Она любила акации

      Раздался громкий звон, оповещающий о конце занятий. Урью намеренно медленно собирал свои вещи, из-под очков невольно наблюдая за тем, как его одноклассники торопились домой, выглядя крайне контрастно на его фоне. Исида достал из кармана специальный платок, и начал протирать очки, как можно неспешнее, старательно прожигая время. — Исида-кун, что-то случилось? — учитель внимательно взглянула на него, оставшегося в одиночестве. — Ты что-то хочешь мне сказать? — Нет. Я уже ухожу. Доброго вечера.       Возвращаться домой совсем не хотелось. Не в этот день. Урью двигался настолько медленно, насколько возможно, порой замирая в телефоне, словно отвечал кому-то — на деле же просто листал соцсети. Была надежда, что Рюукен устанет его ждать, вернее, время уже будет поджимать, чтобы дальше тратить его в ожидании нерадивого отпрыска, и старший квинси уедет в одиночестве. Маловероятно, учитывая, что до назначенного времени ещё около двух часов, а дом Исиды не так и далеко от школы, чтобы настолько сильно опоздать.       Сегодня его ждал холодный особняк, где соберутся все родственники отца… только отца. Они чопорно поприветствуют Рюукена, недовольно зыркнут на самого Урью, но промолчат, сохраняя достоинство. Разумеется, Рюукен и слова не скажет, лишь смерит его тяжёлым взглядом, мол, не спорь, не отвечай, не говори. Ему придётся терпеть подобное отношение около часа, пока все не соберутся. После по плану — гнетущий ужин с пресной ресторанной едой, которую он не любит, заунывной живой музыкой, которая ему не нравится, и холодными взрослыми разговорами, в которых он не участвовал.       В подобной обстановке кусок в горло не лез, но Урью не мог не есть: привлекать внимание на этом приёме совсем не хотелось. Его обольют концентрированным презрением, что, по-видимому, было фамильным взглядом семьи Исида. И терпеть всё это придётся не только вечер, но и утро, поскольку они всегда оставались на ночь. И лишь после обеда, покидая это неприятное место, Урью мог вздохнуть спокойно.       Эти родственники будут говорить обо всём. О политике. О квинси. О чистоте крови, ха… Но никто в этот проклятый день не скажет Урью, что… тоже скучает по его маме. Её смерть — повод для приёма, для встречи всего семейства, повод для общения, но никак не повод оплакать её. Урью с большим бы счастьем отправился на её могилу. Положил на серый, нагретый солнцем камень белые… нет, не белые, а, например, жёлтые цветы. Или розовые. Красные. Никаких белых или голубых цветов. Может, даже посоветовался бы с Иноуе.       Урью бы говорил с ней часами. Много историй накопилось, он не помнил, когда последний раз видел могилу матери. Рассказал бы обо всём. О том, что он действительно пытался хранить гордость квинси. О том, что провалился. О том, что предал их Императора, чтобы спасти мир. О том… что нашёл хороших друзей. Действительно хороших. Немного ненормальных, чокнутых, честно говоря, которых порой прибить хочется, но… самых лучших… — Исида, ты с таким лицом на казнь идёшь?       Квинси едва не сталкивается с Ичиго, и тот, вместо ожидаемого раздражения, наклоняет голову к плечу, внимательно рассматривая его. Учитывая, что лицо Исиды всё такое же равнодушное, как обычно, временный шинигами знал его слишком хорошо, чтобы видеть чужое разочарование. Глаза Куросаки нормального шоколадного цвета, но Урью кажется, что, будь они в духовном облике, они бы горели золотом Пустых. Урахара-сан говорил, что инстинкты минусов в их рыжеволосом друге очень сильны. — На семейный обед. — Ты говоришь «семейный обед», но твой тон передаёт мне «крайне скучное собрание» и «я туда не хочу». Не тянет на что-то семейное.       Спорить невозможно. Тем более сегодня, когда Урью не настроен на словесные баталии с Куросаки. Всё равно тот победит, уже проверено. Исида переводит взгляд, и замечает в руках друга полные пакеты. Поразительно, учитывая, что уроки у них закончились в одно время — они, чёрт побери, учились вместе — но Ичиго, по-видимому, научился воспроизводить сюнпо и в смертном теле. Урью, как ни пытался, не так уж и сильно задержался, чтобы нормальный человек успел вернуться домой, переодеться, и уже пробежался по магазинам. — У вас праздник? — Сегодня годовщина смерти мамы, — спокойно поясняет Ичиго, и голос его ни на йоту не меняется, а вот Урью вздрагивает. — У нас тоже семейный ужин.       Точно. Их мамы погибли в один день, и даже в одно время. За своим горем Урью забыл об этом, и теперь внутри нарастает горькое чувство стыда. Исида чуть склоняет голову, и отражающие отблески солнца линзы скрывают его глаза. — Прости. — Не волнуйся об этом. Мы… — Куросаки неожиданно слабо улыбается. — Смогли переступить через это, и жить дальше. — Вот как…       Нужно уходить. Идти к Рюукену, ждущего его у машины, недовольно посматривающего на время, и ехать на самые мучительные часы его жизни. Но Урью стоит, пытаясь найти, что ещё сказать, пока Ичиго не ушёл. Но не может придумать. В голове глупая пустота, ещё и горло пересохло. Нужно идти. — Эй, Исида. Пойдёшь со мной? — Что? — вздрагивает Урью. — У тебя ведь тоже годовщина. Пойдём к нам, — Ичиго, не интересуясь его мнением, нагло вручает в руки Урью тяжёлый пакет, от веса которого тот едва не теряет равновесие. — Нужно ещё купить соевое молоко и сок… А ты что будешь пить? — Я ещё не согласился…       Исида честно пытался притормозить разошедшегося друга, но, по-видимому забыл, кем является его оппонент. Это ведь Куросаки Ичиго, для которого слово «нельзя» — синоним «можно, но осторожно, если получится, а если нет — то всё равно можно». Подтвердят лично Айзен Соске и Яхве, земля тому стрелами. Да и… честно сказать, Урью не особо и хотел спорить.       Словно понимая это, Ичиго насмешливо фыркнул. — Ты согласен. Так что?       Урью поменял положение руки на ручке пакета, поудобнее перехватив его, уже смирившись с судьбой. А что Рюукен? Ну… Урью никогда не был хорошим сыном. Разочаровывать его вошло уже в привычку. — Зелёный чай. Без сахара. — Понял. Давай, там Юдзу уже ждёт продукты. Поторопись.       Прежде, чем квинси успел что-то ответить, Ичиго уже скрылся в переулках торговой улицы. Чёртовы инстинкты Пустых… Чёртов Куросаки, который ощущал чужое настроение лучше, чем кто-либо… Урью проклинал друга на протяжении всего пути до дома Куросаки, но едва сдерживал подрагивающие губы, чтобы те не растянулись в признательную улыбку.       В дверях он замер, занеся руку над звонком. Сегодня годовщина смерти не только его мамы, но и их. Разве может Урью, чужой совсем, в этот день присутствовать здесь? Тем более, когда он какое-то время был на стороне их убийцы. Разумом овладели сомнения. Возникла мысль оставить пакет у дверей, позвонить, и скрыться, подобно мальчишке-хулигану… и исчезла, стоило двери резко открыться. Карин фыркнула, легко перехватывая пакет. Учитывая его вес, Урью на краткий момент ощутил лёгкую зависть. — Долго ещё стоять собрался? Заходи уже. А, пригнись.       Урью автоматически присел, и над головой в тот же миг пролетел Ишшин, скрываясь где-то во дворе. Исида вскинул бровь, что уже было крайним выражением удивления для него, но лицо Карин вообще не изменилось. Девочка пожала плечами. — Он думал, что это Ичиго.       Становилось понятно… всё, честно говоря. Выживаемость Куросаки в любой ситуации, его спокойствие в самых страшных обстоятельствах… да, это многое объясняло… — Привыкай. — Ичи… О, здравствуй, Урью-кун! — Юдзу выглянула из кухни, и её лицо вообще никак не изменилось от факта, что вместо её брата в дверях стоял его одноклассник. — Ты принёс продукты? Уф, Ичи-нии заставил тебя тащить такую тяжесть!       И с лёгкостью забрала пакет у Карин. Двумя руками, но Урью вновь ощутил, как его чувство собственного достоинства немного падает вниз. Он, конечно, ненавидел Пустых, но как же наверное приятно жить, когда гены минусов дают вот такие бонусы, вроде немаленькой физической силы… Или инстинктов, как у Ичиго. — Поможешь на кухне или перевяжешь старика? — поинтересовалась у него Карин, совсем не испытывая стеснения или чувства неловкости к гостю.       Урью и двойняшки коллективно взглянули на кряхтящего мужчину, медленно вползающего в дом. — Что нужно делать? — Нарежешь морковь?       Для ребёнка клана Исида было чем-то совершенно незнакомым, готовить в столь… яркой компании. Хотелось сказать шумной, но язык не поворачивался. Юдзу постоянно говорила, напевала рекламные песни, шутила, заполняя пространство присутствием, но это не казалось Урью чем-то раздражающим. Напротив… очень по-семейному. То, чего он был лишён с рождения в семье Исида.       Карин больше отмалчивалась. Урью бы сказал, что девочка старается походить на Ичиго. Она старательно хмурилась, забываясь, заслушавшись Юдзу, но вскоре вспоминала и вновь хмурилась, строя серьёзное выражение лица. Юдзу пару раз украдкой указывала на неё, незаметно пародируя, пока Исида не начинал кашлять, сдерживая смех.       Телефон в кармане вибрировал через каждые пять минут, но Урью игнорировал его. Ранее он отправил краткое сообщение, где ставил перед фактом, что заскочил в дом Куросаки, и на этом его сыновий долг по отношению к родителю был выполнен. А дальше пускай Рюукен сам, как хочет. Сюда он точно не заявится, чтобы забрать его, слишком не любил шинигами, особенно Куросаки. — Ой, как аккуратно! — округлила глаза Юдзу, забирая у Урью накрошенную морковь, к которой в какой-то момент добавился картофель, а следом за ним и томат. — Я так не привыкла, чтобы кто-то, кроме меня, резал овощи хорошо! — Эй… — надулась Карин. — Но это правда. Ты рубишь ломтями, а Ичи-нии в итоге всё крошит в песок. Причём половина нарезанного всегда исчезает.       Карин закашлялась, отводя взгляд. Урью прыснул, не выдержав. В подобной тёплой атмосфере совсем не хотелось быть серьёзным, сохраняя так называемое достоинство. Что от этого достоинства-то осталось теперь? Громкие слова, и только. — И никто не пожалел меня, — разочарованно вполз в кухню Ишшин. — Ну что за дети? — Сам виноват. Нечего набрасываться на людей! — Я думал, что это Ичиго! — Вот именно, кто в здравом уме пытается убить собственного сына?! — прорычала Карин, опасно сжимая в руках нож, который поспешно забрала Юдзу. — Я же закаляю его! Чтобы он справлялся со всеми жизненными трудностями.       Да. Многое объясняло. Урью мог ощутить, как много пережил Ичиго. Внезапный удар полным пакетом по голове заставил Ишшина тихо крякнуть, и осесть на пол. В руках детей Куросаки такая обыденная вещь начала казаться Исиде серьёзным оружием. — Полежи, отдохни, - фыркнул появившийся Ичиго, смотря на отца раздражённым взглядом, что не нёс в себе и половину той неприязни, с которой смотрел Урью на Рюукена. - Я всё взял, но соевого молока не было. — Ничего страшного, я всё-таки нашла немного в холодильнике, там как раз хватит. Поможешь нам?       Лицо Ичиго сразу безошибочно повернулось к ожидающему своего часа мясу. Казалось, что весь он подобрался, готовый уже протянуть руки к нему. Юдзу отодвинула тарелку подальше. — Мясом займётся Урью-кун. Тебе его нельзя доверять. — Оно сырое, Юдзу. — Тебе его нельзя доверять.       Второй фраза прозвучала с намёком. Ичиго закатил глаза, и ушёл мыть посуду, бурча что-то под нос. Исида послушно принялся за нарезку мяса, хотя так и подмывало поинтересоваться, о чём это говорила Юдзу. Нет, если плюсы генов Пустых компенсировались чем-то подобным, то квинси рад, что не имеет их. — Совсем забыла спросить, ты любишь мисо? — повернулась к нему Юдзу. — Любит, — ответил вместо него Ичиго, не оборачиваясь. — А ещё скумбрию вместе с ним. Её я тоже взял. — О, тогда я сейчас же её приготовлю, чтобы она успела подойти к ужину!       Урью ощутил, как его лицо краснеет. От гнева или от смущения трудно было понять. Карин неподалёку насмешливо фыркнула. — Откуда ты знаешь? — наконец нашёлся, что сказать Урью, решив не портить этот момент агрессией. — Когда от тебя пахло скумбрией, ты выглядел чуть счастливее, чем обычно, — пожал плечами Ичиго. — Как ты это понял…       За разговорами, шуточными ссорами и заедающими рекламными песнями прошло довольно много времени, и Урью пропустил момент, когда наступил вечер и всё уже было приготовлено. Каким-то образом, Исида уже сидел за полным столом между Ичиго и Карин. На заднем плане играла какая-то тихая мелодия пианино, включённая на чьём-то телефоне. — Я не говорю, что ты не должен совсем меня тренировать, — рыкнул Ичиго, почти сразу нацеливаясь на мясо палочками. — Но не со смертельным исходом, старик! — Тебя Айзен с Яхве не убили, я что ли смогу... — проворчал Ишшин, положив себе рис.       Урью с Ичиго коротко переглянулись. О событиях с Улькиоррой решено было не упоминать никогда.       Все спокойно ели, весело общаясь, и это кардинально отличалось от заунывной атмосферы клана Исида. Еда была намного проще, домашняя, а не ресторанная, как обычно на подобных приёмах, но намного вкуснее, чем всё то, что когда-либо ел Урью. Особенно скумбрия. За все эти годы никто не удосужился банально спросить, а что он любит, даже отец. А Ичиго узнал сам, даже не интересуясь…       Несколько раз было упомянуто имя Масаки и, чуть помедлив, видимо опасаясь реакции Урью, Канаэ, но в совсем не плохом смысле. О них вспоминали лишь хорошее, и, как оказалось, Ишшин даже был немного знаком с матерью Урью. Исида с удовольствием слушал крупицы информации о ней, которые сосредоточенно вспоминал бывший капитан. Но, несмотря на всё произошедшее, квинси ощущал себя странно.       Разве может он находиться тут? Даже не в этот день, а в принципе… Он ведь чужой. Квинси, не шинигами. Исида, не Куросаки. Он ни капли даже не походил на них… Но никто не выглядел так, словно Урью был лишним. Никто не был удивлён его появлению и тому, что в этот день он остался с ними. — Пойдём, — внезапно позвал Ичиго, когда ужин закончился, а они убрали со стола — снова, все вместе. — В чём дело? — Кровать или футон? Стели сам, в любом случае.       Урью не планировал остаться на ночь. Это выглядело откровенно слишком. Слишком идти в чужой дом, когда в этот день погибла их мама, слишком ужинать с ними, слишком… Но… да к чёрту, Исида внезапно издал тихий смешок, не в силах сдержать жалкую улыбку. — Я ощущаю себя так…       Ничтожно, слабо, ущербно… Словно щенок, которого сердобольный прохожий взял на одну ночь в тёплый дом, накормив до отвала. Нельзя было привыкать к подобному, иначе потом практически невозможно будет пережить холод дома Исида. — Эй. Ты же мой брат. — Кузен. — А в чём разница? — Ичиго пожал плечами. — Семья, в любом случае. Что такого в том, чтобы порой проводить время со своими родственниками?       Семья. Клан Исида был холодной семьёй, где ценились лишь честь и достоинство, которых Урью уже лишился, а в доме Куросаки всем особо и не было дела до них. Достаточно того, что ты — хороший человек, и двери всегда будут открыты для тебя. Их еда простая, приготовленная собственными руками, ужинают они на кухне, убираются сами, да и музыку предпочитают не классическую, а популярных айдолов.       Если бы глупые гены Пустых шли в купе с кровью этой семьи, то… пожалуй, это был хороший обмен. — Ах да, не спи. Ночью мы кое-куда сходим. — Обычно люди ночью спят. — А мы и не люди. Тем более, я.       Урью всё же выбрал футон. Конечно, он бы мог выбрать кровать, но отчего-то зрела уверенность, что Ичиго не смирится так просто, как поступил бы, будь он обычным гостем, а будет драться за лучшее место. Забавно, конечно, но что-то после сегодняшних открытий Урью не хотелось проверять на себе чужую силу. — Итак, куда мы? — Увидишь. — Куросаки, куда мы идём? — Потерпи. Уже скоро. — Ты говорил то же час назад. Если туда нужно так долго добираться, почему мы не отправились в духовных формах? — Нельзя.       Урью вскинул бровь. — Ты ведь подумал об этом, только когда я сказал, верно? — Нет.       Ичиго помолчал. — Да. Замолкни. — Куросаки, просто… — Мы на месте.       Урью замер с открытым ртом. Это было кладбище. Ичиго молча пошёл в свою сторону, и Исиде не нужно было спрашивать, куда именно. Он сглотнул, и по памяти прошёл мимо надгробий, покрытых трещинами, заросшими сорняками, или же покрытыми подсохшими букетами. И вскоре замер около одной.       Катагири Канаэ. Не достойна даже того, чтобы быть похороненной на семейном кладбище. Рюукена не хватило даже на то, чтобы настоять в клане о разрешении взять фамилию Исида… Урью присел перед камнем, руками срывая сорную траву. — Здравствуй, мама… прости, что не навещал тебя. Столько всего… нет, прости. Это мой эгоизм. Я исправлюсь, обещаю. А! Прости, что не принёс цветы. Я не… я исправлюсь. В следующий раз я принесу тебе букет. Я не знаю, какие ты любила… возьму с собой Куросаки. Пускай его инстинкты в кои-то веки послужат мне на благо. К-куросаки это… это мой друг. И мой кузен. Он сын Масаки-сан. Он шумный, эгоистичный, самовлюблённый… храбрый, верный… он хороший друг. А ещё есть Ясутора и Иноуе. Они тоже… хорошие.       Он давно не говорил так много, и настолько искренне. Слово за слово, пока по щекам не потекли слёзы, которые Урью даже не замечал. Опомнился Исида, только когда услышал шаги Ичиго. Зная, насколько тот мог быть тихим, когда хотел — это было для него, чтобы квинси успел прийти в себя. — Пойдём? — Да. Прощ… До свидания, мама.       Ишшин молча курил сигарету, опираясь спиной о дерево, наблюдая, как дети покидают кладбище. Ичиго шёл чуть впереди, позволяя Урью восстановить своё разбитое состояние, собраться по кусочкам без чужих глаз. Бывший Шиба выпустил сизый дым в воздух. — Его я могу понять. А ты-то почему остался, а не отправился на ваш клановый шабаш? — Замолчи, Куросаки. Не твоё дело. — Моё, когда мой сын приводит в дом несчастного ребёнка, который даже не знал любимого цвета матери. У тебя хоть совесть есть, Рюукен? Или её при посвящении в ваш голубо-белый гадюшник выедают?       На этот раз Исида молчит. Он ненавидит, когда Ишшин ведёт себя, как идиот, но ещё хуже, когда тот становится серьёзным. Куросаки сделал затяжку. — Знаешь, что сделал Ичиго, когда потерял силы? Он пришёл ко мне, и просто сидел рядом всю ночь, уткнувшись в плечо, скуля, как волчонок. А что твой сын? Ты знаешь? Ты ничерта не знаешь, Рюукен. Как твой сын пережил это, как смог собраться, как смог жить дальше и бороться. — И что мне… — Да ничего уже. Поздно.       Ишшин вздрогнул, заметив два золотых огонька вдалеке. Похоже, даже человеческое тело для Ичиго не особая проблема, когда он действительно хотел кому-то угрожать. Благо, агрессия не в его сторону направлена… — Осторожнее. Мой сын за семью и убить может. Не делай ситуацию хуже, чем уже сделал, Рюукен.       Исида-старший промолчал, хотя, несомненно тоже ощутил направленную на себя угрозу. Он закрыл глаза, и плечи его едва заметно сгорбились. Верно. Поздно уже что-то исправлять... Но кое-что сделать он может. — В чём дело, Куросаки? — поинтересовался Урью, когда Ичиго внезапно остановился, уставившись куда-то вдаль. — Так… Внезапно захотелось кого-то прибить. Не обращай внимания, порой накатывает. Побегаю за Пустыми — отпустит.       Наверное, Урью уже можно считать ненормальным, если он подумал, что стоит периодически заказывать у Урахары приманку для Пустых. Ичиго явно сам не догадается, в некоторый вопросах он поразительно тормозит. Внезапно раздался сигнал о новом сообщении. Исида достал телефон. «Она любила акации»