––– Смоленск, лето 1990 года –––
Острый лист плотной бумаги порезал палец Андрея Усачёва, кровь медленно просачивалась из ранки, но молодой московский следователь, недавно получивший капитанские погоны, читал письмо и не обращал на это никакого внимания. Буквы скакали, разлетались словно в безумном хороводе, налезали друг на друга в конце строки, совершенно не походя на тот почерк, который был у Томы и которым мог гордиться учитель чистописания из прочитанных Андреем в детстве книг Николая Носова. Андрей читал письмо и не верил, что эти строки написала Тома, его Тома:
«…Андрей, ты мне очень нравишься, и твои мысли о семье тоже нравятся. Они такие манящие, но от этого мне ещё больнее осознавать, что у нас с тобой ничего не может быть. Не надо меня искать – это причинит боль и тебе, и мне. Уезжай обратно в Москву, найди себе нормальную женщину, которая тебе даст то, что я хотела, но не смогла тебе дать. Прощай и будь счастлив.
Твоя Тома»
Слово «твоя» было зачеркнуто, словно давая понять, что разрыв окончательный и восстановления отношений не будет.
Андрей поднял глаза и посмотрел на блондинку, вручившую ему письмо в квартире Томы.
– Как это понимать, Ольга Александровна…
– Анваровна. – Блондинка метнула случайный взгляд на ранку Андрея.
– Простите… Как это понимать, Ольга Анваровна! Что это за глупые шутки!
Андрей быстрым шагом направился к кухне. Сильным толчком от распахнул дверь, на кухне не было ни души – лишь одинокий примус стоял на рабочем столике.
– Андрей! – Молодой человек обернулся. Блондинка смотрела на него с сочувствием и печалью. – Вы можете обыскать всю квартиру, а потом поехать в наш дом, но Тамары Вы не найдёте ни здесь, ни у нас с мужем. Вчера вечером Тамара почувствовала себя очень плохо, и её увезла скорая. Сейчас она в больнице, и боюсь, что всё движется к печальному концу. Вы знали, что Тамара была серьезно больна и что у неё был рак?
Для молодого и перспективного следователя, приехавшего из Москвы в Смоленск искать серийного убийцу, было слишком много странного в семье девушки, служебный роман с которой перерос, как казалось Андрею, в сильное и обоюдное чувство. Странным было всё в этом семействе, жившем в провинциальном Смоленске. Странным был сводный брат Тамары – врач от Бога, названный в честь деда-французского революционера и способный по вкусу крови определить болезнь человека. Странной была жена Жана Ольга с не менее странным отчеством «Анваровна», возглавлявшая кафедру мировой литературы в местном институте и способная невероятным образом всегда добиваться своего. Странным для советского государства был особняк, в котором жили Жан и Ольга и в котором на самом видном месте в рамке за стеклом красовался декрет за подписью Ленина, гласивший, что за многочисленные заслуги перед советской властью графине Ольге Воронцовой и маркизу Жану-Клоду Дешаму и их наследникам дается право владения особняком и прилегающими к нему двадцатью десятинами земли. Странной была недавно умершая тетка Томы Остроумовой – Анна, которая, стараясь сохранить в своей квартире обстановку сороковых годов, отказалась от газоснабжения и упорно пользовалась примусом. Странной была огромная квартира, в которой жила Тома и которая ей досталась от недавно умершей троюродной тетки, воевавшей в годы Великой Отечественной в партизанском отряде и служившей после освобождения города в милиции. После войны по этому адресу находилась плотно заселённая коммуналка, но затем многочисленные жильцы стали разъезжаться по вновь возводимым хрущёвкам, и тётка Томы, первоначально ютившаяся в крохотной комнатушке, осталась одна в этой огромной квартире, о существовании которой городские власти, похоже, совершенно забыли. И, наконец, странной была сама Тома, об интуиции которой в отделе, где она работала, ходили легенды. Слишком много было странного в этой семье и в этом провинциальном городке, но Андрей, занятый поисками преступника и увлеченный романом с Томой, ничего не замечал. Еще вчера перспективы у Андрея были самыми радужными и будущее казалось ему таким безоблачным: он нашёл замечательную девчонку, вместе с которой они поймали опасного преступника, державшего в страхе весь Смоленск. Впереди у капитана Усачёва были карьерный рост со скоростью уходящей в стратосферу ракеты и свадьба с увезённой в Москву Томой… И тут навстречу «Титанику» мечтаний из тумана неизведанного вышел айсберг ещё одной странности этой семьи.
– О чём Вы говорите, Ольга Анваровна, какой рак!? Тома не выглядела больной.
– Андрей, Андрей, – блондинка печально улыбнулась. – Вы многого не знаете. Несколько месяцев назад у Тамары был обнаружен рак на поздней стадии. Жан очень хороший врач, он делал и делает всё возможное, чтобы спасти сестру, но от рака, как и от старости не лекарства.
Андрей ладонью вытер покрывшую лоб испарину, подошёл к столу и осторожно сел на старый скрипучий стул, который как вся обстановка в квартире знавал лучшие времена и который застал времена правления Отца народов.
– Андрей, Вы мужчина, а мужчинам, не в обиду будет сказано, свойственно невнимание к мелочам.
Ольга села на такой же старый стул напротив, в очередной раз метнув взгляд на ранку, которая так и не думала затягиваться.
– Ольга Анваровна, я капитан милиции и следователь. Обращать внимание на мелочи является частью моей работы.
– Работы, Андрей, – блондинка опять печально улыбнулась уголками губ. – А вне работы вы часто обращаете внимание на мелочи? За те полторы недели Вашего романа с Тамарой сколько раз она ела вместе с Вами?
– Ни разу. Она пила только воду или слабый чай.
– У Тамары был рак желудка. Я специально готовила для неё ту пищу, которую она ещё могла есть.
Андрей посмотрел на Ольгу недоверчиво.
– Ольга Анваровна, но Тома не производила впечатление смертельно больной. Когда мы ловили маньяка, она работала с утра до вечера…
– Андрей, я тоже радовалась, когда Тамаре стало лучше, но мой муж не был столь оптимистичен. К сожалению, Жан оказался прав – это была ремиссия. Незадолго до Вашего приезда Тамара перестала чувствовать боли и решила, что пошла на поправку. Вы не хуже меня знаете, как в милиции относятся наплевательски к собственному здоровью – не болит и ладно. Но три дня назад боли возобновились. Андрей, Вы заметили, что днём Тамара уезжала на полчаса-час?
– Да, она говорила по семейным делам.
– Тамара обедала, а Жан колол ей лекарства и болеутоляющее. Фармакология и сила воли – вот на чём держалась Тамара. Андрей, Вы же знаете любимого писателя Тамары?
– Островский…
– Да, Николай Островский. У Тамары были два примера для подражания – Павка Корчагин и её тетка Анна. Желание спасти город от маньяка, быть полезной для общества и похожей хоть немного на своих кумиров помогали Тамаре. Как только маньяк был пойман силы покинули её.
– Ольга Анваровна, я хочу встретиться с Томой. В какую больницу её положили?
– Не стоит, Андрей, искать Тамару.
– Но почему?
– Это женское. Ни одна из женщин не хочет, чтобы её даже самые близкие люди видели некрасивой. Тамара сильно стеснялась темных кругов под глазами и своей худобы. Сейчас ей ещё хуже. Жан сказал, что в больнице Тамара плакала после того, как увидела себя в зеркале.
Андрей, положив руку на стол, смотрел на Ольгу с непроницаемым выражением лица.
– Ольга Анваровна, то, что Вы рассказали мне про Тому – это интересно и местами даже занятно, но вы лжёте. Я был рядом с Томой в течение почти двух недель. Никаких кругов под глазами у неё не было и цвет лица был свежим. Если бы Тома хотела расстаться со мной, она могла бы сама сказать мне без посредников. Мне жаль, что она оказалась такой трусихой.
– Андрей, свежий цвет лица Тамары – это грим, хороший импортный грим, который может держаться сутками.
– Я с ней был ночью… Мне неловко говорить об этом Ольга Анваровна…
– Мы взрослые люди, Андрей, и я знаю чем ночью в одной постели могут заниматься любящие друг друга мужчина и женщина. Ночь, которую Вы с Тамарой провели вместе, была её прощальным подарком Вам.
Ольга кивнула в ответ на недоуменный взгляд Андрей.
– Я её отговаривала от этого шага, говорила, что Вы как мужчина поймёте её жест совершенно по-другому, убеждала рассказать о своей болезни или позволить Жану сделать это. Но Вы знаете, Андрей, иногда причины, по которым женщина совершает тот или иной поступок, невозможно понять и другой женщине.
Молодой следователь тяжело вздохнул и осунулся. Если бы Тома струсила, то ситуацию можно было бы отыграть назад, встретиться с ней и переубедить её. А так всё было напрасно – Тома смертельно больна, и с этим ничего нельзя было поделать. Хотелось засадить в стену стоявший на столе старый графин или напиться в хлам, а лучше сделать всё это одновременно.
– Сколько ей осталось?
– Неделя, две, максимум месяц.
Москвич сжал ладонь в кулак.
– Андрей, Вас сейчас переполняют гнев и обида. Вы сейчас чувствуете себя обманутым. Поверьте, этот обман был невольным, потому что Тамара, думая, что выздоравливает, обманула сама себя.
– У Вас, Ольга Анваровна, тоже хорошая интуиция?
– Нет, Андрей, просто я ещё руковожу студенческим театром нашего института. Чтобы заставить актёров хорошо играть надо хорошо разбираться в чувствах и эмоциях.
Ольга по-матерински взглянула на москвича.
– Андрей, Тамара много рассказывала о Вас, и я была рада за неё и за Вас. Я верила, что Тамара выздоравливает и была бы очень счастлива, если бы Вы стали членом нашей семьи. Но, к сожалению, обстоятельства бывают сильнее нас. Считайте, что это одно из испытаний, которые были и ещё будут в Вашей жизни. Ваша, Андрей, задача достойно пройти это испытание и двигаться по жизни дальше.
Ольга мягко коснулась руки молодого человека. Андрей инстинктивно одернул руку, но изящная тонкая рука Ольги с неожиданной силой прижала его кулак к столешнице. Андрей поднял лицо, и его взгляд пересекся со взглядом Ольги.
– Андрей, Вы молоды, и на своём жизненном пути Вы найдете ту, которая не устоит перед Вашими красивыми глазами и пройдёт с Вами весь путь до конца. Вам, Андрей, говорили, что у Вас красивые глаза?
– Да… – ответил медленно Андрей. Его зрачки мгновенно расширились, заняв всю радужку глаза и тут же мгновенно схлопнулись до точки…
––– пять минут спустя –––
Скрестив руки, Ольга стояла у окна и сквозь стекло смотрела как темно-зеленая «девятка» Андрея отъезжала от дома Тамары, удаляясь вдаль и набирая скорость по улице, которая еще лет двадцать не увидит автомобильных пробок. Лицо Ольги было абсолютно спокойным, но её переполняли эмоции.
«Оля, помоги мне! Поговори, пожалуйста, с Андреем и скажи ему, что мы расстаёмся. Убеди его не срываться в штопор, ты же можешь.» Правильно сказал Андрей – трусиха! Всю жизнь мечтала о таком мужчине, и вот, когда судьба на блюдечке преподносит дар – хватай, пролетарка, не раздумывай. Нет же, корчит из себя тургеневскую девушку.
«Оля, я не смогу: я либо разругаюсь с ним, и он запьёт, либо не сдержусь и откроюсь ему.» Если запьёт, то не мужик, нечего и переживать! Да неужели это так сложно – сказать своему мужчине, что ты вампир? Любит – примет тебя и сам согласится стать вампиром. Если не хочешь ждать, то Жан сразу обратил бы Андрея и помог бы ему с легендой и работой. Если хотела проверить чувства, то продержала бы Андрея пару лет в фамилиарах и на пятидесятилетие своего обращения сама сделала бы его вампиром. Но нет же, видите ли,
«Я не могу погубить жизнь человеку. Андрей заслуживает нормальной семьи, детей, спокойной старости. Всего, чего у меня никогда не было и уже не будет.» Дура, соплячка! Да кому нужна эта старость!? Уродство, болезни и смерть как избавление от болей и страданий. Ты, Нюрка, вампирша и радуйся, что можешь вечно наслаждаться красотой, молодостью и здоровьем. Да и дети тоже… Хотя кого я с детьми обманываю, работа преподавателем и режиссером – это не столько ради молодой и вкусной крови, сколько всё тот же материнский инстинкт. Ольга поморщилась и отогнала от себя эту крамольную мысль. Надо будет сказать Жану, чтобы в документах Анне вписали её родное имя – хватит, наигралась в Тамару. А будет опять имя менять, поговорю с хранителями, будет Яздундоктой или Снандулией. Яздундокта Петровна Остроумова, в этом что-то есть. Ольга усмехнулась, представ лицо Анны, получившей новые документы. Ладно, что сделано, то сделано. Константин Сергеевич был бы доволен моей игрой, да и Андрея «убеждать» пришлось недолго. Хороший мальчик, умный и вкусный, жаль, что из пальца много не выжмешь. Такого я в фамилиарах подержала бы. Ну вот и всё, уехал…
Андрей вёл машину на восток. На душе у следователя скребли кошки, но он знал, что нужно делать – уйти с головой в работу. Преступники, трупы и бессонница должны смягчить боль. Месяц, второй, третий жизни в таком режиме, и боль если не уйдёт, то будет гораздо меньше… Андрей ехал в Москву и ещё не знал, что спустя пару недель после возвращения из Смоленска он получит приглашение на день рождения от своего друга детства и коллеги Лёхи Жалинского, что на дне рождения его «совершенно случайно» посадят рядом с щебечущей младшей сестрой жены Лёхи, что спустя полгода Андрей Усачёв и Алексей Жалинский станут свояками, что ещё через год Андрей с женой оформят опеку над внезапно осиротевшим племянником Ваней Жалинским и что через тридцать лет после смоленской командировки постаревший Андрей бросит все дела и помчится в Смоленск спасать своего племянника, капитана полиции Ивана Жалинского, и его невесту Анну – дальнюю родственницу Томы, его Томы… Но это будет потом, а пока Андрей ехал домой. Ранка на странно распухшем пальце хотя и побаливала, но заживала.
