«Но я от этого бега по кругу слишком устал» — Asper X «Универсальный солдат»
В баре было шумно. Громко играющая музыка смешалась с гулом множества пьяных голосов. Во всём зале остался всего один свободный стол, да пару стульев у барной стойки, к которым Саша с Максимом и направились. — Ох, что же я тут делаю, — пробормотал следователь себе под нос, усаживаясь на высокий круглый стул с блестящей металлической ножкой. — Да ладно тебе, — махнул рукой Максим, уже примостившийся рядом. — В пятницу вечером иногда можно и расслабиться, — он говорил громко, стараясь быть услышанным в этом шуме. Бармен делал коктейль на другом конце стойки. За его спиной был целый стеллаж с огромным выбором напитков на любой вкус, а висевшие сверху экраны высвечивали ценник за любое удовольствие. Саша задумался. Он мог бы прямо сейчас встать и выйти отсюда, зная, что поступит правильно. Но что-то словно бы приковало его к месту. Давно забытое чувство, какая-то сила притяжения к одному из самых любимых занятий в прошлой жизни. В той жизни, в которой посещение подобных заведений по нескольку раз в неделю было привычным делом, не вызывающим ни мук совести, ни ощущения неправильности. Стоило уйти. Действительно стоило, но… Уходить не хотелось. Максим, сидящий рядом, смотрел на предоставленный каждому посетителю выбор выпивки. Огромный выбор, если сказать честно. Обычно список в барах был гораздо меньше. — Думаю, всё же мне не стоит здесь находиться, — сказал Саша, уже заприметив любимый Jack Daniels на полке. — Думаю, ты зря себя останавливаешь, — усмехнувшись, произнёс Максим. Глаза его горели лихорадочным огнём. — Мы так много работаем над этим ужасом, что нам действительно нужно расслабиться. Саша хотел отказаться. Он хотел выразить своё полное несогласие, встать и уйти. Сделать правильный выбор. Но, в тот момент, когда бармен с приветливой улыбкой появился рядом с ними… Александр Коротких поддался соблазну. И столько лет, проведённых без капли алкоголя во рту, показались пустыми и бесполезными. А с первым обжигающим горло глотком Jаck Daniels пришло давно забытое чувство эйфории, какого-то всепоглощающего наслаждения. Все проблемы куда-то исчезли, потеряли значимость и больше не давили грузом на плечи. Это было неправильно… Но так чертовски приятно… — Я уж думал, что ты не решишься, — сказал Максим, когда Саша со стуком поставил пустой стакан на деревянную поверхность барной стойки. — Что ж ты так не хотел? Следователь посмотрел на несколько капель янтарной жидкости, медленно собиравшейся в маленькой выямке на дне стакана. Внутри проснулась жажда большего, и мозг уже требовал добавки. Вопил, кричал, чтобы Саша не смел остановиться только на одной порции. — Мне нельзя. — Ты же здоров, — усмехнулся Максим. — Это старая и давно забытая привычка, — ответил Саша и прикрыл глаза, надеясь, что если не будет смотреть на мир вокруг, то жажда отпустит. Но это не помогло. — Ты алкоголик? — удивлённо спросил Максим, вскинув бровь. — Почти, — следователь провёл рукой по волосам. — Но ты прав. С одной пятницы мне ничего не будет. Киров улыбнулся, в его глазах вспыхнул огонёк. Парень жестом руки подозвал бармена и попросил повторить. — Надо не бояться своих демонов, а уметь с ними жить, — Максим пожал плечами и снова посмотрел на следователя. — Я не имею в виду, что тебе надо снова вернуться к своим старым привычкам. Но дело в том, что ты вполне можешь держать всё под контролем. Что-то вроде «пить в меру» и держать себя в определённых рамках. Но зачем же полностью отказывать демонам в удовольствии? Тогда они начинают бушевать, не дают тебе покоя. Два стакана с очередной порцией виски оказались перед ними на стойке. Саша смотрел на то, как играет свет, преломляется, делая Jack Daniels невероятно красивым. — Я остановился не из страха, что «демоны» мною завладеют, — он не мог понять, почему ещё не схватил стакан и не осушил его залпом, когда этого так хотелось. — Это личные причины. Максим изучающим взглядом смотрел на следователя, так внимательно и заинтересованно, будто пытался найти ответы на свои немые вопросы. Но такие вещи нельзя прочитать, просто посмотрев на человека, нет. Ты можешь увидеть лишь эмоции, подавленные или же наоборот, но ты вряд ли вот так найдёшь причину. Саша знал это по своему многолетнему опыту. — Не расскажешь? — спросил Максим осторожно, стараясь не выглядеть настойчивым. Саша пожал плечами. Затем, снова посмотрев на отраву перед собой, не выдержал, схватил стакан и выпил его содержимое за два больших глотка. — Я выпивал в ту ночь, когда погибла моя жена, — сказал следователь и кашлянул, пытаясь избавиться от ощущения жжения в горле. — Если бы я был дома, а не в баре, то Наташа была бы жива. И когда я осознал это… — Ты бросил пить, — закончил за него Максим, на что Саша только кивнул. — Почему же так много лет воздерживался, а сейчас находишься здесь? Следователь задумался. Получив предложение выпить, он хотел отказаться с самого начала, но по какой-то причине не сделал этого. Придя в бар, мог развернуться и уйти, но остался. И почему? Почему же он был здесь? — Потому что я не вижу выхода, — негромко сказал Саша, отвечая больше самому себе, чем Максиму. Возможно, его слова даже не были слышны за шумом. — Потому что я мудак, который вместо решения проблем, топит себя в них. — Ты переживаешь из-за дела? Саша поймал взгляд бармена и указал пальцем на свой пустой стакан. Бармен кивнул, затем начал делать коктейль кому-то, кто сидел в самом углу Г-образной стойки. Следователь понял, что в ближайшую минуту его стакан так и будет пустовать. Но как же хотелось выпить в это же самое мгновение! — Помимо нашего дела у меня есть и другие проблемы. Максим сделал небольшой глоток своего виски и прикусил внутреннюю сторону щеки, словно задумавшись над тем, стоит ли продолжать этот разговор или же перевести тему. Саша хотел рассказать хоть кому-то кроме Мельникова. Потому что его лучший друг не знал, что делать. Но вдруг знал кто-то другой? — Ты можешь спрашивать, если хочешь, — пожал плечами следователь. Рядом появился бармен и поставил между стаканами только начатую бутылку Jack Daniels, затем, коротко улыбнувшись, снова ушёл. Видимо, ему стало ясно, что проще оставить на растерзание бутылку, чем каждые две минуты снова и снова наполнять стаканы двух полицейских. Максим протянул руку и налил Саше виски почти до краёв, после чего следователь сразу же сделал несколько глотков и благодарно улыбнулся. — В таком случае… — начал Киров и чуть замялся. — Что-то с детьми? Саша прикусил губу, помедлил, но затем всё же ответил: — Да.Суббота
— Вставай, придурок, — услышал он отдалённо знакомый голос, болезненно отдавшийся в голове. Он медленно моргнул и тут же зажмурился. Из горла непроизвольно вырвался стон. — Что за нахуй, — пробормотал он, чувствуя, как сухо в горле и как тяжело шевелятся потрескавшиеся губы. — Бухать не надо было, — сказал тот же знакомый голос. Саша снова попытался открыть глаза, стараясь игнорировать боль, которую вызывал свет из окна напротив. Казалось, болела каждая частичка мозга и тела. — Зачем было меня будить? — невнятно спросил Саша и повернул голову, чтобы наконец увидеть говорящего. — Затем, что твой лимит пребывания в моей квартире исчерпан, — ответил Мельников и протянул ему стакан воды и таблетку Алкозельцера. — Выпей это и выметайся отсюда к чёртовой матери. Саша почувствовал тошноту от мысли, что ему надо проглотить что-то. Но всё же взял стакан в дрожжащую руку, бросил в него таблетку и с неизвестно откуда взявшимся интересом наблюдал за тем, как та с шипением растворяется. — Я ничего не помню, — пробормотал Саша. — Ты завалился ко мне в два ночи со словами, что в таком виде не можешь показаться на глаза Лиле. Та звонила мне в панике за пять минут до твоего появления у моей двери, потому что ты не отвечал на её звонки и был где-то вне дома. И мне пришлось успокаивать твою дочь, пока ты сидел на коленях перед унитазом и прощался со своим ужином, — с нескрываемым раздражением сказал Мельников. — Так что через десять минут тебя не должно быть в моей квартире. Мне надо разгребать документы, а тебе — поговорить с Лилей и вылечить похмелье. Таблетка полностью растворилась, и теперь маленькие пузырьки всплывали со дна на поверхность, где тут же исчезали. Саша с трудом заставил себя это выпить и поморщился. С непривычки похмелье ощущалось так, будто он умер и вновь восстал из мёртвых, потеряв при этом какое-либо понимание мира. — Я ожидал от тебя чего угодно, но не этого, — сказал Мельников, и теперь в его голосе звучало сочувствие. — Начнёшь спиваться — мне тебя не вытащить, сколько бы не старался. А на дно стакана я за тобой нырять больше не стану, ты меня понял? — И это твоя дружба? — Саша усмехнулся, что вызвало острую боль в правом виске. — Я не собираюсь играть роль няньки. Ты в ней не нуждаешься. Тебе достаточно лет, чтобы самому всё решать и нести ответственность за эти решения. Поэтому поступай как знаешь. Я уже всё тебе сказал. — Давишь на мою совесть, — сказал Саша и поморщился, когда собственный голос болью отдался в виске. — Возможно, — усмехнулся Мельников. — Вопрос в том, есть ли у тебя вообще совесть? — Вроде бы где-то была, — голос звучал хрипло. — Урок усвоен. Поверь мне. — Надеюсь на это, — Вася осторожно похлопал друга по плечу и улыбнулся. — Давай, тебе пора к дочке. В новых районах всегда было изумительно красиво. Некая городская эстетика, имеющая своё очарование в любую погоду и в любое время суток. Высокие дома, не похожие на серые коробки, смотрелись куда приятнее, чем всё то, что было возведено в советское время. Он шёл по аллее, вымощенной светло-розовой плиткой. По бокам — высаженные ещё совсем молодые деревья, скамейки и урны рядом с ними. В солнечные дни, вероятно, здесь было ещё красивее, но сейчас серая пелена облаков скрывала и голубое небо, и яркое ослепительное солнце. Тем не менее, место казалось уютным. Саша согнул руку в локте и посмотрел на время, высветившееся на экране смарт-часов. Встреча должна была состояться через пять минут. Он мельком взглянул на покрывшиеся корочками следы укуса на своей руке и подумал, что, вероятно, останутся шрамы. Следователь обвёл аллею взглядом, наслаждаясь видом, а после сел на ближайшую скамейку и стал ждать. Голова болела, но не так сильно, как пару часов назад, когда он пришёл в себя на диване в квартире лучшего друга. Возможно, помогли таблетки. В любом случае, это не особо имело значения. Теперь плохо было не только на душе, но и в организме, которому было непривычно столкнуться с таким количеством виски после стольких лет. Но свой урок Саша получил: пить он больше не станет. Он вспомнил, что такое похмелье и старая привычка, к которой не стоит возвращаться. Хотя какая-то часть сознания всё же хотела повторить эту ночь. — Александр Коротких, верно? — спросил появившийся рядом мужчина, поверх очков глядя на следователя. Саша вскинул голову и посмотрел на подошедшего: среднего роста, худой, по возрасту уже далеко за сорок, потому в каштановых волосах уже появилась проседь, как и на лёгкой щетине. — Да. Я так полагаю, Вы — Евгений Геннадьевич Ломов? Мужчина кивнул и улыбнулся, усаживаясь на скамейку рядом. — Я узнал Вас. Видел в новостях, когда Вы того маньяка поймали. И, честно, удивлён, что не вижу новостей о поимке нынешнего психопата, — Ломов поправил очки и грустно вздохнул. — Тяжёлая работа у нас. — Есть такое, — холодно отозвался Саша. Ломов покачал головой и снова вздохнул. — Из телефонного разговора я понял, что у Вас есть вопросы по делу о тех двух девушках, да? Саша кивнул. Подул холодный осенний ветер, сдувая с деревьев пожелтевшие листья, которые в причудливом хороводе закружились над светло-розовой плиткой. — Вы немногословны, — заметил Ломов и слабо улыбнулся. — А почему у Вас возникли вопросы к криминалисту? Ведь всё есть в документах по делу, насколько мне известно. — Тогда у тебя плохая осведомлённость, — сказал Саша и спрятал руки в карманы. — Что можешь сказать о том деле? Ломов задумался и пожал плечами. — В целом, ничего особенного. Две подруги, похожие друг на друга, как две капли воды. Два убийства. — Труп одной из них не нашли, — напомнил Саша. — И Вы полагаете, будто она ещё жива? — Ломов спросил это с некой насмешкой в голосе. — Потому что у меня это вызывает сомнения. — Я ничего не предполагаю, — ответил Саша, затем достал телефон и открыл установленную в него базу данных, чтобы найти нужные ему отчёты. — Насколько хорошо ты помнишь тело жертвы? — Достаточно. Потому что он долго над ней издевался. Помню, я тогда ещё подумал о своей дочке, её ровеснице. Страшное дело, когда понимаешь, что это могла быть твоя дочь, а не чья-то чужая, — Ломов почесал бровь и отвёл взгляд в сторону, с интересом наблюдая за хороводом листьев. — Не похоже ли на вот это? — спросил Саша, протянув криминалисту телефон, в котором был отчёт по первой зафиксированной в деле жертве. Ломов взял его мобильник и стал внимательно читать текст, сгорбившись. Его глаза за линзами очков как будто хаотично двигались взад-вперёд. А Саша терпеливо ждал, глядя на невидимую точку перед собой и пытась не думать о головной боли. — Знаете, а ведь… — криминалист поднял голову и внимательно посмотрел на собеседника. — Я думал о том, что посадили не того. Особенно когда узнал про этого серийника. Но потом подумал, что бывают чистые совпадения и что Гришин не стал бы сажать невиновного, — он кашлянул, прочищая горло. — Но почерк определённо один. Только причина смерти разная. Ваша девочка сама себе вены вскрыла, а Мария Никольская умерла от остановки сердца. Саша нахмурился. — Подожди, дорогой. С чего это наша девочка сама себе вены вскрыла? Криминалист вопросительно вскинул бровь и посмотрел на него, как на идиота. — Угол надреза на правой руке и на левой говорит сам за себя. Плюс, смотрите, — он поднёс экран телефона поближе к Саше и указал на одну из строчек отчёта, — у неё же были мелкие порезы на правой руке. Подобные остаются, когда держишь в руке двухстороннее лезвие, как, например, от сменного лезвия для бритв. — Звучит как-то… притянуто, — медленно произнёс Саша. — Поверьте мне, Александр, я видел достаточно самоубийств, чтобы быть уверенным в своих словах. Тут даже порезы нечёткие, у неё рука дрожала, — он усмехнулся и вернул следователю телефон. Саша тяжело вздохнул и прикрыл глаза, пытаясь прогнать полученную информацию через охваченный пламенем мозг. — Хочешь сказать, что он заставлял их резать себе вены? А потом бросал трупы в реку и, крайне собою довольный, уходил искать новую жертву? Так получается? — Ну, насчёт других утверждать не берусь. Но эта — стопроцентно сама себя того, — он пальцем провёл по своему запястью. Саша нахмурился ещё сильнее. Он и не приходил к подобной мысли. Получается, убийца не совсем убийца? Он похищал, пытал девушек, но уходили из жизни они в результате собственных действий? Это было как-то… Как-то странно. Саша не смотрел на убийцу под таким углом, даже подумать не мог об этом. Их криминалисты подобных теорий не выдвигали, а сам он столько лет не замечал этих деталей. Возможно, по той причине, что самоубийства в его практике отсутствовали. Он попытался вспомнить отчёт о смерти Елены Бертич. Кажется, когда-то Данила упоминал, что его жена — левша. Это могло означать, что угол порезов, в таком случае, отличался бы. Саша быстро нашёл нужный файл и снова передал телефон Ломову, который всё это время не сводил со следователя глаз. — Смотри. Она была левшой, — сказал Коротких. — Угол порезов тоже соответствующий? Криминалист внимательно посмотрел на отчёт и кивнул. — На правой след чётче, угол тоже под наклоном. А на левой порез сделан неуверенно и неровно, у него и наклон гораздо больше. И снова мелкие порезы на пальцах, — Ломов вздохнул. — Да-а, у вас криминалисты сачкуют по полной, Александр. Я Вам даже сочувствую. Саша закрыл глаза и помассировал пальцами правый висок. — Похмелье замучило? — поинтересовался криминалист. — Есть немного, — признался он и посмотрел на собеседника. — Так заметно? — Все признаки на лицо, — Ломов слегка улыбнулся. — Так, ладно, у нас была другая тема беседы. Или Вы узнали всё нужное? — Нет, — Саша поудобнее устроился на скамейке и поёжился, когда налетел особенно сильный порыв холодного ветра. — Что насчёт ножа, которым была убита Никольская? — А что насчёт него? — криминалист выудил из кармана на груди белую пачку Winston и, открыв клапан, достал одну сигарету. — Будете? Саша не долго раздумывал, прежде чем кивнуть. На самом деле, он не был курильщиком, по крайней мере, сам он никогда целенаправленно не покупал сигареты и не курил. Однако никогда не отказывался, если его угощали. У него не было зависимости от этого как таковой, но покурить порой был совсем непрочь. Он вытащил из пачки сигарету и сунул её между губ. Ломов уже поджёг свою, затем поднёс всё ещё горящую зажигалку к сигарете Саши, и та тут же задымила. Он сделал первую затяжку, подождал несколько мгновений, после чего выдохнул дым, который витиевато закружился в воздухе. — Так что насчёт ножа? — повторил вопрос Ломов и убрал зажигалку в карман. — Там же всё есть в документах. — Где его нашли? Криминалист вопросительно вскинул бровь и усмехнулся. — Вы дело не читали? — Я читал дело, — с нажимом сказал Саша. — Поэтому и спрашиваю. — Ну так выше по течению Невы, на берегу. Там была кровь Марии Никольской, а диаметр лезвия и его толщина совпали с порезами на теле жертвы, — он сделал затяжку и кашлянул. — Всё, как в моём отчёте. — В твоём отчёте, да не в базе данных и не в этом деле, — Саша постучал пальцем по сигарете, стряхивая себе под ноги пепел. — Гришин перекроил отчёт с места преступления и подшил его в дело. Потому что этот самый нож после задержания парня каким-то чудесным образом телепортировался, и по официальным документам оказался в доме задержанного. И парень получил срок, тогда как улика была подброшена, — он сделал затяжку. — Так что скажи мне, Ломов, кто из нас двоих не читал дело? Криминалист выглядел удивлённым. Глаза за стёклами очков расширились, превратившись в два шара навыкате, а рот слегка приоткрылся. — Да ну нафиг, — выдохнул он спустя полминуты молчания. — Нет, подождите, — Ломов покачал головой и поёрзал на месте. — Гришин был честным человеком. С чего бы ему пытаться засадить невиновного парня и заниматься фальсификацией? — Об этом я тоже хотел бы узнать, — Саша откинулся на спинку скамейки и поморщился, чувствуя, что его тело протестует этому движению, а головокружение усиливается. — Говоришь, Гришин был честным человеком? И как он отреагировал на закрытие дела, не помнишь? Криминалист задумчиво посмотрел на тлеющую между пальцами сигарету. — Он явно был нервным и слишком уж раздражительным. — После закрытия дела его убили, — сказал Саша, выдыхая эти слова вместе с дымом. — Мне кажется, если бы ваши ребята не сделали из дела висяк, мы бы не столкнулись с таким количеством жертв со стороны маньяка. Ломов вопросительно изогнул бровь. — Валите всё на нас? — Просто размышляю вслух, — пожал плечами следователь и снова затянулся. Всё же что-то было в курении такое, что его иногда привлекало. — А мысли, почему Гришин спустил всех собак на невиновного, есть? Может, прикрывал кого-то, кого знал? — Не про него это, — почти простонал Ломов, на лице отразилась грусть. Видимо, эти двое были близкими друзьями. — Понимаете, Александр, этот парень отправил за решётку своего младшего брата, когда тот изнасиловал и убил девушку. Брата, которого любил и растил всю свою жизнь. Думаете, у него мог быть кто-то гораздо более важный, чтобы его выгораживать? — он сделал затяжку. — Я сомневаюсь в этом. Очень. Не туда Вы мыслите, совсем не туда. Саша сделал последнюю затяжку, после чего потушил бычок о край урны, стоявшей справа от скамейки, и бросил его туда. Ломов с холодным интересом наблюдал за его действиями, как будто нужно было просто выкинуть остатки сигареты на светло-розовую плитку и напрочь забыть об этом. Возможно, криминалист всегда поступал именно так. — Тем не менее, как видишь, идеальный и честный полицейский оказался не без греха. И, возможно, ты, как близкий его друг, мог знать причины. Но, как я вижу, ты даже не знал, что произошло, так что, думаю, больше не буду тратить твоё время, — Саша тяжело вздохнул и встал. Мир перед глазами сразу же пошёл кругом, и мужчине пришлось схватиться за изящный металлический подлокотник скамейки, чтобы не упасть. — Вам в таком состоянии лучше поехать домой и отоспаться, Александр, — заметил Ломов, после чего щелчком пальцев отбросил бычок в сторону, подтверждая теорию следователя. — Спасибо за заботу, — холодно сказал Саша и выпрямился во весь рост. — И спасибо за уделённое мне время. Ломов кивнул и с грустью улыбнулся на прощание. Когда Саша уже подходил к дому, начал моросить дождь. Мелкие капли неприятно покалывали кожу лица, но определённо помогали отвлечься от головной боли, которая лишь усилилась. Да, определённо, пить алкоголь ему противопоказано. Саша завернул за угол и почувствовал, как телефон в кармане завибрировал. Мужчина с недовольным вздохом взял мобильник в руку, а другой прикрыл экран, чтобы спасти его от мелких капель. Звонила Лиля. — Пап, ну где ты там потерялся? — её голос звучал немного обеспокоенно. — Уже у дома, — сказал он и ускорил шаг. — Прости, Лиль, были дела. Она ничего не ответила. В трубке раздались гудки, известившие о том, что разговор был окончен. Саша тяжело вздохнул и убрал телефон обратно в карман. Как ему теперь объяснить Лиле своё поведение? Она определённо была слишком маленькой, когда он уже вылечился от привычки пить, и не знала о старых грехах своего отца. И вряд ли что-либо скажет на одну единственную ночь выпивки, но… Но почему-то у мужчины в груди зрело чувство, что он предал дочь. Предал, поддавшись соблазну, притом зная все риски снова сорваться и вернуться к когда-то привычному образу жизни. Саша не заметил, как оказался около квартиры, и на несколько секунд замер, пытаясь понять, что делать дальше. Хотелось развернуться и уйти, снова заняться работой, потому как это было самым приоритетным вопросом. Юра исчез, сбежал из города, и теперь некому было указать на преступника. И, значит, Саша должен был день и ночь работать, лишь бы наконец остановить убийцу. Он открыл дверь и вошёл в квартиру. Лиля даже не вышла его встречать, запершись в своей комнате. Словно не звонила несколько минут назад, чтобы узнать, почему отец всё ещё не вернулся домой. Саша хотел бы не обращать на это внимание, проигнорировать, как делал всю свою жизнь. Однако теперь всё было иначе. И ему нужно было сделать всё, чтобы не потерять ещё и дочь. Хотя бы попытаться что-то исправить, побыть хорошим отцом для неё столько, сколько у него получится это делать. Мужчина снял кроссовки и пошёл на кухню. Он ощущал жажду, в горле пересохло. Саша удивлённо посмотрел на стоявшую на столе свечу, которая уже несколько лет бесполезно лежала в ящике кухонного шкафа. А когда он решил взять стакан, стоявший на боковинке серебристой металлической раковины, увидел одиноко лежавшую ложку. И сделать определённые выводы не составило труда. Саша всё же налил полный стакан воды и залпом его осушил. Только, казалось, организму этого мало. Вода как будто просто испарилась. — Лиля! — позвал мужчина, наливая ещё один стакан. Когда в третий раз наполненный водой сосуд опустел, послышались шаги, и на кухне появилась Лиля, одетая в поношенные домашние шорты и чёрную футболку оверсайз с белым принтом «Panic attacks are my cardio». Девочка выглядела уставшей, под глазами залегли тёмные круги. Она остановилась в проёме дверей, облокотилась плечом на наличник и скрестила руки на груди, безразличным, ничего не выражающим взглядом глядя на отца. — Твой брат ещё в городе? — спросил Саша, усаживаясь на кухонный стул. — Возможно, — ответила Лиля, пожимая плечами. — Я не слежу за его передвижениями. — Давно он ушёл? Лиля задумчиво посмотрела на часы. — Явно до того, как ты направился в бар, — констатировала она. — Кстати, можно было всё-таки предупредить. Потому что я звонила тебе, когда Юра пришёл, а ты даже трубку не взял. Просто, знаешь, если он в следующий раз бросится на меня с ножом — такое себе, не находишь? — Надо бы замки сменить, — пробормотал Саша и тяжело вздохнул. — Ну, хоть сегодня нам убирать не придётся, — он замолчал на несколько секунд. — У него где-то здесь была нычка? Лиля кивнула. Мужчина устало положил голову на спинку стула и прикрыл глаза. Итак, Юра в городе, не уехал, как они ожидали. Но вряд ли получится его найти. Когда этому парню было пятнадцать лет, и, наделав глупостей, он сбежал из дома, Юра мастерски скрывался в течение двух недель, пока в итоге всё же не решил вернуться. Саша не сомневался, что мог никогда больше не найти своего сына, если бы тот не захотел. В большом городе легко затеряться. Особенно если твой отец не знает твоих друзей, к которым можно пойти. — Насчёт похода в бар… — начал Саша, открыл глаза и посмотрел на Лилю, — я осознал свою ошибку. И этого не повторится. — Если ты хочешь расслабиться — я не против. Вопрос в том, чтобы я не ломала голову, где тебя искать, — сказала девочка, затем сделал несколько неуверенных шагов и села за стол, недалеко от отца. — У тебя не такая работа, при которой ты в безопасности. И вариантов, почему ты ночью вне дома, довольно много. Один хуже другого. Если он хочет расслабиться? Нет, Саша хотел не расслабиться. Он хотел напиться до беспамятства и проснуться в той жизни, в которой все его проблемы исчезли. В которой Наташа ещё жива, а их дети счастливы. В той жизни, в которой Юра не стал наркоманом. И в которой задержаться на работе можно было лишь по той причине, что нужно сдать отчёты, а он так много проводил времени с семьёй, что просто не успел сделать все нужные документы. — Поверь, я совершенно не думал своей тупой головой, когда пошёл в бар, — признался Саша и попытался удобнее устроиться на стуле. — Я вообще не думала, что ты пьёшь, — сказала Лиля тихо. — Я и не пил. С тех пор, как твоя мама умерла, — он тяжело вздохнул. — А до её смерти я пил, и пил очень много. Хотя никогда не считал себя алкоголиком. В ту ночь, когда всё случилось… Я был не на работе, а с дядей Васей в каком-то из соседних пабов. Лиля выглядела удивлённой и немного растерянной. И Саша понимал, почему: он никогда не рассказывал ей о себе больше, чем нужно. Но, сказав эти слова, он почувствовал, будто ему стало легче. Наверное, его дочери нужно было знать истинное лицо своего отца. Знать, каким он был и каким он стал. — Тогда почему ты пошёл туда вчера? — Потому что я в отчаянии, — он снова закрыл глаза на несколько секунд, прислушиваясь к своей головной боли. — И ты имеешь право знать это. Знать, что я не имею ни малейшего понятия, как исправить свои ошибки. Потому что некоторые вещи я изменить не в силах. Не в силах отмотать время назад, не в силах воскрешать умерших, не в силах забрать чужую боль… Лиля смотрела на него, и в её глазах появились слёзы. Саша не понимал, как на это реагировать, ведь причина этих слёз — его слова. Возможно, его дочь всё же была не так равнодушна ко всему происходящему, как сама того желала. Она так старательно делала вид, будто её это всё не касается, будто она не видит и не понимает, что всё вот-вот рухнет и придавит их обоих. — Я не могу спасти Юру, пока он сам этого спасения не пожелает, — продолжил Саша. — И ты это понимаешь. Но всё выглядит так, будто мне уже его не вернуть. И мы с тобой оба делаем вид, что это происходит не с твоим братом, не с моим сыном. Потому что так проще. Проще представить, что это другой человек, — он почувствовал, как в горле появляется ком. — Только как бы сильно нам не хотелось, чтобы это был не Юра… Это всё равно он. И в те моменты, когда ты это осознаёшь, становится просто невыносимо. Я хреновый отец, для вас обоих. Но я никогда не думал, что это обернётся так. Не думал, что моё желание поднять вас на ноги, обернётся тем, что мы будем друг другу чужими. Вы — мои дети, которых я растил, как умел. И по моей глупости всё рухнуло. Я не хочу потерять и тебя, Лиля. И если ты мне позволишь… — он вскинул руку и вытер одну единственную слезу, выкатившуюся из уголка глаза, — то я попытаюсь всё исправить. Стать для тебя таким отцом, которым никогда не был.***
Слишком близко. Становится всё опаснее продолжать. Скоро всё станет ясно, это был вопрос времени. И времени у него оставалось слишком мало. Слишком. Прошлые ошибки давали о себе знать, определённо принесли не самые хорошие последствия. А ещё раз убить кого-то, кто не безразличен… Не хотелось. Но всё шло именно к этому. Всё шло к тому, чтобы убить человека, которого он уважал. И это было неправильно, он не хотел убивать его. Не хотел. Тех троих было не жалко. Они были никем, но этот человек… Он не никто. Странно уважать того, кто вот-вот засадит тебя за решётку. Уважать человека, который только и жаждет, что помешать тебе. Но он уважал. Нужно было дать шанс. Хотя бы один шанс, чтобы его оставили в покое. И если это не сработает, тогда придётся снова убивать, лишь бы выжить, лишь бы достигнуть своей цели. Он включил один из телефонов, лежавших на полке, и посмотрел на экран, чтобы найти там значок почты. Да, не зря он собирал всю эту коллекцию. Не зря. Теперь он может этим воспользоваться. И его не найдут. Он достигнет своей цели, какую бы цену за это не пришлось заплатить. Даже если придётся убить не одну сотню человек, чтобы быть с ней рядом, чтобы сохранить её образ. И никто его не сможет остановить. Даже Александр Коротких.***
— Он ещё в городе, — раздался голос Саши на том конце трубки. Вася стоял на открытом балконе парадной. Холодный осенний ветер то и дело хлопал дверью, которая отгораживала этот балкон от квартир. Мужчина медленно выдохнул дым, глядя, как тот поднимается в воздух и красиво закручивается, пока очередной порыв не рассеял всю эту красоту. — Откуда знаешь? — спросил Мельников. — Он приходил, — сказал следователь. — Ещё вчера. У него была здесь нычка, он кололся. Вася тяжело вздохнул и снова сделал затяжку. Они ошибались, когда думали, что Юра уже покинул город. Только найти его всё равно казалось непосильной задачей. Если бы в тот вечер Вася подумал над тем, чтобы запереть дверь своей машины, то всё уже могло бы решиться. Убийца был бы пойман, а Юру наверняка насильно бы отправили на реабилитацию. Только вот отмотать время и сделать в прошлом всё правильно, увы, невозможно. — В розыск его объявлять нельзя, — голос Мельникова звучал задумчиво. — А своими силами это почти нереально сделать, — он затянулся. — Как будем решать вопрос? На том конце телефонной линии повисло молчание. — Я понятия не имею, — спустя минуту признался Коротких. — Мне кажется, что бегать за Юрой уже не имеет смысла. Надо без него как-то разруливать. Потому что ты прав, что своими силами его найти нереально. Мельников посмотрел в окно. Серые низкие облака закрывали верхушки высоких двадцатиэтажных новостроев, влажный от дождя асфальт блестел, а люди спешили каждый по своим делам, кутаясь в плащи, будто так можно было спастись от холодного ветра. По-своему красиво, если ты не видишь в жизни ничего, кроме серости и обыденности. — Если не имеет смысла, зачем звонил? — поинтересовался Мельников, потушив сигарету о край пепельницы. — Надеялся, что ты подскажешь что-нибудь, — голос у Саши звучал очень устало, хрипло, с какими-то нотками отчаяния. — Потому что у меня нет идей. — Не люблю тебя подводить, — признался Вася и достал из пачки вторую сигарету. — Но, боюсь, именно этим и занимаюсь в последнее время. — Похоже, мы любим подводить близких, да? — Саша невесело усмехнулся. — В любом случае, всё в порядке. По крайней мере, другом ты мне быть не перестал. — Хотелось бы посмотреть, как бы ты справился без меня, — засмеялся Мельников и наконец поджёг свою сигарету, которую всё это время держал между пальцами. — А то смотри, из друзей меня выписать намеревается. Совсем уже головой поехал. Саша тихо засмеялся. Вася улыбнулся, потому что скучал по этому смеху, пускай и такому негромкому. Саша так сильно погрузился в расследование, особенно в последний год, что порой казалось, совсем потерял способность смеяться. Человек, которого Вася знал всю свою жизнь, превратился лишь в подобие того, кем когда-то был. А последние события, связанные с Юрой, просто высосали из него жизнь. Мельникову было трудно признать, что он даже не может помочь ему, не может ничего исправить. За почти тридцать лет он впервые столкнулся с подобным. Впервые ощутил себя бесполезным. — Я без тебя и правда не справлюсь, — сказал Саша, явно улыбаясь. — Я тебя, возможно, о многом прошу, но можешь завтра съездить на его съёмную квартиру? Там есть одна девочка… Виолетта. Она может знать, где он. Или сам Юра может быть там. Проверишь? — Девочка-наркоманка? — уточнил Мельников, вспоминая то, о чём ему рассказывал друг. — Да. Она, — Саша тяжело вздохнул. — Я бы не просил, но… — он замолчал. — В общем, мы с Лилей договорились провести день вместе. — Ого, — выдохнул Мельников удивлённо. Это было что-то… новое. Но, наверное, такое происходит, когда ты понимаешь, что совсем не проводишь время с детьми. Саша очень боялся за то, что ждёт Лилю в будущем, особенно после Юры. — Сам в шоке, — сказал Коротких. — Ну так что, ты проверишь? Вася сделал глубокую затяжку, подождал, пока дым полностью окутает лёгкие, а затем медленно выдохнул. — Проверю. — Спасибо. — Ещё пока не за что благодарить, — усмехнулся Мельников и посмотрел на почти догоревушю сигарету. — Мой тебе дружеский совет: отдохни. И начни отдых сегодня же. — Посмотрим, — отозвался Саша. — Ладно, мне пора. Ещё раз спасибо. И тут же раздалась серия гудков, сказавшая о том, что разговор окончен. Вася отнял телефон от уха и посмотрел на экран, где была открыта фотография. Фотография невероятно красивой девушки, на которую так были похожи её дети. Сердце в груди защемило. Они могли быть вместе до самого конца, возможно, даже сейчас были бы вместе. Но она ушла от него, ушла к другому и была с ним счастлива. Почти всегда. Почти… Одну из своих ошибок он унесёт в гроб, так никому и не сказав. Но ошибку ли? Для них — нет. И душа говорила об обратном, говорила, что это было правильно. Только совесть диктовала иное. А потому лучше бы считать это ошибкой, чем верным поступком. Она была красива. А он любил её всю свою жизнь. И рана, оставленная её смертью, до сих пор болела. Эта боль никогда не пройдёт, разве что когда Василия Мельникова зароют в землю, как и её так много лет назад. Хотелось бы верить, что это случится как можно скорее. Потому что жизнь казалась пустой и бессмысленной. Без неё. Без цели. Без возможности что-либо исправить. Вася сделал последнюю затяжку и положил догорающий бычок в пепельницу. Он в последний раз посмотрел на город за окном и улыбнулся, увидев радугу.***
Саша в очередной раз взглянул на экран телефона и прикусил губу. Почему-то он надеялся в какой-то момент увидеть, что Юра ему ответил. Этого бы точно не произошло, но всё же надежда то и дело заставляла снова и снова проверять мобильник. Лиля спала в своей комнате, потому что, волнуясь за отца, не спала всю ночь. Саша же старался отдохнуть, пока не понял, что поток мыслей буквально не даёт ему этого сделать. И головная боль становилась всё сильнее и сильнее. Похоже, дело было даже не в алкоголе. Он не мог вспомнить, когда в последний раз спал больше четырёх часов. Организм был истощён, а перутомление привело к бессонннице, создавая некий замкнутый круг, из которого не было выхода. Интересно, как долго ещё удастся продержаться? Саша выключил комфорку, затем убрал с неё кастрюлю с супом. Аромат стоял соблазнительный, но всё же есть не хотелось: казалось, если хоть один кусочек еды попадёт в рот, то сразу же сработает рвотный рефлекс. Хотя чувство голода, пускай и приглушённое, но было. Мужчина устало опустился на стул и закрыл глаза, чувствуя, как в висках от этого начинает пульсировать сильнее. Да, виной тому был совсем не алкоголь. И если бы только была возможность отдохнуть, наконец позволить себе расслабиться… Но такой возможности не было. Саша снова взял телефон в руки и открыл свою почту, чтобы перечитать полученное два часа назад сообщение. Сообщение, которое он прочитал не меньше пятнадцати раз, словно в простых словах скрывались все ответы, словно можно было вот так выяснить правду. Только, к сожалению, ничего не получалось. Нет, ничего не могло быть таким простым. И нужно было продолжать, чем бы всё это в итоге не обернулось. Он готов положить свою голову на плаху, но раскрыть это дело. А слова на экране предупреждали его, что, скорее всего, за эту правду придётся умереть. Что ж, если такова цена, то Саша согласен. Он выключил экран телефона и прикрыл глаза. Но по ту сторону век его ждала всё та же картинка, потому что текст письма будто отпечатался в его голове:Тебе стоит остановиться. Не забывай, что случилось с теми четырьмя, кто нашёл ответы. Поверь мне, я не стою твоей жизни. И я настоятельно рекомендую тебе задуматься над моим советом.
С любовью, твоё нераскрытое дело