Солнечный заяц

Когда в приютской спальне особенно тихо, нет ни шёпота, ни хихиканья, ни всхлипывания, Бруту снится золото. Золотой статус. Он, всё ещё маленький, а иногда уже взрослый, какой-нибудь важный инженер или юрист, одетый в красивый жакет, ходит по огромному несколькоэтажному дому, отражаясь в высоких окнах и блестящих половицах. Кругом самые мягкие на свете кресла и самые длинные столы. Там, в настоящей жизни, Брут не позволяет себе мечтать о роскоши, но снам разве докажешь? Мальчик бежит куда-то по широкой лестнице, но спотыкается, падает, и солнечный дворец съёживается, схлопывается, всё больше обретая черты тёмной комнаты, заставленной одинаковыми двухъярусными кроватями. Знакомая ладошка дёргает его одеяло, силясь разбудить. Брут неслышно вздыхает и торопливо свешивает всколоченную голову вниз.  - Что такое, Икар? Кто тебя?..  Но Икар лишь тряхнул завитушками волос, призывая к тишине и махнул рукой, прося спуститься к нему.  Встревоженный друг, едва касаясь ступенек, соскользнул на пол и только теперь увидел оттопыренный подол заляпанной чем-то икаровой майки. Тот прятал под ней что-то мягкое и округлое, обеими руками прижав это к груди и согнувшись.  - Что там у тебя? - одними губами прошептал он. Как назло, очень захотелось чихнуть, аж заслезились глаза, и нос как будто ужалило изнутри.  - Смотри, кого я встретил на улице! Он такой общительный, на ручках досюда доехал и даже не пытался убежать, ещё и обцеловал мне весь локоть.  Брут подавил вскрик, когда из горловины его приятеля высунулись одно за другим два пушистых чёрных уха, вслед за которыми показались горящие зеленовато-жёлтым огнём глаза, и зашевелился крохотный пуговичный нос. Существо оглушительно замурчало.  - Скажи, славный?  Поборов новый приступ аллергии, Брут осторожно кивнул.  - А зачем ты его принёс-то?  - Как зачем?! На улице ему плохо.  - Икар... тебе не разрешат оставить в приюте котёнка. Ты разве не знаешь, что положено делать с бродячими животными в Полисе?  - Не знаю и знать не хочу. Если не разрешат, спрячем и будем тайком кормить. Но обратно на улицу я его не выгоню.  Брут снова вздохнул и печально улыбнулся, пытаясь подобрать слова. Икар тем временем полностью вытащил жмурящегося пушистика и усадил на колени.  - Хочу назвать его Гефест. Так, встретилось где-то. Гефестик.  Брут пожал плечами. Какая разница, как именовать, суметь бы сохранить эту крохотную жизнь. Котик, бодаясь и не замолкая ни на секунду, перелез к нему на руки и ткнулся в живот. Мальчик, умилившись, приподнял Гефеста и прижался щекой, правда, из глаз аж брызнуло, и защипало в горле. Икар беззвучно засмеялся, глядя, как друг уворачивается от миниатюрных лапок и шершавого тонкого язычка, изучающих его лицо.  - Похоже, у меня нехилая аллергия на это чудо.  - Оставим? - вроде копирует жалобные глазёнки Гефеста, получается что-то больше похожее на кокетливое.  - Предположим, если да, что ты будешь делать дальше?  - Поселим под кроватью... или нет, лучше в тумбочке! Принесём из столовки шницель или фрикадельку, если повезёт. Воды ему наберём.  - Всё это, без сомнения, очень мило. Ну а если не будет подходящей еды? И потом, ты намереваешься так и держать его в тумбе всю жизнь, серьёзно? Кстати, ему же надо... Лоток где достанешь?  Икар поскрёб в затылке.  - Мы его по ночам выносить во двор будем. Он умный.  - Он маленький ребёнок.  Молчит, ерошит чёлку. Потом смотрит исподлобья.  - Не очень, - как будто это сейчас имеет значение.  - Не больше полугода, я думаю. Может, найдём ему какую-нибудь тряпочку? В кладовке есть обрывки.  - Ну конечно! - котёнок пищит, резко подхваченный в воздух и накрепко сжатый нежными цепкими пальцами Икара, клюющего его меж ушей, и снова продолжает монотонное тарахтенье, расслабившись, обвиснув, абсолютно доверившись этим пальцам.  - И всё же, - прошептал Брут, - что с ним сейчас делать? В ящик пихать?  - Не совсем... Переложи мои вещи к себе, принеси воды хотя бы в чашке и постели ему в тумбочке сколько сможешь, желательно побольше и помягче раздобудь, но уж как получится.  - Я один?  - Ты видишь: у меня на руках маленький ребёнок! Не сбрасывать же.  - Понял. Сиди. Только постарайся тихо.  - А ты постарайся быстро, - пробормотал Икар, совсем утыкаясь лицом в шелковистую шёрстку.  Когда Брут вернулся с обрезком одноразового стаканчика, из которого слегка просачивалась на пол набранная вода и парой кое-как раздобытых в кладовке драных полотенец, его друг крепко и самозабвенно сопел, уронив голову на узкий матрас. Котёнок, к счастью, тоже дремал, свернувшись калачиком среди расползшихся по простыне вихров. Увидев мальчугана, Гефест сладко курлыкнул и поёжился. Стараясь не наделать шума, Брут разложил принесённое в опустевшей тумбочке и, нежно поддев ладонью, поднял кота и медленно переправил вовнутрь, устроил на мягком и закрыл дверцу. Потом он, кое-как выдернув из-под Икара одеяло, набросил его на вытянутые поперёк кровати ноги друга и вскарабкался на второй этаж. Глаза закрылись сами собой раньше, чем он успел доползти до подушки, по инерции рухнув на неё налившейся чем-то холодным и обжигающим головой и уснув на оставшиеся пару часов как спят, окаменевая и засыхая, древние и сильные вулканы.                      *** - Брут, проснись, проснись, просыпайся!.. - мгновенно всё загудело, когда его вроде по обыкновению, но с непривычным отчаянием тормошат расталкивают, тянут за края одежды. Стоит открыть глаза, чтобы глотнуть воздуха, и в зените нависает обрамлённое кудряшками лицо. Постепенно удаётся поймать фокус. Плачет?..  - Икар, что ты?..  - Гефестик потерялся! Наверное, его нашли... он не мог убежать... - всё, что успел выдавить несчастный ребёнок, прежде чем зарыдать в голос. До подъёма ещё оставалось с четверть часа, поэтому об его затылок тут же отскочила чья-то тапочка. Икар даже не заметил.  - А если он... они его...  Брут резко сел. Аллергия никуда не делась.  - Погоди... наверное, он куда-нибудь здесь заполз, - кажется, вера придаёт вероятности, - тихо, тихо, тихо, Икар. Мы его найдём прямо сейчас. Где ты уже искал?  - Я... - действительно, где? Открыл дверцу - нет. В мгновенной тихой панике кувырнулся под кровати, вроде, выглядывал в коридор, бессмысленно перегибался за окно - всё это за пару минут, а дальше наползло такое отчаяние, что, заставив себя не взвыть, стремительно бросился за помощью Брута.  Сбивая дыхание от утренней прохлады, мальчики как могли тихонько отправились босиком по едва обсохнувшему после моющих каждую ночь автоматов полу. Сначала Икар пытался сквозь безостановочные слёзы звать котечка по имени, но разве тот привык бы к нему за ночь? Ребята тщательно исследовали темноту под каждой кроватью, когда кто-то вдруг вытянул их за лодыжки из-под очередной. Они одновременно перевернулись и сурово застыли, встретив не обещающий добра взгляд до омерзения выпученных глаз своего "товарища".  - О, воришки развелись. Следовало ожидать. Давно у бедных спящих вещи пропадают.  - Ты же и таскаешь, - заметил Брут.  - Смелое заявление. Особенно для сцапанного с поличным.  - Не неси ерунды, Мом. Просто... понадобилось.  - Фу-ты, ну-ты, какие мы беленькие и пушистые. Мне поведаете, что такое понадобилось на чужой территории, или только директору?  - Отстань... не нужно нам, мы искали своё, - выдавил Икар. Только теперь Мом разглядел его заплаканное лицо и с издёвкой прихрюкнул, - и вообще, не обязаны перед тобой оправдываться...  Паренёк наклонился к нему. Кривая студёная рука сгребла за  шиворот, отчего майка больно сдавила в подмышках.  - Придётся.  Прежде чем Икар успел возмутиться, Брут вскочил на ноги и резким движением, впрочем, максимально тактично отцепил пальцы Мома с чужой горловины. Тот с отточенной мощностью стукнул его куда-то под грудь.  - Сидеть.  Потеряв разом весь воздух, Брут сложился почти пополам и, получив дополнительный удар где-то по зубам, опустился мимо кровати на пол рядом с Икаром.  - Ты что творишь? Совсем, - почти прокричал Икар, нервно сжимая рукав, - больной, да?.. Отстань, сказали же!..  Неужели влипли?  Мом, не стирая с лица самой доброжелательной в своей коллекции улыбочки, стал медленно закручивать его руку за спину. Кругом ещё все спят, а если кто и разбужен, едва ли найдутся охотники выскакивать против любимца, тем более ради двух недодавленных тараканов. Пальцы незахваченной руки с нездоровым скрежетом придавил серый чесучий носок. Икар пробовал отбиваться ногами, но накренился, от чего локоть вывернулся ещё больше. Разве кость такая крепкая? Он закричал от боли, вернее, едва слышно коротко воскликнул какую-то гласную. Брут, полуослеплённый яростью, заставил себя покинуть позу эмбриона и, изменив сразу нескольким своим принципам, неслабо двинуть Мома в районе селезёнки, правда, тут же получить пинок по лицу коленом, заставивший затылок опрокинуться о кроватную ножку. Перед глазами поверх мебели и дерущихся закружились плавной кадрилью красные пятна.  Потасовку перервал грассирующий звон - приютский сигнал подъёма. Почти одновременно вспорхнули над подушками лохматые головы. Мом, напоследок привычно мазнув в кровь икаров грекоподобный шнобель, скрылся по направлению к умывалке с рубашкой наперевес.  Брут помог другу подняться и собственным рукавом остановил алую струйку.  - Что же Гефестик?..  Молчание. Есть ли смысл в ответе?.. Куда-то делись последние силы. Мальчики добрели до своей кровати, и Икар плюхнулся на первый этаж.  Раздалось три одинаковых визга.  Затем Икар взвыл, как разбуженный лев из мультика. Схватил не менее восторженное внезапной встречей существо, сжал, и легонько тряс, и слезами солил его, и смеялся:  - Нашёлся! Нашёлся!  Брут нервно оглядывался, но спальня успела опустеть. Аллергия закупорила до предела ноздри. При попытке дышать ртом как будто тёркой возмутилось горло. Но всё равно было легче, чем тогда, почти только что. Появилось солнце, и теперь оно гуляло по стенам, запустив теневой театр и согревая до кончиков пальцев. Тепло. Прибоем мурлычет Гефест. Беззвучно хохочет, зажмуривши мокрые глаза, Икар. Нежные-нежные пушные лапки месят его щёки, ткань одежды, кудри. Малыш шлёпнулся спиной на колени сразу двоих. Четыре руки гладят мягкое пузо.  Услышав щелчок дверной ручки, друзья быстро спохватились и сунули котёнка в тумбочку, успев лишь чмокнуть на прощание. Вздохнули, переглянулись. В ближайшее время лучше не доставать Гефестика - увидят. Надо поменять незаметно воду, да и тряпицы тоже. Надо раздобыть ему завтрак. Надо поесть самим. И умыться.    Сколько времени нужно среднестатистическому человеку, чтобы почистить зубы, сменить рубашку, причесаться? А если за спиной маячит десяток голов, а кофта давно летает по кругу в бешеной эстафете? Если каждый шаг сопровождён взрывами петушиного хихиканья, а с волос за шиворот прыгают ледяные капли, выплюнутые снайперски нацеленным чуть ржавым душем? Подгоняемые мыслями о мурлыке, ребята справлялись на ура и почти не чувствовали тычков. Когда над тобой ржут, конечно, приятного очень мало, обидно до головной боли, но не страшно, совсем не страшно, особенно после тех холодных утренних минут, когда нос к носу, одни против немой беспощадной силы, уже даже не смеющейся над ними в ту пору.  Оба не думали, не вспоминали о ней. В хрупких душах детей замерцало каким-то незнаемым вокалом новое, самое важное чувство. Растущие год за годом среди чужих сироты так редко ощущают на себе и не учатся испытывать его. Зато с наибольшим трепетом берегут.  И Брут, и Икар застаны врасплох приливом любви к крохе. Уличный лохматый зверёк, мучающий аллергией одного и провонявший вещи другому, словно открыл внутри нечто, что сделало обоих счастливее, добрее и почему-то старше. И кажется, это нечто уже не закроется само собой, не иссякнет от избытка, а потому изливается всё шире и крепче, и оттого вовсе не до уязвлений или там тревог.  В столовой они не могли удержаться, так и сели в обнимку. По сравнению со сверстниками это не мешает есть. Балаган идёт своим чередом. На спину Икара сремительным выпадом косо прилеплена бумажка с буковками Thief, по картофелине в тарелке Брута меланхолично сползает чей-то плевок.   Как назло, нет ничего мясного или рыбного, что могло бы сгодиться для кошачьей трапезы. На крайний случай в карман опущены огуречные кругляши. Давясь недопитым чаем, ненароком наступая на чужие подножки и искренне, хоть и с улыбкой, извиняясь, мальчики раньше, чем планировали, поспешили к выходу, а там вприпрыжку, через две, через три ступеньки к дитю. Вдвоём навалились на дверь, в комнате - о да! - пусто, одним прыжком плюхнулись у заветной тумбочки.  Гефест с большим аппетитом, благодарно урча, сгрыз огурец до последней семечки и собрал с ладони дрожащего от эйфории и щекотки Икара шершавым, как хлебец языком подсолнечное масло, после чего, неощутимо цепляясь коготками, полез на плечо и ввинтился головой куда-то в шею. Счастливец приподнял голову, чтобы не задавить подбородком, и так, свысока, взглянул на Брута: что, завидуешь? Тот ответил гладким лучиком улыбки: нисколько. Как можно завидовать общей радости? Икар месил пушистика, как будто пытался что-то слепить, шелковистая, как первые мартовские травинки иссиня-чёрная с гречишным отливом шёрстка нежно перепуталась с недавно только потемневшими в силу возраста волосами. Брут сам бы не отказался прижаться к до отчаяния прогретому добротой тельцу. Но предостерегающе щиплет аллергия, да и не вырывать же из рук. Поэтому он просто стоял, впервые за день расслабив плечи, и любовался обоими. Какие у них похожие глазёнки, чистые и тёплые. Когда Икар смотрит напрямик, в них вздрагивают салатные с золотцем искорки, в профиль радужки голубеют, а как взглянет исподлобья, за тенью ресниц получается сероватый оттенок, почти карий. Взгляд поднимается . Котёнок блаженно зависает где-то под мышкой.  - Он всё ещё голодный, это видно.  - Предлагаешь раздобыть ему хлебушка?  - Не знаю. Хоть бы на обед котлеты какие, что ли...   В целях дисциплины и экономии приютским не положено кусочничать между приёмами пищи.  - Может, там ещё не доубирали с завтрака, - грязной, в том числе и нетронутой посуды всегда выстраивается у раздачи просто уйма. - Если хочешь...  - Проверь, хорошо?  Конечно! Сиди, Икар, только дождись - через пять минут Гефестик в твоих объятиях будет ещё довольнее. С трудом не переходя на бег, Брут устремился на промысел.  Он уже сворачивал к лестнице, когда ощутил лопатками морось чьего-то дыхания. В другое время он бы ускорил шаг да и только: если им смешно, что человек по коридору идёт, ну пусть погогочут. Тем более он один - друг уж точно не пострадает. Однако сейчас чужое присутствие как никогда излишне. Он остановился, развернулся.  Перед ним каланчой вздыбился кругловатоголовый нескладный подросток, кажется, Гермес. Брут смутно помнил его по совместным с параллельным классом урокам. О нём невозможно знать понаслышке. Вроде, всегда он относительно близко, маячит в стороночке его самая короткая курчавая стрижка на шаткой, как верёвочка, шее, торчат непропорционально длиннющие руки-ноги из отчего-то растянутой одежды, сжимаются, будто ссорясь между собой, квадратные скулы. Вроде и веселится со всеми, но сам выпадов не предпринимает. Кажется, потому его не трогают, что в любой ситуации Гермес со всеми согласен. Не то чтобы можно ему доверять, но и опасается не нужно. Однажды они втроём с Икаром даже готовили презентацию по информатике.  Брут плавно растянул губы, как улыбаются взрослые добрым малышам.  - Привет. Что...  Зачем-то нервозно подрагивая краем обычно туго застывшего рта, Гермес произнёс излишне скрипуче:  - Тебя ищет эта учительница... как её... по поводу... это... какой-то лабораторной вроде. И правда, была же пару дней назад такая работа. Но всё уверенно решилось, разве нет?  - Понял. Она в каком кабинете?  - Я отведу.  Остановившись у одного из классов, как-то неловко открыв дверь из-за брутовской спины, мальчуган пропустил его вперёд.  Первым, кого увидел Брут, был Мом, сидящий на парте, как на диване перед телевизором и лениво щурящийся, хотя окна были привычно занавешены жалюзями. На стульях поодаль расположились двое из его ближайшего окружения. Первой мыслью было: это из-за утреннего инцидента? Второй: назад! Но пятка врезалась в ботинок Гермеса. Почему-то отвердевшие, как овощи из морозилки, руки молотом опустились на плечи, предательски подогнув колени, толкнули к сидящим. Мом осклабился и прожужжал:  - Не бей ребёнка. А ты подойди.  Брут предпринял ещё одну, менее слабую попытку сбежать, но руки, скользнув за локтями и тисками сдавив под рёбрами, как ужалив, прямо-таки швырнули его вперёд, после чего медленно повернули замок на двери.  - Не бью никого.  Мом спрыгнул на пол и сам подошёл. Почти совсем вплотную.  - Я знаю о коте.  Отошёл, сел обратно, красиво крутанулся вокруг своей оси.  - Ты в курсе, что в городе делают с уличными животными? Не надо так уморительно на меня смотреть. Значитца, в курсе.  Скалится так медово. Когда он успел?!  Гефестик только что был в спальне, с Икаром! Значит, с ним всё хорошо. Выпрямись, Брут. Глянь в лицо этому мерзавчику, и можешь уходить. Надо выручать, прятать мохнатого.  - Ты не доберёшься до котёнка, Мом.  - Неужели?  - Зачем тебе чужая смерть? Просто не лезь в наши дела.  - Как мы заговорили. Ну-ка, - снова приземляется, ядовито шуршат по линолеуму полурезиновые подошвы, - с чего это я должен что-то делать вопреки законам Полиса ради плешивой шкурки? Трёх плешивых шкурок.  - Просто не лезь!  - У-у.  Приблизившись, вдруг щёлкнул хлёсткими крупными ногтями по кончику носа. Брут сморщился, но счёл разумным оставить это без внимания. Не так уж и больно, если б не обстоятельства, было бы вовсе смешно.  - Не пытайся противостоять мне, всем нам, Брутус. Тем более на пару с блохастиком.  - Перестань называть Икара так.  - Перестань меня перебивать. При соблюдении неких требований шкурка, полагаю, останется у вас.  - Каких ещё?..  - Я подумаю, - Мом улыбнулся, снизу вверх качнул головой. Сделал маленький крюк вокруг мальчика. Брут на всякий случай не двигался, только следил за ним слишком быстрыми зрачками, - чего же мне хочется, чего мне хочется?.. Господа, чего хочется?  Двое у стола переглянулись с Гермесом. Один, сухо хихикнув, ухмыльнулся и неуверенно подал голос:  - Денежки, как тебе?  - Денежки. Я размышлял в другую сторону, но мне нравится ход твоих мыслей, - обернулся к Бруту, - достанешь. Если тебе котёнок нужен, конечно.  - Смеёшься что ли? Денег нет и быть не может здесь ни у кого.  Мом приподнял брови одну за другой.  - У таких, как ты, не может. А у заведующей в столе?  - Нет. То есть я таким заниматься не собираюсь.   - А я-то на секундочку подумал, ты действительно любишь кисулю.  - Придумай другое... задание.  - Ой, что-то не придумывается.  Брут молчал.  - Приносишь или не приносишь?  Брут закусил губу, чуть-чуть не прокусил дырку. Перед глазами выплыло лицо Икара, увлажнённые счастьем ресницы.  - Принесу я. Если скажешь, как.  - Ай да Брутич. Слушай ухом.  Выдав размашистый план действий, Мом вдруг прыснул и ни с того ни с сего пырнул костяшками в веко до натуральных искр.  - В качестве предоплаты. Гермес перехватит тебя во время обеда, ему же отдай валютку лично в зубы. И упаси тебя Купол зажать хоть монеточку.  И выпроводил пинком в коридор.  Когда Брут вернулся в комнату, Икар по-прежнему миловался с Гефестом.  - Что ж ты так долго?  - Я... искал еду ему. Не нашёл.  - Смотри, как мы научились! - Икар нагнулся и слегка причмокнул. Котёнок боднул лохматой головой, проскользнул носом и щекой по его лицу. - Целуется?  - Да! Скажи, просто лучшая мордаха, да?  - Да-а, он лучший. А вырастет - ещё круче будет под нашим воспитанием.  Икар подскочил, попав ногами мимо тапок, крепко прижался к пришедшему. Брут облегчённо улыбнулся и склонил голову на его макушку. Отпустив друг друга, они сели рядом и занялись котёнком, без остановки тормоша его под мерное тарахтенье. Гефест умывал и покусывал летающие над ним руки. Икаровы кудряшки снова взметнулись.  - Слушай, а у тебя всё в порядке, точно?  - Что? - Брут спрятал взгляд и легонько дрогнул уголками губ.  - Лицо какое-то опухшее немножко...  - А... я же говорил про аллергию. Всё хорошо.  - Не опасно?.. Может, тебе в медпункт сходить?  - "Здравствуйте, извините пожалуйста, мы с улицы зверьё приволокли, и теперь у меня дыхалка распухла..."? Уволь. У меня на многое такая реакция, пройдёт.  - И глаз.  - Какой ещё глаз? - Правый. Он словно меньше, и вокруг него всё какое-то сизое... и весь в красных ниточках.  Брут пружинно расправил пальцы, докоснулся до фингала, как будто маленькая молния пробежала туда, в глубину головы, прочувствовалось каждое её разветвление, от боли пришлось слепо осесть на кровать, попав на подушку.  - Ты чего это? - испугался Икар.  - Ничего. Видимо, от того же... воспалилось где-то.  - Ты точно...  - Да, всё в порядке.                         ***  Отпрянув за спины, Брут выскользнул из столовой, впервые с момента первой встречи оставив Икара там одного. Вернее, бросив. Он справится как можно скорее и вернётся. Он обязательно потом всё объяснит, как сможет, и тот, наверное, поймёт. А сейчас - как совсем недавно, через две, через три ступеньки. Когда торопишься, важно вовремя наплевать на одышку, подкреплённую вспухшим от аллергии горлом. Поскользнувшись на повороте, он едва не врезался в поджидавшего его Гермеса.  - Я на шухере. Дверь открыта. Дерзай.  Утром Мом незаслуженно нарёк его вором, когда выволок из-под своей кровати. Это было, честно говоря, немало противно, но слово было невесомым, пустым, оно никуда не давило и почти ничего не значило.  А теперь он, получается, действительно вор. От этого становилось эдак гаденько. Но Брут знал, что спасает сейчас Гефестика от кое-чего куда более страшного, да и свои с Икаром загривки от проблем огораживает.  Привыкшие к лёгким уверенным движениям пальцы не могли не подрагивать, ковыряя примитивный замок и выдвигая нижний ящик строгого стола. На стопке отпечатанных бумаг лежали как шоколадки на витрине ничем даже не прикрытые стопочки купюр, перехваченные какими-то линялыми резинками. Кто же хранит так деньги, под таким замочком, такими колодами? Брут вздохнул, зажмурился, потом прищурился, накрыл пятернёй и сгрёб банкноты. Как-то очутился у двери. Гермес тут же выключил и опустил в карман только что вертикально приподнятый мобильник - такие выданы воспитанникам по одному на несколько человек. Грабитель не придал этому жесту особого значения и быстро сунул всё ему в руки. Резиночки полопались, зашуршали на пол серебристые листья. Брут предоставил Гермесу в одиночку подбирать их. Ноги сами понесли в спальню, поскорее с, как ни странно, спокойной душой что есть силы обнять спасённое пушистое чудо.  Икар поднимался по длинной приютской лестнице, на ходу машинально считая ступеньки и на что-то их домножая.  Едва оставшись один, он перепугался. Давно-давно не приходилось ему в одиночку вот так сидеть перед этими лицами. С Брутом-то вряд ли что приключится. Вероятнее всего, решил-таки заглянуть к медсестре, пока совсем аллергией не придушило. Мог бы и предупредить.  А может, вызвали зачем-то, рост-вес там. Не было же ещё нескольких, в том числе Мома, что стало неплохим подспорьем сегодняшнему обеду мальчика; разумеется, тучка любителей высокоинтеллектуального юмора вездесуща, но большинство шуточек с, если честно, внезапной лёгкостью, пропорхали мимо ушей.  А кроме того, расшатанный карман грубоватых бурых брюк наконец-то пузырился маслянистыми пятнами от припасённого Гефестику шницеля. И то чувство, то, рождённое утром, нарастающе пело и дрожало солнечными зайчиками по натянутой где-то внутри струне. Эти же зайчики, проклёвываясь сквозь пыльные стёкла окон, танцевали по перилам. Икар нацелился сразу через несколько ступенек, взвился.  И, с щелчком сустава подвернув под себя ногу, грузом кувырнулся вниз, неловко цепляясь за столбики.  Вместе с ним взлетел крик. Не человеческий, даже не животный, не похожий даже на искусственный вопль. Ничто существующее не могло кричать так, тем более это слово, тем более здесь.  По всему детскому дому одним выдохом пронёслось не имеющее даже подтекста самое глухое:  - Мама-а-а-а-а!..  Ничто не могло тут издать такое.  Икар перестал ощущать вывихнутую лодыжку. Раньше, чем стих этот звук, одним махом, до конца поняв всё-всё-всё ещё до двери, до увиденных им рухнувшего на пол друга и опустошённой тумбочки, он опустился рядом, убитый происходящим. Оперевшись друг о дружку, Икар и Брут долго ещё не могли заставить себя что-то почувствовать.