Тайны в мелочах

Утро выдалось слишком оживленным: Хильден проснулся в пять часов, но о завтраке едва вспомнил к девяти, да и то благодаря настырным вопросам одного из лаборантов. И даже сейчас, сидя за столом в ожидании еды, ученый невольно барабанил пальцами по пластиковой поверхности, то и дело менял позу и нетерпеливо вздыхал, как гончая в ожидании команды. В кои-то веки вокруг царило оживление — кроме него самого и настойчивого лаборанта Седрика, поспешившего к пищевому синтезатору, за соседним столом бодро стучали вилками еще три человека, и, судя по шуршанию двери за спиной, появился кто-то еще. — Доброе утро, — на плечо Хильдена опустилась рука, и омега непременно вздрогнул бы, если бы не ожидал чего-то подобного. Ремингтон неспешно обогнул столик и уселся напротив. Подоспевший с подносом лаборант озадаченно нахмурился и попытался осторожно возмутиться: — Но здесь занято! — и опустил поднос с тарелками на стол. Ремингтон критическим взглядом окинул завтрак и благодушно сказал: — Спасибо за заботу, дальше мы как-нибудь сами, — и поднял глаза на мнущегося Седрика. Тот явно хотел сказать что-то еще, но передумал, поджал губы и ушел обратно к синтезатору. Хильден проводил взглядом атлетичную фигуру и изящные черные кудри на затылке и потянулся к тарелкам. Острый суп благоухал пряностями, и сквозь поднимающийся от тарелки пар было довольно удобно рассматривать безопасника, деловито режущего синтезированное мясо, искусно оформленное в виде отбивной. Спустя несколько наполненных стуком столовых приборов минут Ремингтон чуть насмешливо поинтересовался: — Кажется, я перебил все удовольствие своим появлением? — Нисколько, — Хильден приподнял уголки губ в легкой улыбке. — На самом деле я раздумывал, не из вашей ли конторы этот пылкий юноша. Ремингтон нашел глазами молодого альфу, несколько секунд задумчиво рассматривал скульптурно вылепленное лицо и продуманно уложенные кудри, затем отрицательно качнул головой: — Наши так топорно не работают. Личная инициатива, я думаю. Хильден удовлетворенно кивнул и счел тему закрытой: внезапное внимание красивого лаборанта скорее развлекало, чем волновало всерьез. Но Ремингтон так просто успокаиваться не собирался, явно желая прощупать тему детальнее. — Вижу, подчиненные тебя любят изо всех сил. Хильден посмотрел в смеющиеся глаза напротив, вздохнул, потер переносицу и откинулся на спинку стула. Поднял взгляд к потолку, подбирая слова, затем не выдержал и тоже улыбнулся: — Знаешь, когда я учился в университете, то считался тем еще уродом. Потом, попав на практику к именитым профессорам и получив должность, стал хоть и некрасивым, но перспективным. Когда защитил кандидатскую — стал своеобразным, как и все ученые. А после докторской и вовсе обрел нестандартную, индивидуальную привлекательность. Боюсь, если доживу до основания собственной лаборатории, то стану просто несравненным красавчиком. Ремингтон, приподнимавший брови все выше, не выдержал и рассмеялся. Хильден удовлетворенно кивнул и вернулся к еде. Тема внешности не была для него ни запретной, ни неприятной. Он очень давно осознал, что это первое, на что будут обращать внимание при знакомстве, и первое, чем его попытаются задеть или спровоцировать. И не менее давно начал пользоваться этой чужой предсказуемостью в свою пользу. Поэтому таких не слишком умных ребят как Седрик не ждало ничего хорошего. Тот через несколько столов бросал недовольные взгляды на привольно развалившегося безопасника, но явно осознавал, что это противник не его уровня, и не рыпался. — А не связан ли этот внезапный интерес с успехом в нашем общем деле? — Ремингтон сыто выдохнул и откинулся назад, уложив ладонь на по-прежнему плоский живот. — Конечно, связан, — Хильден промокнул губы салфеткой и отодвинулся от стола, окинул помещение быстрым взглядом, порывисто смял салфетку и бросил рядом с тарелкой. — Хочешь, покажу, что у нас уже есть? Эксклюзив, так сказать. — Очень хочу, — Ремингтон закивал с таким энтузиазмом, будто последние недели только и делал, что мечтал как следует окунуться в опасные образцы биологического происхождения. — Тогда вперед! — Хильден бодро вскочил на ноги. Наметившийся, наконец, просвет в работе действовал на него как первоклассный стимулятор. Разумеется, Хильден думал о том, что и как будет говорить Совету безопасности в лице дружелюбного и открытого Ремингтона Линнекера. Сначала признаваться в том, что болезнь 32 (по номеру резервации) не имеет наследственной природы, он не собирался. А сделав подробную развертку генома всех доступных образцов, уже начал и сам сомневаться. Раньше он смотрел исключительно на кодирующую ДНК, но от безысходности полез глубже и, честно говоря, немного опешил. — Смотри, — Хильден открыл несколько таблиц, и принялся увлеченно объяснять. — Вот это — активные гены, здесь все нормально. Но я решил рассмотреть все варианты и проверить некодирующие тоже. Разницу понимаешь? — Не тупой, в школе учился, — лениво проворчал безпасник. — Некодирующие — это мусорные, ни на что не влияющие. И, насколько я помню, их куда больше, чем активных. Раз эдак в сто. Хочешь сказать, ты весь этот мусор перекопал и что-то нашел? — Если мы чего-то не понимаем, это не значит, что оно не нужное. В приличном обществе давно не говорят «мусорные гены». Это абсолютно неправильное и оскорбительное понятие. — Так нашел или нет? — А то как же! — Хильден улыбнулся, в кои-то веки широко, по-настоящему, и в несколько движений пальцев расширил визию, позволяя рассмотреть мелкие детали. — Вот. Это псевдо-гены. Одни из «мусорных», как ты говоришь. Из-за мутации они теряют способность кодировать белок, но весь фокус в том, что сохраняться могут очень долго. И через пару миллионов лет, благодаря еще какой-нибудь мутации могут реактивироваться. Восстановить белок-кодирующую последовательность. Представляешь? Это ли не чудо?! Ремингтон посмотрел на пылающее энтузиазмом лицо и только усмехнулся. Ему, в общем-то, даже углубляться во всю эту чехарду не было необходимости, главное, что информация собиралась и компонировалась независимыми программами, чтобы потом он мог предоставить собранный доклад куда следует. Эти же утилиты отслеживали сетевую жизнь поднадзорного, который даже сейчас что-то шустро перелопачивал как на первом, так и на втором уровне сети. И одновременно рассказывал, не залипая и не отвлекаясь ни на секунду. Многозадачность на высшем уровне. Рэм и сам поддерживал несколько потоков вирта, не отвлекаясь от реальности, но у него для этого стояли специальные усилители, а этот, судя по всему, тянул на чистой физиологии, без техно-бустеров. — И что сделал этот псевдо-ген, когда активировался? — С такими энтузиастами стоило как можно чаще демонстрировать заинтересованность, тогда они и без принуждения готовы были выложить все, что знали. — Что-то, — Хильден пожал плечами. — Мы еще разбираемся, что именно, но уже знаем, что это за ген. Вот, — он переключил визию, указал пальцем в нужное место. — Короткое плечо двадцатой хромосомы, ген PRPN. Ремингтон вздрогнул. Внезапно сработала одна из автоматических закладок, полученных при назначении миссии. «Незамедлительно сообщить при вербальном или невербальном употреблении выше означенных терминов…» Это было нехорошо. Это значило, что доктор Кройф докопался до чего-то, чего узнать был не должен. Ремингтон несколько мгновений ждал следующей закладки — с командой немедленно устранить поднадзорный объект, но команды так и не последовало. Он осторожно выдохнул. Значит, только сообщить, остальное — не его забота. Своеобразный, целеустремленный и умненький генетик ему импонировал, устранять его было бы неприятно. — Так значит, до самой сути вы еще не докопались? — Поспешил он скрыть секундную заминку. — Мы в процессе, — Хильден, кажется, не замечал ничего, кроме своих драгоценных генетических разверток, — поэтому, работаем в две стороны. Там, — он кивнул на стеллаж с герметично закрытыми отсеками, — свежие образцы, мы разобрали их буквально до молекул. И знаешь что, — омега, наконец, оторвал взгляд от визии и посмотрел прямо в глаза, — это что-то странное. Ремингтон мигом насторожился. Больно уж тон у собеседника был подозрительный — тревожный и восхищенный одновременно. Наконец, разговор подошел к тому моменту, ради которого Хильден и затащил его сюда. Не зря ему с самого начала показалось, что и встреча в столовой и визит в пустую (обед же) лабораторию только замаскированы под случайность. Ему хотели сказать что-то наедине, и вряд ли это было что-то приятное. — Знаешь, — омега задумчиво закусил губу и отвел взгляд, — сначала я думал, что это инфекционное заболевание. Затем нашел ошибку в гене, и предполагаемые последствия более-менее совпадают с тем, что мы видим. Но что-то все равно не сходится! Я сейчас, наверное, глупость скажу, но все выглядит так, будто изначально болезнь была спонтанной мутацией гена, спорадическим случаем, а затем распространилась… как-то еще. Как инфекционный агент. — Заразная генетическая болезнь? — Даже невеликих познаний Ремингтона хватало, чтобы понять, что это чушь. Он уже хотел облегченно выдохнуть, когда Хильден мрачно продолжил: — Она прижилась. — Что? — Рэм склонил голову набок, как почувствовавший опасность пес. — Прижилась на новой среде. Я много раз пробовал, и штучные среды, и натуральные, и ничего не получалось. Но вчера решил еще раз посмотреть на самые первые образцы, и она, черт подери, прижилась! Это нечто, что выбралось из гена, спящего пару миллионов лет. Может, встроенный фрагмент вирусного ДНК, может еще какая дрянь. Главное — оно развивается очень медленно, но безостановочно. Легко проходит сквозь все бактериальные фильтры, не поддается радиации и нагреванию. Да вон, сам посмотри, я целый отдельный журнал завел с методами, которые успел применить, — омега в раздрае махнул рукой в сторону собственного стола. — Так. Подожди-ка, — Ремингтон придвинул к себе ближайшее кресло и сел. Недовольно поежился, когда поверхность под ним поплыла, приобретая анатомически-удобную форму. — Так-так. Он был агентом Совета безопасности, и мыслил соответствующе. В первую очередь о том, насколько опасным для Объединенного Союза может быть некий вирус, медленный, изумительно стойкий, легко проходящий сквозь фильтры, летальный на все сто процентов. И чем больше он об этом думал, тем меньше ему нравились выводы. Наконец, он поднял взгляд на явно нервничающего омегу и спросил прямо: — Сколько людей знает об этом всем? — Теперь двое, — Хильден нервно передернул плечами и кривовато улыбнулся, — я же не дурак. — Не дурак, — согласился Ремингтон. — И каковы шансы, что мы уже заражены и можно не дергаться? — Минимальные. Я не знаю, как оно передается, но точно не воздушно-капельным. Иначе у нас была бы полная резервация больных, а не пару сотен. Тут явно что-то более сложное. — Ну и на этом спасибо, — Ремингтон задумчиво взъерошил пальцами волосы, затем зачесал их обратно, — кажется, мне нужно в город. — Местная сеть тебя не устраивает? Для связи вполне достаточно. — Не учи меня работать, — без выражения сказал безопасник и выбрался из кресла. — Думаю, не стоит с этим медлить. Кто-то из водителей на месте? И придержи пока своих лаборантов, пусть не суют носы в это дело. — Уже, — коротко ответил омега, одним движением свернул все открытые визии и тут же прихлопнул их личным паролем. — У них выходной в честь выхода моей книги. Должен же я как следует прочувствовать этот момент. — Тебя сочтут высокомерным засранцем, — хмыкнул Рэм уже на выходе из лаборатории. — Переживу. К тому же, кто сказал, что они так уж неправы? — Риторический вопрос прозвучал, когда безопасник уже скрылся в коридоре. Хильден вздохнул полной грудью и расслабился. Наконец, эта информация будет не только его проблемой. На самом деле, он до последнего сомневался, доложить о всей этой ерунде непосредственному начальству, или рассказать Ремингтону. С одной стороны, они вроде как относятся к конкурирующим структурам. Но с другой… Хильден слишком давно варился в научной среде, и прекрасно знал, какой катастрофой все может закончиться, если не видящие рамок ученые развернутся во всю мощь. Не хотелось бы стать автором нового биологического оружия. Не такой славы он хотел, и поэтому, подумав, решил донести информацию и в Совет безопасности и в Парламент одновременно. Пускай послужат друг для друга сдерживающим фактором, если все окажется настолько плохо, насколько казалось сейчас. Ремингтон действительно умчался очень быстро, и Хильден, выждав еще полчаса, отправил свой полный отчет с личной цифровой подписью. Несколько минут напряженно ждал, словно ответить ему должны были немедленно, затем встряхнулся, мысленно усмехнулся и отправился работать. Статусом не вышел для немедленной связи. Великий исследователь резерваций, ага. Он расковыривал эти чертовы образцы на все меньшие детали, неспешно и методично, не бросаясь проверять всплывающие в голове теории, подавляя нетерпение. Хильден был педантом, как в работе, так и в жизни. Он предпочитал рациональность, скрупулезность и точное исполнение заранее продуманных планов… большую часть времени. Временами случались глупые и нелогичные срывы, но он с ними боролся по мере сил. Идеальных людей не бывает, но это не значит, что не стоит стремиться выше, борясь как с миром, так и с собой. Самоконтроль и разумный подход к жизни — вот что должно превалировать в жизни человека, стремящегося чего-то достигнуть. Он толком не знал, что ищет, а лаборантам выделял лишь строго очерченные рамками задачи, не позволяя видеть картину в целом. Частично потому, что хотел разгадать загадку сам, да, глупо это отрицать. А еще потому, что не хотел, чтобы наивных молодых лаборантов, узнавших нечто важное, взяли в оборот за слишком длинный язык. Лишний риск, лишние проблемы. Но это привело к тому, что искать ему приходилось, фактически, в одиночку. Поражающий агент болезни 32 точно не был бактерией. И, пожалуй, вирусом тоже. Хильден распотрошил мозговые ткани, лично взятые у безумного старика, на столь мелкие составляющие, что даже чертовы вирусы, славящиеся крохотными размерами, не смогли бы спрятаться от планомерных и последовательных поисков. И действительно был готов и вовсе разобрать их на молекулы, как бы нелепо это не звучало. Но ответ, все же, нашелся раньше. Белок. Обычнейший, на первый взгляд, белок, имеющийся в каждом здоровом организме, с самым стандартным аминокислотным составом. Но каким-то образом заражающий образцы болезнью 32. Хильден вцепился в эту нить, лихорадочно нырнул в Сеть на все доступные три уровня, не скрываясь, перелопачивая пласты информации по ключевым понятиям. Ну не могло же, в самом деле, случиться так, что за всю историю никто с подобным не сталкивался. Ну бред же. Безпасник укатил в город вместе со своими шпионскими штучками, предоставив омегу самому себе на несколько часов, поэтому в ограничениях не было смысла. Конечно, он обходил навязчивую слежку, насколько мог, стараясь не попадаться слишком явно. Не потому, что хотел скрыть нечто важное, а лишь желая оставить себе хоть какие-то преимущества, чисто на всякий случай. Ремингтон контролировал местную Сеть, но лишь стандартные два уровня. Наверняка, это было прописано где-то в своде правил, составленных далеко не глупыми людьми, и проверенных временем. Только вот маленькая загвоздка — Хильден не был нормотипичным человеком. Он с самого детства задавался очевидными вопросами: почему, зачем, ради чего. Родители владели немалым капиталом, могли себе позволить любые вмешательства в геном будущего наследника. Но вместо того, чтобы подправить нетипичное развитие, оставили все как есть. Отнеслись наплевательски, испортив жизнь бедному ребенку — так думало немало людей из его окружения, да и он сам, когда был юн и глуп. Хильден уже не помнил, сколько ему было лет, когда отец, усадив его к себе на колени, объяснил все простыми и понятными словами, доступными ребенку, которого вечно шпыняют сверстники. Он родился не таким, как все. Не потому, что родители его не любят, а как раз наоборот. Быть нормальным — это предсказуемо. Давно заточенные под это дело программы видят нормальных людей насквозь, предсказывают их поведение, просчитывают их личности, подталкивают к нужным решениям. Нужным кому? Людям, которые управляют этой жизнью. Разве ты хотел бы, чтобы тобой управляли, как глупым персонажем в вирт-игре? Ах, эти мелкие пакостники обзывают тебя уродом и бракованным? Так это же они все одинаковые, а ты такой один. Уникальный и неповторимый. Этим гордиться надо, а не размазывать слезы и сопли по лицу. Знакомые с Хильденом люди в тайне удивлялись тому, что он не заработал комплекс неполноценности, несмотря на все давление и негатив, преследовавшие его всю жизнь. Он сам, мысленно усмехаясь, удивлялся тому, что не стал самовлюбленным нарциссом. Либо, все же стал, но попросту этого не замечает. У него не было комплексов по поводу внешности, он был экзотичным, но вполне себе привлекательным омегой. Что не мешало разыгрывать карту с «уродством» и «выбраковкой», когда это было ему выгодно. Он гордился своим интеллектом, в том числе — возможностью нырять в Сеть глубже, чем большинство людей. Официально считалось, что существует пять уровней, доступных для человеческого мозга. Первые два — поверхностные, обывательские, доступные всем без дополнительного технического оснащения. Еще два — более глубокие, продвинутые, для всяческих спецслужб и служащих корпораций, с более сложной, сжатой информацией, требующие определенных апгрейдов. Ну, а все, что ниже — темный и бездонный последний уровень, забитый обрывками кода, мусорными данными, хаотичным нагромождением виртуальных конструктов. Высочайшая плотность данных, доступная избранным, но при этом практически бесполезная. Поговаривали, что погрузившись туда, можно остаться навечно, потерявшись в бесконечных массивах информации, копившихся столетиями. Поговаривали, что структура там уже настолько сложная, что почти соответствует мозгу. Зарождение машинного разума, черт подери, о котором никто не узнает. Ну, не сразу, так точно. Разве что те слюнявые идиоты, что заигрались и нырнули слишком глубоко, пережгли себе мозги и навсегда остались там, на самом дне. Хильден без всяческих технических улучшений спокойно поддерживал три уровня сразу, но крайне не любил демонстрировать это посторонним. Наверное, с апгрейдами у него были бы шансы донырнуть до самых темных глубин, и именно поэтому он туда не лез. Было в нем нечто… разрушительное. То, что он всеми силами пытался контролировать, выстраивая жизнь, как конструктор, но иногда пасовал, и делал глупости. Личная поездка в резервацию не была необходимостью — он вполне мог послать вместо себя кого-нибудь из подчиненных, но снова поддался. Хильден прекрасно понимал, что было причиной: чертова мигрень, от которой он не мог избавиться, беспричинная, невозможная и выматывающая. Он вертелся, как ящерица, выброшенная на песок, корчился ментально и физически, и готов был сбежать куда угодно, в любую задницу, лишь бы это прекратилось. Встряска помогала. Реальная опасность, либо информация, потрясающая разум. Что-то, от чего вставали дыбом волосы на затылке, перехватывало дыхание, тряслись поджилки и потела спина. Сложный коктейль гормонов, который ни разу не удалось правильно воспроизвести в штучных условиях. Просто уколы никогда не помогали. Вот поездка к вонючим дикарям, гниющим заживо, разлагающимся с безумным смехом — это да, пожалуйста. Раздраженно и привычно потерев висок, он снова склонился над рабочим столом, но тут же отвлекся на сигнал срочного вызова. Незнакомый контакт, алая рамка, сигнализирующая о том, что этот звонок игнорировать не стоит. Хильден если и ожидал чего-то подобного, то гораздо позже. Протянув руку, он активировал связь. — Добрый день, коллега. Боюсь, нам нужно серьезно поговорить. Они не были знакомы лично, но Хильден прекрасно знал этого человека. Да его много кто знал, в общем-то. Герхард Гольцер был светилом, звездой, и, наверное, кто-то вроде него сразу всплывал в мыслях, стоило зайти разговору о действительно интересных открытиях в сфере генной инженерии. Примерно этот уровень развития Хильден счел бы для себя идеальным — ученый с мировым именем и собственным институтом за спиной. Который почему-то назвал его «коллегой». То ли насмешка, то ли лесть. Хотелось поинтересоваться, чем заслужена столь высокая честь, но вслух он лишь не слишком доброжелательно буркнул: — Здравствуйте, — и выжидающе затих, поджав губы и борясь с желанием скрестить руки на груди в защитном жесте, а то и вовсе отодвинуться от вирт-проекции. Инстинктивная реакция, слишком уж внезапным был звонок и слишком подавляющим доктор Гольцер. Нет, внешне он не был ни угрожающим, ни даже привлекающим внимание — альфа лет сорока на вид, не очень высокий, подтянутый, но не особо мускулистый, с чуть сутулыми плечами и аккуратно подстриженными русыми волосами. Обычное лицо, не слишком красивое, хоть и волевое, даже немного жестокое, со складками у рта и внимательными светлыми глазами. Но все вместе это как-то необъяснимо складывалось в хищника, которому такие как Хильден на один острый зуб. У Герхарда Гольцера была репутация человека, готового идти по головам, и аура акулы, напавшей на след. Общение с ним определенно не сулило ничего хорошего.