'84

      1 апреля #х84 года

      — Знаете, Хамфри, я всё-таки поеду в Полис, — объявил я своему постоянному заместителю вместо приветствия.       Cэр Хамфри Эплби — облачённый, как все высшие чины в тёмный комбинезон «в ёлочку», верхняя пуговица расстёгнута, дабы щегольнуть белой сорочкой и пышным узлом галстука в сине-алой гамме старинного оксфордского колледжа — замер на пороге кабинета, будто громом поражённый:       — Товарищ министр! Вы решили бросить нас, отказаться от Министерства административных дел, принять должность британского посла?       А надо сказать, что по Уайтхоллу вот уже две недели ходят слухи, довольно смутные и тревожащие, о перестановках в правительстве. А ещё якобы из канцелярии Верховного Цезаря Полиса прислали телеграмму на Даунинг-Стрит о том, что моя кандидатура вполне устроит их сторону в качестве нового главы британского посольства. Получается, какие-то переговоры за моей спиной в разгаре.       — Нет-нет, — поспешил я успокоить своего заместителя (не буду кривить душой, приятно было увидеть, что перспектива потерять меня его огорчила), — речь о визите на конференцию Международного Содружества Свободных Куполов, или как там её.       — Но вы же сами буквально вчера решительно заявляли, что для зарубежных визитов не время, раз на носу перестановки правительства! Позвольте вас процитировать: «Сегодня тебя нет в кабинете, а завтра у тебя нет кабинета». Весьма остроумно. Почему вы передумали? — допытывался Хамфри.       — Просто хочу оглядеться, что там да как. Из чистого любопытства. Полезно иногда выбираться за границы своего информационного пузыря, то есть купола.       На всякий случай я не стал упоминать о непотребных изобилии и излишествах гедонизма, в котором, как сплетничают, утопает Полис. Жуть, как хочется взглянуть своими глазами!       Но Хамфри что-то заподозрил и осуждающе вскинул бровь:       — Значит, дело исключительно в праздном любопытстве? Кое-кто мог бы выразиться в том смысле, что ответственному министру не к лицу шататься по чужим куполам, когда в собственном дел невпроворот.       Ханжа и лицемер. Сам же только в прошлом месяце увязался со мной в командировку в Объединённые Купола Кумранистана! Дивно провели время, между прочим, несмотря на то, что там царит сухой закон — вот что я называю настоящей антиутопией! Зато нет вездесущих телемониторов на каждой стене, как принято в родной Англии. На мгновение передо мной опять предстали приятные картины той поездки: вдали от соглядатаев тайной полиции и их следящего оборудования, я и мой постоянный секретарь как никогда прежде свободно и искренне беседовали по душам. Сам бы не поверил! Наконец-то мы имели возможность заниматься любовью без нервной спешки, раздевшись полностью (вытряхивая Хамфри из комбинезона, обнаружил на нём старомодные подтяжки для носков, будто на дворе одна тысяча восемьсот восемьдесят четвёртый, и чуть с кровати не свалился от смеха). Мы нежились в объятиях друг друга после близости, сколь угодно долго. Хамфри, впервые на моей памяти, снял часы с запястья. По возвращении, увы, пришлось вернуться и к прежнему status quo редких интимных встреч и краткости сношений...       — Кроме того, — понизил голос мой постоянный заместитель, и я навострил уши, — я на днях обедал с секретарём кабинета Старшей Сестры, и сэр Арнольд намекнул, что перестановки в министерствах, вероятно, грядут серьёзнее, чем мы полагали ранее. Не исключено, целые департаменты будут переформированы. Или расформированы!       Ну, раз Эплби сам поднял эту тему, зачем делать вид, что мои карьерные шансы меня ничуть не беспокоят:       — Я не присматривался бы к дипломатической должности в Полисе, если бы у меня была уверенность в том, что «номер один» довольна тем, как я справляюсь со своими обязанностями в МиниАд. Как по-вашему, Хамфри, мы ведь справляемся с рабочими задачами неплохо?..       Конечно, я хотел услышать, что беспокоиться мне не о чем, справляюсь я шикарно, лучший министр на его памяти, что меня вот-вот отправят на повышение — а не на распыление!, автоматически гарантируя сохранение моего членства во Внутренней партии, куда я, собственно, попал-то всего несколько месяцев назад, проболтавшись во внешней партии до этого без малого 20 лет.       Но нет, Хамфри не спешил расточать мне комплименты.       Надеюсь, заминка только в том, что он опасался делать это перед огромным следящим телемонитором на полстены кабинета. Вообще-то, мониторы регулярно выходят из строя, и сейчас наш опять сломан  — во время прошлой Двухминутки порицания Бернард так разошёлся, что запустил в него речеписом. С тех пор телемонитор передаёт лишь «снег» да белый шум. Но кто знает, не продолжает ли он передавать звук отсюда туда. Не хотел бы, чтоб из-за вырвавшегося под влиянием момента доброго слова в мой адрес, у сэра Хамфри, пусть он и вечно задирает нос, возникли проблемы. Дружеское сближение политического и бюрократического функционеров партии формально не запрещено, но и не слишком приветствуется. Другими словами, связи вроде той, что с некоторых пор существует между нами, не то чтоб совсем против правил, но и нельзя сказать, что полностью разрешаются. Лучше не рисковать почём зря. Само собой разумеется, что Хамфри не улыбается по неосмотрительности потерять привилегии заслуженного высокого положения в иерархии Уайтхолла, включающие в себя, кроме всего прочего, и казённый автомобиль с шофёром, и просторные апартаменты, и право отключать в личных комнатах следящие телемониторы на целых сорок пять минут в сутки. (Как мы несколько раз проверили, за этот срок можно успеть многое, причём повод для приглашения к себе в гости избран был моим постоянным заместителем формальнее некуда: «Не желает ли товарищ министр ознакомиться с новой, ещё не поступившей в министерства официально, редакцией словаря новояза?..» К великой радости, словарь вскорости отправился на прикроватную тумбочку).       Наверное, мой неуверенный вид всё-таки тронул Хамфри, потому как он сперва покосился на идущий зигзагами и полосами телемонитор, а потом негромко произнёс:       — Министр, уверяю вас, я, равно как любой иной из множества служащих МиниАд твёрдо считают, что с министерскими обязанностями вы справляетесь… нормально.       Нормально! Вот вам и максимум поддержки, на которую можно рассчитывать, премного благодарен. Что ж, значит, выхода нет, жребий брошен. Принимаю золочёный терновый венец и почётную ссылку. Полис, встречай нового британского дипломата! Готов вкушать нектар с амброзией и морально разлагаться, надеюсь, сплетни о вас правдивы.       Ведь «нормально» это значит, в лучшем случае меня не тронут, в худшем я уйду на понижение в какой-нибудь богом забытый крохотный департамент на перефирии власти. Без секретарей. Буду сам отвечать на телефонные звонки, сам варить себе синтетический кофе с сахарином, ездить на работу в метро, мадам С. Сестру видеть раз в сто лет издали. Формально, конечно, все министры и департаменты равны, на деле же, сами понимаете, есть бюджеты и есть бюджеты.       Хамфри снова попытался меня подбодрить в своём сдержанном осторожном стиле:       — Нет-нет, нормально — это значит... нормально. Скорее всего, вы останетесь с нами в МиниАд. Я и Бернард будем рады продолжить работать с вами.       (Бернард, замечу в скобках, личный секретарь, приставленный ко мне в министерстве. Птица полётом пониже, чем Хамфри, и попроще перьями; малый доброго нрава и не так глуп, как мне сперва казалось: осведомлённый, но не осведомитель).       Подумав ещё, Хамфри расщедрился:       — О лучшем министре мы не можем и мечтать.       Разумеется, стоило этим милым словам сойти с его языка, мой постоянный заместитель тут же о них пожалел и добавил, опять нервно покосившись на бледно мигающий на стене телемонитор:       — Естественно, я нашёл уместным высказать подобное личное мнение лишь потому... Лишь потому, что согласно некоторым слухам, на ваше место, если вы примете дипломатический пост, потенциально предлагаемый вам Полисом, прочат Бейзила Корбета.       Архипроклятый Корбет! Когда Океания и Остазия обменяются последними ударами, обломки обезлюдевшей цивилизации унаследуют самые живучие насекомые — тараканы и Корбет. Вот уж кто, по общему мнению партийных товарищей, достоин ежедневной Двухминутки больше, чем лидеры оппозиций, вместе взятые. Корбет умудряется подсиживать всех. Приспособленец, предатель, пресмыкающееся! (Проклятиями я, естественно, не сыпал вслух: правительственные помещения оснащены микрофонами, тонко настроенными на список запрещённых к употреблению слов, и каждый крепкий эпитет ведёт к бланку с выписанным вам штрафом, миссис Старшая С. ратует за чистоту языка).       Типуса вроде Корбета, в общем, я бы и к врагу не подпустил, не то что к... Меня передёрнуло от одной мысли, что Корбет займёт министерский пост в МиниАд. Вдруг Хамфри моментально выкинет своего бывшего министра из головы и немедленно примется любезничать с новым, наедине будет таким же ласковым мурлыкой с моим вечным соперником по партийной грызне, как со мной!.. Хамфри тем временем, повернувшись для надёжности к телеэкрану и Бернарду спиной, смотрел на меня чуть не умоляюще, и что мои губы сами собой сложились во влюблённую улыбку: какая глупость подозревать его в бессовестной беспринципности!       Но вся наша офисная идиллия не отменяет того, что простого «нормально» для Старшей Сестры и Партии недостаточно. Здесь нужно, как говорится, бежать в два раза быстрее, только чтобы оставаться на месте, иначе...       Пока я развивал этот тезис, мой постоянный секретарь щёлкнул пальцами, словно его осенило догадкой, и повернулся к Бернарду:       — Ваш министр явно забыл принять «Радостин», куда вы смотрите? Отсюда эти панические настроения.       Бернард услужливо подскочил ко мне с баночкой пилюль нового, клубничного вкуса и стаканом воды, но я отверг «Радостин»: третье поколение, но до сих пор несовместимы с градусом, а принимать их предписывается всем совершеннолетним гражданам четырежды в день.       Долив виски из фляги, что хранится в ящике моего стола, отсалютовал стаканом Бернарду и Хамфри:       — Вот вам ещё одна причина согласиться на должность в Полисе: насколько я слышал, их драгоценные браслеты психологического равновесия и Рецина вполне сочетаются. Обязательно куплю амфору-другую в дьюти-фри, Бернард, запишите.       Бернард тут же вклинился со словарной справкой насчёт того, что симпозиум значил у древних греков, и я бы не отказался, чтобы заседания британского кабмина проходили в античной традиции.       — Кстати, — вернулся я к живо интересующей меня теме, — а почему советская пилюля «Счастье» совместима с алкоголем, а наша «Радость» нет?       Хамфри со скепсисом поднял взор к потолку.       — Не стоит верить тому, что слышите в иностранных посольствах. Их «Осчастьин-5» всего лишь плацебо! Как и Остазийское «Сдержанное-но-Интенсивное-Довольство-Жизнью-101». Вы на Трёхминутках непредвзятости разве не видели сводки от наших лабораторий?       Ближе к счастливому часу конца рабочего дня задал Хамфри философский вопрос за ставшим уже нашей постоянной традицией секретным перекуром (С.Сестра не одобряет пристрастие партийцев к табаку и крепкой выпивке и крепким словечкам, но все, разумеется, так или иначе находят лазейку), кое-что, что с некоторых пор не давало мне покоя:       — Хамфри, как по-вашему, у нас антиутопия?..       По одному его тону, даже не видя лица, я понял, что он закатил глаза. (Не видел я его по следующей причине: конфиденциально, без надзора телемониторов в министерстве получится уединиться только в одном помещении — в уборной. В двух дальних кабинках, в перегородке между которыми некий светлый ум вырезал посередине небольшое круглое отверстие, вполне удобно подходящее для того, чтобы негромко по-быстрому переговорить. Справедливости ради отмечу, что нацарапанные на стенах полустёртые надписи живописуют и некоторые другие функциональные возможности, предполагаемые отверстием между кабинками, но я и Хамфри обнажаем только души, честно. Ещё недолго держимся через него за мизинцы, когда передаём один другому сигарету с зажигалкой).       Итак, возвращаясь к глубокому философскому вопросу и поверхностному бюрократическому ответу, что я получил.       — Антиутопия? У нас? О, это настолько оценочный, политически устаревший и некорректный термин, не больше, чем избитое литературное клише. Мы не пользуемся им в правительстве. Даже для тех режимов, которые не одобряем.       — Как же их тогда называть?       — Да как угодно. «Наша Суверенная Утопия», «Народно-Демократическая Утопия»... Позвольте задать встречный вопрос: Полис, по-вашему, к какой категории относится?       Коли уж мы снова вернулись к разговорам о Полисе, почему бы Хамфри не составить мне компанию в командировке туда? Тем более что греческий он прекрасно знает.       — Древнегреческий, — стал отнекиваться Хамфри, — колоссально отличается от современной версии языка и вряд ли будет полезен в Полисе       Я отмахнулся, неужели Хамфри не понимает, что его присутствие мне не для пользы... Вспоминая Кумран... С той поездки мы не позволяли себе... Чёрт возьми! Дьявольски сложно вести беседы шёпотом через дыру в стене, знаете ли. Будто уже заключены в казематах МиниЛю. Не способствует красноречию.       Сообразил новый аргумент: разве ему как любителю классического искусства не любопытно поглядеть на античные музейные развалины, которые не успели во время доядерного оно стибрить, то есть спасти и вывезти наши викторианские загребущие предки? Не говоря о том, что Полис выбран столицей «Куполовидения '84»... Ладно, к популярным песенкам он равнодушен (хотя последний хит в Top of the Pops, «Давно уж нет мечтаний», ну просто разрывает грудь, промптеры версификатора постарались на славу) но с любой другой стороны как ни посмотри, лучшего места для рабочей поездки за государственный счёт нам не найти: мягкий климат, деликатесы и вина, пейзажи побережья... Что тут может не нравиться?       Похоже, догадался я, так же, как недавно мне нужно было, чтобы Хамфри просил меня остаться с ним в министерстве, сейчас ему хотелось, чтобы я понежнее уговаривал его ехать со мной в Полис. И я, конечно, уговаривал. Гордость и переубеждение — классика.       Главный козырь я припрятал напоследок:       — А ещё в Полисе есть крылья!       Хамфри, судя по голосу, снова закатил глаза:       — Как же, очень привлекательно... для чувствительных к романтическим глупостям парочек. Летать на крыльях любви, чирикать плохие стихи да строить несбыточные воздушные замки. Бесполезная трата времени.       Хамфри воображает, будто видит меня насквозь. А я, может, и вовсе не про полёты под луной! Ну, не только про них.       — Вот уж нет. Мой великий план: мы заключаем с Полисом контракт на большую партию крыльев и оснащаем ими наши футбольные клубы: вот что отвечает интересам и чаяниям широких английских масс: зрелище стремительно летающих за мячом двадцати двух спортсменов о сорока четырёх крыльев...       Хамфри перебил меня, чтобы поинтересоваться, предполагает ли зрелище и крылатый мяч тоже.       Думается, инженеры Полиса, славные своими изобретениями, уже что-то такое... изобретают в сверхсекретных лабораториях, рассудил я:       — Вероятно, мячей даже будет несколько, с разной траекторией и скоростью, обсужу при случае с министром спорта... Если партия одобрит, то и здесь, дома, освоим производство: представляете, сколько новых рабочих мест, инвестиций в маргинальные округа! А представьте матч поло — на пегасах!       — А, так это шутка, я не был уверен. Весьма остроумно.       Насчёт всяческого романтического под звёздами и луной — всё же бросил я валять дурака и признался — мне тоже мечталось, и не однократно. Это под «железными» куполами, опустившимися на деспотии Остазии, единственные звёзды, на которые дозволено любоваться людям — звёзды на стягах. А Полис, как и его побратим город-государство Лондиниум, гарантирует гражданам энную степень свободы выражения личных чувств в частной жизни. Точнее, даже больше, чем у нас, где пределы очерчены туманно, и в них — уже или ещё? — не вписываются служебные романы бюрократических функционеров с политической номенклатурой.       В общем, прежде чем вернуться под телемониторы кабинета, собрался и прямо намекнул Хамфри, что не против полюбоваться с ним — под куполом Полиса или у нас, с крыльями или без — на луну и звёзды, романтически, в старинно-архивно-любовно-куртуазном определении, которое уже не найти в последних изданиях словаря новояза.       — Волшебно, — довольно-таки сухо ответствовал Хамфри, на секунду задержавшись перед разбитым зеркалом, чтобы поправить и без того идеально повязанный галстук перед выходом в коридор. — Прямо сплю и вижу.       Я, наверное, несколько изменился в лице, потому как он поспешно повторил, уже с большим чувством:       — Нет-нет, вы меня неправильно поняли, товарищ министр: я серьёзно, то есть буквально, сплю и вижу.       Значит, и ему снилось! Как бы ни была всемогуща партия и её полиция мысли, наши сны ей ещё не под силу контролировать.       — А хотите правду, Джеймс?.. — Хамфри рассматривал меня, почти игриво, склонив голову набок.       — Если вас не слишком затруднит, — я улыбнулся в ответ его церемонности. Как забавно он это спросил, можно подумать, будто прежде безостановочно лгал.       Хамфри ещё немного помолчал, не то решаясь, не то поддразнивая, не то подбирая верные слова.       — Вы нужны мне. Я никогда не встречал министра, сопоставимого с вами...так или иначе.       Ещё и за руку взял и поднёс к губам тыльной стороной кисти — чего не происходило с последней Кумранской ночи.       — В МиниАд вам ничто не угрожает, обещаю. Поверьте, для меня, то, что между нами происходит — беспрецедентно. Я приложу все усилия, чтобы наши с вами пути не разошлись.       Разве не прекрасно, не замечательно, не чудесно, не плюс-плюс-плюсово?       Сердце моё пело и таяло, словно было восковой птицей. Мир заиграл ярчайшими красками — и без единого грамма «Радостина»! _______________________________________________

Примечания:

Такой вот антиутопия-флафф, возможно (?) Хамфри двоемыслит как дышит ибо на полставки мудачит в отделе мыслеполиции и наивнодоверчивому министру немножк пиздец (впрочем, он нужен Хамфри для внутрпартийных интриг и по-своему очень ему нравится) 👀 - Большо́й Брат, также Ста́рший Брат (англ. Big Brother) — персонаж романа Джорджа Оруэлла «1984», единоличный диктатор государства Океания и партии «Ангсоц». У меня в фике вместо него, как отсылка к Маргарет Тэтчер, Старшая сестра (которая у меня не страшнее директрисы здесь %). Её партия одновременно и консервативная, и лейбористская (чтобы в ней состоять требуется много двоемыслия и умственной гимнастики), программа и политические обещания в прессе постоянно задним числом переписываются. Пишутся они специально птичьим канцелярским новоязом, разобраться в котором обычному человеку мудрено. - Трехминутки непредвзятости = пародия на двухминутки ненависти в «1984». В этом мэшапе есть также наверняка четырёхминутки нейтралитета и пятиминутки восхищения (ССестрой, конечно же). - Внутренняя партия (англ. Inner Party) — в реальности романа Оруэлла «1984» один из трёх (внутренняя партия, внешняя партия и пролы) классов/социальных слоёв. - Телемонитор — устройство, в романе «1984», использующееся в качестве орудия пропаганды и средства слежки за населением. - Штрафы за нецензурные ругательства = идея из китч-антиутопии Demolition Man 1993 года. (там же ещё была тема с тем, что все перешли на виртуальный цифровой бесконтактный секс, а устаревший «обмен телесными жидкостями» это ужас как вульгарно и отменено, мб и в моём фике/сеттинге предполагается то же. - «Радостин» (Joy) - психотропные таблетки, подавляющие грусть и неприятные воспоминания из игры We Happy Few (в моём фаноне Джим им предпочитает алкоголь, как и большинство политиков, а дисциплинированные секретари так много их принимают, что постепенно становятся всё невосприимчивей к эффекту и на высших позициях таблетки на них уже не действуют особо... так что Хамфри принимает их в тройной дозе? Или тоже забил и симулирует). - Симпо́зиум (лат. symposium от др. -греч. συμπόσιον — «пиршество») — совещание, научная конференция по какому-либо научному вопросу (обычно с участием представителей разных стран). Симпосий — ритуализированное пиршество в Древней Греции, сопровождавшееся буйным весельем, что было важной составляющей мужского времяпрепровождения. - Реци́на (греч. Ρετσίνα, то есть «смола») — греческое «смоляное» белое вино крепостью 11,5 %. - песня «Давно уж нет мечтаний» — несколько раз поётся в «1984» Оруэлла.<br /> Версификатор = некий калейдоскоп, в котором у Оруэлла в «1984» создают масскультуру для низшего класса, романы и песни. Можно сказать, предвосхищение современного AI.