Принцип триангуляции

Из трёх игральных костей получается двести шестнадцать комбинаций. Когда Чжоу Цзышу очнулся на улице без денег и документов, но с чистым как первый снег сознанием, в кулаке он сжимал их. Из всей важной о себе информации он помнил лишь китайский язык и своё имя. А ещё, что ненавидит болтливых и шумных людей. За прошедший год он кидал кости сотни раз, но так и не разобрался в механике. Они телепортируют его случайным образом, куда им заблагорассудится. Бросок. И он оказывается в спортзале. Терпко пахнет потом, мяч гулко-резиново стучит о покрытие, кругом кричат: “Лови! Пасуй! Куда?!” Ему откуда-то знакома эта атмосфера, тянет размяться, потянуть задубевшие мышцы, оттолкнуть вон того тощего игрока и отобрать мяч, а затем – бросок в кольцо. Но он достаёт из кармана кости. Бросок. И вокруг лес. Пахнет старым дождём, сухостоем и грибами. Вон в той низинке должны быть опята, вот тут под слоем прелой листвы – подберёзовики. А вот маслята старые, червивые, как бы они не манили жёлтой мякотью, собирать их не стоит. Он делал это. Он чувствует, что делал это часто с кем-то, с каким-то опытным грибником и смеялся. Чжоу Цзышу смотрит на шляпку мухомора и думает в шутку кинуть в кого-нибудь, но в лесу только он и эхо. Интересно, необычно, но… Никакой логики. Путешествия его истощают. После каждого броска он чувствует себя всё более разбитым, словно энергии для перемещения высасываются из его тела. Хотя, почему “словно”? Наверно, так и есть. Закон сохранения энергии в действии. Потом наступает полночь, и он возвращается на ту же улицу, где когда-то очнулся. Удобно. По иронии судьбы, именно там ему дали общагу, как человеку без судимостей и без документов. Временно. Нет ничего более постоянного, чем временное, усмехается Цзышу. Встать сил нет. Он лежит прямо на асфальте, смотрит на окна. Везде свет. Неудивительно. Это же общага: в каждой комнате кто-то, и только один прямоугольник окна – чёрный. Его комната. Он не любит возвращаться в дом, где его не ждут. И это так странно. Потому что ему кажется, он абсолютно не привязчивый человек, и никогда не имел семьи. Бросок. Экскурсия по каким-то заброшкам и катакомбам. Другие участники жмутся друг к другу и подсвечивают экранчиками смартфонов, а ему уютно. Странное ощущение. – Вот здесь у нас завод, там баня, – говорит экскурсовод, и Цзышу вспоминает, как кто-то мыл его длинные волосы, нежно водя пальцами по чувствительной коже, и если не вгрызаться в это воспоминание, то можно даже почувствовать как те движения заставляют его неровно выдыхать. Наверно, именно поэтому он так и не решился отрезать волосы, хотя мыть такую копну – отдельная пытка. “Пытка, – думает Цзышу, – тоже очень знакомое слово…” Бросок. Очередь в круглосуточном. Почему-то такие магазины привычнее супермаркетов, как будто ему часто приходилось бегать по ночам за недостающими ингредиентами. Он уверен: не для себя. Он не умеет готовить. Орёт радио, там передают какую-то беседу с известным физиком. – А вот ты знаешь про триангуляцию по базовым станциям? Мне рассказывал мой… – длинноволосый парнишка в очереди перед ним оборачивается с вопросом и застывает. – Ты! – Чтобы точно определить координаты, нужны три базовых станции, – выдаёт Цзышу неожиданно зарытое в памяти, а потом даже припоминает несколько забавных примеров на эту тему. Такое случается. Кажется, в прошлой жизни он был инженером. Близится полночь, он чувствую это всей кожей, и со звуком сматываемой кассеты он перемещается из очереди к общаге. Раньше он считал: когда включаются фонари – пора домой. Теперь он ждёт, когда погаснут окна соседей, чтоб войти внутрь. Создать иллюзию, что те, кто его ждут, уже спят. Что это не он приходит в пустой дом, а просто они погасили свет раньше его возвращения. Кто такие эти “они” он старается даже не фантазировать. Бросок. Травматология. О! Кажется сюда он попадал поразительно часто. Он даже помнит вон тот плакат о вреде курения на стене, как будто часами сидел на скамейке напротив, ожидая рентгена. – Кто последний? – кричит он дабы не выделяться. Почему-то ему важно “не выделяться”, какой-то занудный навык из прошлой жизни. – Ты что здесь делаешь? – длинноволосый парнишка возникает словно из ниоткуда и пытается ухватить Цзышу, но тот виртуозно уклоняется и с характерным шорохом исчезает. В последние дни этот парень попадается ему всё чаще и чаще. В разных локациях. Словно эти события, эти места как-то касаются и его тоже. Цзышу лежит на асфальте, смотрит на окна. Зачем идти туда, где никто не ждёт? Зачем ждать рассвета? Сегодняшние путешествия вытянули из него всю энергию. Он больше не человек, а ленивый сгусток кожи и костей. Наверно, ещё мышц. Сил нет, но он зачем-то выбрасывает кости. Бросок. Университет. Он точно тут не учился, но с кем-то сюда приходил. Или за кем-то. “Тише! Идут экзамены” – гласит крупная надпись на двери, которая с грохотом распахивается, и из аудитории вываливается тот же парнишка. Ловко цапает его за рукав. – Наконец-то я тебя поймал. Ты неправильно ими пользуешься, – кричит он. – Это семейный инструмент. Для точных перемещений, им нужно пользоваться втроём. Триангуляция. Иначе он застревает в начальной точке, пока… – А если нет троих? “Снова полночь! Так быстро? Потому что силы иссякают?” - думает Цзышу и чудовищно хочет остаться на месте. Бросок. Тёмный переулок. Парнишка так и не отцепился, и вот теперь они тут вдвоём перед бандой гопников. Те не очень довольны, что их уединению кто-то помешал, а у Цзышу уже совсем нету сил. – А кто это тут у нас? – Бежим! – парнишка дёргает его за руку прямо из-под удара. – Надо попробовать вдвоём! – кричит Цзышу, изо всех сил пытаясь бежать тоже, топот приближается, – будет просто нуу сектор, похожий на рыбку. Но уже точнее, чем, если пользоваться только одному. – Давай, шифу! Это ты у нас инженер, – кричит тот и подставляет ладонь. Они обнимают кости двумя руками и трясут. Чужая ладонь лежит в его ладони как влитая. – Просто потрясти и загадать место? Какое? – кричит он, но кости уже летят вверх. “Хотя в глубине души, – думает Цзышу, – я всегда знал куда хочу”. Бросок. Мир шипит и перемещает его на неухоженную улицу с частными домами. – Ты где? Чэнлин? – темно, фонари еле светят, и он вдруг осознаёт, что знает как его зовут. Что тот не любит апельсины и часто просит помочь ему с домашкой. И эта улица… Вдалеке маячит дом с синими ставнями. Цзышу срывается на бег, хотя ещё минуту назад еле стоял на ногах. Похоже вдвоём даже расход сил меньше. Где-то внутри растёт понимание, что сейчас опять грянет полночь. Мир словно вздрагивает воздухом и… остаётся на месте. На месте кривобокий домик, из трубы валит дым, лает собака. Горит окно на кухне. Он открывает калитку, медленно вслушиваясь в такой привычный скрип на знакомой ноте, собака затыкается. Цзышу взбегает на крыльцо, дёргает дверь, навстречу вылетает облако запахов дома: – Пришёл? Что так поздно, А-Сюй? Лапшу будешь? – Лао Вэнь?