезда и больше никогда их не видеть. Коля идет по наиболее безопасному пути. Его как будто прорывает, и он говорит — сумбурно, быстро, начав непонятно откуда: — И я вернулся, а прошло уже лет пятьдесят, или даже больше, и они все умерли. Все, понимаете? Кроме Ксении. Я пришел к ней, она меня узнала, она мне поверила. Поверила, понимаете? Человеку, который выглядит таким, каким ты его полвека назад запомнила. Она мне все рассказала. Я не знаю, как я не рехнулся: я попал из тысяча девятьсот семьдесят второго в две тысячи двадцать третий. Здесь все совсем по-другому, и мне к этому пришлось адаптироваться очень быстро, — он переводит дыхание. Смотрит на своих попутчиков, убеждаясь, что они не думают, что он неадекватный или разыгрывает их. Они так, кажется, не думают. Сидят рядом, с очень похожим заинтересованно-сочувствующими выражениями лиц. Будто очень хотят вот-вот засыпать вопросами. — А это ты в каком году родился? — не выдерживает в итоге Федя. — В сорок седьмом. Немцевы смотрят со смесью уважения, восхищения и будто бы даже страха –наверное, представив, каково это. — Все. — Коля резко как будто отстраняется, кажется, жалея, что вообще рассказал, — Простите за это. Надеюсь, вы не считаете меня ненормальным или что-то такое. Можете не верить, я пойму. — Да нет! Мы верим, правда. Но если не хочешь, не рассказывай, — заверяет за обоих Сема. Коля вздыхает, но как-то даже благодарно и с облегчением. — Спасибо. Я расскажу, правда, но уже, наверное, завтра. Давайте спать. Сема спать хочет, поэтому проваливается в сон сразу, как только ложится. Федя долго ворочается на верхней полке. Думает. Ощущает всем собой какое-то неясное волнение, беспокойство, но скорее радостное, чем тревожное. У него в голове звучит «Белый шиповник». Просто так. Коля в который раз благодарит свое умение засыпать в любых условиях, устраивается на другой нижней полке, бросает взгляд на спящего уже Семена, ложится и засыпает, подумав напоследок о том, что забыл спросить, где братья сходят с поезда. Утром Коля просыпается первым. Утро совсем раннее, он поспал часа четыре, наверное. В окно поезда сверкает солнце, блики двигаются по купе. Вот свет ложится на самого Колю — он прикрывает глаза — потом скользит по полу, перепрыгивает на Сему. Коля отвлекается, встает, ищет в сумке футболку с шортами и наскоро переодевается, потом идет умываться, прихватив с собой полотенце. Вернувшись, застает уже проснувшихся соседей. Мимоходом выясняет, что выходить им на одной станции. — А вы куда едете-то? Это ж глухомань. Дача у вас там, что ли? — предполагает Коля за неимением лучших вариантов. У него-то как раз дача. Ну, почти. — Да нет, какая дача, — машет рукой Федя, — озеро там есть в лесу, часов пять ходу от станции. Ну и четыре от деревни, получается. А ты сам куда? — Так и я на озеро. Но у меня и дача тут — вернее, дом просто. Из прошлой жизни, так сказать, но я его отремонтировал. Не хотите на денек остаться, а потом на озеро махнуть? Немцевы переглядываются. Вообще-то примерно так начинаются фильмы ужасов. Ну, или порно, но обычно все-таки первое. Сема думает пару секунд, смотрит на Федю вопросительно. Тот кивает, и Сема, наконец, говорит: — Хотим. Только реально на денек, а то не успеем же ни черта. За разговором проходит еще около часа. Потом Сема от нечего делать выползает из купе и невероятным образом исчезает. Возвращается спустя час, когда Федя и Коля успевают обыскать уже все купе и даже некоторые другие вагоны. Приводит с собой высокую девушку, удивительно похожую на Колю, Федю и самого Сему одновременно. Она приглаживает короткие светлые волосы и произносит: — Доброе утро. Меня Наташа зовут. Я из десятого купе, если что, — улыбается чуть криво и протягивает руку Коле. — Привет. Я Коля. — Федя, — представляется в свою очередь Федя. Когда Федя утаскивает в тамбур Колю, никто, кроме Наташи не удивляется. — Коля. Ты же в курсе, что в вагоне девять купе?