Порно-фантазия во время рабочего дня

Яо лежит с раздвинутыми ногами, и его видят. И вместо ужаса, злости, вместо плана, как избавиться, как защитить свой секрет, внутри только желание. “Прикоснись же ко мне, ну прикоснись, сейчас же!” Сюэ Чэнмэй смеется над ним. “Так сильно этого хочешь? Да в каком же ты отчаянии, маленькая сучка” Яо на это только дергает бедрами вверх и раздвигает ноги шире. Да! Он в отчаянии. “Быстро!” – требует он, и Чэнмэй подчиняется, и Яо чувствует это. Ох! Пальцы на том самом месте. Пахнет альфой. Или собственным возбуждением? Или просто сексом. Потом Чэнмэй уже на нем, и он явственно ощущает его вес, тепло тела, кожу к коже… “Еще!” - Что ты сказал? Яо вздрагивает. Пугается. Руки инстинктивно дергаются к торсу, проверит, спрятать. Но все хорошо. Он одет, полностью одет, и ничто не должно его выдавать. Он в мастерской, и здесь пахнет не… А чем пахло во сне? Так или иначе, здесь стоит все тот же тошнотворный запах крови и других телесных жидкостей. Как только можно было задремать здесь, да еще увидеть такой сон? Да еще с Сюэ Чэнмэем… Тот смотрит на него внимательно. Хотя его взгляд всегда расчетливее, опаснее, чем Яо предпочитает. Но он не должен ничего понять, Яо не говорит во сне, и он одет, и он пахнет не собой, а травами, которые у него всегда есть в запасе, даже если мешочек с месячным запасом пропал из тайника – не беда. Яо тогда готовился к смерти, готовил одно правдоподобное оправдание за другим, но отец так и не вызвал его к себе, не обвинил. Никто не смотрел на него по-другому, то есть никак не смотрел, и Яо теперь уверен, что это был не кто-то из ордена Цзинь, а Чэнмэй. Он знает. Или догадывается. Когда-нибудь он убьет и отца, и Чэнмэя. Пока что Чэнмэй смотрит на него. - Ничего. - Опять спишь, – медленно говорит Чэнмэй. - Было много работы. Не выспался. Яо переводит взгляд на чертежи на своем столе. Взгляд Чэнмэя почему-то тяжело выдержать. Он чувствует, что ниже пояса все налилось кровью, чувствует, что он намок. Проклятый сон. Вздор. Чэнмэй никогда не возбудит его, этот грязный безумный мальчишка один из самых мерзких, самых неподходящих людей. Хуже потных солдат из Цинхэ, которые пытались зажимать его в темных углах, хуже большинства завсегдатаев борделя, хуже его… нет, не нужно думать об этом, не нужно. Проклятый Чэнмэй все еще смотрит на него, и в сознании слишком еще живы ощущения из сна. Надо же ему было быть таким реалистичным. Травы надежно уничтожают его естественный запах, другие травы практически на нет сводят его течки, но, к сожалению, ни одно лекарство, которое он знал, не могло полностью отключить те его органы. Не мешали зачать дитя, не мешали хотеть близости. И в последние недели он хотел ее постоянно. Яо качает головой. Это все из-за ребенка внутри. Это из-за него тело так жестоко подводит его. Терпеть взгляд Чэнмэя было невозможно. Хотелось убить его прямо сейчас. Задушить, или перерезать горло. Чэнмэй любит убивать своими руками, он слишком груб и прямолинеен для шантажа, но секрет, который он, вероятно, знает, слишком страшен. Один лишь слух может погубить. К счастью, Чэнмэй знает, что и Яо может погубить его несколькими словами, движением, или ядом. Да, отец будет в бешенстве, но это уже проблемы Яо. - Продолжай. У меня есть другое дело, – и Яо встает и уходит. И это правда. Всегда есть другие дела. Он работает большую часть суток, чем ребенок в его чреве чрезвычайно недоволен. Слово эр-гэ здесь, и напоминает ему отдыхать и есть. Но поднимаясь по тайной лестнице, Яо знает, что перед тем, как вернуться к работе, он зайдет в свои покои, потому что он все еще возбужден и не может терпеть. Тело, тело, ну что же ты? Зачем хочешь близости, словно во время течки? В тебе уже растет ребенок, ты выполнило свою функцию, так почему же Яо постоянно хочет? Он как никто другой знал всегда, что похоть превращает людей в животных и может разрушить любую жизнь, но отчего-то думал раньше, что сам умнее этого, осторожнее. Как же. Чэнмэй даже не альфа, и вот, пожалуйста, он уже герой его снов. А-Су снова пыталась соблазнить его, и слава богам, это его не возбудило, хотя он ожидал уже чего угодно. Она уверяла, что это совсем не повредит ребенку, а он чуть не убежал от нее. Нервы на пределе. В безопасности своих личных покоев Яо устало стонет и снимает верхние одежды. Опускается на постель. Прижимает к себе руку сквозь одежду. Вот бы быть сейчас не здесь, а в Облачных глубинах, или в палатке посреди леса, только вдвоем… Эр-гэ никогда не отказал бы ему, Яо даже не пришлось бы просить. Он берет в рот свои пальцы, представляя на их месте чужие. Эти фантазии жестоки. Слишком реалистичны и одновременно невозможны. В последний раз, когда они были вместе, эр-гэ не успел вовремя достать, и его узел оказался внутри. Так все и случилось. Разумеется, в первый раз в жизни в тебя кончает альфа, и вот ты с ребенком. Хорошо, что А-Су, тогда еще невеста, поверила, что это был не кто-то, с кем А-Яо делил постель по своей воле, что этого безымянного альфу он убил, и что вот поэтому никто и не должен узнать о его настоящей природе. Он не говорил напрямую, что его изнасиловали, врать об этом… мерзко. Но понять его слова иначе было довольно сложно, и впрочем Яо успокаивает себя тем, что на самом деле он такого не говорил, и если А-Су так подумала, то, что ж… Яо даже не знает уже, прикоснутся ли они с эр-гэ друг к другу когда-нибудь еще. Он теперь женат. Ему было противно думать об измене своей жене… сестре… жене. Это не так, это другое, я полюбил Лань Хуаня раньше, чем А-Су, и ни с кем другим никогда не был! Но все равно в голове звучало: “сын своего отца”. Эр-гэ тоже не захочет принимать участие в его измене. Наверняка! Хотя они это не обсуждали. Лишь глазами поделились своей болью и обещали друг другу… любить? Разумеется, он всегда будет любить Лань Хуаня. Как иначе-то? Но прикоснуться к нему, отдаться ему и взять, довести его до пика наслаждения… Он говорит себе, что нельзя, что не будет, но врать самому себе бессмысленно и вредно. На самом деле, он еще не решил. Если бы Лань Хуань сейчас был в Ланьлине, он бы просто набросился на него. Но эти мысли приносят слишком много чувства вины: перед Лань Хуанем, перед А-Су… Отвращение к самому себе. Хочется трусливо оттянуть момент до следующей встречи, как бы безумно он по нему ни скучал. Хорошо, что пока он носит ребенка, Лань Хуань не приедет, ради их безопасности: они оба знают, что не смогут скрыть чувства и не выдать себя. И поэтому Яо опускается на постель и представляет Сюэ Чэнмэя. Это настолько нереалистично, что в других обстоятельствах вызвало бы только смех. И поэтому это безопасно. Что там Чэнмэй говорил во сне? “Маленькая сучка?” Ох. Да, Яо это нравится. “Маленькая сучка”, – говорит Чэнмэй. – “Такой мокрый!” Яо закрывает глаза и приоткрывает рот. Ему стыдно и хорошо. С Лань Хуанем никогда не было стыдно, а иногда так хочется. …Но не так стыдно, как с А-Су. Нет, нет, нет, не надо, нет. Ему стыдно, потому что Сюэ Чэнмэй унижает его, а он течет. Чэнмэй поставит его на локти и колени, шлепнет. Да. Пока он еще может встать, он идет туда, где в неприметной шкатулке лежит его идеально гладкий нефритовый ствол. Потом возвращается на кровать, спускает штаны, прячется под одеяло и почти без труда вводит камень в себя. Он холодный и далеко не такой большой, как у Лань Хуаня, но это лучше, чем собственные пальцы. В фантазиях Сюэ Чэнмэй не вставляет в него свой отросток, еще чего. Только смотрит, как он отчаянно двигает каменным членом, пока предплечье не сведет, и усмехается, показывая клыки. Он позволит Чэнмэю прикоснуться к нему пальцами… и языком. Вспомнилось вдруг, как Чэнмэй берет губами, обсасывает сладости, так неприлично. Будет ли он с таким же энтузиазмом облизывать Яо? Конечно, будет. Этому псу только кинь кость. А Лань Хуань говорил, что Яо на вкус сладкий. “Ты так сильно этого хочешь, а? Так хочешь, чтоб тебя оттрахали?” - Да… Чэнмэй смеется, унижает его, но унижает не за то, кем была его мать, а только лишь за то, какой сейчас он сам, Яо. И это идеально. Лань Хуань безумно нежный, внимательный, любящий, и Яо никогда не жаловался, никогда не хотел иного. Если бы в жизни с ним кто-нибудь был груб в постели, вероятно, всякое возбуждение бы прошло, и он возненавидел бы этого человека, но сейчас… Сюэ Чэнмэй может не только оскорблять его, но и шлепать, и двигать его тело как пожелает, и сжимать ладонями его бедра, его грудь (обходя стороной живот), теребя соски… Яо переворачивается на живот, встает, опираясь на кровать коленями, грудью и лицом, и двигает обеими руками. Берет в рот простынь. Сквозь нее он тихо постанывает, отстраненно отмечая, насколько эти звуки жалкие. Уже теплый нефрит внутри, горячие пальцы снаружи. Представляет, как Сюэ Чэнмэй лижет его, трахает пальцами (предварительно вымытыми). Потом Чэнмэй уходит на второй план, и на его месте эр-гэ, но жесткий, и смотрит на Яо, как Чэнмэй. Много времени ему не нужно. Очень скоро он напрягается и кончает, громко выдыхая в простынь: “Хуань-гэ!” Ему пока что не стыдно и не противно. Ему хочется еще. В наружную дверь громко стучат. Это, должно быть, слуга пришел с требованием от отца заняться очередным неотложным делом. Яо переворачивается на спину. Его жизнь – идиотская шутка. Он встает, прячет нефритовый ствол в одеяла и приводит себя в порядок, хотя хочется остаться лежать и все повторить. Он смотрит в зеркало на свои покрасневшие щеки и синяки под глазами, зная, что за работой снова будет сжимать бедра и увидит еще один стыдный сон, если уснет, выходит к двери и улыбается. Яо снился влажный сон, хе-хе. Сюэ Ян был в этом уверен. Он так увлекся сшиванием обрубка торса и разного размера рук и ног, что не задумывался о том, что со стороны Яо давно не слышно никаких звуков. Обернулся к нему только когда услышал из-за спины тихий стон. Нет, он сам был не прочь вздорчнуть в мастерской, трупы ему совсем не мешали, но Яо?! Поворачивая голову, одно мгновение он абсурдно ожидал увидеть Яо с рукой в штанах, но тот всего лишь спал, опершись раскрасневшейся щекой на руку. Но звук, который он издал, определенно был стоном. И этот стон отдался в его члене. А еще, подойдя чуть ближе, можно было почувствовать запах, если привык и перестал обращать внимания на ароматы мастерской – а Сюэ Ян привык Да, конечно, даже сейчас Яо, должно быть, купался в травах, нейтрализующих запах, и глотал их вместо завтрака, обеда и ужина, но полностью спрятать запах, например, во время мокрого сна, не получается даже у него. Сюэ Ян был бетой и не особо часто трахался с омегами, но запах был знаком и понятен. И член Сюэ Яна был почему-то заинтересован этим конченым жалким беременным омегой, притворяющимся бетой (сраные заклинатели точно были полными идиотами, раз у Яо это прокатило). Сюэ Яну же даже не понадобилось особо следить и подслушивать, чтобы сначала догадаться о природе Яо, а потом о положении. Он усмехается про себя. Официально была беременна его женушка, но каким же образом? – задался вопросом Сюэ Ян, изначально исключительно с целью шантажа – если маленький лживый Яо был омегой. А потом он наблюдал, как тот борется с приступами тошноты, постоянно засыпает, и, наконец, как он инстинктивно схватился за живот, когда какой-то мудак толкнул его, а потом резко отдернул руку. Кем был папочка ребенка, догадаться тоже было нетрудно. “Не трогай, это подарок эр-гэ”, – когда Сюэ Ян хотел посмотреть на вычурную нефритовую шкатулку с гребнем а потом идиотская улыбочка, когда сам игрался с этим гребнем, думая, что Сюэ Ян не видит. Но главным доказательством все же было то, с каким похуизмом Яо слушал его угрозы убить всех в Ланьлине или где угодно еще, и каким пугающим становился, стоило ему озвучить угрозу в сторону Гусу. Такой как Яо вряд ли согласился бы вынашивать паразита – такая ведь морока это скрывать. Куда проще было найти кого-то, кто обрюхатит жену (она наверняка была в деле, не могла она не знать, что у муженька между ног – хотя-я, если это Яо…). Если только папочкой ребенка Яо не был драгоценный, блять, Цзэу-цзюнь, который явно был его слабостью. Да уж, Яо. Наебал всех. Впрочем, наебать сраных заклинателей было не сложно. Но теперь Сюэ Ян сидит в мастерской один со стояком. Все из-за того, что он сидит, запертый в, мать его, ордене Цзинь, и даже потрахаться не с кем. Может, найти себе какую-нибудь девку из прислуги? Хотя Яо ему не даст ни с кем даже поговорить. Может, попросить Яо дать ему посмотреть, как он удовлетворяет себя? “Эй, Яо-яо, я знаю, что ты омега, и хочу посмотреть, как ты трахаешь себя пальцами”. Яо его на месте прикончит. Сюэ Ян усмехается. Да, Яо, который рычит, пытается его придушить, укусить, поцарапать, а Сюэ Ян обездвиживает его и трахает, пока тот не начнет скулить. Хорошо. Что ж, ладно, на это не стыдно и передернуть. А если Яо в это время вернется в мастерскую, пусть посмотрит. …Если Сюэ Ян засунет ему в рот что-нибудь твердое, одной рукой прижмет к полу мастерской его запястья, а другой спустит с него штаны, Яо понравится. Сюэ Ян засунет в него несколько пальцев, пока Яо будет через кляп обещать убить его самым жестоким способом. Возможно, Сюэ Ян даже достанет кляп, чтобы послушать угрозы вперемешку со стонами. О да, ему понравится, он будет течь на пальцах Сюэ Яна, ведь с одного взгляда понятно, что Яо маленькая шлюшка. Сюэ Ян плюет на ладонь и начинает дрочить. Яо несложно будет держать одной рукой, а если прижать его к полу своим весом, тот и пошевелиться не сможет. Сюэ Ян, наверно, оближет пальцы после того, как достанет их из него, так, чтобы Яо видел. Он будет кричать, возможно, плакать от злости, обещать расчленить его как старшего братца – но внутри будет думать “еще!”. Сюэ Ян шлепнет членом по губам, силой откроет его рот и заставит сосать, а Яо будет это делать, ведь только после того, как он хорошо поработает ртом, Сюэ Ян вернется к его дырке. И Сюэ Ян вставит ему, и тогда можно будет даже отпустить его руки, чтобы обеими руками двигать на себя его бедра – все равно Яо не будет всерьез его отталкивать. А если попытается поцарапать или ударить, Сюэ Ян сложит его пополам и будет трахать жестче. Или можно заставить его, плачущего от обиды, скакать на своем члене и смотреть, как его лицо кривится от унижения и удовольствия. Тебя так еще никто не трахал, маленькая шлюшка, а ведь хочется, да? Лань заделал тебе ребенка? Забудь. Только после него, Сюэ Яна, ты узнаешь, что такое чувствовать внутри себя член неделями. Он, конечно, не будет кричать имя Сюэ Яна, но это и не важно, главное, что будет кричать. А потом, может, Сюэ Ян оттрахает его и во вторую дырку – почему бы нет? Он даже потрет Яо пальцами, где там нужно, чтобы он кончил, но не из доброты, а потому, что что может быть лучше, чем заставить такого, как Яо, абсолютно потерять контроль и отключиться от удовольствия. Сюэ Ян кончает, зажмурившись и сжав зубы, и в голове становится пусто. Потом он выругивается, потому что попал на одежду, но приводить себя в порядок не спешит. Сидит на стуле Яо, потому что ему, блять, хорошо, несмотря на бредовые фантазии. Жопа Яо, конечно, все же не стоит самоубийства, но в вонючем ордене Цзинь у него ни на кого больше пока не вставал. Не то чтобы здесь не было других грязных шлюх – все же все заклинатели одинаковые, но именно эта злобная шлюшка в его вкусе. И все же надо бы выбраться отсюда. На волю.