»…есть ли на самом деле разница между злодейством и сумасшествием?» — Ю Несбё «Снеговик»
— Ты ненавидишь меня, — прошептал он, глядя на своего отца. Уже начало смеркаться, но облака отражали свет города, словно впитывали его в себя, чтобы отчасти заменить солнце. С крыши двадцатиэтажного дома открывался потрясающий вид. Фонари уже загорелись, освещая дороги неизвестно куда направляющимся машинам и пешеходам, то тут, то там вспыхивали и гасли окна. Нева лентой делила город пополам. Красиво. Особенно когда в эту картинку вмешиваются ещё и разноцветные картинки, созданные разлагающимся сознанием. Цветовые пятна и фигуры дополняли скучную серую реальность. — Ты ненавидишь меня за мой выбор, папа, — едва ли его голос был слышен за шумом ветра и города. — Как же безграничная любовь, несмотря ни на что? — Ты не заслужил любви. Он усмехнулся. В подобном ответе сомнений не было. Как можно любить наркомана? Как можно любить того, кого ты даже не знаешь? А отец его не знал. Не знал душу, скрытую в этой тюрьме, названной телом. — Но меня любят, — сказал Юра и сделал затяжку. Сигаретный дым окутал лёгкие, заменяя кислород на нечто более важное. — Она любит меня так, как никто никогда не сможет полюбить. — Она глупая маленькая девочка. И ты разрушаешь её жизнь сильнее, чем свою собственную. — Я не в праве решать за других, — он усмехнулся, снова сделал затяжку и повернул голову, чтобы посмотреть на мужчину, стоявшего рядом. — Ты думаешь, я хотел бы, чтобы она вогнала себе в вену наркотик? Хотел бы, чтобы она переняла частичку моего безумия, открыла для себя мои миры? — Ты ей позволил это сделать. — Потому что не в праве остановить, — Юра медленно сел, опершись рукой на холодную поверхность плоской крыши. — Я не заставлял её меня любить, не заставлял её меня понимать. Она хочет так жить. И в этом нет ни грамма моей вины. — И чья же тогда вина? — отец усмехнулся. Он продолжал стоять, возвышаясь над Юрой, как гора. — Вашего искалеченного поколения, — пожал плечами парень, выпуская из лёгких дым. — Вам наплевать на нас. Мужчина в ответ на это усмехнулся. Юра чувствовал на себе его презрительный взгляд. Но этот взгляд ничего не значил. Его отец-неудачник ничего не значил. Это была полуреальность. И она тоже ничего не значила. — Проще винить во всём других, чем себя, — наконец сказал отец и отвёл взгляд, чтобы посмотреть на город. — Но я не заставлял тебя становиться наркоманом. Родители твоих друзей не заставляли их пойти по такому пути. Вы все сами выбрали это. И ваша жизнь идёт под откос не из-за нас. Другие переживают вещи гораздо хуже, чем отсутствие любви со стороны родителей, но, тем не менее, живут хорошей жизнью. — Да пошёл ты, — выплюнул Юра. Внезапно он почувствовал обжигающую боль в пальцах и резко разжал их. Он не заметил, как сигарета догорела почти до фильтра. Однако теперь это значения не имело: сигарета упала на поверхность крыши и потухла. Юра выругался сквозь зубы и повернул голову в ту сторону, где только что стоял его отец. Но, на удивление, мужчины там не оказалось. Полуреальность… Она всегда приходит после иглы, всегда. И Юра никогда не мог понять, что в ней настоящее. В полуреальности его не существует. Ни его, ни мира вокруг. Реальность рассыпается, ускользает, смешивается с другими, с потусторонними. Нечему верить, не за что ухватиться. Интересно, а что испытывает Виолетта, лежащая рядом? В каком мире находится она? — Ви, — позвал Юра и посмотрел на девушку. — С кем ты говорил? — невнятно пробормотала она, приоткрывая глаза. Виолетта вряд ли что-либо видела, взгляд у неё был мутный, неосознанный. — С тем, с кем никогда больше не захочу говорить вживую, — ответил Юра и осторожно коснулся плеча девушки. Оно было холодным, потому что она поднялась на крышу вместе с ним в одном лишь топике и джинсах. — Ви, где ты сейчас? Она перевела взгляд на Юру, но как будто не видела его. На лице появилась лёгкая улыбка, отдалённо напоминавшая счастливую. — Рядом с тобой, — негромко ответила Виолетта и положила свою холодную руку поверх его. Её рука казалась маленькой и изящной, удивительно контрастной. — И мне очень хорошо. — Вот как, — с лёгкой усмешкой сказал Юра. — Боюсь, я не рядом с тобой. Потому что меня нет. Она засмеялась, хрипло и не очень весело. — Никого из нас нет. Мы — копирки чужих знаний и решений, — сказала Виолетта и закрыла глаза. — Удивительно, что я раньше не думала об этом. Мир теперь кажется каким-то очевидным, прозрачным, но всё ещё по-своему интересным. Юра отнял руку от её плеча и посмотрел на город. Стало чуточку темнее, но количество огней увеличилось. — Игла открывает двери в новое мировоззрение, — сказал Юра. — Ты не злишься? — спросила Виолетта, всё ещё лёжа с закрытыми глазами. — Нет, — пожал плечами Юра и вновь вернул всё своё внимание девушке. — Ты же не злишься, что я такой. — Я тебя любила бы, даже если бы ты был убийцей. У меня зависимость от тебя куда больше, чем будет от наркотиков. — Скоро я перестану иметь для тебя значение, — сказал Юра. — Поверь мне. Важнее будет доза. Виолетта не ответила, и по её мирному дыханию и закрытым глазам, Юра понял, что девушка погрузилась в другой мир, открытый наркотиками, ушла прочь из этой реальности, в которой всё угнетает и напоминает о плохом. — Надеюсь, там ты счастливее, чем здесь, — едва слышно произнёс Юра и снова мягко коснулся её плеча. Виолетта явно замерзала. — Пора в тепло, Ви. Он осторожно поднялся на ноги, чувствуя, как мир вокруг начинает вращаться. Парень на несколько секунд замер, пытаясь не потерять равновесие. Мышцы неприятно заныли. Казалось, ещё чуть-чуть, и Юра отправится в полёт с края панельки, завершая свой жизненный путь не самым красивым образом. Но спустя несколько мгновений ощущение невесомости прошло. Юра наклонился, поднял Виолетту на руки и пошёл в сторону двери, через которую они сюда попали. Девушка была лёгкой и такой хрупкой… И очень холодной. — Мы должны быть счастливы, — прошептал Юра, глядя на бледную кожу спящей Виолетты. — Мы заслужили любви и права выбора. Мы заслужили…***
Она не похожа. Она выглядит иначе, ведёт себя иначе. Совсем не такая, как хотелось бы. Но жажда не знала предела. Жажда гнала вперёд, и не было больше критериев важнее. Нева скоро покроется коркой льда, ритуал невозможно будет провести полностью, и он потеряет значение. Надо было действовать быстрее, надо было насладиться, чтобы на время уйти в зимнюю спячку, затеряться. Возможно, эта будет последней. Возможно, он был уже гораздо ближе к финалу, к которому так долго шёл. Был близок к идеалу, которым вскоре сумеет овладеть. С ней не будет важно, покрыта ли река льдом. Она никогда не поплывёт по реке в последний путь. Нет. Она всегда будет с ним. Но девушка, на которую он смотрел сейчас… Совсем не такая. Она не похожа, она… Принесёт ли удовольствие? Закроет ли все потребности? Или станет таким же разочарованием, как последние три смерти? Необходимые, чтобы выжить, но, тем не менее, не принёсшие того удовлетворения, которое могли бы принести. Может, он сделал что-то не так? Или, может, близость к главной цели теперь мешает получить истинное удовольствие? Может, теперь он не хочет заменять её другими? Знает, что она так близко, и не желает ничего другого? Может, пора…? Девушка приветливо ему улыбнулась. Он кивнул, давая понять, что она может присоединиться к нему за столиком в углу, где он допивал свою кружку пива. Похоже, с этой будет легче. Но здесь… Многовато свидетелей, которые могут на него указать. Хотя… В любом случае, он сумеет выкрутиться. Ведь никто не сможет доказать, что он последний, с кем она увидится перед смертью. Никто даже не заметит, что её нет, пока не найдут тело. Как и всегда. Он прекрасно знал, кого забирать. Он знал. И всегда был впереди. Он был лучше и умнее всех их. И поэтому он добьётся своей цели, так и не попавшись.***
Испуганный взгляд Лили казался каким-то неправильным. Почему она его боится? Она не должна его бояться, ведь он её брат. Разве так всё должно быть? — Убирайся отсюда, — на удивление, голос её звучал твёрдо и уверенно. Шкаф лежал на полу между ними. Множество осколков, документов и книг — всё было разбросано вокруг. Хаос. Хаос, который он устроил. И не понимал, почему. Он не помнил. Он ничего не помнил. Кто он? Что он здесь делает? Что ищет? И почему его сестра его боится? — Я сказала пошёл вон! — закричала Лиля и схватила со стола металлическую белую лампу, которую сразу же бросила в его сторону. Парень увернулся, но лампа врезалась ему в плечо, оставляя неприятное чувство, которое, вроде, называется «боль». — Убирайся! Он растерянно глядел на неё. Неужели она его так сильно боится? Ненавидит? — Я не причиню тебе вреда, — сказал он невнятно, пытаясь сообразить, были ли его слова хоть сколько-нибудь понятны? — Мне наплевать, — Лиля сказала это с такой холодностью в голосе и взгляде, что от этого стало жутко. — Уходи. Уходи отсюда к ёбаной матери! Он несколько раз моргнул. Плечо болело. Он осторожно коснулся этого места пальцами и ощутил что-то липкое. Кровь? От удара? Это странно. Но пальцы были красными. Нет, не только пальцы. Вся правая рука… Там была кровь. Много крови. Он попытался проследить, откуда она течёт, и понял, что вдоль руки множество порезов пониже локтя, и особенно много на костяшках и ладони. Откуда всё это? Он медленно отступил назад. Под ногами захрустело стекло. Наверное, подошва теперь будет повреждена, и понадобится новая обувь. Хаос. Вокруг был только хаос. И он… Он сам был хаосом. В разбитом зеркале напротив показалось его отражение. Изломанное, нечёткое. Будто кто-то составил кривую мозаику в стиле Пикассо. — Как же так? — едва слышно спросил он, глядя на то, что отражено в зеркале. И… Это был не он. Совсем. Это был кто-то другой. Ведь он не может выглядеть вот так. — Добро пожаловать в полуреальность, — сказало изломанное отражение и криво улыбнулось. — Посмотри, что ты такое. И запомни это. Потому что дальше всё будет гораздо менее приятным, — изломанное отражение засмеялось. — Кто ты? — едва слышно спросил он, продолжая рассматривать разбитую картинку перед собой. — Твоя истина. Твоя тень, с которой ты так любишь говорить, — отражение снова издало смешок. — Нравится видеть осколки, из которых мы с тобой сделаны?