La Dolce Vita

      Я тогда был совсем молодым, глупым и ветреным. Тогда все были такими… Новое десятилетие обещало большие возможности и великие перемены. Старые шаблоны безжалостно рушились, уступая место новым тенденциям. Молодёжь была яркой, смелой, шумной. Этой пёстрой и мощной волне нельзя было помешать общественными волнорезами. Глобализация заложила новые основы в юные головы и прыткие сердца. Всех неумолимо сплотили предпринимательский дух и стремление к успеху. Уж поверьте – мы готовы были засучить рукава! Наши ярое трудолюбие и рвение к богатству и славе, прежде всего, были ключиком, открывающим социальные врата к наслаждению жизнью. «Dolce vita» – прекрасная химера наших живых и трепещущих душ. Стать богатым, известным, сильным. Все мы хотели одного…       Самым продвинутым городом того времени стал Милан. Деловая столица и центр культурного возрождения Италии. Все страждущие, ищущие славы и мечтающие об «Олимпе» ринулись туда. Как и я…       Оставив за спиной сиротский приют городка Васольда, я отправился в город возможностей, окрылённый мыслями о будущем успехе. Предвкушение кружило мне голову. На немногочисленные сбережения я снял комнату в рабочем районе Ламбрате и принялся за покорение своих личных высот. По утрам, имея за спиной какие-никакие инженерные курсы, я работал наладчиком на текстильном заводе, а по вечерам, гонясь за своей мечтой, выступал на улицах и в клубах. Ещё в школе при приюте мне говорили, что пение – это моё призвание. Без ложной скромности расскажу, что получил тогда прозвище «сладкоголосый соловей». Свой талант, я, разумеется, осознавал, но и понимал ясно, как день, что одного дарования мало. Нужны деньги, связи, образование. Я всё понимал, но, слушая по радио записи выступлений Лучано Паваротти, всё равно мечтал когда-то найти и своё место под солнцем. Место, где смогу засиять…       Однажды, меня, поющего у фонтана Пьермарини, заметил регент церкви Санта-Мария-делле-Грацие. По его любезному приглашению я попал в капеллу церковного хора. Это была настоящая милость Бога. И хотя за своё пение на службах я не получал ни гроша, я был благодарно рад этой возможности. В хоре мне бесплатно преподали некоторые уроки, которые, ввиду своей безденежности, я не смог бы получить в училище или на частных занятиях. Сольфеджио и наставления старших певцов помогли мне раскрыть свой дар в лучшей степени. И, несмотря на то, что служение в хоре не сулило славы и безмерного богатства, я ощущал, что, наконец, нашёл своё место. Одинокий и сиротствующий я обрёл настоящую семью и добрых друзей. Мне казалось, что я достиг «сладкой жизни», но истинная её сладость нагнала меня позже…       С приближением весны весь Милан погрузился в подготовку к празднованию масленичной недели. И уж каждый точно знает, чем она ознаменована… Всю Италию охватывает яркое кострище карнавала, в котором все с удовольствием «горят» перед Великим постом. Карнавал – особое событие. Незабываемое. Ни одно другое празднество не сравнимо с ним. И хотя многим несведущим больше известно о Венецианском карнавале, – я могу заверить – Миланский карнавал во много раз превосходит его. Даже по количеству праздничных дней.       Хор церкви Святой Марии Милующей был постоянным участником карнавального шествия, потому и я, уже ставший своим в этом товариществе, был вовлечен в мероприятие тоже. Любознательный и авантюрный я был рад предстоящему празднеству, но уж как решили надо мной поиздеваться в тот день, надо было видеть своими глазами. В то время, как весь коллектив был облачён в привычные хоровые платья, однако же праздничного красного цвета, я был наряжен в костюм обязательного участника карнавала – Менегино. Уж, если вам неизвестно или было запамятовано, то я подскажу – менегинами в давние времена звали миланских служащих, что сопровождали господ на прогулках. Потом – ну это вы точно знаете, не будем вдаваться в историю – в каком-то там году девятнадцатого века были пять дней борьбы за независимость города. Вот тогда, благодаря героизму одного из этих служащих, нарицательное имя стало собственным, и по обоюдному согласию народа и властей этот персонаж итальянской истории был избран метафоричным защитником Милана. И потому ни одно торжественное шествие не проходило без него. Менегино – юноша прыткий, громкий, звонкий. А я к вашему сведению в те годы был точно таким. Вот мои дорогие друзья и решили, что нет претендента на эту роль лучше меня. Меня нарядили в длинный коричневый сюртук, в до слёз нелепые брюки до колен и глупые чулки в красно-белую полоску. На голову нацепили парик с косичкой на французский манер и увенчали всё это дело треуголкой. Однако ж особую неловкость вызывал не сам костюм, сколько грим, скрывший меня. Вообразите – всё лицо замазали белой краской, а щёки от души зарумянили. Образ завершили красные губы бантиком и чёрная мушка на щеке. Наряд и макияж изменили меня до неузнаваемости. От меня самого остались лишь чёрные раскосые глаза. При всём моём уважении к Менегино – нелепее костюма я не видал. Однако же, смиряясь с судьбой, я всё таки отправился в город.       В тот день и без того красочные улицы, скверы, площади и парки Милана стали ещё ярче. Не описать словами то, что видел я тогда. Плакаты, ленты, гирлянды, шары и хлопушки, карнавальные костюмы и маски всех цветов радуги были и тут, и там. Невообразимое зрелище! Сейчас бы я сравнил его с картинами импрессионистов. Живые, сочные краски щедро разбросанные по холсту. Свидетелем такого масштабного празднества я был впервые. Потому неопытный и неискушенный быстро позабыл о всяком дискомфорте от своего вида, с лёгким сердцем отдаваясь невероятной атмосфере того момента. Шествуя по улицам Милана хаотичным тесным строем, мы веселись и во всё горло, будто мартовские коты, пели праздничные песни. И, раз уж треклятый костюм был на мне, главным солистом нашего коллектива стал непременно я. Смех, веселье, кураж, эйфория, восторг. Я был охвачен жаркими чувствами. Я был героем тех событий. Был бойким, смелым и громким. Я был Менегином! Мои добрые друзья, разделяющие эти неописуемые эмоции, с задорным смехом и поразительной ловкостью подхватили меня и подняли на руки, возвышая над всей толпой.       И вот я уже был донельзя рад своему яркому виду и незабываемому костюму, который уж точно нельзя было не заметить даже в такой красочной толпе. Потому что – я клянусь – в тот момент на меня снизошло Божье проведение…       На маленьком балкончике четвёртого этажа одного из старинных домов минуемой нами улицы стоял настоящий ангел. Освещённый яркими лучами солнца он был схож с небесными существами, коих мне доводилось видеть на искусных фресках, украшающих стены знакомой мне церкви. Хотя… Из-за больших чернющих линз брендовых очков, точнее было бы сказать, что он был чем-то космическим, инопланетным. Ослепительный представитель далёкой галактики, затерявшейся среди бесконечности… Без преувеличения – так я подумал тогда. Его тонкая шёлковая рубашка, облачившая стройное тело была ярче высокого весеннего неба. Её цвет навеял мысли о невинных незабудках. И в тот момент – кладу руку на сердце – меня постигло пронзительное предчувствие того, что эту рубашку мне не забыть уже никогда. Как и синие глаза, с детским восторгом и любопытством взирающие на меня. Дивный ангел и инопланетный гость в одном лице, стянул с выразительного носа чёрные стёкла и установил неземной контакт…       Ну вы точно знаете улицу Монтенаполеоне. Это эпицентр моды в сердце Милана с множеством исторических зданий, дорогих квартир и элитных бутиков. И без всяких карнавалов, она всегда была многолюдна, киша обилием горожан и туристов. А в то мгновение – поверьте мне на слово – по ней шли тысячи и тысячи людей… Но заверяю – тогда там действительно были лишь мы вдвоём. Разношёрстный ковёр процессии, казалось, просто растворился в пространстве. Не только на этой улице, но и на всей Земле мы остались одни. И синеглазое чудо глядело только лишь на меня одного. Так же, как и я на него. Мы были подобны двум одиноким звёздам, что нашли друг друга в безграничном и безмерном хаосе бытия.       Какова была вероятность нашей встречи? Такая малость. Песчинка в бесконечности возможных событий, но… она произошла. Произошла! И то не было случайностью. Я понял – судьба. Понял и он. Любовь озарила нас, как молния в весеннюю грозу разрезает тёмное небо – ярко и скоро. И с той самой встречи, с этого молниеносного озарения началось удивительное приключение моей жизни…       Вскоре я разузнал, кем был этот ангел. Единственный омега мануфактурного промышленника, владеющего четвертью всех текстильных заводов по всей Италии. Разумеется, за закрытыми дверями там были и договорённости с мафией, и интересные родственные связи… Ну уж дядя Джанни и тётя Донна вам знакомы. Получивший такую информацию я испытал шок. Вот уж ещё один маячок судьбы – наладчиком мне довелось работать как раз на одном из заводов, принадлежащих этой чете. Как всё-таки хитро переплетаются нити в полотне миллионов судеб. Я, безродный и нищий мальчишка, был благословлён на встречу с благородным принцем – и вы уж простите меня за пошлые сравнения – с золотой ложкой в зубах.       И – по уму – я должен был забыть о сладком наваждении, выбросить из головы прекрасный синий взгляд и отречься от всяких помыслов в отношении его владельца. Но разве я был в силах поступить так? Моё пылкое сердце вело меня к нему неумолимо. Юный, горячный и упёртый я забыл слово «нет». Это было помешательство – иначе не назовёшь… С той поры я каждый вечер проводил под роковым балконом.        Вначале далёкий ангел был жесток. Он ждал меня – поверьте, я знаю – но в первые встречи всё равно гнал меня прочь. Ангел не был глуп… Был невинен, наивен и романтичен, но не глуп. Кто бы позволил ему, будущему наследнику огромного бизнеса, связать свою жизнь с простым работягой без миллионного состояния за спиной? Он понимал эту беспощадную истину, потому избегал встреч. Не хотел ранить своё и без того уже влюблённое сердце, но безжалостно губил своим молчанием моё, не просто влюблённое, а уже преданно любящее. Однако – повезло, так повезло – я был тогда и остаюсь по сей день отменным дураком! А дуракам, как известно, и море по колено. Дураки так просто не сдаются! Две недели я проходил под его окнами впустую, так и не удостоившись прелестного взгляда. Однако же я рисковал. Моё преступно постоянное пребывание на этой улице могло бы вскоре вызвать вопросы у многих её жителей, а ещё подозрения у благородной четы, под домом которой я, подобно уличному коту, чуть ли не поселился. И тогда я придумал предлог, по которому мог, на почти что законных основаниях, быть там завсегдатаем. Вся прелесть моей дорогой Италии заключена в горячих сердцах её жителей, что всегда открыты к красоте и таланту. В Италии любят талант, уважают и боготворят. К концу марта я стал постоянно выступать на улице Монтенаполеоне. И о чудо! Мой ангел, ведомый своим любопытством и моим голосом, начал выходить на балкон. Пред чудотворной силой музыки нет непреклонных. Чарующие звуки гитары и пение, в которое вложены были вся моя душа и все мои чувства, уверили отчаявшегося ангела в том, что для настоящей любви не существует преград.       Я сошёл с ума от любви. Она окрыляла меня, передавала сил. Мне не нужны были ни сон, ни еда, только возможность повидать его. В своих чувствах у меня не было злого умысла. До чужого богатства мне не было дела. Мне ничего не нужно было от прекрасного ангела. Даже его любви я не требовал. Я безмерно был рад просто видеть его. И всё. Не ждал ничего от него, зато сам был готов ради него на всё. С той поры я стал экономить и все сбережения тратил только лишь на цветы. Возможно, вам покажется, что это была оскорбительная малость, недостойная благородного наследника. И, возможно, вы будете правы. Ведь ангела, разумеется, одаривали и более дорогими подарками. Но делали это такие же богачи, как и он, для которых очередная брендовая вещь или ювелирное украшение приравнивались к покупке хлеба. А я – признаюсь – отдавал тогда всё, что имел, чтобы порадовать ангела. И потому раз в три дня в его дом курьеры приносили символ моей любви и преданности – пышный букет незабудок. И никто, кроме самого получателя, не знал, кто был таинственным поклонником, присылающим «верные» цветы.       Долгое время всё между нами было так тайно, так осторожно. Строгий отец не должен был узнать о нашем знакомстве. Ничего хорошего от этого бы не случилось… Потому я был скован цепями. Просто так поговорить с ангелом мне было нельзя, подойди к нему тоже, о походах в гости и встречах в городе не было и речи. Мы не обменялись ни одним разговором, но однако же так много уже успели сказать друг другу глазами. Я знал точно – люблю. И знал несомненно, что любим. Синие глаза были отчаянно честны со мной. Большего я и не желал… Однако же вскоре я был одарён щедрой милостью…       В один из ясных весенних дней из неприступной крепости выскочил неловкий и совсем молодой мальчишка с лисьими глазками. Он несмело оглянулся по сторонам, потом подошёл ближе ко мне и задрал светлую головку к балкону, где уже стоял мой ангел. Получив немое одобрение, он шустро юркнул ко мне и, будто бы кидая в мою шляпу пару лир, оставил в ней аккуратно сложенный конверт. Это было первое письмо моего ангела мне.       С того дня мы постоянно писали друг другу. А юный «лисёнок» стал нашим верным помощником и почтальоном.       В переписке мы открыли друг другу свои души и сердца. Я рассказал ангелу о своём сиротстве и одиночестве, о своих мечтах и планах, о своих искренних чувствах к нему. Стыдно признаться, но, открывая правду о себе, я с оскорбительным предубеждением думал, что мой принц из высокой башни оттолкнёт меня, убедившись окончательно в моём низком положении. Он имел на то право, и поэтому я… Неважно! Я был так груб и глуп, сомневаясь в нём. Нет слов, чтобы описать глубину его прекрасной души. Ангелу важен был только я, и никак не размер моего кошелька.       Из его же писем мне стало известно, как и чем живёт он. Ангел был любимым ребёнком, но у строгих родителей. Он не называл свою жизнь золотой клеткой, но по его рассказам мне она казалась именно таковой. Постоянная охрана, расписание, скучное для молодой души светское общество. Ангелу хотелось свободы. Возможно потому ему и приглянулся я. В череде одинаковых дней я стал для него свежим воздухом и вдохновением. В письмах он признавался, что давно потерял интерес к любимому занятию – рисованию, а я своим появлением его возродил. Врать не стану – мне это очень польстило. Ангел мой был талантливым художником и по завершении учёбы в том году собирался поступать в академию Брера. Я непременно знал, что у него всё получится. И не благодаря отцовским связям, а исключительно благодаря таланту. С некоторыми письмами ангел передавал мне свои работы – небольшие портреты, выполненные в карандаше и акварели. С маленьких листов на меня глядел я сам. Ручаюсь вам – до этого я и не знал своей красоты. Своими чудесными руками он открыл мне глаза на то, чего я в себе и не видел. Истинное чудо – с любовью к нему, я полюбил и себя.       Все его письма и рисунки стали для меня дороже всех денег мира. Я трепетно хранил их под подушкой в своей маленькой съёмной комнате. И, ложась спать, непременно пересматривал и перечитывал каждое, пальцами касаясь аккуратно выведенных букв и осторожных мазков. Прижимая дорогие сердцу строки к губам, я прикрывал глаза и воображал, как мой ангел писал мне их. С какой нежностью и любовью он рисовал красивые вензеля у заглавных букв. Как задерживал дыхание каждый раз, когда прописывал моё имя. И как чудесно краснел, отдавая бумаге самое важное признание:       «Ti amo».       На которое я всегда без сомнения отвечал только:       «Тi amo di più».       Мы писали друг другу по несколько писем в день и каждый вечер неизменно встречались глазами, когда ангел выходил на балкон, чтобы увидеть меня, поющего у фонарного столба. Но с каждым весенним днём, с каждой немой встречей и любовным письмом наша тяга друг к другу росла неумолимо. Свиданий на расстоянии нам стало мало. Теперь и он, и я засыпали с мыслями о том, что однажды нам доведётся возможность коснуться друг друга.       Видимо Божественный промысел был на нашей стороне, ведь вскоре мы нашли такую возможность…       Из писем я узнал, что ангела отпускают на службы в Дуомо. И охрана всякий раз оставляет его одного в своей молитве, послушно дожидаясь у входа. Узнав об этом, я сразу загорелся идеей о долгожданной встрече. И вот в ближайшее воскресенье я, окрылённый скорым свиданием, на всех парах полетел в Собор Рождества Девы Марии.       Оказавшись внутри, не смотря на обилие прихожан, я сразу нашёл его. Как и он меня. Так, как нашли в самую первую встречу – глазами и душами. Не описать словами, как тяжело мне было дождаться окончания службы, чтобы после него, сорвавшись со скамейки, наконец-то оказаться рядом. Воспользовавшись столпотворением, образовавшимся у выхода, я уверенно обхватил художественную ладонь и, подобно вору, украл своего ангела в сторону под церковный свод. Там, за высокой колонной нас никто не мог увидеть, кроме Бога и его подопечных. И там под молчаливым свидетельством небесных ангелов я впервые коснулся губ ангела земного. Так глупо и наивно. Но ни я, ни он не могли не поддаться тому чувству, что крепко-накрепко связало нас воедино. Мы не загадывали на будущее. Жили одним моментом и, отдавшись ему, делили воздух один на двоих. Поверьте – тогда я по-настоящему понял, что значит «дышать полной грудью». Тот поцелуй был бесподобным. Трепетным и осторожным. Невозможно было сделать его другим – напористым или несдержанным. Иначе всё таинство, всё волшебство того мгновения рассыпалось бы песчаным замком. Нельзя было позволить тому случится, потому я, держа в руках всю свою пылкость и страстность, касался желанных губ бережно, невесомо. Когда воздух иссяк меж наших уст, нам пришлось оторваться друг от друга. Не преувеличиваю – в то мгновение я влюбился вновь, видя перед собой очаровательный скромный румянец и сверкающие влагой синие омуты. Мне не подобрать метафор и сравнений, чтобы описать всё чудо, что творилось там. Среди великой красоты старинного храма, под красочными лучами искусных витражей нам обоим показалось, что мы очутилась далеко за пределами земли. В тех секундах таился Рай. И я, находясь под властью сказочного момента, достал из кармана старых брюк небольшую коробочку. Это не было помолвочное кольцо. Я знал, что не достоин даже думать о том, чтобы заполучить ангела себе в супруги. Простое, но аккуратное серебряное колечко, на которое мне удалось накопить денег, должно было стать очередной печатью моей бескорыстной любви и преданности, но ангел отчаянно подставил мне именно безымянный пальчик. Он не думал ни секунды. Это был порыв, веление души и голос сердца. И поражённый этим жестом я, с немой клятвой на губах, связал наши судьбы тонкой полоской серебра.       Мы не загадывали на перед, но так делать было нельзя. У всего есть последствия… Друг у друга мы были первыми. Никто из нас не влюблялся до этого, поэтому ничего не знал о любовном томлении и тоске. Подарившие друг другу самый сладкий и самый чистый первый в жизни каждого поцелуй мы уже не могли быть в разлуке. Соединив наши уста в искреннем порыве, мы стали неотвратимо едины. Клянусь – с того дня я, находясь в любом месте и в любом состоянии, мог ощутить моего ангела. Он тосковал. Я чувствовал его страх, его сомнения, его боль. Его слёзы. Я поклялся сделать его самым счастливым, но ангел страдал… Наше неравное положение было ядом, что медленно выжигал наши сердца. Я винил себя. Ангел не был глуп – он с самого начала знал, к чему приведёт наша связь. А я – как говорил раньше – был отменный дурак. И именно на мне была вина за наши страдания. Не потревожь я покой моего ангела, тот не знал бы горя невозможной любви. Теперь наша разлука медленно убивала нас, лишая жизненных сил.       Но однажды, томясь очередным ожиданием нашей встречи, я ощутил озарение. Если я пообещал ангелу счастье, значит я обязан сдержать клятву. Да, в тот момент я никак не годился на роль его спутника – безродный и беспородный. Но ничего не мешало мне стать лучше, достойнее. Я получил благословение свыше. Это Бог ответил мне – уверяю. Я почувствовал это. Силы и дух вернулись ко мне, и я начал ещё усерднее трудиться, поклявшись добиться успеха ради любимого. Вскоре на заводе я стал лучшим сотрудником. Но мне было мало, поэтому, где только было возможно, брал подработки и халтурки. Разумеется денег у меня стало гораздо больше. Заручившись поддержкой своих товарищей из хора, я решительно настроился поступить в консерваторию. Каждый день я усиленно занимался, готовясь к экзаменам. Учитель, которого я нанял для подготовки, уверил меня, что я обязательно поступлю. Я воспрял духом. Во время очередной встречи на службе я пообещал моему ангелу, что скоро стану знаменит и достоин его. И мы обязательно поженимся, ведь тогда его отец не сможет выставить меня за дверь. Я обещал и знал, что всё будет именно так. Но мы с ангелом были совсем ещё дети… Обещали друг другу себя, не думая о том, что время не играло нам на руку. Оно было против нас. Как и обстоятельства…       Мне, с успехом сдавшему экзамены, только предстояло поступление на первый курс, а моего суженого хотели отдать другому… Возможного кандидата ещё не было, но строгий отец решительно объявил о том, что тот обязательно должен быть выбран моим ангелом до конца лета.       Это решение стало приговором для нас. Ангел был безутешен. И мне не было под силу успокоить его… Он уже ни во что не верил, и все мои заверения о том, что мы обязательно будем вместе лишь больше ранили его. Мы отдалились. Точнее он. Он отдалился. Больше не прибегал в храм, не выходил на балкон и редко писал. Я понимал его и не винил. Но всё равно пришёл в отчаяние. Неужели нам не суждено быть вместе? Неужели все труды мои были напрасны? Я осерчал на всех и всё, кляня свою жизнь и судьбу. Казалось, что встреча с ангелом была не больше, чем их злой шуткой. Они, словно ребёнка, раздразнили меня прекрасным созданием, околдовали его взаимностью, а теперь, потешаясь, решили отдать его другому. Это было жестоко и несправедливо. Не только по отношению ко мне, но и к ангелу.       Помочь нам могло только чудо…       Ну вы, разумеется, наслышаны о том, что гуси спасли Рим. Долгая там история однако, но не в ней дело… Животные поразительно умны, правда? Удивительно… Я искренне верю, что они всё знают и понимают. А ещё чувствуют боль своих хозяев. Знаете, вы можете мне не верить – именно животное стало нашим спасительным чудом. Но не гусь, конечно. Щенок. И хотя всю свою жизнь я считал себя верным кошатником, одному лохматому другу я готов вечность благодарно жать его пушистую лапу за то, что помог показать силу моей любви.       В середине лета в доме моего ангела традиционно проходил званый ужин. Там всегда собирались старые и густые сливки итальянского общества, которые иногда лишь разбавлялись свежими, в лице молодых наследников, артистов, звёзд и моделей. Попасть туда было невозможно без особого приглашения. Но, разумеется, оно у меня появилось. Уж не знаю точно, как мой ангел это провернул, но в моих руках оказался плотный конверт, заботливо переданный лисёнком. В конверте было именное пригласительное и маленькое письмо. Ангел приглашал меня… попрощаться. Да. Попрощаться. В письме он просил о последней встрече, после которой мы бы расстались окончательно и навечно, оставшись друг для друга лишь ярким воспоминанием юной весны. Я с замершим сердцем читал дрожащие строки, размытые горькими слезами моего ангела, и ещё больше искажал их своими. Того отчаяния, что поглотило меня тогда я не знал раньше. Мне не хотелось жить. Мысль о том, что нам никогда уже не быть вместе была хуже смерти. С расстройства я жестоко изорвал злосчастное письмо. Не хотел принимать это решение ангела. Отказывался. Эгоистично думал о том, чтобы сделать всё ровно наоборот. Специально не приходить на ужин, чтобы не прощаться никогда. Не ставить точку. Но… Успокоившись, я понял, что этим погублю ангела окончательно. Разобью нежное сердце и раню душу. Каково ему, уже будучи замужем, будет видеть перед собой призрака прошлой любви? Я должен был исчезнуть. И дать ему возможность жить и любить, пусть не со мной и не меня…       Нарядившись в дорогой костюм с головой Горгоны на бирке, который любезно был передан ангелом через лисёнка заранее, и взяв с собой в последний раз букет незабудок, я отправился на «эшафот» последнего свидания.       Вы уж простите мне – как я прибыл туда, как прошёл охрану и попал в дом я не помню. Голова была не на месте. Как и сердце. Мне было тошно и страшно. Да-да. Страшно… Всю свою прыть я куда-то растерял. Земля уходила у меня из под ног. Ожидать прощания с любовью всей моей жизни – я уже знал, что другой такой в моей судьбе не случится – было подобно пытке. В состоянии я находился самом ужасном, а обстановка и окружение делали только хуже. В тот вечер я, несмотря на дорогой роскошный костюм, как никогда прежде чувствовал себя белой вороной. Со всех сторон на меня, словно на уродливую кляксу на белоснежной скатерти, с удивлением таращились богачи. Мне становилось не по себе. Сторонясь тщеславных толстосумов и их любопытно-снисходительных взглядов на символ любви в моих руках, я пробрался на одинокий балкончик и начал молиться. Просил Бога не разлучать меня с моим ангелом. Дать шанс проявить себя. Заслужить право быть с ним рядом. Я знал тогда, если Бог мне поможет – никому и никогда уже не разлучить нас.       Я молился и преданно ждал, пока ангел мой спустится в главный зал. Преданно ждал и слышал, как недовольны были молодые аристократы и богатеи, что оказались здесь по понятной причине. Тяжело было осознавать, что каждый из них был предположительным претендентом на руку и сердце омеги. Тот задерживался и тем непременно злил капризных женишков. Спустя час или два с начала вечера стало понятно, что что-то случилось. И тогда, не боясь чужого недовольства, глава семейства спокойно объявил о том, что ангел не выйдет сегодня. Тем утром его любимый щенок сорвался с поводка во время прогулки, умчался в неизвестном направлении и до сих пор не был найден. Это было последней каплей в чаше терпения. Ангела настигло нервное расстройство, и для него ни о каких званых ужинах и встречах, разумеется, не могло быть и речи. Только человеку, хоть немного, но знакомому с любовью и привязанностью возможно было понять его состояние. Но не этим бездушным существам… Все женихи загудели недовольно, как только между собой не порицая моего ангела. Не буду лукавить – в тот момент я готов был разорвать каждого из них на мелкие клочья. Как они могли столь жестоко осуждать ранимого юношу, с которым, хоть и в теории, но собирались заключить брак? Я ярко понял тогда – всех денег мира не хватит этим золотым детишкам, чтобы хоть на миллиметр приблизиться к ангелу. Чтобы стать хоть на долю достойными его. В тот вечер, – но не возносите это в заслуги – я стал единственным человеком, что не осудил юного омегу за такое «неуважение» к гостям. Я сочувственно понимал моего ангела и глубоко сопереживал ему. Я знал, что тот давно пребывал в тревоге и беспокойстве… Его тонкую душу тяжело беспокоило наше скорое расставание. Ангел готовился навсегда попрощаться со мной. Он медленно терял меня, а теперь ещё, будто бы то было недостаточным для него наказанием небес, потерял и любимого четвероногого друга. Вообразите себе его состояние… Страшно, правда? А я тогда – честно – отчётливо ощущал своим сердцем всю его больную тоску и одиночество, будто свои. И мне нестерпимо захотелось помочь ему. В последний раз. Пусть мне невозможно быть рядом с ним, но щенок обязан вернуться домой.       Разыскав среди служащих дома лисёнка, я поручил тому обязательно передать ангелу мои цветы и слова о любви и незамедлительно покинул мероприятие. Я разузнал, где и как проходила прогулка, и решительно был настроен, во что бы то ни стало, найти пропажу.       Благодаря моей «концертной деятельности» на улице Монтенаполеоне меня знали почти все её жители. Надеясь на их участие, я в тот же вечер занял своё привычное место у фонарного столба. Своим пением я собрал вокруг себя верных зрителей и честно признался им, что мне нужна помощь. Я рассказал им о своей любви и о том, что произошло. Вы не поверите – каждый пообещал мне своё содействие. Всю ночь я и добрые люди потратили на поиски маленького щенка. И тот, к великому счастью, нашёлся. Проворный малыш сбежал не так далеко, как оказалось, но найти дорогу назад не смог. Напуганный он забился под одну из лавочек, ожидая, что его разыщут. Его спасла и приютила добрая одинокая старушка. А под конец ночи, по счастливой случайности увидев из окна наши поисковые работы, участливо возвратила пропажу.       Ранним утром, взъерошенный и уставший, но со спящим щенком на руках, я уверенно постучался в дом моего ангела. Поверьте – тогда я был как никогда смел. Всё, чего мне хотелось – это в последний раз увидеть улыбку и счастливые синие глаза моего любимого…       Двери открыла прислуга. Удивившись и обрадовавшись, они пропустили меня в гостиную и велели ожидать хозяев. Честно говоря, ожидал я только лишь ангела. Но спустя пару минут на соседнем кресле оказался глава семейства. Взрослый и сильный альфа отреагировал на меня с поразительным спокойствием. Несмотря на дорогой костюм, что всё ещё был на мне, он сразу понял, кем я был на самом деле. И – честно скажу – я ожидал, что тот сразу выгонит меня прочь, забрав собаку себе. Но он этого делать не стал…       – «Всю ночь искали?» – спросил он, поглядывая на доверчивого малыша в моих руках.       – «Всю.» – уверенно ответил я.       – «Для чего?» – странный вопрос.       Но у меня был лишь один ответ.       – «Только бы он не плакал…»       Альфа пригляделся ко мне с интересом, а потом попросил рассказать ему всё. Выбора у меня не было, да и страха перед строгим родителем я больше не ощущал. Потому, как на духу, рассказал всё, как было. И про встречу на карнавале, и про пение под балконом, что было лишь для одного слушателя, и про незабудки, что затопили весь его дом, и про письма. И про любовь... Не буду лукавить – непросто признаваться в таком, но скрываться я больше не мог. Я не ждал за своим признанием ничего. Ни осуждения, ни благодарности. Просто хотел облегчить свою душу перед окончательным расставанием. Когда закончил своё покаяние, был готов встать и уйти навсегда. Но строгий родитель не отпустил. Велел дожидаться. Чего именно, я понял, когда услышал босоногий бег по винтовой лестнице. Ко мне снизошёл мой ангел. Потрёпанный, опухший, несчастный. Но всё равно прекрасный… Не боясь и не прячась, он сорвался ко мне. Осторожно, чтобы не разбудить лохматого путешественника, прижался с благодарными объятьями сбоку и уткнулся, рыдая, в плечо. С сердца сорвался неподъёмный груз. И пусть его отец обо всём теперь знал, нам не было до того никакого дела. Весь мир сузился до размеров мягкого диванчика, на котором мы с отчаянной нежностью обнимали друг друга.       – «Как я понимаю, жениха ты нашёл, душа моя…», – с доброй улыбкой, неожиданно для нас обоих, отозвался глава семейства.       Мы с ангелом удивлённо уставились на него, не веря своим ушам.       – «А вы позволяйте мне просить его руки?» – оттеснив замершего ангела за себя, будто бы пряча того от родного отца, спросил я тогда. Поверьте – моё сердце готово было выпрыгнуть из груди в ожидании дозволения.       – «Почему нет?» – спокойно спросил он.       – «Я беден…» – честно ответил я, сжимая вспотевшие ладони ангела. Но тут же пылко добавил, – «Но, если мне дадут время, я всё сделаю ради него. Я стану богат!».       Мужчина добродушно засмеялся моей браваде и ласково улыбнулся сыну.       – «Разумеется станете. Я не сомневаюсь в вас, юноша. Раз уж разыскали щенка, которого не смогли найти даже мои люди, то уж не знаю, что вам не под силу.»       Я был поражён. Ангел и вовсе не узнавал строгого отца.       – «Ты же не шутишь над нами?» – с отчаянием спрашивал он, роняя немые нервные слёзы.       – «Разумеется, нет, душа моя. Есть вещи гораздо дороже денег, и этот юноша готов тебе это дать. Посмотри,… – альфа обратил внимание на грязь на моей одежде, – …он испортил брендовый костюм, за который мог бы выручить приличную сумму, но всё равно бросился прямо в нём искать твоего щенка. Мне, как отцу, другого доказательства его намерений в отношении тебя и не нужно. Я доволен и даю благословение. А деньги… Боюсь, что в скором времени он обскочит и меня. А до тех пор мне не составит труда позаботиться о тебе и новоиспеченном сыне-альфе, которым я буду его считать после того, как он станет твоим супругом.»       Всемогущий Господь миловал нас, посылая нам благословение родителя. Ангел мой, встрепенувшись, тут же бросился к доброму отцу, крепкими объятиями и поцелуями благодаря его за это великодушное решение. Заверяю – то было самое удивительное мгновение моей жизни. Тогда всё, о чём я мечтал, исполнилось. Я не мог поверить. Это казалось сном, и сладкие слёзы, не сдержавшись на ресницах, текли по моим щекам.       Я понял – вот и наступила моя «Dolce vita».

***

      В детской комнате, погружённой в ночной сумрак, наступила блаженная тишина. Слуха альфы касалось лишь мерное сопение двух детских и одного собачьего носиков. Каждый родитель знает прелесть этого волшебного момента… Все проблемы остаются далеко позади, пока в твоём доме мир, и ты видишь, как твои дети сладко и спокойно спят в своих постелях.       Минхо, преисполненный любовью, осторожно поправил тонкие одеяльца, оставил почти невесомые поцелуи на мягких щёчках и погладил лохматую голову дремлющего в ногах одной из дочерей чихуахуа. И, ещё раз убедившись в том, что все крепко спят, тихонько покинул детскую.       Пройдя пару шагов по молчаливому ночному коридору, альфа осторожно вернулся в свою спальню. Вся комната была волшебно залита серебряным светом полной луны, царствующей в небе этой чудесной летней ночи. Со стороны открытого балкона сквозь светлые полупрозрачные занавеси тихонько залетал ночной ветерок. Он мягко охватывал всё пространство спальни, едва-едва раскачивая занавески и невольно тревожа нежные лепестки маленьких цветов, что пышным букетом стояли в хрустальной вазе на декоративном столике у изножья кровати. Проходя мимо него, альфа, будто бы здороваясь с дорогим другом, чуть тронул несколько голубых соцветий подушечками пальцев.       Оторвав от них свой взгляд, альфа обратил свой взор на постель. На смятых простынях, сосредотачивая в себе весь ночной покой, невинно спал самый прекрасный омега. Его любимый супруг. Альфа замер у края и позволил себе несколько минут просто понаблюдать за восхитительным зрелищем, сублимируя всепоглощающую любовь внутри себя. Они в браке уже десять лет, но с каждым днём любовь к омеге только ширится в его горячей груди. Минхо знал, раз Бог помог ему – никому и никогда уже не разлучить их.       Обнажённая спина Хёнджина осторожно вздымалась от тихого дыхания, укрытая белым одеялом, словно крыльями. Минхо не хотел будить его, однако же не смог противостоять трепетному желанию сгрести того в своих объятиях.       – Минхо? – сонно пробормотал омега, чувствуя любовные касания нежных рук и губ. Он, едва встревоженный альфой, повёл острыми лопатками, по которым шустрой толпой разбежались мурашки. Чувствуя голой кожей родное тепло, он блаженно выдохнул и притёрся теснее к горячей груди. – Ты не спишь?...       – Уже ложусь, Хёнджин-и… – зарываясь носом в мягкие волосы, успокоил альфа, – Девочки проснулись, но я их уже уложил. Не переживай.       – У тебя же завтра выступление… Нужно было разбудить меня, я бы…       – Не нужно. – уверенно отрезал альфа, оставляя ласковый поцелуй за ушком, – Я рассказал им их любимую сказку, и они сразу уснули…       Ласковый шёпот в шею заставил полупроснувшегося омегу расслабиться и растянуть губы в нежной улыбке. Вслепую найдя крепкие ладони альфы, он благодарно переплёл их со своими и тесно прижал к груди, но с шутливым сомнением тихонько спросил:       – Хорошую?       Альфа добродушно усмехнулся тому, как в его сторону могли быть такие «оскорбительные» подозрения. Но на это у него был лишь один ответ:       – Самую лучшую, мой ангел…