Фигурка для сенета

      На доске у злого Сета       Нет фигурок для сенета.       Не ходи один, дурак!       Ночью бродит черномаг.       На тебя наденет маску,       Все монеты заберёт.       Быть фигуркой для сенета       Сета твой настал черёд!              Худенькая девочка закончила считалочку, упирая палец в рослого босоногого мальчика. Она, как и другие четверо играющих в догонялки ребятишек, бросилась в сторону, теряясь между прилавками. Рынок жил своими законами и распорядками, а потому даже хворь не могла оборвать царивших здесь гвалта и гомона, будь это ругань за хлебное место, попытка поторговаться или игры беспризорников, которых из жалости подкармливали сердобольные женщины.              Рэймсс взвешивал кошель в руке. Инстинкты диктовали черномагам всегда быть готовыми сняться с места, а потому брать с собой деньги везде: ты можешь купить воды и еды, в конце концов, можешь через десятые руки заполучить мантию и маску. Трата времени же на сбор скарба грозила промедлением, а промедление — смертью. Потому Рэйм пошёл на риск размером с пирамиды, когда прокрался к Эве, и петлял позднее к тайнику, который они с братом соорудили в отдалении от поселения. Закопанный в песок пифос оказался полупустым, но он смог выудить оттуда пластину, запасную одежду и ещё десяток монет: бежавший Реммао забрал не всё, оставив минимум необходимого. Рэймсс не выходил на тракт, ведущий в Фивы, и пробрался к городу с северной стороны, голодный и продрогший после ночи в пустыне. Он почти не спал и чувствовал себя ужасно, но деться никуда пока не мог. Потратил немного серебра на финики, подремал на тюке с зерном и вышел из укрытия к рынку в надежде добыть свежего молока. Пёс с этой хворью, живот уже начинал болеть от недоедания на вторые сутки.              Рынок шумел. Солнце припекало темноволосую голову, а потому Рэймсс прохаживался мимо палаток торговцев, чтобы найти под ними и тень. Но тень нашла его первой.              Она шагнула навстречу, знакомо дёрнула плечом и кивнула. Реммао выглядел чернее тучи, пусть и окутал себя в светлое одеяние, покрывавшее голову. Рэйм опознал его только по характерным движениям и перстням, покрывавшим оцарапанные пальцы: старшему брату тоже пришлось несладко.              Они шли на небольшом расстоянии друг от друга, чтобы не вызывать вопросов. Стоило повернуть за угол, как Рем привалился к стене, скрещивая руки на груди.              — Догадался, — протянул он надтреснуто, так, будто не говорил ни с кем последний десяток часов.              — Догадался, — процедил Рэймсс. До него дошли слова о том, что стало причиной побега, а потому церемониться с Реммао он не планировал. Однако и от помощи отказываться не собирался, понимая, что черномаг в нём был достаточно силен, чтобы вытеснить из Рема брата и, может, даже человека. С шакалами жить — по-шакальи выть. А значит, Реммао обязательно что-нибудь придумает.              — Что бы ты обо мне не думал, это была вынужденная мера, — он сбросил капюшон, и Рэймсс отшатнулся на шаг назад. Красивое лицо, в чертах которого угадывалось сходство с почившим отцом, было перечёркнуто красной неестественной линией, на краях которой в полумраке переулка блестели кристаллы высохшей жидкости, обычно сочившейся из пореза, когда кровотечение останавливалось. Кажется, тот лекарь Ливий звал её линфой или лимфой. Из щеки торчали обрубки тонкой нитки, стягивавшей кожу: пришлось шить. — Твоя Эва постаралась, брат. — Реммао хотел привычным жестом поднести руку к лицу, но осёкся.              Рэймсс молчал. Он не мог заставить себя отвести взгляда от открывшегося зрелища, но даже так заметил, как неестественно вздымается чужая грудь. Сердце кольнуло воспоминание, как однажды ему, совсем мальчику, пришлось выхаживать Рема. Детская привязанность, несмотря на данную клятву распрощаться с братом-наставником при первой возможности, путами сдавила волю.              — Исфет… — Реммао выпрямился. — Паршиво, ничего не скажешь. Жрец заверил, что заражения нет, — его всё же трясло, как от лихорадки, — но договариваться о заказах пока не выйдет. Готов работать? — Рэймсс буквально ощутил, как взгляд прищуренных глаз ощупывает каждый синяк на лице и руках, скрытых накидкой. Брат запомнил, куда именно его бил.              — А у меня есть выбор?              Под конец пути до неприметной хижины на окраине Реммао уже не сдерживал нетвёрдой походки. Внутри лежали набитые соломой тюфяки, стоял деревянный стол с парой мисок на нём, а в самом углу собирал пыль ящик для одежды и утвари.              — Добро пожаловать, — Рем лицедейски простёр руку, в следующее мгновение схватился за дверной косяк. — Моё скромное убежище.              — То есть оно… твоё?              — Моего наставника, — он отрезал любые вопросы. Рэймсс не стал допытываться, жив ли тот, о ком они говорили, как дом сохранился и, тем более, никем не был занят. Главный жрец из гермопольского храма, где он учился, должен был останавливаться не здесь: не по статусу. Сам Реммао же в Фивы наведывался крайне редко, чтобы хижина стояла в целости в отсутствие владельца. Приходилось уповать на силу дверных замков.              Рэймсс подошёл к столу, поднимая тяжёлый глиняный кувшин. Вода казалась сладкой после испепеляющей жары, но голода не утолила. Словно читая его мысли, как раскрытый свиток, Рем указал на кошель, всё так же сжимаемый в руке.              — Купи еды. И не бойся.              Рэймсс кивнул, расценив слова брата как уверенность в безопасности местных продуктов. Или в наличии иных денег. Он вернулся на рынок, уже не опасаясь потратить слишком много: выживать вдвоём им было не в новинку, когда Реммао ещё не нашёл теплого места при храме. Пусть лечение раны требовало времени, но связи и заказы были практически обеспечены. Разве что теперь на Рэйма сваливалась задача общения не только с мёртвыми, но и живыми тоже.              Холщовая сумка пополнилась фигами и лепёшками. Место очага в доме выглядело бесхозным, а потому брать что-то, что требовало приготовления, Рэймсс не стал. Стоило опустить в сумку вяленое на солнце мясо и расплатиться, как взор его помутился.              В знакомом уже переулке он словно очнулся. Сумка и кошель были при нём, голова вмиг стала светлой и ясной, но Рэймсс не мог отделаться от ощущения, будто по его шее медленно ползёт насекомое. Он обернулся, встречаясь взглядом с пылающими глазами, напрягаясь для возможного побега. Мужчина с красными волосами усмехнулся, лениво оправляя украшенный рубинами ускх и сложил руки на груди, почти как Реммао.              — На колени.              Рэймсс не шелохнулся. Тогда мужчина щёлкнул пальцами, и ноги сами собой подогнулись, сталкиваясь с пыльной землёй, посылая по телу боль, резко отдавшуюся звоном в ушах.              — Когда я говорю тебе пасть на колени, ты подчиняешься.              Спорить не хотелось. Возвышавшаяся над Рэймссом фигура, вальяжно привалившаяся к стене, резко контрастировала с не требующим препирательств тоном. И глазами. Страшными и горящими в тени.              — Не признаёшь своего покровителя, маленький черномаг? Я напомню.              Позвоночник обожгло. Будто раскалённое масло, в голову начали течь картины прошлого. Ибу. Свеча. Оконный проём с кем-то, обращавшимся к Эве. Она снимает маску. Он не удивлён. Охотники. Свист короткого клинка. Кровь.              Из памяти будто вычеркнули все моменты, связанные с красноволосым мужчиной, а теперь чернила загоняли под кожу, стремясь вернуть его на папирус истории. Рэймсс застонал, сгибаясь в странном болезненном поклоне, не вкладывая в него почтения, а лишь стремясь ослабить пытку. До того момента он чётко осознавал: ритуал связи с мёртвым Одитом прервали охотники, а затем один из них повалился замертво. Но… как? Каждый раз, стоило о том задумываться, Рэймсса мутило. От вида смерти, думал он, но ведь прекращение жизни для него, как для некроманта, было естественным. Так почему?              — Полно, полно, — мужчина говорил так, будто принял на свой счёт величайшее благоговение. Он явно что-то сделал, потому что Рэйм перестал чувствовать боль резко. Картины в голове исчезли, но остались смазанными пятнами. Непонимания. Недоверия. Тревоги. Их с Эвой остановили до того, как дверь в ибу распахнулась и внутрь вихрем влетел эпистат. — Хорошо, можешь сказать мне «спасибо», маленький черномаг. Я не слышу.              Тело опять словно взяли в тиски. Рэймсс смог выговорить что-то нечленораздельное из-за сведённого спазмами горла, но его мучитель удовольствовался и этим. Всё было кончено столь же внезапно, как и началось. Больше ничто не мешало глотать воздух, как выброшенная на берег рыба.              — Теперь, когда мы разобрались, я не вижу смысла представляться. Твоё же имя меня не интересует, — Сет — а ни кем иным он быть не мог — присел на корточки перед Рэймссом, грубо поднимая его голову за волосы. — Достаточно того, что от неё за версту несло тобой. Не только, конечно, но мы опустим, — Сет скривил губы в подобии улыбки, обнажая с одной стороны заострённый клык. — Итак, маленький черномаг, предлагал ли ты Эв-ти-де, — было что-то необычное в том, как он произносил её имя, — бежать?              — Д-да, — Рэймсс сглотнул.              — Тогда это было весьма некстати. Ныне же вернёмся к твоему плану. Выведешь её из поселения — будешь жить. Тебе понятно?              — Да, — он сказал это твёрже. Не нужно было представлять, какой ценой обернулось бы непослушание. — Но я не могу оставить брата.              — Старшего, настолько глупого, что решил убить шезмочку прямо в поселении? Отправившего вас на заказ в разгар охоты? Ты уверен, будто он сам не хотел от тебя избавиться? — Сет расхохотался. — Наивность. — Его веселье будто смыло разливом Нила. Недолго бывшие обычными глаза снова засветились. — Значит, так. Моя божественная доброта не знает границ, а потому ты идёшь в тот шалаш, который вы называете домом, отдаёшь ему деньги и говоришь, что нашёл заказ. Чтобы он тебя не искал. У ибу. Через два часа после заката. О мантии не переживай, маленький черномаг.              Стоило Сету растаять в воздухе, подобно миражу, Рэймсс резко поднялся. К окровавленному левому колену прилип песок, а у носка сандалии остались ровной стопкой лежать монеты. Золотые.              Реммао спал. Рэймсс оставил на столе свою незамысловатую поклажу и принялся ждать, бездумно откусывая куски сухой лепёшки. Соваться в поселение, а тем более сейчас — искать смерти. И отчего всемогущему богу самому не наведаться туда? Зачем просить смертного, тем более раскрываясь перед ним?              Когда солнце стало клониться к Западу, Реммао проснулся. Надтреснутым голосом попросил воды. Ему явно стало лучше: он принялся за еду и ел с аппетитом, только делил те же лепёшки на очень маленькие куски, чтобы не открывать рот широко. На нём были привычные браслеты и украшения, значит, не пришлось ничего продавать. То есть запустение, которое встретило Рэймсса в доме, было связано не с отсутствием средств к существованию, а с общим нездоровьем.              — Я нашёл заказ. Сегодня ночью я уйду за пределы города, не знаю, как быстро вернусь, но…              — Шустрый Рэйм, — глаза Реммао недобро сощурились. — Два черномага сбежали из поселения охотников близ крупного города, и спустя менее полдюжины дней в этом городе внезапно кому-то понадобился некромант. Ты неосторожен. Это западня, — он бросил на стол половину лепёшки.              — Мне говорит тот, кто в разгар охоты отправил двух учеников в лапы охотников. Будь это западнёй, за мной бы проследили, как ни путай следы. — Реммао нагнулся над столешницей, теперь напоминая змею перед броском. Рэймсс продолжил. — А ты всё ещё тут, не в клетке. Наставник Дии, которую сдирали с помоста без ногтей и с переломанными пальцами. Как думаешь, она промолчала о том, кто учил её по снам ходить? Наставник Эвы, после нападения на которую тебе пришлось бежать, и мне следом. И после этого я неосторожен? — Под конец он перешёл на шёпот, сам для себя отмечая, что использует те же интонации, что брат.              — Взрослый, да? — Реммао выпрямился. Пожалуй, сейчас он впервые смотрел на Рэймсса с выражением, отдаленно напоминающим уважение. — Думаешь, что понимаешь.              — Не понимаю и понимать не хочу. И пока ты не загнулся, а я могу работать — я буду работать. — Из кошеля на стол выпало пять золотых монет. — Первая половина. Потратишь на своё усмотрение. Еда и вода есть.              С этими словами он поднялся и пошёл к двери. На него навалилась мысль: нужно попрощаться. Какова вероятность вернуться? Есть ли она вообще? Рэймсс поджал губы и выскользнул из дома. Впереди у него был ещё час.              Он хорошо запомнил дорогу от фиванского храма до Дома Анубиса, прикинул, где располагалось убежище, и теперь петлял, как перед настоящим заказом. В прошлый раз он практиковался с Эвой. Думать о ней сейчас было роскошью, но упрямый разум, вытеснивший идею сказать Реммао, возможно, последние слова, теперь подбрасывал в огонь сомнений девичьи объятия. Поцелуи. Чёрный обсидиан маски, сливавшийся с её зрачками. Горькую пилюлю понимания, что Эва привлекала не только Рэйммса, но неизвестно, давала ли другим надежду на будущее. Их вдвоём объединяло многое: сложное детство, пусть она о нём не говорила, это виделось в её словах и поступках, совместное обучение, шутки и наставления. Общий возможный исход. Чем опаснее момент, тем вероятнее найти среди соратников родственную душу. Рэймссу хотелось верить, что у них было что-то помимо этого. Он словно выпустил птицей слова Сета, не думал о них и не анализировал. Лишь понимал: Эва для чего-то была нужна настоящему божеству и находилась там, откуда он не мог её вызволить. Настало время отбросить трусость и немного побыть героем, нужным ей.              Солнце уже перестало окрашивать кармином небо. Наунет облачилась в чёрное, скрывая под собой светлые и грязные дела смертных. Рэймсс подошёл к Дому Анубиса со стороны, оглядываясь через плечо, боясь и желая увидеть в темноте горящие красным глаза. Пусть он и был черномагом, знал о силах не только людских, но и божественных, представить себе разговор с Сетом не мог. Всё с ним связанное крылось в песках Красной земли, в смерти, войне и ремесле шезму, забирающем тепло Ка прикосновением баритового кольца. Его Рэймсс надел на большой палец, полагая, что уже не встретит кого-то осведомлённого. Как было сказано, не стал брать с собой мантии, но натёртая обсидианом пластина всё же оттягивала плечо приятной обычно тяжестью.              — Какая точность. — Шелестящий тысячей песчинок голос раздался неподалёку. Сет вышел из-за колонны, не стесняясь говорить слишком громко для нуждавшихся в тишине заказов. — Надевай.              Небрежно свёрнутая мантия ударила Рэймсса в грудь. Он развернул ткань, даже в темени отдающую красным, и спешно облачился в неё, потянувшись к сумке. Пластина нагрелась, и на него пустыми глазницами воззрилась маска осла.              — Идём, — Сет не выражал нетерпения. Он спокойно проследовал к месту, где стоял до того, и стал ждать, постукивая носком сандалии. Стоило Рэймссу подойти к тени колонны, как его окутала дымка, выпустившая из своих объятий уже в ибу.              Осколки убрали, некоторые полки пока оставались пустыми, но было видно, что бальзамировщики отвоёвывают прежние позиции на стеллажах для различных бутылей и пузырьков. Знакомый запах масел, смол и разложения несмотря на лёгкий сквозняк скользнул к носу, позволяя чувствовать себя намного увереннее. Рэймсс будто вошёл в воду после знойного дня, свободно расправил плечи и сбросил оцепенение, страхом тянувшееся вдоль позвоночника. Он был в родной стихии.              — Говорить будешь со своим знакомым охотником по имени Ёран. Я не покажусь до конца, иначе ты не сможешь ни о чём спросить, — Рэймсс тоже вряд ли бы согласился разговаривать в присутствии того, чей клинок оборвал бы его жизнь. От этого воспоминания кончики пальцев едва похолодели. — Если вообще о чём-то сможешь. Узнай следующее: где эпистат хранит своё «Око». Больше ничего от тебя не требуется. Почти. — Сет приподнял верхнюю губу, выражая пренебрежение. Должно быть, тратить время на подобное ему не нравилось.              Рэймсс кивнул. Наконец-то его оставили в ситуации, которая была ему знакома: ночь, заказ, мертвец. После того, как Сет удалился, махнув рукой на деревянный саркофаг, он осторожно сдвинул крышку. Впрочем, таиться вряд ли имело смысл, если неподалёку его караулило божество, имеющее в нём потребность. Это добавляло волнения, но некромантия — искусство отринуть свои переживания и уступить мёртвому часть себя. Ради ответов. Ради жизни, которую Сет мог легко отобрать за непослушание. Ради Эвы.              Внутри саркофага закономерно лежало тело. Уже частично обработанное, но ещё не покрытое большим количеством засмоленной ткани. Ёран выглядел на фоне Рэймсса великаном, хоть и был намного ниже того же эпистата. Широкие туго обтянутые плечи, живот, из которого должны были уже извлечь внутренности, крепкая клетка рёбер, возвышавшаяся над ним несмотря на то, что в брюшную полость наверняка уложили просоленные свитки льна. На узких лентах полотна, обвивающего тело, тут и там виднелись охранительные символы. Достойная самого меджая почесть. Он был воином. Твёрдой рукой сжимал рукоять клинка, разил врагов и мнил свою жизнь охотой за справедливым наказанием идущих против фараона. Он был сыном. Если не родных матери и отца, то тех, кто заботился о его крове и пище. Он был братом по оружию для остальных. Он был…              Разгневан. Рэймсс чувствовал в его Ка не только привычное едва уловимое тепло, но и привкус крови на языке. Прежде, чем дух Ёрана предстал перед ним, его кожа покрылась мурашками. Плохо. Надо взять себя в руки. Не выказать неуважения к тленной плоти. Не спугнуть и не взволновать. Впрочем, с последним уже вышел досадный промах.              — Ты?! — Ёран взревел, разрывая барабанные перепонки. Благо, никто, кроме собравшего осколки чужого сознания в толщу маски некроманта на заказе не мог слышать слов душ.              — Приветствую тебя, благородный охотник, — Рэймсс отточенным движением поклонился. — Прости, что тревожу твой покой. — Баритовое кольцо обжигало палец. Дело пахло жжёным маслом.              — Стоять! — дух упрямым неуловимым движением попытался вытащить клинок, но возле бедра его поджидал лишь воздух. Непонимание скользнуло в глазах, когда он увидел, что черномаг перед ним не пытается бежать. — Убийца…       Ёран прошипел это со свойственной молодым людям горячностью. Его ладонь обхватила горло, распоротое в последний миг его короткой жизни, и здесь оставалось лишь гадать, сможет ли он говорить. Последнее воспоминание, наверняка подменённое Сетом, диктовало, что стоящий перед ним и есть настоящий душегуб. Обычно, если душа испытывала такое сильное волнение, контакт прерывался. Дух перед Рэймссом дрожал, словно мираж, но не пропадал, измеряя пол в ибу шагами полупрозрачных ног. Его держала либо ярость, либо что-то иное. Времени размышлять не было.              — Не я повинен в смерти, но ты будешь, если не скажешь. Был ли ты верен господину? — Рэймсс напряг всё имевшееся у него упрямство.              — Не такому гаду расспрос вести.              — Эпистату грозит опасность. Его «Око» могут украсть. — решение давить на чувство долга пришло само. Манёвр показался удачным, потому что движения духа, до того размывавшиеся в воздухе, стали медленнее. Ёран, прежде метавшийся, встал, прислушиваясь. Впрочем, Рэймсс и не лукавил, полагая, что кое-кому не следует искать встречи с Сетом. А вот наоборот? Несмотря на полное незнание, о чём идёт речь, он пытался добавить в голос как можно больше уверенности. — Тебя хоронят с почестями, как друга фараона. Окажи честь первому его слуге, своему брату.              — С чего бы мне верить тебе?              — Ты боишься. Едва ли ты прожил, сколько хотел, а что дальше — не знаешь. Я помогу тебе.              — За меня помолятся те, кто должен, — несмотря на колкие слова, было видно, как Ёран заколебался. Нужно было продолжать давить.              — Не подготовился к смерти, охотник? Не выучил слов для Суда? — Рэймсс радовался, как никогда, что маска скрывала не только лицо, но и проступившую на нём испарину. Этот заказ тянул из него силы, которых после бессонных ночей и так было немного.              — Выучил…              — Впереди тебя ждут 12 врат Дуата, верю, что и Поля Иалу за ними. Но не отказывайся от помощи. Ради Амена.              Ёран остановил движение. От его решения многое зависело, но не это заставило Рэймсса дрожать. На самом деле он не знал, чем может помочь духу преодолеть путь к Судилищу Осириса, ведь самому умирать пока не приходилось. Поверит ли лжи? Не обречёт ли нечаянно себя на забвение? Впрочем, мёртвый так и останется мёртвым.              — «Око» Амен никогда не отпускает. Держит при себе.              Рэймсс поклонился. Ёран забеспокоился снова, но сил, изрядно истраченных, уже не хватало, а ярость испарялась вслед за доверием. Благо слова уже были подобраны.              — Кланяйся стражам, как равным, и будешь оправдан.              Ёран растворился в воздухе, в то время как Рэймсс устало повалился на пол, едва удержавшись, чтобы не лечь. Он сидел на холодном камне, переводя дыхание, упираясь руками позади спины, откинув голову. Уставший. Ничего не добившийся. Как достать «Око», для чего бы оно Сету ни понадобилось, если Амен всегда ходит с ним? Нелепица. Жгло и осознание собственного вранья. Одно дело говорить неправду Реммао, из которого самого нужно крупицы истины вытаскивать клещами, другое дело — утяжелять своё сердце перед гибелью. А она, Рэймсс уже был уверен, грядёт весьма скоро.              В тишине раздались сдержанные хлопки ладоней. Сет вышел из темнеющего дверного проёма, но его вид говорил если не о разочаровании, то о крайнем неудовольствии.              Рэймссу позволили поспать и поесть перед дорогой, вечерней, чтобы прибыть после заката, как ни было это неудивительно. Отдохнувший разум подкинул вопросов. Почему в ибу никого не было? В прошлый раз для подобного Реммао заручился поддержкой верховного жреца, которого впоследствии оставил без языка и пальцев. Зачем Сету это «Око»? Почему ему понадобился именно Рэймсс?       Двух лошадей отпустили задолго до поселения. Пригибаясь, и бог, и человек старались не упасть на сыпучем остывающем песке, словно он ускользал от власти Сета, и тот уже равнялся со смертными. У границы сменялись часовые.              Рэймсс крался мимо воинов, всем сердцем взывая к эффективности данного Сетом амулета.              — Смотри, маленький черномаг, — на широкой ладони лежала металлическая пластина с отверстием в середине, усыпанная странными символами. Частично они напоминали известную письменность, но имели не подходящие иероглифам черты и завитки, — сожми в руке и молись. Мне, естественно, — Сет криво улыбнулся, обнажая клык.              План таков: пройти к дому эпистата, надеть маску и, проникнув внутрь и посмотрев сквозь амулет, попытаться разыскать «Око». Зачарованная вещь будет отливать красным. Это не вязалось со словами Ёрана о том, что она всегда находится при своём владельце. Рэймссу объяснили, что внутри уже будет Эва. Неужели теперь к ней нет никакого доверия настолько, чтоб запирать не под замок и охрану, а лично в покоях главного господина? Неужели этот самый господин отринул мораль настолько, чтобы оставаться один на один с девушкой, что не являлась ему женой? Или решил пытать вдали от посторонних глаз? В груди зрела злость. И бешеное желание сделать то, о чём с Сетом изначально был договор: вызволить её.              Рэймсс сел на корточки под невысоким окном. Внутри царило безмолвие. Эва спит, измученная? У неё не осталось сил стенать? А что, если они уже не успели, и она погибла от ран, не дожив до публичной казни? Амена точно не было внутри: Сет сказал, что у них собрание, назначенное для выяснения деталей будущей поимки Реммао. Готов ли Рэймсс пожертвовать всем, чтобы хотя бы вынести тело любимой из мертвецкой и похоронить, а не оставить на съедение шакалам в пустыне, как было с Дией?              Он выдохнул и глубоко вдохнул, надевая маску. Времени нет. Сначала — дела Сета, иначе даже до того, чтобы узнать участь Эвы, самого Рэйма уже не станет.              Он перемахнул через окно, пригибаясь. Комната выглядела пустой. Сундук. Стол. Кровать с приподнятым изголовьем. Что-то на ней пошевелилось, и Рэймсс похолодел; но лежавший на ней человек точно не мог быть возвышавшейся на добрую голову надо всеми эпистатом.              Эва приподняла голову. Её лицо покрывал лихорадочный — или так только показалось — румянец. Она бросила взгляд к окну и зажала ладонью рот, чтобы не вскрикнуть, и Рэймсс поспешил сбросить маску, которая как две капли воды напоминала ту, что на заказы носил Реммао.              Эва засучила ногами, поднимаясь к изголовью.              — Это я, — собственный голос показался ему чужим. По крайней мере, эпистат не стал держать её связанной на полу и бил не по рукам или лицу, чистым от синяков и царапин. Ей было горько и страшно, надо действовать как можно скорее. — Сет должен был предупредить тебя. Эва, нам нужно сделать одну вещь, а после мы сможем…              — Что? — в её глазах отражалось непонимание.              — «Око», Эва, — он выдохнул. Приблизился. Сел. Не смог удержаться, чтобы не подвинуться вплотную и не взять её руки в свои. Поцеловал тыльную сторону ладони, прижался лицом. — Нужно «Око», и я тебя вытащу. Клянусь всем, что у меня есть. — Рэймсс осторожно привлёк её к себе, не обращая внимание на странное оцепенение, какое он видел разве что после смерти Исмана.              Сердце сжималось где-то за рёбрами. Что же с ней сделали, если ей настолько боязно? Наверняка думает о том, что их ничего не спасёт, когда вдруг придётся бежать.              — С нами Сет, он не даст нам… — Рэймсс не договорил. Продолжал сжимать Эву в объятиях, покачивая из стороны в сторону. Теперь он точно не струсит, не позволит себе отказаться от чего-то настолько важного, что жизнь казалась лишь временной мерой. Словно очнувшись, Рэймсс поспешно натянул маску и приставил к глазу амулет. Голос из-под обсидиана зазвучал глухо. — Я здесь, чтобы найти «Око» и спасти тебя, времени мало, оденься, снаружи прохладно.              — Нет.              Рэймсс и сам видел, что «Ока» нигде не было. Ни сундук, ни комод не отливал обещанной алой дымкой. Лишь по воздуху плыли бледно-розовые следы на уровне пояса: искомый предмет явно много раз перемещался по комнате. Можно было пройти по следу, но решиться на такое в поселении, полном охотников, равнялось самоубийству.              — Ты сможешь идти? Если нет, я тебя понесу… — Рэймсс встал, осматривая каждый угол, но пригибаясь, чтобы случайный или неслучайный прохожий не увидел его снаружи.              — Я не…              Раздался звук скрипнувших петель. Самый что ни на есть отвратительный и мерзкий в подобной ситуации. С таким звуком открывалась и затворялась дверь.              Эва замахала руками, показывая, что Рэймсс должен спрятаться под кровать.              Он молниеносно опустился и в один перекат скользнул под плетёной тростник ложа, задержав дыхание. Тяжесть шагов не позволяла спутать того, кто вернулся в свои владения.              — Разбудил? — в словах вошедшего обманчиво не слышался упрёк или издёвка. Рэймсс сжал кулаки. Боялся, что не совладает с собой, когда эпистат стащит Эву с кровати и начнёт измываться. А он начнёт. Обязательно начнёт.              — Нет, господин. — Что-то не так. С Рэймссом она говорила как-то иначе. Испуганно и зажато, так, будто он был её палачом, а не эпистат, с глухим стуком опустивший на подставку у кровати клинок. Её заспанные глаза выражали всё от страха и недоверия до… до чего? С шорохом с массивных плеч соскользнули верхние одежды. Не хочет запачкаться в крови, хотя простыни, на которых лежала Эва, выглядели белыми. Должно быть, отведёт в коридор. Был ли в этом доме погреб, откуда не слышались крики?              Рэймсс отринул мысль о пытках. Нужно было дотянуться рукой к маске, чтобы вновь воспользоваться амулетом. План трещал по швам, рушился, как обдуваемые западными ветрами пирамиды, но без «Ока» ему сказали не возвращаться. Пощадит ли Сет тех, кто был дорог его «маленькому черномагу»? Надежда таяла. Будто почувствовав, Эва соскользнула с постели, и Рэймсс увидел её ступни. Маленькие, без синяков и ссадин. Эпистат подошёл к ней вплотную. На то же расстояние, какое разделяло другую пару какой-то десяток песчинок назад. Снова шорохи, позволившие, наконец, поднести металлическую пластину к глазу.              Рэйма встретила красная вспышка со стороны сундука. Там лежал пояс эпистата: вот где была цель. Золотое «Око» со вставкой красного стекла, которую надевали охотники для ночных вылазок на черномагов. Такое было не только у главного, но, видимо, именно в нём заключалась какая-то странная сила. Нужно только дождаться момента…              Эва приподнялась на носочках. И в тишине Рэймсс услышал… Поцелуй. Не вырванный насильно. Скорее… желанный. С тяжёлым дыханием и задушенным полустоном.              Внутри что-то оборвалось. Сердце зачастило, казалось, будто алым отливало абсолютно всё: дело не в амулете. Ярость. Вот, что слепило похлеще полуденного солнца. Рэймсс закрыл глаза. Несколько шагов. Прогнувшаяся кровать. Сбивчивый шёпот и скрытая от невольного «третьего лишнего» ласка.              Вот, что значило её «нет». Она не уйдёт. Не ради Рэйма. Ей ничего не угрожало. Не тяготило… Вот зачем он понадобился Сету, очевидно, поставившему не того игрока в сенет. Только нечто тёплое в груди Эвы могло вызволить ту из рук эпистата. Которые она не захотела покидать. Не было побоев, вытащенных раскалёнными щипцами признаний и исповеди под занесённой сталью. Не было ничего. Пустота. Горло сдавило сухим кашлем, сдерживаемым вместе с обидой.              Спустя тянувшееся несоразмерно долго время Рэймсс ощутил прикосновение к плечу. Не заботясь о том, что маска шумно коснётся пола, он повернул голову. Невидящим взором посмотрел на свесившуюся вниз Эвтиду. Она подавала знак уходить.              Амен спал не так чутко, как мог. «Око», всё так же притороченное к поясу, жгло руку, когда чёрная накидка перевалилась через оконный проём.              Амулет Сета не только показывал сокрытое, но и будто ограждал от ненужных патрульных. Рэймсс не оборачивался и не таился: было что-то и похуже смерти. Не хотел видеть ни лица любимой, ни того, кто мирно уснул в её объятиях. Даже тех, кто мог преследовать безымянного нарушителя, но на безмолвный крик отзывалось одно лишь эхо. Если кто-то из старших наслал хворь по схожей причине, его можно было понять.              — Ты один? — ждавший в условленном месте Сет практически сливался с поднимавшимся солнцем. Хмурился.              В его протянутую ладонь угодило и «Око», и связка ключей, и несколько талисманов, отброшенных за ненадобностью.              — Не сочла нужным. Шезму должен рассчитывать только на себя. — К ногам Рэймсса упал увесистый кошель. Вторая часть платы за «заказ».              — Правильно, маленький черномаг.