Ночь страха на Пенаконии

Странный шум разбудил Кафку около половины третьего ночи — спросонья ей показалось, что Элио снова пошел подкрепиться в кухонный отсек и скинул все со стола, поддавшись на волю кошачьих инстинктов, — но шум был как будто незнакомый. В коридоре слышались тихие шаги, чье-то тяжелое дыхание и хрипловатая ругань. Подобное можно было бы ожидать от Блэйда, если его одолевали кошмары, или от Сильвервульф, когда в баннере очередной гачи не везло, но они оба спали у себя, и в коридоре в такой час не должно было быть ни того, ни другого. Некому вроде бы шуметь. Кафка потерла глаза, присела на кровати и огляделась. Их корабль дрейфовал на орбите достаточно далекой, чтобы их не засекла Семья или сотрудники КММ, и все же огни Пенаконии светили в окно, будто были метрах в десяти, не больше. Это как ночевать на Лофу в густонаселенном районе — так светло, будто жители о существовании ночи забыли. А Пенакония сияла еще ярче, как самое злачное в мире казино. Казалось, сейчас еще услышишь смех людей, звон игральных жетонов и другие звуки беззаботной жизни, грезы о которой Семья создает для каждого, кто прибудет сюда… Кафка нажала на пульт управления затворкой иллюминатора. Подождала, когда глаза привыкнут к темноте и снова обратилась в слух. На мгновение ей показалось, что стало тихо, но странный шум послышался опять. Снова шаги, тяжелое дыхание… А она-то думала, приснилось! С их работой и не такое приснится… — Блэйдик? — позвала Кафка. — Это ты? Шум тут же прекратился. Потом послышался опять, а шаги будто бы стали отдаляться. — Элио? Сильвервульф? Паршивцы, прекратите, спать мешаете! Сонное сознание подсказывало ей, что все это игра, чья-то глупая шутка, не более — некому было проникнуть на корабль с такой защитой как у них, да и что за самоубийца к охотникам за стелларонами сунется? — но рука рефлекторно потянулась к пистолету за изголовьем кровати. Кафка взвела курок и нацелилась в сторону двери. — Эй, ни с места! — крикнула она. — Дернитесь, и я стреляю, слышите?! Несколько долгих секунд стояла тишина, а потом в коридоре раздался грохот, будто рухнуло наземь тело. Мужское, краем сознания отметила Кафка, килограмм восьмидесяти пяти. Тихие шаги тут же засеменили прочь и вскоре стихли, а тело в коридоре с шумом привалилось к двери. Послышался знакомый хриплый голос: — Кафка, не стреляй, это я. Чертыхаясь, она встала с кровати, отодвинула дверь отсека и увидела Блэйда. Тот в одних пижамных штанах сидел на полу у порога, придерживался за стену рукой. Его лицо было бледным как от кровопотери, волосы растрепались, бинты сбились и обнажили старые порезы. Пальцы у него еле заметно тряслись, а грудь вздымалась так, будто он только что пробежал галопом несколько километров. — Выглядишь не очень, Блэйдик, — протянула Кафка и улыбнулась. — Что, кошмары опять? — Если ты о снах, то нет, — прохрипел он. — А лучше бы кошмары, честное слово… — Мара разыгралась? — Кафка напряглась. — А лучше бы Мара… — продолжал он, все еще сидя на полу. — К Маре я хотя бы привык, но такое… — Так может, все-таки расскажешь, что случилось? Кряхтя и опираясь на руку Кафки, Блэйд встал и побрел к кровати, проигнорировав пуфик и два кресла по пути. Кафка возражать не стала, они давно условились приходить друг к другу без разрешения, когда захотят. Элио же ходит ко всем подряд топтаться, мурчать в ухо и драть одеяло, и никаких разрешений не спрашивает, значит и им можно без таких условностей обойтись. Корпоративный дух, как говорят в КММ, и все такое… Блэйд забрался с ногами на кровать, укрыл колени одеялом, зачесал волосы пятерней назад. Открыл рот, будто намереваясь что-то сказать, но тут же снова уставился в пустоту. Взгляд у него был странный — не дикий и безумный, как в моменты, когда Мара забирала над ним контроль, и не покорный, как бывало, когда Кафка подчиняла его волю. Скорее невидящий. Будто у него остекленели глаза. — Блэйдик, послушай… — начала было Кафка. — Нет, это ты послушай! — перебил Блэйд. Кафка аж оторопела. — Нет, я тебе честно скажу, я и на Лофу, и за годы, что Элио служу, много всякого повидал, это правда. Ну ты знаешь, мы с тобой и с легионом антиматерии сталкивались, и с отродьями Яоши, и с этими… ну этими… ну как их там… — Продолжай, не важно. — В общем, всякое встречать приходилось. Но эта тварь… Он снова замолчал и потряс головой в тщетной попытке отогнать от себя ужасные образы. Кафка на всякий случай покрепче взялась за пистолет. Некстати вспомнился старый спор с Сильвервульф, о том, что могло Блэйда хотя бы теоретически напугать. Кажется, тогда они не сошлись ни на одном варианте. — Что, кто-то проник к нам на корабль?! — Похоже на то. Я тоже был бы рад думать, что мне это приснилось… — Что за тварь была, запомнил? Опиши. — Мелкая, — ответил Блэйд. — до колена мне даже не достала, но грозная, аж жуть. Точно не космический жук, на мерзость изобилия тоже не похожа. На двух ногах бегает и странные звуки издает, будто хмыкает или кряхтит. Уши длинные и клыки торчат с половину рожи размером. Больше не рассмотрел, было темно. — Ты серьезно? — засмеялась Кафка. — Крыса с клыками? Дал бы пинка, и всего делов. — Нет, ты не понимаешь, — Блэйд тяжело вздохнул, пытаясь справиться с дрожью в голосе, — от нее как будто что-то темное исходит. Я ведь тоже сначала удивился, как она на корабль пролезла, потом думаю, сейчас разберусь, дело-то плевое. А она так посмотрела на меня… Вернее он. Мне почему-то кажется, что это он, а не она. Может, из-за шляпы. — Погоди, какой еще шляпы? — Он был в шляпе. Я не помню, котелок, она кажется, называется. Я в шляпах не разбираюсь. Тут уже Кафке пришлось потрясти головой. Она положила пистолет на одеяло, села и взяла Блэйда за руки. Руки у него были холодные, будто он лед держал в ладонях. И смотрел он все куда-то мимо, а не Кафке в глаза или на грудь в вырезе ночной сорочки, как бывало чаще. — Так, давай еще раз. Ты видел какого-то мелкого клыкастого монстра в шляпе, который очень тебя напугал, правильно? — Все так. — Ты хотел разделаться с ним, но почему-то не смог? — Хватит это повторять, мне и так неловко! — Этот монстр сам пытался на тебя напасть? Блэйд призадумался и потер подбородок. — Да вроде нет. В том-то и дело, Кафка, что нет. Он следил. Глаз от меня не отрывал. Знаешь, как Элио со шкафа, когда я ночью к холодильнику хожу что-нибудь перехватить, только страшнее в тысячу раз. Видишь его взгляд, и понимаешь, что тебе конец. Прямо вот нутром чувствуешь. — Я думала, тебя это воодушевит, — улыбнулась она. — Ну, знаешь, это твое: «Когда же смерть придет за мной? Я устал ждать…» — Я надеялся на менее позорную кончину, чем схлопотать инфаркт из-за какой-то крысы в шляпе! Ты бы мне еще паука испугаться предложила. — Чего бояться пауков? Мне нравятся пауки, они милые. — Ага, особенно когда хрустят под сапогом. — Погоди, ты что, ходишь ночью к холодильнику? — А ты что, как будто нет?! Кафка почувствовала, как начинает сердится. Разговор сворачивал куда-то не туда. — Ладно, — она встала, снова взялась за пистолет и одернула подол сорочки, — сиди тут, сама разберусь. Тоже мне воин, не знающий жалости клинок… Крысы в шляпе он испугался. Блэйд что-то хмыкнул себе под нос. Кажется, пожелал удачи. Стараясь ступать как можно тише, Кафка сдвинула дверь отсека и шагнула в коридор. Окинула быстрым взглядом все углы, посмотрела на пол, на всякий случай еще на потолок — ничего. Держа пистолет на вытянутых руках, вгляделась в темноту, сделала еще два шага. Серый коридор с диодными светильниками на стенах и с тусклой подсветкой по плинтусам тянулся метров на десять, мимо спален Блэйда и Сильвервульф, мимо душевых, и упирался центральный зал, служивший чем-то вроде столовой и гостиной одновременно. Обычно Кафке хватало секунды, чтобы оглядеть коридор целиком, но светильники она на ночь отключала, а пульт управления, кажется, остался в комнате на трюмо. — Зараза, — выругалась Кафка, — Блэйдик, включи свет! Послышалась возня, что-то упало с негромким стуком упало на пол, а затем за спиной у Кафки зажегся торшер. — Да не в комнате, идиот! В коридоре свет включи, тут же темно, как черной дыре… И тут она увидела. Оно было в высоту сантиметров тридцать, не больше. В шляпе и темной накидке, чем-то напоминающей плащи детективов из старого кино. В отсветах из комнаты поблескивали клыки, глаза за черными стеклами темных очков, казалось, видели Кафку насквозь: видели каждую мысль, каждый приказ, которое она отдавала, каждое убийство, которое она совершила или приказывала совершить… Кафке вдруг предстал перед глазами образ, что она будто сидит в одиночной камере. Что вокруг темно, что она вся в цепях, а из стен на нее направленны тысячи стволов, готовые изрешетить ее градом пуль, если она вздумает хоть шевельнуться. Что-то липкое будто бы растеклось у нее внутри. Поднялось от живота, затопило до горла не давая дышать. Страх, поняла она. Первобытный животный ужас. — Ты что такое… — прошептала она. — Ты откуда взялось?.. Существо сделало шаг вперед. Потом еще один, поменьше. Уперло крючковатые руки в бока. — Хмм! — произнесло оно. — Ххмммм! Голос у него был хриплый и скрежещущий, звучал прерывисто, как из старого телефона, у которого давно сгнили провода. Кафка вдруг ощутила странный запах — пыли, чернил и, кажется, пластика. Каких-то сломанных приборов. Он ей что-то напоминал, но она не могла понять, что. Захотелось выдохнуть, отогнать его от себя, но легкие не слушались, будто их парализовало. Руки начало пробирать холодом, пальцы так заледенели, что она чуть не выронила пистолет. — Ни с места, — из последних сил прошептала она, — я сказала, ни с места… — Хмм!!! — отозвалось существо и сделало еще два шага вперед. — Хммпф! Ххммм!!! За спиной послышалось какое-то шевеление, Кафка на секунду отвела взгляд — и тут существо напрыгнуло на нее. Его черные глаза оказались прямо у Кафки перед лицом, клыки блеснули, на мгновение ослепив, запах пыли и чернил стал таким сильным, что Кафку замутило. Она отступила, попыталась нажать на спуск, но палец соскользнул, пистолет выпал из рук и свалился на пол. Кафка успела ощутить, что ее дернули за плечо, толкнули обратно в комнату за дверь, и в следующий момент по глазам ударил яркий свет, а все вокруг сотряслось от грохота. — Назад! — рявкнул Блэйд, — Кафка, назад! Она не удержалась на ногах и рухнула на ковер. Блэйд несколько раз выстрелил в темноту, отступил в комнату и захлопнул дверь, запер оба замка. Со стороны коридора что-то ударилось о дверь, навалилось на нее, снова послышалось несколько жутких «Ххммм!»… А потом все резко затихло. Кафка поднялась с пола, села и потерла лицо. Руки больше не леденели, холод отступил, но странный запах — пластик, пыль и чернила, — все еще мерещился. Она подняла голову — Блэйд стоял, держа на прицеле дверь. Весь напряженный, злой, сосредоточенный — от ужаса, сковывавшего его несколько минут назад, не осталось и следа. Кафка невольно засмотрелась на длинные темные пряди волос, спадающие по его мускулистой спине. — Блэйдик? — Мм? — Сексуально выглядишь с пушкой. Он усмехнулся, дернув краем губ. Сексуальности это добавило ему еще пунктов сотню-другую. — Ты тоже. Когда на пол ее не роняешь. — Мог бы меня свето-шумовой гранатой не слепить. Ты где ее вообще откопал? — Под кроватью у тебя, — Блэйд, казалось, удивился этому вопросу. — У тебя их там целый ящик стоит, рядом с тапочками пушистыми. Я и пистолет там второй нашел. Ты вообще в курсе, что спишь в прямом смысле на пороховой бочке? — Точно, — протянула Кафка, — я и забыла об этом… Блэйд снова усмехнулся и, послушав тишину за дверью еще несколько секунд, опустил пистолет. Протянул Кафке руку, чтобы подняться. — Надо чем-нибудь забаррикадировать дверь. Я передвину комод, а ты пока просигналь остальным, пока этот гад не добрался до них. Пусть запрут его в коридоре с той стороны, если смогут до гостиной добраться. Понять бы еще, как он сюда пролез… — Это не вариант. Я не собираюсь сидеть и ждать, пока эта тварь с голоду не подохнет! Может, он нас сам измором возьмет? У меня тут даже бутылки газировки не завалялось. Блэйд оторвался от комода, выпрямился и скрестил руки на груди. — Есть другие предложения? Сама видела, оружие его не берет. — Может, ты просто не попал? — И это говорит мне та, которая пистолет уронила. Тоже мне, меткий сянчжоужский стрелок! Они побуравили друг друга взглядом около минуты. — Ладно, — сдалась Кафка, — еще идеи есть? — Элио бы сюда, — вздохнул Блэйд, — Элио бы что-нибудь придумал… Кафка залезла с ногами на кровать и погрузилась в мысли. Блэйд присел на краешек комода, все еще настороженно прислушиваясь и поглядывая на дверь. Шаги в коридоре вроде бы стихли, зловещих «Хммм!» тоже больше не доносилось, но от этого было ничуть не легче. Тварь затаилась, выжидала, пока у кого-нибудь из них не закончится терпение или они не выглянут из отсека, решив, что опасность позади. А ведь раньше Кафка никогда не испытывала страха не перед чем! Даже слова «страх» не было в ее лексиконе! Но теперь одна мысль, что какой-то мелкий монстр в шляпе может одним взглядом парализовать что ее, что Блэйда, которому не страшна даже смерть, заставляла ощущать неприятную дрожь, холод и зуд под кожей. Будто в груди на месте сердца взорвалась целая банка пауков. Или крыс. Крысы были даже еще хуже. Ей вспомнился старый черно-белый фильм про нашествие крыс на какой-то мелкой, эонами забытой планете. В фильме они, подобно рою космических жуков, заполонили первый этаж дома, и героям пришлось прятаться на верхних спальнях и чердаке, куда эти твари еще не добрались. Чем закончился фильм, Кафка не помнила — кажется, она его вообще не досмотрела, — но в память врезались кадры с крупными планами крысиных морд. Их, похоже, снимали через какой-то искажающий и вытягивающий фильтр, для усиления кошмарного эффекта… У Кафки пошли мурашки по коже, и она снова встряхнула головой. Не хватало еще, чтобы ее замутило от омерзения. Мало ей того запаха из коридора… Запах. Пластик, чернила и пыль. Ну, конечно! — Ты же почувствовал? — спросила она. — Тот запах, которой от этой твари исходил. — Спрашиваешь еще, — поморщился Блэйд, — до сих пор не могу отделаться. То ли пыль, то ли какие-то провода… — Пленка, — ответила Кафка, скорее сама себе. — Так пахнет старая кинопленка. Блэйд с недоумением уставился на нее. Еще бы, подумала Кафка, в его мире, до карикатурности старомодном, как все на его любимом Лофу Сянчжоу, кино не прижилось. Фильмы ему казались то банальными, то нелепыми, то чувственными до тошноты, в зависимости от жанра. К классическому хоррору он проявил было интерес, но хватило этого интереса минут на двадцать, не больше. Конечно, Блэйд не узнал бы запах старой кинопленки. Он-то каждый свободный вечер не совал нос в коробку с кассетами и кинопроектором, доставленной все с той же Пенаконии несколько лет назад, не засматривал до дыр детективные драмы с убийствами… Их вообще, кроме Кафки, только Элио, в итоге оценил. — Бред какой-то, — проворчал Блэйд, — даже если эта крыса твои кассеты погрызла, то все равно это не объясняет… Его речь на полуслове оборвал оглушительный визг. Он донесся из отсека Сильвервульф, почти с другого конца коридора, но Кафке даже с такого расстояния заложило уши. Она никогда не слышала, чтобы Сильвервульф так кричала. Нечеловечески высоко, почти на ультразвуке, до ледяных мурашек по коже. Безнадежный крик ужаса, который вырывается у жертвы за секунду до того, как рой космических жуков облепит ее и сожрет живьем… Блэйд кинулся было к двери, начал отпирать замок, как вдруг что-то разбилось в коридоре, снова послышались шаги чудовища, утробное кряхтение, прерываемое только короткими «Хмм!»… — Мать вашу, что это за тварь?! Блэйд и Кафка резко обернулись. Голограмма Сильвервульф светилась и мерцала помехами у Кафки над кроватью, сидела на полке под зашторенным иллюминатором, обхватив руками худые ноги в коротких шортах. Кафка вдруг почему-то подумала, как она редко видит Сильвервульф в таком домашнем виде, без ее любимых компьютерных очков, неизменной жвачки с пузырями во рту и жилетки с логотипами всех гача-игр вселенной. В пижаме и без тугого хвоста на волосах она походила на обиженного растрепанного воробушка. — Ну, что уставились на меня? — огрызнулась она. — Я спрашиваю, что за мелкая хтонь у нас по коридору бегает?! — А ты чего голограммой? — спросил Блэйд. Вид у него был все еще растерянный. — Издеваетесь? Я из отсека носа не высуну! Я еще дверь системником подперла, на случай если эта тварь хакнет замок! Она, конечно, не хакнет, руки коротки, но хрен ее знает, лучше перестраховаться. — А ты сама… перестраховалась? — Я под одеяло залезла! — фыркнула Сильвервульф. — Алгоритм старый, но надежный! Ах да, ты же не знаешь, что такое алгоритм, старовер ты наш… Голос ее все еще дрожал, но Кафка различила нотки ее фирменного гордого самодовольства. Их с Блэйдом сбивчивые объяснения Сильвервульф сначала слушала, но вскоре стала пропускать мимо ушей. Да, страшное, да, крыса с зубами, в старомодной шляпе и плаще, да вы перепугались и начали стрелять — слышала, вы же весь корабль на уши подняли этой стрельбой, сами в коридоре ковер менять будете… Она кивала, глядя куда-то перед собой, словно не могла перестать о чем-то думать, кусала губы. Ее голограмма то загоралась ярче, то начинала мерцать и пропадать, будто из-за помех. Если этот монстр еще и связь глушить умеет… — Телевизор, — вдруг сказала Сильвервульф. — Что? — удивилась Кафка. — Какой телевизор? — Наш, в гостиной, — продолжала Сильвервульф, все еще глядя в пустоту, — я перед сном смотрела телевизор… мультики местные. Я сигнал перехватила, а то в твоей коробке с кассетами все про убийства, мультиков нет… — Что за бред, — проворчал Блэйд, — причем тут мультики? Опять в ерунду свою переиграла? — Блэйд, помолчи! — рявкнула Кафка. — Волчонок, погоди, давай еще раз. Ты не нашла нужной кассеты у меня, перехватила сигнал с Пенаконии, села смотреть телевизор… — Я не выключила, — ответила Сильвервульф. — Я забыла его выключить… Я видела программу, тот мультик, который ночью идет… Там герой… Я сонная не поняла, а как вы описали… — Ну?! Скажешь уже, или нет?! — Блэйд, заткнись, кому говорю! Погоди, причем тут мультик? — «Побег братца Хану», — голос Сильвервульф опустился до шепота. — Это братец Хану. В нашем коридоре. Это он… Что-то с грохотом ударилось о дверь со стороны коридора. Все трое подскочили, как от разряда, уставились на запертую дверь. Блэйд проверил обойму и снова поднял пистолет, повернулся всем корпусом, закрывая Кафку собой, голограмма Сильвервульф забилась в самый угол подоконника, замерцала помехами, словно задрожала от страха. Кафка судорожно кинулась вспоминать, что из оружия у нее в спальне еще припасено? От гранат толку не будет, пистолета всего два, один у Блэйда, второй остался валяться на полу в коридоре… Катана, где-то еще была катана! Кажется, в шкафу, где пальто. Дверь пока держится, она успеет добежать… — Это он, — снова всхлипнула Сильвервульф. — По сюжету он проникает на закрытые базы, где прячутся приспешники его старого врага, Босса Камня, и побеждает их благодаря своей мудрости. Никто не знает, как этот босс выглядит, в мультике его ни разу не показали. Братец Хану, наверное, узнал про Элио, подумал, что он и есть Босс Камень. А его приспешники… — А его приспешники — это мы. — закончила Кафка за нее. В коридоре снова раздался грохот, будто в дверь кинули что-то тяжелое. Пугает, гад, поняла Кафка, пытается деморализовать. Сам-то, поди, ничего не боится. Что если этому братцу Хану, или как его там, и катана не страшна? Кафка умела расправляться с бандитами, с ищейками КММ, с мерзостями изобилия и космическими чудовищами, но какая управа на такого, как он? Он ведь даже не живое существо, он материализовавшийся кошмар, ожившая страшная греза Пенаконии… Элио бы сюда. Элио бы справился, он бы что-нибудь придумал! — Значит так, слушайте меня обе, — сказал Блэйд. — Сильвервульф, проверь систему замков, заранее настрой электронный доступ. Я подойду к двери, открою аналоговые замки. Как только я дам сигнал, Кафка, подчини мою волю и прикажи мне атаковать это чудовище, как бы оно нас с тобой не деморализовало, твой шепот духа оно не перебьет, я выдержу. Как только я оттесню его в свой отсек, запирайте меня с ним и бегите в гостиную разбираться с телевизором. Если не получится, глушите связь на всем корабле, выход я забаррикадирую сам. Все ясно? — Придурок, — фыркнула Сильвервульф. Вышло как-то жалобно. — Опять, что ли, помереть пытаешься?! — Пора уже привыкнуть, волчонок, — усмехнулась Кафка, — у него никогда это не пройдет. — Придурок, я же говорю! — Блэйдик, ты все-таки решился на позорную кончину? — Если меня и убьет эта злобная крыса в шляпе, — Блэйд вскинул голову в нелепом жесте героического полицейского из старой криминальной драмы, — скажите всем на Сянчжоу, что я отдал жизнь, спасая женщин и детей! Сильвервульф согнулась пополам, то ли от кашля, то ли от нервного смеха. Блэйд недовольно хмыкнул, но головы не опустил, только взялся покрепче за пистолет. Черт, это было сексуально, Блэйдик, пронеслась мысль у Кафки в голове. Не настолько, как образ мстительного говнюка, но очень близко к первому месту. — Давай, — сказала она, — По твоему сигналу. Блэйд кивнул, встал с кровати и на полусогнутых подошел к двери. Прислушался, потянул руку к первому из замков. За его спиной голограмма Сильвервульф замерцала и задергалась — это реальная Сильвервульф у себя в комнате под одеялом лупила по клавиатуре, настраивая удаленный доступ. Блэйд прислушался, хмыкнул, открыл второй засов. Весь напрягся, в ожидании нужного момента. — Три секунды, — попросила Сильвервульф, — и все будет. — Кафка, приготовься, — произнес Блэйд шепотом, — три… Кафка сосредоточилась, сконцентрировалась на его воле. Потянула невидимые нити электрических разрядов к его голове… — Два! Обвила ими все его тело, все сознание, каждый мускул и каждую мысль… Послушай, Блэйдик, послушай меня… Дверь отсека распахнулась с таким грохотом, что Блэйд отшатнулся, чудом удержавшись на ногах. — Черт, нет, нет, нет! — заорала Сильвервульф. — Это не я! Что за хрень, отмена, отмена! Блэйд отступил, выстрелил раз, другой, почти не целясь. Кафка почувствовала, что он как будто задергался, попытался вырваться из пут — нити паутины ее гипноза растягивались, рвались одна за другой. Он был уже не в ее власти, ее власть вытеснил ужас — первобытный, животный, когда замираешь и ждешь уже не спасения, а скорой смерти, молишься, чтобы все закончилось побыстрей… Стало холодно, до дрожи, в нос снова ударил запах пыли и старых кинопленок — если они переживут эту ночь, Кафка никогда не притронется к своей коробке с кассетами! Изрубит ее на куски, сожжет, выбросит дрейфовать в открытый космос! — Послушай! — из последних сил закричала она. — Послушай, Блэйдик!.. Чудовище стояло на пороге. Мрачное, приземистое, нелепое до гротеска. Оно хмурилось, скалило клыки, зыркало на всех по очереди своими глазищами, похожими из-за темных очков на бездонные черные дыры. Холод и запах кинопленок заполнили всю комнату, затопили ее, как как облако космической пыли. У Блэйда подкосились ноги, и он упал. Кафка с ужасом поняла, что не услышала звука падения. — Братец Хану… — прошептала Сильвервульф, — Это он, это он!.. Надо добежать до шкафа, достать катану, разрубить эту тварь на куски! Или нет, или лучше не тратить время и бежать в гостиную, глушить телевизор, разломать антенну, ни один кошмар с Пенаконии больше сюда не проник? Кафка попыталась встать, не смогла, рухнула на пол, ноги не слушались. Блэйд поднял пистолет и выстрелил снова — пуля прошла сквозь чудовище, даже не заставив его дрогнуть, и застряла в стене возле двери. — Твою мать, — выругался Блэйд. — Сильвервульф, глуши связь! вырубай все, что можешь! — Не получается! Я пытаюсь! — она сорвалась на истерический визг. Братец Хану сделал несколько шагов вперед. Надвинул шляпу на глаза, состроил жуткую кривую ухмылку. — Хмммм! — произнес он. — Хммм! Хххммпф! — Да сгинь же ты, тварь… — прохрипел Блэйд. — Хмммм! — братец Хану подошел еще ближе, — Хммм! Блэйд уронил пистолет. Кафка попыталась подняться, очнуться от морока, снова сосредоточилась на подчинении воли, но не смогла. Блэйд был уже не в ее власти. Она как воочию увидела его — связанного, закованного в лед, посеревшего, будто его сфотографировали на старую пленку. Превратившегося в кадр кошмарного кино, ожившего сна с Пенаконии, пленка кончится — и он исчезнет, будто его и не было никогда. — Блэйдик, — прошептала она, — Блэйдик, послушай… Блэйд попытался что-то сказать, но не смог. Братец Хану снова издал утробное «Хммм!», потянул к Блэйду свои маленькие крючковатые руки — как вдруг из коридора вылетела черная тень и напрыгнула на него. Блеснули когти, вспыхнули в полумраке желтые глаза, и в следующее мгновение по полу завертелся яростный воющий ураган. Во все стороны полетели обрывки плаща и клочья шерсти, шляпа братца Хану упала с его головы, укатилась куда-то к торшеру. — Элио! — воскликнула Сильвервульф. — Давай, Элио! Никогда Кафка раньше не видела, чтобы Элио так дрался. Братец Хану отлетел к стене, сокрушенный мощным ударом лапы. Кряхтя, встал, сжал руки в кулаки. Элио занял центр комнаты, выгнул спину, надул хвост, повернул уши назад, придавая себе еще более грозный и боевой вид. Братец Хану, казалось, замешкался. — Хм! — объявил он. — Хммм! Хм! Хххмпф! Вероятно, это означало: «Сдавайся, босс Камень!» — в переводе с его личного языка. Элио в ответ зашипел, а потом издал угрожающий кошачий боевой клич. Кафка готова была поклясться, что никогда раньше не слышала от него таких звуков. Братец Хану огляделся, шагнул туда-сюда. Элио не сводил с него глаз, шипел и дергал хвостом, стоило братцу Хану чуть дернуться. Братец Хану отступил к двери, Элио двинулся за ним, все также выгнув спину и распушившись. На несколько секунд повисла тишина — мертвая, космическая, — а потом братец Хану развернулся и кинулся в коридор. Элио драпанул за ним, успев еще раз врезать ему лапой, и они скрылись в темноте. Блэйд, очнувшись от наваждения, вскочил, дернул Кафку с пола и они, спотыкаясь, бросились бежать вслед за Элио. Кафке все еще сводило холодом конечности, от запаха пыли и старых пленок мутило, коридор казался бесконечным, но они бежали вперед, пока не добрались до гостиной… Телевизор стоял на тумбе, включенный, но показывал только серые шумы. Коробка с кассетами Кафки, развороченная, валялась рядом на полу. Братца Хану и след простыл, а Элио сидел на ковре и беззаботно вылизывался. — Вот же ж… — только и смог произнести Блэйд. — Не зря мы с тобой столько в злую руку играли! *** Человек из Семьи пришел на встречу, скрывая под маской лицо. В бесконечных барах Золотого Мига встретить можно было кого угодно, там никто бы не удивился ни братцу Хану, ни разумному коту, ни охотнику за стелларонами, но в Семье, возможно, просто было принято лишний раз не светиться в злачных местах. Впрочем, мелкие светлые перышки, осыпавшиеся на рукава пиджака, этого человека с головой выдавали. — Я слышал, тебе удалось выполнить мое поручение, братец Хану! — сказал он и поднял бокал газировки со льдом. — Охотники за стелларонами напуганы, как дети! Братец Хану запрыгнул на соседний барный стул и жестами попросил бармена принести и ему газировки. — Отличная работа, — продолжил человек из Семьи. — Ты не пострадал? Братец Хану пожал плечами. Мол, бывало и похуже, ерунда, жалко только, что шляпу потерял, любимая шляпа была. Бармен поставил перед ним стакан «Услады». Братец Хану обхватил стакан руками, сделал первый глоток, и понял, что с головы в напиток свалилась черная кошачья шерстинка. Босс Камень, черт бы тебя побрал! — Расскажешь, как оно было? — спросил человек из Семьи. — Хотя бы так, в двух словах. Братец Хану задумался. Он мог бы рассказать о многом: как бесстрашная преступница Кафка, за которую КММ назначило одиннадцать миллиардов награды, уронила пистолет, упала на пол и затряслась от ужаса; как беспощадный убийца Блэйд, испугавшись его, в один миг превратился в податливую марионетку, и гипноз Кафки был тут не причем; как хакерша Сильвервульф, одной рукой взламывающая новейшие системы безопасности космических станций, пряталась от него под одеялом, как ребенок от подкроватного монстра… Многое мог рассказать бы. Но ответил лишь суровым «Хмм!».