Тактильность

Ещё один серый вечер. Ещё одна проведённая одиночеством пытка. Холодный воздух неприятно щекочет кожу под воротником. Полумрак комнаты, освещённый единственной свечой лишь нагоняет тоски. Нортон недовольно ёжится, обнимая плечи руками. Жизнь дала ему именно то, чего он так хотел. Столько лет работ в шахте принесли свой сладкий плод, пусть ценой стольких жизней. Да и, возможно, Нортону после придётся гореть в Аду всё своё оставшееся существование.. Но это ведь будет потом. А не забыла ли жизнь самую главную награду за такое рвение к ней? Быть может, где-то в богатствах живёт псих и насильник, пока Кэмпбелл упорным трудом старается дожить до завтра? Справедливо ли это? Нет. Заслужил ли он такого? Несомненно. В районе груди что-то неприятно шкребётся сквозь душу, однако при этом Нортон чувствует лишь опустошённость. Холодок снова пробирает руки и он неосознанно сжимает те в кулаки, до боли впечатывя ногти в грубую кожу. — Где этот идиот, когда он нужен.. Постоянно заходит в это время, а тут не пришёл. Гад. Если не придёт через десять минут, заявлюсь самолично с "подарком".. — Кэмпбелл начинает нервно наворачивать круги по комнате, отсчитывая секунды. Сбивается, считает снова. Смотрит на настенные часы. Жаль только, что пользоваться то ими не умеет.. В шахте он приучил себя никогда не спрашивать время. Чем больше работы — тем больше денег, да и откуда другим рабочим будет известно время или даже время суток в сырой шахте. Порой приходилось там спать, а "утром" устраивать застой в честь того, что они не оказались под завалами, всеми забытые. Маленькая стрелка указывает на шесть. Большая на восемь. Значит ли это что-то? Навряд-ли. Сошёл ли Нортон с ума? Давно. Дверь в чужую комнату никогда не казалась ему такой пугающей. В легко освещённом коридоре Нортон сам казался монстром и пленником собственных кошмаров. Своя тень словно кричала о том, как мужчина ничтожен. Стоит взять себя в руки. Но, что, если Лючино сейчас не в комнате? А не выглядит ли сейчас Старатель глупцом, мечась пред чужой дверью, словно уличный кот, почувствовавший из-за той тепло? Хотя почему "словно"? Коли жизнь выставила серой мышью, грехом будет стать кем-то ещё. Нортон, действительно, серая мышь и не более. Слабак, что идёт по головам других людей ради собственной выгоды. Но к чему его привела такая "выгода"? Мужчина тяжко вздыхает, спиной прислоняясь к холодной стене напротив двери и костяшками пальцев трёт болящие от бессонных ночей глаза. Через мгновение за дверью слышится обнадёживающее шуршание. Чёрт возьми, он ведь даже не подумал что скажет ему. Да быть честным, он сам не до конца понимал, что сейчас его беспокоит. Вокруг него словно кричит весь мир, но одновременно кромешная пустота давит на мозг. В груди всё ещё что-то странно покалывает и ноет, зовя на помощь. Нортон открывает глаза. Хмурит брови, взгляд в сторону уводит. Перед ним собственной персоной с полуприщуром возвышается профессор, и улыбается ласково. Словно в жизни у него никогда не было проблем. Словно его никогда не мучали кошмары и сожаление о собственном поступке. Словно.. Словно ему уже всё равно. Словно? — Здравствуй, Ежонок, какими судьбами? — Спрашивает Лючино, руку поверх щеки чужой кладя. И в глаза смотрит пристально, словно насквозь прожигая. — Тебя что-то беспокоит? Обычно ты не вылезаешь из своей каморки. — Да. Меня беспокоишь ты, гад. Почему сегодня не пришёл? — Нортон понимал, как абсурдно звучат его слова. Нет, его не беспокоит отсутствие Лючино. Его беспокоит только то, что в отсутствии Лючино никто не сможет ему помочь. Он всё ещё думает только о себе. — У меня к тебе просьба. — Бурчит Кэмпбелл и руку чужую с лица убирает, от стены отлипая. — Весь во внимании. — Игнорирует Лючино вопрос первый и улыбается хитро, Нортона с головы до пят осматривая. — Обними меня. Профессор замирает. — И это всё? — Поднимает мужчина скептически бровь и усмехается. — Я думал у тебя найдутся более весомые поводы прийти ко мне. Да и к тому же.. Странно, что ты просишь объятий. Что не приду к тебе, так ты и сесть рядом не даёшь. Прям как Ежонок, колючий. — Договоришься и вообще приходить не буду. Обними меня. Лючино довольно хмыкает. Руки за спиной у Нортона скрещивает, да ближе к себе прижимает. От чего-то на глаза наворачивается влага. По телу сразу разливается приятное тепло и напряжение из тела Нортона мгновенно утекает, заменяясь приятной эйфорией. Старатель, словно в прострации, медленно обивает руки вокруг талии профессора и в противовес всем своим предыдущим действиям утыкается Лючино в плечо, бесшумно слезам потокая. Дерус удивлённо отстраняется и вновь ладони к лицу чужому тянет, влагу подушками пальцем стирая. — Что это сегодня с тобой? Ты сам на себя не похож. А Нортон хихикает, щурится и улыбается, впервые, кажется, за всю свою жалкую жизнь. Улыбается, чувствуя, как с плеч спадает груз тяжкий и дышать становится проще. — Не спрашивай. И ночь та была длинной. Луна мягко светила сквозь шторы на стол, где лежал лист с магнитом и криво нарисованной ящерицей. Лючино обещал больше никогда не проверять Нортона на верность до конца своих дней, что, впрочем, наступят не так уж и скоро, покуда Кэмпбелл будет отдавать ему всего себя.