Я тоже, Вер

      Все закончилось.       Вера облегченно вздыхает, на самом деле понимая, что все только начинается.       Ангелина расстроена итогами финала, ведь она, ее собственные слова, живой человек. Вера на публику раздосадована, а внутри у нее сердце кровью обливается. Хочется от души высказаться, да цензура не пропустит.       Ангелина расстроена, и это все, что другие видят, ведь обычно она не показывает эмоций. Но Сотникова знает наверняка, что все они слепые и Ангелинино «непоказывание» эмоций буквально кричит об этих самых эмоциях. Да, Вера всех чувствует, но она для нее на первом месте.       Вера всегда ее поддерживала, даже, когда не показывала этого. Правда, один раз она немного превзошла саму себя и аж отправила Ангелину в черный конверт. За то недоразумение она извинялась долго, сбивчиво и с непритворным стыдом в наглых глазах. Сегодня всё иначе. Сегодня слова нужны другие, не резкие подбадривающие, не отрывистые, разжигающие веселье в болотных глазах. Сегодняшний день должен был стать особенным для Ангелины, а стал таким еще и для Веры. Особенным с неприятной стороны.       Оглашение результатов еще долгим болезненным набатом стучит в ушах, и, когда Вика подходит к ней обнять и поздравить с окончанием этой адской пляски, Сотникова понимает, что слова-то нужны совсем не ей. А той, которой на площадке уже нет.       Решение, пришедшее молниеносно, глупое, но вполне в стиле Веры, которая любит проявлять непрошеную заботу. Переживёт, лишь бы вилами не погнали. Она от него отмахиваться не хочет. Не станет. И не потому, что потворствует собственным слабостям, а потому что за последнее время чуть ли не впервые подумала о ком-то, а не о себе.       Ей не составляет труда собраться с мыслями, подозвав одного из мальчиков, приносящих экстрасенсам их вещи для ритуалов. Быстро объяснив ему ситуацию, она идет в узкий тёмный коридор, сама себе поражаясь. В жизни она делала много странных вещей, но вот еще ни разу не караулила питерскую ведьму под дверями гримёрки, желая завоевать ее расположение.       Когда наконец в руках оказывается, то, чего она ждала, Вера нервно выдыхает будто перед прыжком в воду. Воду тёмную, полную чудовищ, самих себя пожирающих. Она чуть ли не зажмуривается, ловя себя на мысли, что такая боязнь — это уж совсем по-детски.       На свой страх и риск плечом толкает дверь в гримёрную, крепко сжимая в руках подставку с бумажными стаканами и шуршащим пакетом с выпечкой. Долго упрашивать ребят из съёмочной команды сбегать в ближайшую кофейню не пришлось, ей вообще всегда было достаточно вежливо намекнуть, и те сами бежали за тем, что ей нужно.       Ангелина сидит на подлокотнике дивана, задумчиво опустив голову вниз. Собственный маникюр, конечно же, интереснее того, кто внезапно вторгается в ее пространство. А может, ей и не нужно оборачиваться, чтобы знать, кто входит. — Держи, — Вера протягивает ей еще горячий стакан с кофе. — Я знаю, ты любишь.       «Потому что я смотрела каждый твой эфир».       Молодец, Вера. Так держать.       Ангелина мельком бросает пустой взгляд на вытянутую руку, забирает стакан и ставит его на столик перед ней. Вера едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. Это ее врождённое упрямство или сиюминутная прихоть?       Женщина провожает взглядом стакан с кофе и ставит туда и свой вместе с пакетом.       Рука зависает на полпути к плечу Изосимовой, недолго колеблясь, Сотникова все же отбрасывает сомнения. Она гоняла парня в кофейню ради этого момента, а теперь идёт на попятную.       Ангелина чувствует чужую теплую ладонь, слабое пожатие, не настаивающее, а лишь обозначающее присутствие. Честно, ей даже не хочется реагировать, хочется просто отгородиться ото всех, побыть в этом долгожданном вакууме и ни о чем не думать. — Ангелин, — Вера, к собственному сожалению не заготовила речь заранее, все-таки ее план был не таким продуманным, как ей казалось. Но проблемы нужно решать по мере их поступления, так что долго подбирать слова она не собирается. — Ситуация паршивая, согласна. — Не то слово.       Изосимова ухмыляется, но ее настроение ожидаемо не ползёт вверх. Вера все еще стоит, не зная, что делать с собственными руками. Как девочка, честное слово.       Поэтому следующее, что она делает, это обнимает ведьму за плечи, притягивая ближе. Сколько раз за первый сезон Ангелины она видела, как та заботливо обращается с участниками испытаний, каждый раз немного им завидуя. В этот раз забота легла на Верины плечи.       Ведьма лишь тяжело вздыхает. Ангелина чувствует заботу мягкую, ненавязчивую, ни к чему не принуждающую. Такое чувство ломает сильнее всего, оно просачивается под кожу, оседает на костях, прорастает в грудной клетке, корнями цепляясь за рёбра. Она привыкла думать, что ее ничто не сломает, но в этот раз сама хочет поддаться. — Верочка, — у Сотниковой от такого ехидного злобно-обиженного тона мурашки по коже табунами скачут. — Не трать на меня силы, тебе ещё там людям улыбаться на камеру. — Перестань. Я лучше на тебя потрачу, чем на них.       Ангелина косо ухмыляется, горько, с неприкрытым сожалением. Ангелина терпеть не может, когда ее жалеют, ее внутри от чужого сочувствия и жалости перекореживает как от кислого молока. Веру не переубедить, ей в ней это нравится.       Под заботливыми Вериными руками, аккуратно касающимися ее волос, она покорно склоняет голову на те самые руки, пряча лицо в изгибе чужого локтя. От успокаивающего Вериного голоса безжалостный к своей хозяйке пожар по-настоящему успокаивается. Ангелина с облегчением вздыхает. Все и правда закончилось. — Моя девочка, — Изосимовой кажется, что она ослышалась. А еще ей кажется, что Вера как-то слишком рвано вдохнула. — Как же ты устала.       Ведьма резко вскидывает голову, в ответ на нее смотрят светло-карие глаза, смотрят спокойно, без истерик. Но Ангелина не была бы той, кем она является, если бы за фасадом полной безмятежности не увидела настоящую бурю. Чужие руки невесомо проходятся по скулам, а в глазах влажная пелена. Изосимова не знает, что делать с Вериными слезами, она со своими-то не всегда знает, что делать.       Сотникова может хоть десять раз говорить, что ей нравится Саша, но после сегодняшнего дня в ней не осталось и намека на симпатию. Вера сломлена, Вера искорëжена его поступками и поведением. Вера изнутри раскурочена тем, что его слова сделали с Ангелиной.       Это всего лишь дурацкое шоу. Тогда почему у нее все внутри разрывается из-за переживаний за человека, которого она уже точно из головы не выбросит.       Шоу фиктивное, вот только чувства настоящие. И с ними Вере не мешает разобраться.       Ангелина стала для нее родной. Она пахнет неизвестными травами в тугих пучках, что колдовка всегда приносила на испытания, и дымом, что после ее обрядов еще долго витал в воздухе, оседая на одежде Веры. Ангелина для этой женщины на самом деле не такая уж и загадка, больно характеры у них схожи, просто Сотниковой чаще свой нрав приходится сдерживать. В этом она Изосимовой завидует неимоверно. Ангелина пахнет сталью, которую не разогнешь, напряжением, которое Вера привыкла в себе подавлять.       Ангелина в голове прокручивает десятки испытаний, которые прошла вместе с Верой, и ее правда иногда удивляла некоторая ее наивность. Однако это совсем не значило, что ей не нравился задумчиво-заинтересованный вид женщины, когда она вслед за ведьмой наклонялась, чтобы увидеть то, что Изосимова видит в глазах участников. Она правда считала, что проходит эти испытания не одна. Энергия Сотниковой завораживает и заряжает, такое сложно забывается.       Вера для Ангелины пахнет домом, и в этом она никогда бы не призналась на людях. Пахнет поздними августовскими яблоками, запеченными с орехами и медом, маминым чаем с тремя ложками сахара и густым летним солнечным светом. Сколько бы дорогих духов Сотникова на себя не вылила, питерская ведьма всегда ее почувствует. Ее она ни с чем не перепутает. Вера пахнет отдыхом, долгожданным, заслуженным. Роскошь, которую Ангелина себе позволяет редко.       Возможно, пришло время наконец позволить. — Я устала.       Она просто тихо выдыхает слова, которые Вера ловит на полпути, прижимаясь тёплыми сухими губами ко лбу. Сто раз так делала сама Ангелина и ни разу не могла представить, что это может быть так приятно.       Наверное, все дело в человеке. — Я так устала, Верочка.       Пальцы осторожно пропускают прядь за прядью черных, как дёготь, густых волос, массируя кожу головы, распуская пучок. Ангелине бы встать и переодеться для интервью, да от таких прикосновений ее разморило как кошку на солнце. — Скоро пройдёт все, — губы касаются тёмных кудряшек, Ангелина крепко зажмуривает глаза. Кольцо рук сильнее прижимает к себе. — Моя милая. Все пройдёт.       Эмоции для Изосимовой иногда вещь непостижимая. Контроль над ними — вообще запредельная. Поэтому, когда внезапная, несвойственная ей волна душащей нежности захлёстывает ее, она поднимает голову, подставляя лицо под хаотичные Верины поцелуи.       Ангелину отпускает, тугой узел внутри, не дающий свободно вздохнуть, развязывается. Точнее, его развязывает Вера, буквально разрубает Дамокловым мечом, что висел все это время над их головами. Иногда принять ход событий бывает намного проще и приятнее, чем Изосимовой думается. — Поехали отсюда? — Вера садится на корточки, беря ведьму за дрожащие ладони. Рядом с ней желание встать на колени как перед произведением искусства растет в геометрической прогрессии. — Куда? — хоть съёмки и закончены, Веру точно еще ждут на площадке, и просто так сбежать они не могут. — Да к чертовой матери- — Это я могу.       Ангелина впервые за весь день искренне улыбается, и Сотниковой хочется рассмеяться в ответ от облегчения. — Все таки зря ты тот разговор с Сашей затеяла, — большие пальцы вырисовывают широкие круги на костяшках пальцев. — Может, и не семерка была бы.       Кривая полуулыбка расчерчивает просветлевшее лицо. — Да к черту его. Пусть привыкает к неудобствам.       Ангелина сильнее сжимает чужие ладони. Непривычно тёплое чувство растекается внутри как большая лужа мазута, так же быстро, и вывести это будет, скорее всего, невозможно. — Я люблю тебя. Хоть ты и заноза в заднице.       Вера, казалось сказала это на автомате, и внезапно расширившиеся Ангелинины глаза говорили сами за себя. Так легко человек говорит только те вещи, которые день за днём проговаривает про себя. — Я не- — Не обязательно отвечать, Гель, — Сотникова поводит рукой в воздухе. — Это так, моя старческая сентиментальность, и тебе вовсе-       Договорить она не успевает, Ангелина крепче перехватывает ее руки, целуя тыльную сторону ладоней и замирая на несколько секунд. — Гель- — Я тоже, Вер. Тоже.