(Не) женаты, с детьми

Замок все никак не хотел закрываться. Гун Цзюнь, мысленно ругаясь на все лады, перехватил зубами бумажный пакет с обедом, дернул дверную ручку сильнее и наконец повернул ключ. — А-Шуай, не убегай далеко! — крикнул Гун Цзюнь вниз, отплевываясь от привкуса картона во рту. Бесполезно, разумеется. В обоих случаях. Гремящая связка отправилась в рюкзак, рюкзак — на плечо, второй, цветастый детский рюкзак он перевесил на локоть, в эту же руку взял пакет, а свободной поднял ярко-желтый самокат. Стараясь не скатится кубарем по лестнице, Гун Цзюнь торопливо спускался вниз, точно зная, что это маленькое чудовище, по какой-то причине бывшее его сыном, обязательно успеет найти себе приключений за те несчастные две минуты, которые были потрачены на замок. Улица встретила его звуками проезжающих машины, шагами людей и ухнувшим куда-то вниз сердцем. С оставшихся ступеней Гун Цзюнь буквально слетел. — А-Шуай! Мальчишка стоял перед присевшим перед ним мужчиной и кивал. В первое мгновение Гун Цзюнь едва не кинулся на незнакомца с кулаками, успев затормозить совсем близко. — Договорились? Будешь осторожен на ступеньках? И лучше бы тебе с незнакомцами не разговаривать. — Но ты уже не незнакомец, гэгэ! — Шуай наконец заметил Гун Цзюня. — Па! У меня новый друг! Гун Цзюнь быстро осмотрел сына и прижал к себе. — Па… — недовольно протянул тот. — Простите, я ничего не… — незнакомец поднялся во весь свой немаленький, совсем чуть-чуть уступающий Гун Цзюню рост. — Он едва не расквасил нос об асфальт. Поймал в полете. Это было вполне реально: ловкостью сын пошел в отца. Слишком высокий для своих едва исполнившихся шести, с собственными конечностями он управлялся с грацией слоненка. — Спасибо, — выдавил Гун Цзюнь вместе с улыбкой, погладил Шуая по голове и взял за руку. Незнакомец ответил такой яркой улыбкой, что впору было ослепнуть. Искренней, от которой и без того приятное лицо будто бы засияло. — Ерунда, — отмахнулся он. — Я… — Прошу прощения, мы опаздываем… — Пришлось отступать, разворачиваться и чуть ли не бегом бежать к подъезжающему автобусу, утягивая сына за собой. Не время было для сияющих улыбок. И не место. *** Жизнь никогда не была особенно добра к Гун Цзюню. Наградила ребенком перед выпуском из университета, заставив отложить окончание на два года и мечты о карьере; позорным статусом брошенки и отца-одиночки, из-за которого пришлось переехать в другой район города, чтобы соседи не судачили про родителей. И пришлось пойти работать в семейное дело, от которого так хотелось сбежать в молодости — небольшая сеть обувных магазинов, в одном из которых он работал управляющим, приносила стабильный доход. Ничего особо страшного, жизнь как жизнь, но… С замком точно надо было что-то делать, если со всем остальным он ничего сделать не мог. Гун Цзюнь бессмысленно покрутил ключом, но дверь так и осталась открытой. Нет, сегодня он не опаздывал, точно не так критично, как в прошлый раз. Раздражал сам факт. Выдохнув, Гун Цзюнь вынул ключ, вставил снова, толкнул дверь и навалился всем весом. Не помогло. Вообще. — Помощь нужна? — раздалось сзади, и Гун Цзюнь вздрогнул, судорожно втянув воздух, развернулся. — Ой, я не хотел напугать… — Все, нормально, я не… — Нет, я действительно не хотел… — Да все нормально… Тупиковость ситуации заставила замолчать обоих одновременно. — Да. Точно. Привет, я ваш новый сосед. Услышал шум, выглянул, решил помочь. Да, если вы помните, я… — Я помню. Поймали Шуая в полете с лестницы. Он мне рассказал. — Надеюсь, он в порядке? Не испугался? — Все хорошо. Пострадали только мои уши: весь вечер слушал восторженные вопли о классном гэ. — Здорово. То есть, не то, что я классный, хотя да, классный, это правда. А то… Что-то с замком, да. Могу помочь. — Не стоит, я… — Я слушаю скрежет уже минут десять. Может, все-таки помочь? Гун Цзюнь посмотрел на ключи. Мысленно смирился с безвыходностью положения. Кивнул. Сосед подошел ближе, оттеснил плечом от двери. — Тут надо вставить и чуть-чуть выдвинуть. Приподнять ручку и повернуть. — Замок наконец-то щелкнул, а ключи вернулись к Гун Цзюню. — У меня такая же ерунда была. Пока не разобрался. Мысль о том, что надо вызывать мастера, наводила тоску. По выходным никто не работал, а по будням он никак не успевал. Брать отгул ради этого тоже не хотелось… — Ваш тоже могу посмотреть. Гун Цзюнь непонимающе глядел на собеседника. — Замок. Свой я сделал. — Вы мастер по ремонту замков? — не поверил Гун Цзюнь. — Нет, я… Имею некоторый опыт. Обращения с замками. Правда, могу помочь. Гун Цзюнь еще раз воззрился на злосчастную дверь. Снова оценил перспективу вызова мастера. Глянул на соседа. Как, к слову, он назвался? — Меня зовут Чжан Чжэхань, — тут же представился сосед. — Гун Цзюнь, — Гун Цзюнь пожал протянутую руку и не смог не отметить для себя, какой приятный парфюм у этого Чжан Чжэханя. — Вам будет удобно завтра вечером? *** Вечером, ожидаемо, ничего не вышло: в магазине случилась внезапная поставка, которую срочно надо было принять именно сегодня, новичок неправильно снял отчет в кассе, а забрать Шуая пришлось просить маму. Потом ехать на другой конец города, и уже проще было заночевать там. У Гун Цзюня даже не было номера соседа, чтобы предупредить об отмене договоренности, что было очень неприятно: он не любил такого обращения и со своим, и с чужим временем. Замок все еще бесил, но как объяснять всю эту чехарду, Гун Цзюнь не знал. Слишком уж глупо звучало. Стучать в соседскую дверь без приглашения? Хоть он и знал, какая квартира сдавалась. Да и как бы это выглядело? “Ой, вы обещали починить мне замок, я не совладал со своей сумасшедшей жизнью, давайте перенесем?” Какой бред. В итоге ковыряться в замке, уже открывая, пришлось самостоятельно: новый сосед в радиусе видимости не обнаружился. — Па-а, ты расстроился? — иногда Шуай был чересчур наблюдательный для своего возраста. — Нет, все в порядке. Как прошел твой день? — Мэйли сегодня принесла щенка! Рыжего, он ходил и говорил. Все-все повторял… Гун Цзюнь слушал, и про игрушечного щенка, и про друзей, и как они играли с этим щенком. Неизбежность приобретения чего-то подобного повисла в воздухе, и надо было включить этот пункт в список расходов. И ужать другие. Эти мысли были так увлекательны, что стук в дверь Гун Цзюнь услышал не сразу. Да, дверной звонок тоже надо было починить. Гун Цзюнь открыл наконец дверь под складывающийся в знакомую мелодию стук. Стоящий на пороге Чжан Чжэхань засиял ярче лампочки. — Привет! Я уже подумал, что опять никого нет. Я вчера три раза приходил, казалось, руку собью до костей. — Добрый вечер. Я… Да…Поменялись планы… — Ага. Обстоятельства непреодолимой силы. Я понял. — Вроде того. Я должен попросить прощения, что… — Ерунда, бывает. У меня не было планов. — Все равно неловко вышло… — Ерунда… — Нет, я… — Ерунда, — с нажимом произнес Чжан Чжэхань. — Не стоит стольких слов. Я чего пришел. Глупая просьба, но… Могу я одолжить масло? — Масло? — если это была какая-то шутка, то Гун Цзюнь ее не понимал. — Масло. Для жарки. Ну, чтобы жарить… еду. — Еду? — Да. Мне тут… В общем, мне нужно масло. А где ближайший магазин, я пока не разобрался. Чего тут было разбираться, было не совсем понятно: всегда можно было посмотреть в сети. Но ладно. Раз уж пришел… — Момент, — Гун Цзюнь оставил гостя на пороге, а сам метнулся на кухню, ополовинил свою бутылку, перелив в емкость поменьше. Все это не заняло много времени, но он нисколько не удивился, обнаружив явившегося на шум Шуая. Любопытнее было наблюдать за Чжан Чжэханем, присевшим на корточки и внимательно слушающим. Гун Цзюнь даже на мгновение завис, разглядывая эту картину. Но быстро опомнился. — Вот, — Гун Цзюнь подошел ближе, прервав завязавшуюся беседу, протянул бутылочку. — А-Шуай, зачем пристаешь к взрослым? — Спасибо! Это неоценимая соседская помощь! — Чжан Чжэхань просиял яркой улыбкой, получив то, что просил. — Он не приставал, я сам спросил, — подмигнул Шуаю, и тот радостно закивал. — В следующий раз научишь меня играть, хорошо? — Обязательно! — тут же закивал Шуай. — Нельзя быть таким назойливым, — покачал головой Гун Цзюнь, потрепав сына по волосам. — Можно, — уверенно возразил Чжан Чжэхань, — тем более что это я попросил. Поэтому можно. — Он уже собрался уходить, даже отступил на шаг, но остановился. — Предложение с замком в силе. Гун Цзюнь понимал, как это неловко. Но раз уж сын получил разрешение… — Послезавтра. У меня выходной. — Договорились. Чжан Чжэхань ушел, оставив за собой легкий, ненавязчивый аромат. Какой-то очень приятный запах, что-то морское и свежее, хотелось принюхиваться. Надо было непременно узнать, что за парфюм. *** Починка замка заняла несчастных пятнадцать минут. И штук восемь сияющих улыбок. И столько же: “Шуай, не мешай!” Гун Цзюнь так опешил от скорости и ловкости, с которой Чжан Чжэхань пошурудил что-то в замочной скважине, подергал ручку и сказал: “Готово”, что не сумел выдавить ничего кроме сдавленного: “Спасибо”. Чжан Чжэхань хотел сказать что-то еще, но у него зазвонил телефон, и он, махнув на прощание, вернулся к себе. — Хань-гэ веселый, — вынес вердикт Шуай, — и добрый. Поспорить тут было не с чем. Наверное, никто и никогда в жизни столько не улыбался Гун Цзюню. — Да. Вроде бы, — вынужденно согласился он. — Точно! Я знаю, — Шуай ткнул себя большим пальцем в грудь и гордо выпрямился. — Мне бы твою уверенность, — вздохнул Гун Цзюнь, но потом встряхнулся, схватил сына на руки и защекотал до веселого визга. — Пошли обедать. Правда и продержался починенный замок недолго. Спустя неделю, в течение которой Гун Цзюнь одалживал Чжан Чжэханю соль, перец, пачку риса и “пару капель” соевого соуса, механизм по новой начал заедать. Гун Цзюнь раздумывал, как бы так ненавязчиво еще раз попросить помощи у Чжан Чжэханя, когда был застигнут врасплох в очередном неравном сражении с дверью. — Опять? — сочувствующе спросил Чжан Чжэхань из-за спины. — Снова, — подтвердил Гун Цзюнь, стараясь не выдать своего крайнего удивления от появления Чжан Чжэханя. — Все-таки придется менять. Вечер свободен? Понадобится некоторое время. — Освобожу, — вздохнул Гун Цзюнь. — Все равно с этим надо что-то решить. — Хорошо. Часов в семь зайду, инструмент тоже возьму. И, может, обменяемся номерами? На случай непреодолимых обстоятельств. — Угу, — кивнул Гун Цзюнь, мысленно прикидывая, где придется ужаться по деньгам в этом месяце и что готовить на ужин, потому что отпустить голодным Чжан Чжэханя просто совесть не позволит. — Буду ждать. Чжан Чжэхань пришел почти в половину восьмого. — Я купил новую личинку. Потому что подбирать новый замок — такой гемор. Еще и пилить придется наверняка, дверь же не новая… Он говорил что-то еще, про цилиндры и засовы, но Гун Цзюнь не очень понимал его. Выдав тапочки и строго запретив Шуаю мешать, он пошел заниматься ужином, потому что от предложенной помощи Чжан Чжэхань отказался. Что и было правильно: толку от Гун Цзюня в этом деле было ровно ноль. Конечно, Шуай не послушался. Крутился возле Чжан Чжэханя, что-то выспрашивал. Гун Цзюнь несколько раз отгонял сына, но сдался, потому что Чжан Чжэхань отмахнулся, мол, пусть, все нормально. Он терпеливо отвечал и показывал. Его аккуратные точные движения завораживали, и Гун Цзюнь одернул сам себя. У него давно никого не было. Никому не нужен партнер с проблемами в виде маленького ребенка. У него даже случайных связей не заводилось после появления Шуая. Интересы сына он всегда ставил выше своих, а собственные интрижки точно в них не входили. Гун Цзюнь буквально отвык видеть в других потенциальных партнеров, но вот случился Чжан Чжэхань со своей участливостью и помощью. Его приятно было слушать, на него было приятно смотреть. Красивый, добрый, отзывчивый. Почти идеальный. Гун Цзюнь тихо выругался. Понятно, что это внезапно ожившее либидо подняло голову. Он знал Чжан Чжэханя слишком мало, чтобы давать такие оценки. Да, внешне он был фантастически хорош, но это ничего не значит! И вообще. У такого “идеального” наверняка кто-то есть. Нужно себя тормознуть. — Готово, — раздалось от входной двери. Бросив кухонное полотенце на столешницу, Гун Цзюнь поспешил на голос. Шуай с благоговейным восторгом рассматривал набор отверток, а Чжан Чжэхань складывал оставшийся после установки мусор в пакет. — Открывается, закрывается, не заедает, — он протянул связку новеньких одинаковых ключей Гун Цзюню. Тот взял их, попробовал открыть и закрыть с обеих сторон. Действительно, все работало. — Сколько с меня? — Нисколько. — Так нельзя. Это все стоит денег. — Это соседская помощь. И вклад в мой спокойный сон. — Слишком шумели по утрам? — Гун Цзюнь почувствовал себя очень неловко от того, что, оказывается, мешал всем своей возней. — Буду спать спокойнее, зная, что мой сосед и его сын в безопасности. Гун Цзюнь непонимающе моргнул, но Чжан Чжэхань снова улыбался. Шутки у него, конечно, были… — Тогда с меня ужин. Мойте руки и за стол. Никакие возражения он слушать не стал, хотя Чжан Чжэхань и пытался отнекиваться. Даже попытался сбежать, но, под угрозой применения нового замка по назначению, со смехом сдался и позволил Шуаю утащить себя в сторону ванной. Чжан Чжэхань был первым человеком, который ужинал в этой квартире и не относился к кровным родственникам Гун Цзюня. Гун Цзюнь понял это внезапно и как-то скоропостижно. Друзей у него особо не водилось, а к родителям он чаще ездил сам. Вот и получалось… то, что получалось. Эта мысль была странной и назойливой, и не отпускала, пока Гун Цзюнь сервировал стол. Даже когда оба работничка уселись за стол, Гун Цзюнь не сразу перестал думать, выкладывая салат на большую тарелку. Он повернулся к столу и ненадолго замер, разглядывая картину перед собой. — Еще это! — Шуай подцепил палочками кусочек курицы в кисло-сладком соусе и положил в тарелку Чжан Чжэханю. — Это моя любимая курица. — Уверен, твой папа отлично готовит. — Лучше всех! — Шуай закивал. — Мой папа лучше всех. — Ешь уже, — смутился Гун Цзюнь и, подойдя ближе, ущипнул сына за щеку. — Ай! Но это правда! Самый лучший папа! Самый лучший папа! Самый лучший папа! Весь ужин Гун Цзюнь изо всех сил пытался не краснеть, потому что Чжан Чжэхань похвалил каждое блюдо. На два голоса с Шуаем они восхищались всем подряд. Это было так мило и невыносимо, что Гун Цзюнь в один момент засмеялся, и дальше они хохотали втроем. Позже Шуай утащил Чжан Чжэханя показывать свои любимые игры, хотя Гун Цзюнь и хотел избавить его от этого веселья. Но Чжан Чжэхань снова настоял, что ему самому интересно. Аргументов не осталось, и Гун Цзюнь остался рассеяно убирать со стола. Мысли крутились разные и странные, ни на одной он не мог сосредоточиться. Опомнившись, когда сгрузил только половину в раковину, он понял, как много времени на это потратил. Чжан Чжэханя наверняка пора было спасать, потому что Шуай мог рассказывать о своих любимых играх часами. Застал он практически идиллическую картину: Шуай сидел на полу с планшетом, а рядом сидел Чжан Чжэхань и внимательно следил за тем, что происходило на экране, иногда подсказывая. — Может, чай? — недолго полюбовавшись, Гун Цзюнь решил все-таки подать голос. — Можно, — кивнул Чжан Чжэхань, со стоном поднимаясь на ноги. — Еще полчаса и спать, договорились? — Шуай кивнул, давая понять, что услышал, но происходящее в игре было явно интереснее. Чайник вскипел, Гун Цзюнь разлил чай по чашкам, принес на низкий столик в гостиной. Чжан Чжэхань сделал первый глоток и стал выглядеть совершенно довольным. — Идеально, — прокомментировал он. — Спасибо, но в заваривании чая нет ничего сложного. — Легко почувствовать, когда это делают с любовью. — Па, я спать, — раздалось от комнаты Шуая, и Гун Цзюнь услышал, как он прошлепал в ванную — Проиграл? — крикнул Гун Цзюнь. — Монетки кончились, — ответ был приглушен журчанием воды, но вполне разборчив. Чжан Чжэхань захихикал, тут же прикрыв рот ладонью. — Вам смешно, а мне ему завтра копить с дневных заданий на новый скин. — Может, на “ты”? Мне кажется, ужин и один замок достаточный повод, чтобы перейти на “ты”. — И один идеальный чай? — И один идеальный чай. Щелкнул выключатель, и свет в комнате Шуая погас. — Так вы играете вместе? — Иногда. Вообще, я люблю смотреть стримы. — А ты не думал отдать его на баскетбол? Ростом он явно в отца пошел. — Мы оба не в восторге от командных подвижных игр. — Да брось! — Ловкость не наша сильная сторона. — А как же азарт игры? — Не обязательно для этого выходить на площадку. — Да брось, это же совсем другое! Я обожаю баскетбол. Даже играл в любительском, пока не получил травму. — Вот видишь. Травмы — еще один минус в копилку. — Просто я дурак, — отмахнулся Чжан Чжэхань. — Но живая игра — это совсем другое. Это азарт, это увлеченность. Напряжение момента. Ты чувствуешь жизнь здесь и сейчас. Видишь соперника, знаешь, что он следит за тобой. Чувствуешь товарищей рядом, что у вас одна цель. Вдохновенно рассказывая, он сначала размахивал руками, а потом стал наклоняться все ближе, говорить не менее убежденно, но чуть тише. Его лицо внезапно оказалось совсем рядом. Чжан Чжэхань замер на мгновение, стрельнул глазами вниз, на губы и снова посмотрел в глаза. Не выдержав, Гун Цзюнь потянулся навстречу. Между их лицами почти не осталось свободного пространства. Дыхание смешивалось, отражалось, оседало на коже. Ладонь Чжэханя оказалась на колене и это прикосновение даже через ткань ощущалось обжигающим. Сердце замерло в предвкушении. — Па-а! — раздалось приглушенное закрытой дверью. — Я хочу пить! Застывшее мгновение треснуло. Осыпалось мелким крошевом. Гун Цзюнь отпрянул, поднялся, не глядя на Чжэханя, не оглядываясь. Суетливо прошел на кухню, налил в стакан воду, так же не поднимая глаз почти сбежал к сыну в комнату. После воды, конечно, потребовалось поцеловать, потом погладить по спинке, рассказать сказку… Когда Гун Цзюнь тихонько уходил из детской, то надеялся, что Чжэхань, уходя, захлопнет дверь. Не хотелось бы оставаться с открытой дверью даже на небольшое время. В том, что Чжэхань уйдет, Гун Цзюнь не сомневался. Никому не нравятся лишние проблемы, никто не хочет лишнего головняка. Это все было понятно и логично, но обидно, по-детски почти обидно, что так вышло. Что такой момент был испорчен, что все так глупо… Гун Цзюнь замер на полушаге. Пришлось напомнить себе опустить ногу на пол, потому что звук журчащей в мойке воды — последнее, что он ожидал на своей кухне. И совсем уж невероятным было то, что Чжан Чжэхань стоял там и, закатав рукава своей рубашки, мыл посуду. — Уснул? — наполовину обернувшись, спросил он негромко. Челюсть срочно надо было поднимать с пола — единственное, что точно понял Гун Цзюнь, захлопнул разинутый рот и кивнул. — Хорошо. Ты извини, я тут похозяйничал… Чудовищный розовый фартук, который был выигран в каком-то шуточном конкурсе на корпоративе, смотрелся на Чжэхане почему-то восхитительно. — … решил, что справедливо будет, что с меня мытье посуды, раз ты готовил ужин. — Ага, — прохрипел Гун Цзюнь, прокашлялся и встал рядом. — Давай я… буду вытирать. — Отличная идея, — улыбнулся Чжэхань, и что-то внутри Гун Цзюня сделало резкий кульбит. Ноги почему-то ощущались совершенно желейными. Гун Цзюнь держался за одну только мысль о том, как глупо будет побить помытую посуду. Чжэхань говорил все это время, шутил, сыпал историями. Гун Цзюнь слушал, запоминал — про друзей, про Луффи, про забавный случай с мамой, которая не одобрила новую стрижку. А потом посуда резко кончилась, и время на часах близилось к полуночи, и надо было уже прощаться… Стоя у дверей, придумывая хотя бы одну вменяемую причину, чтобы попросить Чжэханя остаться, пока тот надевал обувь, Гун Цзюнь готов был ляпнуть любую глупость. Он почти собрался. Почти. Чжан Чжэхань выпрямился, вернул на место ложку для обуви. Снова улыбнулся своей потрясающей улыбкой. И в следующее мгновение оказался совсем близко. Губы обожгли губы, на щеку легла теплая ладонь. Поцелуй был почти целомудренный, Гун Цзюнь едва приоткрыл губы, чтобы позволить Чжэханю обхватить их по очереди. Этого оказалось так мало. Краткий миг закончился, Чжэхань отстранился, ненадолго задержав свою ладонь на щеке Гун Цзюня, погладил большим пальцем. — Спасибо за вечер, — шепнул он, опаляя дыханием. Дверь за ним закрылась с тихим щелчком, Гун Цзюнь запер замок. Прижался к ней спиной и съехал на пол, потому что ноги уже не держали. Он сделался вдруг легким от распирающих, щекочущих изнутри мыльных пузырей, искристых и переливающихся. Почему-то казалось, что все они наполнены запахом моря. Гун Цзюнь тяжело дышал, и сердце колотилось в горле. Но это был один из самых потрясающих дней в его жизни. Усугубило всю ситуацию пришедшее через несколько минут сообщение. “Завтра полдня мотаюсь по городу. Но могу вечером помыть посуду. Если пригласишь”. Уснул он с трудом и поздно, крутился полночи. А ночью снились такие сны, что поутру было чудовищно стыдно то ли перед самим собой, то ли перед Чжэханем. *** Иногда Гун Цзюню казалось, что где-то в прошлой жизни он изрядно накосячил. С ужином на следующий день тоже не сложилось. Шуай вдруг затемпературил, закашлял и засопливил. Гун Цзюнь тысячу раз извинился перед Чжан Чжэханем за отмену вечерних планов, но в ответ получил только вопрос, не нужно ли что-то привезти. Это было настолько удивительно, что Гун Цзюнь отказался по инерции, а потом сам себя укорил: кое-что купить все-таки было нужно. Но писать просьбу сразу после отказа не стал. Слишком уж глупо выглядело. Но Чжан Чжэхань удивил его еще раз: явился с пакетом фруктов в одной руке и шариками в другой. — Зачем? — только и сумел выдавить Гун Цзюнь, глядя на этот внезапный праздник. — Больным нужны положительные эмоции и витамины. Это витамины, — Чжан Чжэхань вручил Гун Цзюню пакет. — А это эмоции. Гун Цзюнь не мог разобраться, кем именно себя чувствует: необоснованно счастливым или совершенно глупым. — Ты не сказал, что нужно купить, поэтому брать лекарства я не стал. Если надо, я посижу с а-Шуаем. — Но… — У меня четверо племянников. Я умею обращаться с детьми. А еще я менеджер. Гоночный менеджер. Поверь мне, они иногда много хуже детей. Гун Цзюнь верил. Он вообще необъяснимо хотел доверять Чжан Чжэханю. Иногда это пугало, но чаще казалось правильным. И в этот раз он доверился. Ходил он дольше, чем планировал, поэтому возвращался домой впопыхах. Дверь захлопнул неосторожно, протопал в гостиную… И получил недовольное шиканье. Чжан Чжэхань приложил палец к губам и указал на спящего на его плече Шуая. — Мы смотрели мультики, — пояснил он, затем встал и поднял Шуая на руки. Чжан Чжэхань держал его так бережно, как сам Гун Цзюнь едва ли мог. Вернув Шуая в постель, Чжан Чжэхань тут же распрощался, не желая мешать. Чмокнул в щеку на прощанье, оставив Гун Цзюня в совершенно растрепанных чувствах. Удивляться утреннему сообщению не пришлось. “Кажется, я тоже простыл. У меня все есть, но поцелуй в лоб подействовал бы лучше аспирина”. Гун Цзюнь глупо хихикнул и пообещал подумать и подыскать кандидатуру. А в ответ получил плачущего кота. Сам он тоже чувствовал себя паршиво, судя по всему, поднималась температура. Но оставить явно не ладившего с готовкой больного Чжан Чжэханя было выше его сил. Через час он уже стучался в соседскую дверь локтем, потому что руки были заняты кастрюлей с супом. Чжан Чжэхань открыл довольно быстро. Растрепанный и заспанный, в мягких трениках и безразмерной майке он выглядел ничуть не хуже, чем в рубашке и джинсах. В таком нем было свое очарование. Он удивленно уставился на Гун Цзюня и отступил в сторону, пропуская внутрь. — Пришел искупить вину, — объявил Гун Цзюнь. — Это очень похоже на самый лучший в мире куриный суп, — Чжан Чжэхань сунул нос в кастрюлю и расплылся в довольной улыбке. — Спасибо, но я не понимаю, про какую вину речь. — Шуай заразил тебя. — Ерунда. Я мог и на улице подцепить. — Да, действительно, где угодно, но только не от источника инфекции. — Ты же не заболел. — Я просто еще ходячий. Чжан Чжэхань хихикнул, поставил кастрюльку на полку у входа, где у самого Гун Цзюня лежали по контейнерам ключи и средства для обуви. А потом повернулся и резко приблизился к Гун Цзюню. — То есть, если я тебя поцелую, то не заражу? — произнес с потрясающей смесью лукавства и любопытства. Гун Цзюнь не нашелся с ответом. Замер ланью и не смел пошевелиться, затянутый темным омутом глаз Чжан Чжэханя. Он был горячий. Во всех смыслах. Гун Цзюнь обнял за шею, зарылся пальцами в мягкие волосы. Чжан Чжэхань вжал его в стену, опустил свои горячие ладони на талию. Его поцелуи были жадными, губы настойчивыми, язык творил какие-то немыслимые вещи во рту Гун Цзюня. Казалось, это может длиться вечно, но легкие уже горели. Гун Цзюнь чуть отстранился в попытке сделать вдох, и Чжан Чжэхань тут же стал выцеловывать его шею. Перед Гун Цзюнем осталось только очаровательное ухо и взмокший висок. Он глубоко вдохнул. От Чжан Чжэханя пахло свежестью. Рассветом у моря, свежими брызгами на еще холодных камнях. Солью и йодом. Покоем и безграничным простором. Хотелось дышать только этим. — Ты пахнешь яблоками, — прошептал Чжан Чжэхань жарким шепотом по коже. — Не думал, что такое может заводить. Гун Цзюнь напрягся весь, и Чжан Чжэхань отстранился. До него не сразу дошло, что именно он сказал. А как только он понял, тут же отступил. — Ты омега, — то ли спросил, то ли сам для себя утверждал. — А ты альфа, — пытаясь не пустить в голос почему-то разъедающую сердце тоску, сказал Гун Цзюнь. — Мне лучше уйти. Он развернулся резко, вышел на площадку и, только захлопнув за собой дверь, позволил себе расслабиться. Судьба определенно его ненавидела. Он столько времени даже не мыслил об интрижках, но именно тот, кто ему понравился, оказался альфой. Альфой! Он обещал себе больше никогда не связываться с альфами. Одного раза было достаточно. Как вообще можно было так убедительно строить из себя не альфу? Гун Цзюнь был уверен, что он бета, но нет. Едва Гун Цзюнь заставил себя прекратить самобичевание, в дверь постучали. Гун Цзюнь вздрогнул от прозвучавшего голоса. — Я знаю, что ты там. Открой. Я должен объяснить. Буквально пару мгновений поразмыслив о том, чтобы послать Чжан Чжэханя к чертовой матери, Гун Цзюнь все-таки открыл дверь. — Прости. Я не должен был… Позволишь войти? — Нам не о чем говорить. — Это не так. Пожалуйста, поговори со мной, — Чжан Чжэхань смотрел так отчаянно, что Гун Цзюнь сдался. — Только тихо. Шуай спит. Чжан Чжэхань кивнул, вошел внутрь, закрыл за собой. — Я должен объяснить сразу, а то у меня ощущение, что все рухнет. Я не хочу это потерять. — “Этого” нет. Нечего терять. — Неправда. Ты сам это знаешь. Поэтому я хочу, чтобы ты не принимал на свой счет. Дело вообще не в тебе. Я говорил, что работаю менеджером. Так вот… Они сидели на диване, и свет от настольной лампы мягко ложился на лицо Чжан Чжэханя. Он говорил, глядя прямо в глаза, и Гун Цзюнь не мог отвести от него взгляда. Менеджер Чжан Чжэхань любил свою работу и делал ее на совесть. Природная харизма вкупе с особенностями сущности помогали решать многие проблемы своих подопечных. Но у этого была и обратная сторона: омеги, не бывшие в парах, вешались на него едва ли не гроздьями. Он уворачивался от скандалов и интрижек с максимальной ловкостью и минимальными потерями для репутации своей фирмы, и делал это успешно до определенного момента. Он умел контролировать себя, и иногда ходил по самой грани весьма успешно. Имен, разумеется, он называть не стал. Сказал лишь, что лицо довольно известное в своих кругах и влияния у него достаточное. А отказ Чжан Чжэханя провести с этим омегой его течку больно ударил тому по самолюбию. Компания не хотела раздувать скандал, поэтому его отправили в бессрочный отпуск и подальше от всей закулисной шумихи. Решение пить подавители он принял сам, потому что от собственных феромонов проблем было много больше, чем пользы, да и ни один омега не вызывал у него какой-то особенной реакции, кроме желания держаться подальше, потому что самоконтроль мог дать сбой. Жить стало проще. Его принимали за бету и это было достаточно удобно. — Я почти год жил спокойно. Почти забыл, каково это — постоянно держать себя в руках, отвечать за каждое действие. А потом появился ты… — Чжан Чжэхань осторожно коснулся ладони Гун Цзюня, и тот не отдернул руку. — Со всеми своими замками, ужинами и самой очаровательной в мире улыбкой. Гун Цзюнь, чувствуя, что краснеет, перевернул ладонь, и Чжан Чжэхань сплел их пальцы. — Я испугался, что перестал пить подавители или что-то напутал. Что все стало по-старому. Я не хотел тебя принуждать. Никогда. Поэтому не смог сдержаться. Прости. Я не должен был так себя вести. Я… Просто я думал, ты бета. Думал, тебя бросила жена, оставив с ребенком. — Так все думают. — Но почему ты не сказал сразу? — Что я омега с ребенком по залету? Что его козел-отец обрюхатил меня за полгода до выпуска из университета, а сам благополучно свалил в неизвестном направлении? — Гун Цзюнь попытался вырвать руку, но Чжан Чжэхань не пустил. — Расскажи, — попросил он и тут же сам себя поправил: — Если хочешь. Я выслушаю. Гун Цзюнь вздохнул рвано, но дергаться перестал. Он никому никогда не рассказывал всей истории. Родителей жалел, а друзья… он никогда не был душой компании, а приятели быстро отвалились, когда он ушел из университета. На той новогодней вечеринке он не планировал напиваться. Да и выпил, на самом деле, немного. Дело было в другом. Запах альфы дурманил сильнее алкоголя. Он был такой манящий, такой довлеющий. Невозможно было отказаться. Секса он в тот вечер тоже не планировал, но что вышло, то вышло. А вышло так, что течка пришла раньше, в запаре экзаменационной сессии Гун Цзюнь практически забыл, как его самого зовут, не то что следить за циклом, и новость о беременности застала его врасплох. Делать аборт было поздно, подлец-альфа скрылся с горизонтов, и жизнь как-то очень резко поменяла свой вектор. Дальше было отчисление, переезд, бессонные ночи, наполненные криками, смесями и сменой памперсов. Конечно, родители не оставили его одного, конечно, помогали. Уже позже, когда Шуай подрос, мама даже предлагала Гун Цзюню завести хоть какие-то отношения. Но тот сам для себя решил: никаких больше альф. У него есть сын, и это главное в его жизни. Стребовал для себя рецепт у врача и исправно, уже много лет не испытывал ничего даже отдаленно похожего на течку, и пребывал в блаженном неведении, кто именно его окружал. Альфы, беты, омеги — какая разница? Его самого с полностью подавленным запахом принимали за бету и это дарило колоссальное облегчение. Пока не появился Чжан Чжэхань. Гун Цзюню не надо было проверять, он точно помнил, что принимал таблетки правильно и по расписанию. Знал, что ничего в его жизни не поменялось, кроме соседа. И вот он как раз поменял все. Даже сейчас, сидя на расстоянии, Гун Цзюнь чувствовал запах Чжан Чжэханя. И теперь, зная, что это не парфюм, не дезодорант и не гель для душа, он еще сильнее хотел дышать им. Уткнуться в шею, наполнить им легкие до краев. Пропитаться насквозь, каждой клеточкой быть окутанным им. Снова бросило в жар, и Гун Цзюнь судорожно вдохнул. Запах стал ощущаться почти до боли остро. — Какие-то мы оба неправильные, да? — горько уронил Чжан Чжэхань. — Не начинай, а? — попросил тоскливо Гун Цзюнь. — Я всю жизнь чувствую себя неправильным. Вся эта откровенность вытрепала ему все нервы и вынула все силы. Хотелось сбежать и отсидеться где-нибудь в одиночестве. Больше этого хотелось никогда снова не оставаться одному. Едва-едва почувствовав, каково это, Гун Цзюнь теперь не хотел терять это ощущение. Но еще сильнее хотелось не потерять Чжан Чжэханя. — Я могу тебя обнять? — тихо спросил Чжан Чжэхань, и, встретившись с ним взглядом, Гун Цзюнь утонул в темной глубине его глаз. — Я не стану, если ты не хочешь, хотя… Дослушивать Гун Цзюнь не стал. Сам потянулся вперед, первым коснулся губ. И тут же оказался опрокинут на спину. Чжан Чжэхань вжал его в диван всем собой, целовал настойчиво и требовательно. От ощущения близости тела, от языка, который бесцеремонно хозяйничал во рту, Гун Цзюню казалось, что он горит весь. Отмерев наконец, он сначала гладил спину, подставляясь под эти требовательные губы, прижимаясь ближе, а после обнаглел и вцепился пальцами в эту восхитительную задницу Чжан Чжэханя. Тот, неожиданно прервавшись, шумно выдохнул. Оказалось, им обоим нужно было немного воздуха. Лихорадочный румянец на щеках Чжан Чжэханя был виден даже в неярком свете настольной лампы. — Боюсь, у меня не простуда, — хрипло выдохнул он, наклонившись к уху Гун Цзюня. Волна мурашек прокатилась по всему телу, прежде чем его затопил жар. — Боюсь, у меня тоже, — разочарованно просипел Гун Цзюнь. Он честно забыл, как все это может ощущаться, и какая нестерпимая жажда может накрывать рядом с альфой. Но все еще был один нюанс. Запыхавшийся, словно от долгого бега, Чжан Чжэхань смотрел непонимающе. — Сможешь потерпеть до завтра? Я попрошу маму забрать Шуая к себе и… — договорить ему не дал короткий, почти целомудренный поцелуй. — Смогу. Для тебя я все смогу.