Грязный поток

Пэл повернул к Лили голову, гавкнул, выпрыгнул из тыквенных грядок и помчался за хижину — в сторону Запретного леса. Лили, плохо отдавая себе отчёт в том, что она делает, сорвалась с места, перепрыгнув через бревно, на котором сидела, и бросилась вслед за Пэлом. Собачий хвост мелькал между деревьев. Лили дважды споткнулась о корни в тщетной попытке догнать беглеца. Вдруг Пэл резко затормозил и отпрыгнул, поджав уши, будто наткнулся на невидимое препятствие. В этот момент Лили нагнала Пэла и крепко прижала к себе, свалившись вместе с ним на сухую траву. Тело Пэла в её объятиях было твёрдым от напряжения, он чуть вздрагивал и глухо рычал. Лили с трудом поднялась на ноги — пёс весил немало. Придерживая упирающегося Пэла за ошейник, она сделала несколько шагов и наткнулась на невидимую преграду. Нечто издало ржание, и Лили, завизжав, почувствовала знакомый рывок в районе пупка, поднялась в воздух, и через несколько мгновений цветной круговерти её и Пэла выбросило в незнакомое место. Приземление прошло мягко, хотя Лили всё же не удержалась на ногах и упала. Пэл невозмутимо сел рядом. — Куда же нас занесло? — растерянно спросила Лили у него, хотя уже знала ответ. Позади них высились тяжелые кованые ворота, за которыми в темноте чернели горы и лес. От ворот пролегла тропа, вымощенная позеленевшим от времени булыжником. Через заросший сад, она убегала вверх, ведя к крошечному замку на возвышении. Каменное строение с двумя — не чета хогвартским — башнями, тремя этажами и массивной деревянной дверью с коваными вставками. Сад освещали подвешенные в воздухе фонари, отбрасывая на дорожку дрожащие тени. В одной из башен горел свет. Лили посмотрела в небо — глубокое и тёмное, совсем не осеннее, в россыпи созвездий и с лёгким, едва наметившимся серпом луны. Лили, держа палочку наготове, направилась в сторону замка. Пэл шёл рядом, то и дело останавливаясь, чтобы понюхать то вербовый куст, то ствол грушевого дерева. Тяжелая дверь оказалась не заперта. В холле стоял полумрак. Люстр не было, помещение освещал свет всего нескольких факелов. Широкая лестница уводила наверх. На первом этаже, по бокам, слева и справа расположились по две двери, а между ними — низкие грубые деревянные скамьи. Ни ковров, ни гобеленов, ни доспехов, какие привыкла Лили видеть в Хогвартсе, не было. — Здесь так пусто, — пробормотала она. — Позже сможешь переделать по своему вкусу, — раздался низкий голос. По лестнице, тяжело опираясь на трость, спускался мужчина. На вид ему было около сорока пяти. Его тёмные, с серебристыми седыми прядками, волосы ниже лопаток были распущены, а длинная борода заплетена в сложную косу. На нём были сапоги из мягкой кожи и просторная шерстяная, тёмно-серая мантия, отделка которой неброско поблёскивала в свете факелов. — Простите за вторжение, — Лили смутилась, но не испугалась незнакомца. — Это Геллерт-холл, а вы — лорд Эванс? Незнакомец улыбнулся. — Да, это действительно Геллерт-холл. А я действительно, в каком-то смысле, лорд Эванс, — он похлопал себя по ноге, и Пэл подбежал к лорду, виляя хвостом. — У тебя удивительный фамильяр. Значит, ты — моя юная наследница, — он не спрашивал, а утверждал. — Виспер! — негромко сказал он, — подай мне и гостье чаю в западную башню. А этому славному мальчику — воды, и, кажется, у нас остались сушеные куриные сердечки? Виспер, домовик, появился перед хозяином, поклонился и исчез выполнять поручение. — Прошу за мной, — он повернулся к гостье, — нам предстоит многое обсудить. — Меня хватятся в Хогвартсе, — обеспокоенно сказала Лили. — У тебя хватило сил, чтобы поступить в Хогвартс? — заинтересованно спросил лорд Эванс. Трость глухо стучала по каменному полу. — Я опасался, что после всего, что я устроил, наследники будут слабы… Впрочем, возможно, ты не первенец, — он нахмурился, размышляя о чём-то своём. — В любом случае, прекрасно, что ты обладаешь магией. Не беспокойся, твоего отсутствия не заметят. — Извините за вопрос, сэр, — спросила Лили, едва поспевая за быстрыми шагами хозяина замка. — Вы — сквиб? — Чуть позже, милая, важные вещи лучше обсуждать за чаем, — рассмеялся он. Они шли по длинному коридору второго этажа. Справа находилось несколько дверей, а по левую сторону располагались редкие узкие окна с пыльными витражами, на которых были изображены знакомые по "Истории Хогвартса" сцены — вот четверо волшебников рядом с недостроенным замком; вот Годрик Гриффиндор со своим знаменитым мечом; Салазар Слизерин, направляющий палочку на гигантского змея, охватившего в кольца замок… — Конечно, сейчас не лучшее время для чаепития, но деваться некуда — в Геллерт-холле всегда без семи минут полночь. Они поднялись по винтовой лестнице, расположенной в конце коридора, и очутились в просторном кабинете. Здесь было уютнее, чем в остальном замке — по стенам выстроились высокие, до потолка, книжные шкафы, у широкого окна стоял письменный стол, освещённый парящими в стеклянных сферах тусклыми огоньками, на дощатом полу лежал синий ковёр, который выглядел практически новым. На полках стояли несколько флаконов и множество мелких странных предметов, назначения которых Лили не знала. Едва они вошли, как по телу разлилось тепло от жарко натопленного камина, рядом с которым стояли низкий стол и пара больших разномастных кресел. Над камином висел портрет худой, болезненного вида совсем юной — почти девочки — девушки с медными волосами. На столе приглашающе стоял серебряный поднос с изящным чайным сервизом. От чашек поднимался лёгкий пар. — Располагайтесь, — пригласил лорд Эванс. Пэл тут же облюбовал будто специально для него приготовленный коврик у стола, на котором исполнительный домовик уже поставил две миски — с водой и лакомством. Лили, кивнув, опустилась в кресло следом за лордом. — Сэр, что это за место? — с нетерпением спросила Лили. — Как я здесь оказалась? Видите ли, сперва Пэл появился в Хогвартсе, прямо на уроке, хотя он никак не мог — он не волшебное существо, а я оставила его дома, а потом… — Подождите, юная леди, — рассмеялся лорд Эванс. — Ты ведь даже не представилась, а это не слишком вежливо. — Лили Хизер Эванс, — она покраснела до кончиков ушей. — Вот как! Приятно познакомится, юная Лили Хизер Эванс. Я рад, что не прервалась традиция давать дочерям цветочные имена. Необычное совпадение — ведь мою мать звали Хизер Гонт. Это её портрет, — указал лорд на неподвижную картину над камином. — К сожалению, после её смерти портрет не стал магическим. И не смог бы стать, — он произнес со вздохом. Видишь ли, она отдала жизнь, чтобы я появился на свет. — Она умерла при родах? — содрогнулась Лили. — Можно сказать и так. Тебе, конечно, известно о Салазаре Слизерене? — Немножко, — скромно ответила Лили, вспоминая свой спор о тестралах с Пандорой Олливандер. — Что ж, немножко — это уже кое-что, — примирительно сказал лорд Эванс. — Величайший предок. Один из Основателей Хогвартса. За его плечами — новейшие для своего времени открытия в области алхимии, зельеварения и чароплетения. В те времена ещё не было понятия "тёмные искусства", оно появилось много позже, с приходом христианства. Чтобы перечислить достижения Слизерина — как, впрочем, и достижения остальных Основателей — не хватит и десяти томов. Одни его великие деяния обросли легендами; другие затерялись в веках. Но, сколь не был велик его дух, тело его было слабо. Салазар Слизерин прожил всего девяносто два года — удивительно мало для волшебника, и у него был один-единственный сын, у которого к тому времени не было детей. Опасаясь за продолжение рода — это были суровые, сложные времена, — Слизерин решился на создание крестража. — Что такое крестраж? — спросила Лили. — Крестраж — это сложная, античная магия, пришедшая из Древней Греции. Крестраж представляет собой сосуд, в который маг заключает собственную душу. Слизерин так и поступил. Для создания крестража требуется жертва, но Слизерин к тому времени был слишком слаб и потому счёл, что его собственная жертва вполне подойдёт. Он оказался прав. К тому же, это усилило крестраж, ведь не пролилось ни осколка души, которая вся, без остатка, оказалась запечатана в крестраже. — Он… убил себя? — прошептала Лили. Лорд Эванс кивнул. — Слизерин не успел оставить записей. Но о крестраже знал его сын, который бережно хранил душу отца. Шли годы, десятилетия сменяли столетия. Наступали тёмные времена. Многие знания оказались запрещены. Даже в семье Слизеринов, на которую начались гонения, передавали крестраж как ценнейшую реликвию — не зная, что он на самом деле из себя представляет. Прошло ещё время. Род Слизерин прервался по мужской линии, став Гонтами. Ко времени рождения моей матери это были всё ещё богатые и влиятельные, но потерявшие большую часть родовых сил слабые волшебники. Мой дедушка был умнейший маг, однако — почти сквиб, хотя и владел парселтангом. У Корвина Гонта было трое детей — сын и две дочери. Хорас, Холли, Хизер. Все трое были волшебниками. Хизер была младше сестры и брата на целых пятнадцать и семнадцать лет соответственно и крайне слаба здоровьем. Но в ней было столько магии, что Корвин, находясь рядом с ней, чувствовал, что становится будто моложе. Хорас и Холли не обладали и толикой её сил. Если бы не деньги Гонтов, а также тот факт, что Корвин Гонт был ответственным за установку новомодной сантехники в Хогвартсе при переустройстве школы, то не видать им Хогвартса. Однако тогдашний директор позволил им отучиться. Корвину было тяжело смириться с потерей величия Слизеринов. Он запрещал детям называть себя перед кем-либо наследниками Основателя, при этом с детства растил их в соответствии с традициями рода и почитанием Основателя, граничащим с религиозным. Воспитание в таком подвешенном, двойственном состоянии сильно повлияло на то, что в дальнейшем случилось с Гонтами, — печально сказал лорд Эванс. — Как я уже упомянул, Корвин был умнейшим волшебником. Он догадался о том, что скрывает в себе реликвия, которую остальные считали простым дневником. В отчаянной попытке спасти родовую силу он создал ритуал, способный вернуть роду самого Основателя. В тысяча восемьсот первом году, когда Хизер исполнилось тринадцать лет, он поместил в её чрево крестраж Салазара Слизерина. У Лили по спине пробежал холодок. — Он убил собственную дочь, — сглотнула она. — И ради чего?.. — На самом деле, это была идея Хизер, — сказал лорд Эванс. — Зная, что не доживёт до четырнадцати, — он печально улыбнулся, — она хотела стать матерью и подарить жизнь. Так я родился второй раз. — Значит, вы… Вы действительно сам Салазар Слизерин?! — неверяще спросила Лили. — Салазар Слизерин не знал ни матери, ни отца. Его вырастил маг, случайно забредший в деревню и выкупивший маленького волшебника из таверны. Он мог бы быть лучшим подметальщиком пола и мойщиком котлов, — усмехнулся Эванс. — Когда же появился на свет я, то, по словам тетушки Холли, меня положили в колыбель на шёлковую простыню. Салазар Слизерин недоедал, мне же подавал эльф лучшие кушанья на серебряной посуде. Мать перед ритуалом нарекла меня Люсьен Гонт, что значит — свет во мраке. Возможно, именно её любовь лишила памяти крестраж Слизерина… Я рос, как подобает истинному лорду. Я не посещал Хогвартс, но у меня были лучшие домашние учителя. Мой дед, Корвин, после смерти дочери слёг; меня воспитали брат с сестрой, которые поженились в попытке сохранить кровь и магию рода, и ко времени моего появления на свет у них уже было двое детей. Они отбросили наказ отца и стали открыто называть себя наследниками Великого Основателя. Тетушка и дядюшка дали мне всё. Мне иногда казалось, что собственные дети их интересуют куда меньше… От меня требовалось лишь стать Салазаром Слизерином. — А вы… — Мы — это ведь не только душа, — ответил он. — Это то, какое дерево растёт у тебя за окном. То, с чем ты сталкиваешься каждый день. Не обязательно это трудности. Это повседневность, — люди и вещи, которые нас окружают, влияют на нас. Я не жил в пятом веке. Я могу процитировать все сохранившиеся к девятнадцатому веку дневники Слизерина, но я не знаю, как именно он это чувствовал. Это как поэзия — мы не способны писать языком Гёте и Данте, ведь у нас совершенно другое восприятие — что для нас дерево? Что для нас скала, дом, время? Мы живём в совершенно другой скорости… Чем дольше я реконструировал личность Салазара Слизерина — тем больше убеждался в том, что я Люсьен Гонт. Едва став совершеннолетним, я сбежал из под опеки родственников. Хизер, всё же, произведя на свет волшебника, способного поступить в Хогвартс, в полном разочаровании отсекла меня от рода. Однако, — усмехнулся лорд, — за тем, чтобы наследство досталось именно мне и моим потомкам, стоит дедушка Корвус. Дед мечтал, чтобы в роду был сильный маг. Тетушка Холли и дядюшка Хорас жаждали зазываться Слизеринами. Так что… Гонтам достались лишь старый дом в деревушке Литтл-Хэлгтон и немного средств к существованию. — Они не боялись, что вы расскажете другим правду? — спросила Лили. — Разумеется, нет, — отмахнулся он. — К тому времени крестраж считался даже самыми тёмными семьями наичернейшей магией. Прознай кто о крестраже, они уничтожили бы меня, не задумываясь. А самих Гонтов вычеркнули бы из списков чистокровных, а этого тётушка никак не могла допустить. Так что я жил в своё удовольствие — путешествовал по миру, занимаясь одновременно и всем, и ничем. После того, как я потерял право на фамилию, я стал представляться как Люсьен Эванс. Эта фамилия была распространена в Уэльсе. Магия мне давалась легко. Одно время я увлекся анимагией, а следом за ней — магозоологией. Хотя змей никогда не любил. Изучал оборотней с Марлоу Форфангом. Потом увлёкся составлением заклинаний и добрался до Шотландии. Там, к шестидесяти годам, встретил свою любовь и осел в родовом доме. Уиллоу, так звали мою жену, была очень похожа на тебя, — он улыбнулся. — Рыжая, зеленоглазая — настоящая ведьма. Она родила близнецов — мальчика и девочку, двух сквибов. А спустя год она была убита оборотнем. Ей было всего девятнадцать. Я отдал детей на воспитание в семью магловских друзей — были у меня и такие, ведь я старался качественно бунтовать против выучки Гонтов… Видимо, в каком-то смысле мы со Слизерином похожи. Но если он не мог смириться с потерей родовой магии, то я не мог смириться с потерей жены. Она была первым человеком, кого я действительно полюбил. И единственной тайной, что мне действительно было интересно разгадывать. Я заперся в Геллерт-холле и погрузился в работу. Я пытался создать действительно мощный маховик времени — такой, который способен был бы перенести меня на несколько месяцев назад и предотвратить катастрофу. Но у меня никогда не было ни прилежности, ни усидчивости Салазара Слизерина. Один из ритуалов пошёл не так, и я попусту вырвал из времени весь Геллерт-холл.