Вечность окутала,
Смерть душе солгала.
Лишь в любви я найду свой покой…
Когда он увидел девичье тело на операционном столе — узнал сразу. Молодая Харуно Сакура — начинающий детский нейрохирург, подающий огромные надежды и уже спасший десяток маленьких жизней.
Авария. В машине двое. Она и её парень. Такой же юный, недавно устроившийся в местный отдел ФБР. Он успел позвонить в скорую перед тем, как уснуть навсегда. Умолял сохранить ей жизнь. Кажется, ехали с первого свидания. Мир только начинал открываться перед ними.
Торакоабдоминальная травма. Разрыв диафрагмы, селезёнки. Множественные переломы. На ней живого места нет. Серая кожа слегка синюшного оттенка, перекошенное молодое
когда-то красивое лицо. Съехавшая нижняя челюсть, глубокие порезы на щеках. Казалось, что в её организме не осталось и литра крови. Она изливалась реками из ран; системы менялись со скоростью света, по нескольку катетеров торчали из разорванных вен на каждой руке.
У неё просто не было шансов выжить, но каким-то невероятным чудом фельдшера довезли её до больницы. Сакура боролась, ожесточённо хваталась за тонкую линию на кардиомониторе. Обычно таких теряли по пути в карете скорой помощи. Но девушка ярко дала понять, что
хочет жить.
Он её услышал.
Вы, наверное, подумали Бог? Но нет. Её сердце всё-таки остановилось в оперблоке.
Бог не услышал, а вот Хатаке Какаши — да. Столетний (с хвостиком) вампир.
Переиграть судьбу и оставить в дураках не сложно. Труднее выжить в новой роли и остаться
человеком.
Когда весь персонал вышел, он остался, сославшись на то, что хочет подправить девушке лицо и тело, чтобы её можно было хоронить в открытом гробу. Все были угнетены настолько, что даже не особо расслышали, что конкретно он сказал.
Небрежно разрезав скальпелем вену на запястье, вампир поднес её к розоволосой, так, чтобы кровь медленной дорожкой стекала прямо в рот, орошая бледные губы пурпурными каплями, напоминающими лепестки маленьких цветков.
Укус не требовался. Данный приём применялся на живых или на полных красной жидкости сосудами людях. Из тела обращаемого нужно было удалить большую часть крови, в которой плескалась жизнь, а после влить мертвую, почти что заражая вампиризмом.
Сакура же была пустой и разбитой амфорой.
Её сердце вскоре вновь начнёт биться, содрогаясь в последних толчках, которые будут длиться неделю до первой
жажды.
До того, как монитор противно запищит, мужчине нужно сделать вид, что он работал над девушкой, хоть это и не требовалось больше.
Вправляя вывих нижней челюсти, мужчина заметил, как губы стали розоветь, а кожа постепенно превращалась из серой в бледную.
Ускорившись, он неаккуратно (не потому, что не умел лучше, а за ненадобностью) зашил открытые раны.
Новообращенная в клинической смерти находилась меньше пятнадцати минут, хотя после её наступления медики должны были проводить сердечно-легочную реанимацию в течении получаса. Однако из-за обширных ранений решили не тратить силы со словами: «Она бы всё поняла». Поэтому Какаши без угрызений совести мог обвинить коллег в халатности и сослаться на чудо. Девушка же ожила. Все поверят на радостях и скажут Богу спасибо.
В помещении раздался тихий, но настойчивый писк прибора, отслеживающего сердечную активность.
Собрав все свои актёрские данные, мужчина с разбега выскочил из операционной, резко срывая с себя маску со смесью возмущения и радости на лице. Двери с силой соприкоснулись со стенами, привлекая внимание медперсонала к хирургу.
— Электрическая активность без пульса! Раскачал до нормализации пульса, — замечая ступор и непонимание окружающих, он прикрикнул — Бегом проводить постреанимационную терапию!
Медики подобно муравьям, на которых вылили кипяток, в суматохе разбежались, влетая в операционную. Коллег, теперь корпеющих над юным нейрохирургом, было больше, чем нужно. С хоровыми удивлёнными ахами и визгами реаниматологи делали свою работу.
Кажется, он переборщил с лицедейством.
Обескураженный шатен, который и определил бессмысленность проведении СЛР, не сводил взгляда с Какаши.
— Ты волшебник…? У неё же была асистолия, — онемевшими губами произнёс Ямато.
— Чудо, не иначе, — вздернул плечами седоволосый, надевая новую медицинскую маску. — Мир решил оставить в живых талантливого врача.
Мужчина, вытащив сигареты из кармана помятого белого халата, направился на ближайший балкон. Единственным оставшимся напоминанием о его предыдущей реальности осталась бело-красная пачка Lucky Strike.
Опустив ткань с лица, он приоткрыл рот, мягко прижимая губами трубочку табака, пару раз щелкнул большим пальцем по колесику зажигалки и прикурил, обжигая бумагу. Дым тонкой струйкой взмыл вверх. В нос ударил характерный терпкий тошный запах, сразу же впитывающийся в одежду.
Какаши вдумчиво наблюдал за тлеющим никотином, ожидая, когда тот прахом развеется на ветру. Он чувствовал себя прожжённой сигарой: фильтр — тело, душа — пепел.
Был явью, стал пылью.
Вампир не хотел брать ответственность за новообращенную. Мужчина действовал по зову инстинктов и из какого-то благородства, которое он думал давно растерял. Но увидев при смерти медика, которая так часто возвращала с того света маленькие сердца — думать стало некогда.
Сигарета в пальцах благополучно самоуничтожилась, оставляя после себя бычок и яркий табачный аромат. Седовласый успел сделать всего две затяжки, от осознания чего раздраженно выкинул остаток вниз.
Все мысли были о Сакуре. О его ноше, ответственности и боли.
Он помнил день, когда увидел её впервые в коридорах больницы. Розовые волосы, собранные на затылке в небрежный хвостик, который смешно вилял при ходьбе, выделяли её среди серой монотонности. Харуно с первого курса стала подрабатывать в этом лечебном учреждении; сначала санитаркой, позже медсестрой, ещё позднее, став протеже главврача Цунаде Сенджу, начала врачебную деятельность. Так что, придя ординатором, она имела очень хорошую репутацию и некую славу.
Хатаке её заприметил сразу, то ли из-за необычной внешности, то ли из-за своенравности и громкого голоса, то ли из-за аналитического склада ума… Перечислять можно было бесконечно долго, так или иначе именно с отделения, где он был заведующим, начался её путь.
Мятная хирургичка подчеркивала хрупкость девушки; очень худые руки, которыми она могла с лёгкостью отпинать штативом для капельниц непутевых медбратьев, лебединая шея, на которой вскоре начал висеть массивный «вырвиглазный» жёлтый фонендоскоп, и тонкие руки в белых перчатках.
Сначала мужчина мысленно вёл счет, сколько продлится её «подработка», позже увидев, что юная особа относилась к «работе» довольно серьёзно, он начал считать недели до выгорания и разочарования в медицине. Все многочисленные пари с самим собой были проиграны. Если бы только девушка знала, сколько выдуманных денег он спустил!
И прекрасно помнил, как Харуно провела успешную восьмичасовую операцию над двухгодовалым малышом, буквально вырвав того из рук самой госпожи смерти.
Сакура была рождена для того, чтобы спасать других. Разве он мог допустить её потерю?
Какаши сделал это не ради неё, а ради всего человечества. Ведь так?
Пришла в себя новообращенная спустя сутки. Состояние пациентки (на фоне шока всей больницы) было средней степени тяжести. Всё это время возле её палаты патрулировали обеспокоенные родители и лучшая подруга, которая работала в этой же больнице психиатром. Остальным нельзя было находится в реанимации.
Сразу же после пробуждения последовал вопрос.
— Он выжил? — полушепотом прохрипела девушка.
Отец с матерью мигом спрятали глаза, опустили головы вниз, пожевывая губы в нерешительности. Жалкая картина. Блондинка, не думая ни секунды, сказала, как есть: «
Погиб».
На лице нейрохирурга не дрогнул ни один мускул, лишь грудь еле заметно судорожно поднялась и затем опустилась.
Яманака вскоре выгнала родню и сама ушла, предоставив подругу самой себе.
Свернувшись калачиком, несмотря на тупую боль по всему телу, которая давила и сжимала изнутри, Сакура разрыдалась. Лицом в подушку, глуша вой. Сердце готово было взорваться от потери. Сжимая руки с такой силой, что ногти врезались тонкую кожу ладонь, девушка обессилено стучала по матрацу. От усталости организм окончательно ослаб, и девушку вырубило. Сквозь сон она продолжала всхлипывать и кусать губы до отметин зубов.
Какаши наблюдал из тени.
Подойдя к уснувшей девушке, он присел на корточки прямо напротив её лица. Провёл ледяными кончиками пальцев по горячей щеке. Мокрые подтеки ещё оставались на нежной коже.
Укрыв её выглядывавшие из-под пледа голые ноги, мужчина так же тихо исчез из палаты.
Когда Харуно перевели в терапевтическое отделение, Хатаке подсчитал, что до первой жажды у девушки оставалось около четырех дней. Ему нужно было раскрыть все карты перед ней, как бы он не хотел, чтобы Сакура просто проснулась человеком, а не живым мертвецом.
Она выглядела практически, как и до аварии, только скулы стали более выраженными, а челюсть острее. Розоволосая жаловалась на дискомфорт в верхней десне, пару раз проходилась языком по ней, и девушке даже начало казаться, что клыки стали длиннее.
Кости срастались медленно (для вампира), но состояние было
слишком идеальным для человека, побывавшего в клинической смерти. Но все лишь разводили руками. Живая и на том спасибо.
Вечером, когда из её «комнаты» выпорхнула Ино, Какаши медленно вошёл в пространство, находившееся в полумраке.
Лунный свет скользил сквозь тонкий тюль, падая на кровать Сакуры. С одной стороны её подсвечивала луна, делая кожу сверкающей миллионами мелких частиц звездной пыли. С противоположной стороны освещение оттеняло от жёлтой, тёплой лампы торшера, играя с тёмным силуэтом на стене, искажая и наделяя её красивым ужасом.
Девушка приковывала к себе взгляд так, что становилось больно.
Харуно читала какую-то книгу, тонкими пальцами постукивая по корешку. Заметила чужое присутствие лишь тогда, когда светотень заметно дернулась. Перед ней стоял Какаши Хатаке, мужчина, всегда и везде носивший медицинскую маску (всё шутили, что тот до истерии боится заразиться туберкулезом), с длинным шрамом, проходившим сквозь левое веко (а на это, говорили, что у него восемь собак, так и получил данную награду), с вечно растрепанными седыми волосами, в халате с запонками на воротнике и уставшим взглядом чёрных глаз.
Несмотря на сорокалетний возраст все медсестры в какой-то момент попадали под чары гематолога, и Сакура соврет, если скажет, что у него не было особого шарма. Так себе медик это объяснила, когда подняла глаза на него, и её сердце совершило кульбит.
— Какаши-сама? — сконфужено произнесла девушка, прикрывая грудь одеялом.
Она была в ночной сорочке. Из-за многочисленных бинтов, покрывающих почти всё туловище, медик не надевала бюстгальтер. Ей было неловко. Соски предательски торчали сквозь тонкую ткань. Хатаке сделал вид, что не заметил этого жеста и её реакции.
— Я же просил. Какаши, — улыбнувшись уголками глаз, мужчина поставил стул у изножья кровати, усаживаясь на него и фривольно закинув ногу на ногу. — Нам необходимо кое-что обсудить, — седовласый прикусил щеку изнутри повернув голову к окну, — точнее, я должен рассказать о процессах, происходящих в твоем организме, и что это значит для тебя.
Розоволосая серьёзно кивнула головой, что показалось для вампира лишь на секунду смешным. Он повременил, будто подбирая слова, хотя репетировал этот разговор с того момента, как полоснул себе запястье. Она выжидала.
— Как ты себя чувствуешь? — Какаши, подперев ладонью щеку, слегка наклонившись, опираясь о колено.
— Хорошо. Я бы сказала отлично с учётом того, в какую автокатастрофу я попала. Видимо, я везунчик! — усмехнулась Сакура, пытаясь изобразить лёгкость в речи и оптимизм на лице. Только улыбка получилась кривой и фальшивой.
— Ты боролась. Отчаянно хваталась за эту жизнь. Мало кто вообще доезжает до больницы, и это исключительно заслуга твоего организма. Время играет большую роль, сама знаешь. Каждая секунда — это чьи-то десятилетия, — Харуно озадаченно смотрела на Какаши, не понимая, к чему этот монолог ведёт.— Тот парень, — девушка вздрогнула,
— он молодец. Я был в диспетчерской, когда поступил вызов. Умолял спасти тебя, — вампир встал, подойдя к подоконнику, оперевшись ладонями о него и встав спиной к ней. — Когда тебя привезли, весь мир будто содрогнулся. Все смотрели на твоё переломанное тело с… — он запнулся, — со взглядами, полными осознания, чем это закончится.
Молчание продлилось долгую минуту. Сакура не понимала, зачем ей это всё теперь, ведь сейчас она жива и это главное.
Мужчина продолжил:
— Ты бралась за самые безнадёжные случаи. Столько раз спасала людей… чтобы так умереть. Я помню, когда ты была еще медсестрой, ты засыпала возле кувез, лишь бы не оставлять недоношенных младенцев одних. Поэтому у меня были причины подарить тебе второй шанс, если это можно так назвать, — выдохнул Хатаке, оборачиваясь.
— Мне Ино говорила, что именно вы проводили СЛР, спа…
— Я тебя обратил.
-…бо, — девушка не сразу поняла, что её перебили, но после уголок рта нервно приподнялся. Она, видимо, не до конца расслышала его. — Простите, что? Мне, наверное, послышалось…
— Ты всё верно услышала, — Какаши подошёл к кровати вплотную, смотря сверху вниз на неё; на слишком гладко причесанную и правильную девушку. — Ты умерла. А я тебя вернул. Ты больше не человек.
Сакуру начинал раздражать этот сюр. Злость подкатывала к горлу желчью. Да кто он такой, чтобы так над ней издеваться?
— Да что ты несёшь! Это не смешно! — девушка непроизвольно перешла на «ты», чем вызвала улыбку под маской у Хатаке. — Я чудом выжила. Да, благодаря тебе, но это не дает никому право так надо мной подшучивать!
Врач пожал плечами. Он ожидал именно такую реакцию, поэтому подготовился. В огромном поясном кармане на халате торчала тонкая папка, которую он, как фокусник, изящно бросил в руки Харуно. Розоволосая с нескрываемой неприязнью зыркнула на собеседника. Кивнув на неё, вампир сел обратно на стул, наблюдая, как девушка с опаской открывает обложку.
Он смотрел, как тонкие бровки сходятся на переносице, после расходятся в удивлении, и эти немного напуганные зелёные глаза смотрчт на него.
— Это моё…? — неуверенно спрашивает она с тонкой и легкой надеждой, которая всё ещё греется в душе. Она хочет, чтобы это всё-таки была шутка.
— Да. При таких травмах, как думаешь, было ли у тебя хотя бы пять процентов на выживание? — уставший взгляд седовласого её добил.— Кровотечение не останавливалось, дышать сама ты тоже не могла. Сердце просто не выдержало. Я одарил тебя бессмертием или наказал, решишь позже сама.
Какаши встал, собираясь покинуть палату. Вторую половину разговора он решил оставить на завтра. Всё-таки мужчина не хотел вызывать лишних триггеров у розоволосой.
Практически уже выйдя, он за слышал, как Харуно задала вопрос. Тихо, настолько, что это был скорее мышиный писк, нежели обычно звонкий голос медика.
— Тогда почему ты не обратил и его?
Хатаке, устало прикрыв глаза, наконец-то ушёл.
Девушка не верила. Особенно его словам. Он выглядел, как сумасшедший, и твердил такие же безумные вещи. Но официальные выписки говорили сами за себя. И исходя из них не было иного объяснения выживания медика, кроме мистического.
Сакура Харуно должна была умереть в тот вечер, что и сделала.
Всю ночь она не смогла сомкнуть глаз. Все стадии принятия проносились в голове. Она прислушивалась к размеренному стуку сердца в своей груди, затаив дыхание. Под утро, вытащив телефон, стала читать различные форумы, как-либо связанные с вампирами. Пыталась нащупать на теле ровный укус, но ничего не находила. Смотрела в отражение, рассматривая собственное лицо. Замахнуться ножом над рукой не рискнула — струсила.
Также оставшись без сна, она почувствовала, как ей сильно хотелось спать. Лучи солнца, пробившиеся сквозь стекло, не обжигали. Какой же она тогда упырь?
Родители принесли ей панкейки с вишневым вареньем. Сакура невольно засмотрелась на плавно стекающую по тесту вязкую, бордового цвета сахарно-ягодную каплю. Собрав пальцем её, облизнула. Вкус был едва различимым, блеклым и неощутимым.
В горле стало невыносимо сухо. Вода не освежала, делала только хуже, делая из рта засушливую пустыню. Настроение портилось с каждой минутой. В висках начинало назойливо стучать. Шею медленно сдавливали чьи-то руки. Зуд в деснах усилился.
Когда к ней зашла Ино, Харуно болезненно терла виски, пытаясь вслушаться в незатейливый рассказ подруги и отвлечься. Кажется, подруга говорила о своих пациентах или же о своём парне?
Всё смешалось в один большой клубок. В глазах начинало плыть и стекаться, подобно разводам краски. Стоило попытаться сфокусировать своё зрение на блондинке, как инстинктивно пульсирующая сонная артерия чуть правее кадыка, буквально на два пальца, завоевала всё внимание девушки. Больше ничего не было в пространстве, кроме плотненькой жилки, наполненной красной жидкостью.
У Сакуры, кажется, начинался жар. Рот стало невозможно держать закрытым. Было больно. Клыки вонзались в слизистую.
Яманака, помахав руками возле лица девушки, увидев, что ей будто дурно, решила позвать кого-то, удалившись. Харуно хотелось бежать вслед, но крупицы рассудка её останавливали.
Она прикрыла веки, пытаясь наладить дыхание, но со страхом заметила, что не может его контролировать. Грудная клетка двигалась в своем ритме, кратко и быстро.
Слух обострился, медик услышала торопливые шаги к палате; разум молил, чтобы никто не заходил. Сакура не знала, что с ней происходит, но понимала, что может натворить сейчас «непоправимое».
В помещение зашёл Какаши, обеспокоенно оглядев её, мигом закрыл на ключ дверь.
Здесь выдержка подобно плотине дала трещину, бурным потоком смывая адекватность сознания. Харуно с нечеловеческой скоростью бросилась к мужчине. Хватая врача за шею, распахнула губы, где сверкали маленькие, но острые и длинные клыки.
Хатаке оставался хладнокровным. Жажда наступила раньше, чем он ожидал. Совесть немного подгрызала, так как не успел подготовить юную вампиршу, поэтому был готов к наказанию, которое не заставило себя ждать.
Он усмехнулся. Искренне. Девчонка выбрала яремную вену, вонзаясь в неё. Ладонями пройдясь по её напряженной спине, оставив их чуть выше поясницы, а второй придерживал за затылок, притягивая к себе ближе. Руками же розоволосая зарылась у него в волосах.
Кровь стекала по подбородку, тонкой струйкой лилась по шее, останавливаясь где-то в ложбинке аккуратных грудей девушки. Какаши не запретил себе в удовольствии глазеть на это зрелище, не скрывая некоторую истому от происходящего. Удачно же он сегодня влил в себя четвёртую отрицательную, пошла впрок.
Сакура причмокивала, слизывала капли с бледной кожи. Отстранившись с помутнённым взглядом посмотрела на вампира. Их глаза встретились.
Седовласый чувствовал, как из укуса пока всё еще изливалась жидкость, окрашивая белые рубашку и халат и оставляя на коже неприятную корку. Следил за каждым её движением, как она медленно провела языком по верхней губе, потом по нижней, слизывая. Соблазнительно и предвкушающе.
Засмотревшись, он и не понял, когда сам почувствовал в своем рту знакомый вкус и влажность девичьего рта. Это был не поцелуй. Десерт.
Надкусив его губу, Харуно активно заерзала в его руках, лаская, посасывая надкусанное.
Вскоре, когда сознание вернулось, вампирша не сразу поняла, что делает, и что происходит. Лишь блаженно прикрыла глаза, в наслаждении промычав. Но очень быстро осмысление догнало хозяйку, и с тонкой бледно-розовой ниточкой слюны их рты разомкнулись.
Сакура ошарашенно попыталась отклониться, не следя за движениями, намеревалась сползти на пол. Мужчина задержал её, мимолетно подхватывая на руки. Харуно завороженно смотрела на своего «спасителя», хлопая длинными ресницами. От раны остались лишь два малюсеньких отверстия, обширное красное пятно слиплось на белоснежной одежде, а шею и ключицу покрывала шелушащая коричневая корка.
Он аккуратно положил Сакуру на постель, доставая из, казалось бы, бездонного кармана пачку влажных салфеток. Говорить что-либо не хотелось. Медик смущенно отвернулась. Она точно монстр.
Как только кожи дотронулась влажная ткань, она повернулась, следя за медленными движениями. Какаши педантично вытирал кровавые следы с розоволосой, в том числе и с её груди. Стыд накрывал полностью. Она хотела вся сжаться в огромный колючий комок и умереть. Впрочем, ведь уже мертва, верно?
Но не оттолкнула его. Выжидала чего-то.
Какаши не смотрел на неё, его взгляд скользил за движением своей кисти.
Последним этапом стал её рот. Мужчина нежно, обёрнутым салфеткой пальцем, прошёлся по лепесткам.
Кажется, что бьется сердце.
— Извини меня, — неожиданно прогремел сиплый голос мужчины, срываясь будто из глубин.
Далее полился тихий, монотонный рассказ врача об истории возникновения вампиризма и о том,
кто она теперь такая. Правда Какаши заверил девушку, что она — это Сакура Харуно, по крайней мере ближайшие тридцать лет. И ничего не изменилось. Ну, подумаешь, предпочтения в еде изменились? А, то, что теперь сердце не бьётся, только на руку. (Хотя на самом деле оно стучало, просто очень медленно, где-то десять ударов в минуту).
Естественно они не обошли стороной вопросы, которые возникали в юных головах при словах об бессмертии. Такие как: «Солнечный свет — зло?», «Серебро убивает?», «Чеснок и кресты действительно вызывают шипение?», «А почему я дышу?», «Как мне краситься, если мы не отражаемся?», «Как превратиться в летучую мышь?» и много-много другого. Седовласый терпеливо отвечал на всё. Даже не смеялся и не закатывал глаза.
«Мы отражаемся», «Дышат только обращённые, истинные не дышат; это, как привычка, причем полезная», «Так же истинные могут превращаться только в мышей», «Ожоги более выраженные при сильном солнце, но быстро заживают», «Кресты, чеснок, серебро глупости» и «Убить нас может только огонь или гильотина».
— Почему ты его не обратил?
Всё тот же вопрос в спину, как кинжал, на который он не собирался отвечать. Какаши снова просто ушёл.
Вскоре Сакура уже работала, пусть с ограничениями, но пыталась вернуться в прежнее русло. И ключевое слово «пытка». Хоть со стороны было сложно понять, но ей тяжело давалось «бессмертие», а именно осознание, что повезло (или нет) именно ей. Достойна ли она второго шанса? Два мужчины в её жизни определили четкое: «Да».
Только Харуно была в этом не уверена.
Медик боялась подходить к детям, контактировать непосредственно с биологическими жидкостями. Поэтому операции она не проводила какое-то время, что не могло не угнетать её. Какаши спас девушку только потому, что та была важным кадром. А теперь всё? Сакура недееспособна? Тогда пусть сожгёт бессмертное тело, не успевшее просуществовать и пятьдесят лет.
«Кормешки» проходили два раза в сутки. Мужчина уверял, что это ненадолго, скоро ей будет хватать и одного раза в неделю.
Первые разы её тошнило от вязкой консистенции. Она жмурилась, закрывала глаза и пыталась думать о молочном коктейле. Спустя какое-то время, медик поняла, что ей больше нравится вторая отрицательная, и на вкус она была похоже на виноградный сок. Очень и очень густой сок.
Хатаке был гематологом, поэтому в его арсенале были многочисленные запасы. Рассказывал, что лучше больницы места не найти для поставки еды. Раньше у него был «свой человек», но после его кончины пришлось обучаться медицине. Почему-то Сакура думала, что он, как и она, медик с самого обращения. Но о себе Какаши не спешил ничего рассказывать.
Вампир заботился о ней. Наставлял. Прикрывал. Жалел.
Холодные ладони вмиг становились горячими, когда он гладил её по розовым волосам и прижимал к своему плечу. Она оплакивала свою потерянную человечность и
того парня. Сакура не называла его имя. Словно пыталась стереть. Но взахлёб рассказывала Какаши, каким он был замечательным человеком, о том, что знакомы с самого раннего детства и решили попробовать что-то построить. Кажется, он всегда её любил? А она его? Ответа у неё не было.
Хатаке утирал горькие слёзы, поглаживая её щёки, и девушке казалось, что было в этом что-то очень знакомое.
Так проходили недели, сменяя друг друга. Дыра в груди постепенно затягивалась. Седовласый будто самолично зашил её на живую и без наркоза, чтобы розоволосая осознавала происходящее и не забыла, какой ценой проделана «операция».
Острой и безжалостной иглой были цепкие глаза, в пучине, которых виднелось понимание девушки; нитками — редкие, обрывочные осколки воспоминаний вампира. Он был офицером, который погиб на войне, перед этим потеряв всех. Какаши говорил мало, но емко, так, что выворачивались органы. Впервые услышав его историю, она почувствовала себя его любовницей. Словно залезла к нему под кожу. Стойкое ничем необъяснимое ощущение. Это было намного интимнее, чем голое тело. Хатаке обнажился перед ней изорванной душой.
Разговор мертвеца с мертвецом.
***
— Между вами что-то есть?
Сакура подняла глаза на подругу, которая зашла в её кабинет с грудой медицинских карточек, лежавших на локте, и выразительно на неё смотрела. Для Ино было характерно задавать странные вопросы.
— С кем?
— С Хатаке Какаши, с кем ещё. Или у тебя ещё есть заведующий отделением на побегушках?
Харуно выгнул бровь, уставившись на блондинку. Для психиатров было характерно рано сходить с ума. Видимо, вот и первый звоночек — навязчивые мысли.
— Сакура, я не дура, я специалист по ним. Но судя по реакции ты сама не осознаешь, что он смотрит на тебя, как на мороженое в знойную погоду. И ты в свою очередь ресничками хлопаешь, смотря, как тот медсестёр отчитывает, — цокнув языком, Яманака развернулась, махнув длинным хвостом перед носом розоволосой, подходя к двери и собираясь уходить.
— Чем раньше вы друг другу признаетесь, тем лучше для вас обоих, — бросила она напоследок.
Вампирша откинулась на спинку кресла, озадаченно уставившись на захлопнувшуюся дверь. Возможно, было здравое зерно в её словах.
Сколько прошло времени с её перерождения? Полгода?
Естественно они сблизились. Роднее и ближе теперь просто никого не могло быть.
Благодаря ему она дышит. Благодаря ему у её маленьких пациентов есть шанс.
И дело не только в обращении. Если бы не он, нейрохирург больше не проводила операции, боясь сорваться. Но Какаши верил в неё, поддерживал и всегда стоял где-то рядом. И она справилась.
Питалась Харуно раз в две недели, что могло не радовать. Хатаке часто, по её мнению, баловал девушку, принося ей любимые сладости, и оставался с ней, подолгу о чем-либо разговаривая.
Не удивительно, что Ино подумала (и скорее всего вся больница), что у них что-то завязалось. И не удивительно, что она оказалась права.
Сакура отмахивалась от каких-либо чувств после той страшной аварии, Имя парня она по сей день не могла произнести. Ей было стыдно перед ним и его любовью.
А теперь в её неживом сердце поселилось нечто щекотящее рёбра, будоражащее рассудок. Вспоминая тот самый поцелуй, когда она была в голодном припадке, по телу проходила мелкая дрожь. Притяжение было глупо отрицать.
Когда дверь вновь отворилась, медик кинула в сторону прохода толстый справочник по реаниматологии в ворвавшегося. Её стало раздражать, что все, кому не лень заходили к ней, как к себе домой, без стука и одобрения. Характерного звука падения корешка или какого-то возгласа не последовало. Учебник остался в руках седовласого мужчины.
Харуно не могла краснеть, но она почувствовала, как желудок скрутило в спазме. Стоило только подумать, и он здесь. Он же не умеет читать мысли?
— Хороший бросок. Ты в школе занималась волейболом? — Какаши в своей непринужденной манере сел на диванчик.
Девушка пригляделась к мужчине. Ей нравилась его рассматривать, пока Хатаке открывал коробку с пирожными. Ничего не менялось в нём, а ощущение было, что каждый раз ей удастся разглядеть что-то глубже. Она обратила взгляд на седые волосы, самолично постриженные ею в этом кабинете. Именно тогда начались первые откровения от Хатаке. Он поведал о том, что полностью поседел в последнем бою. Ему было всего тридцать один год. В этом же сражении Какаши неправильно вправили нос, оставив маленькую горбинку, которая Сакуре почему-то нравилась. Длинный рисковый шрам на левом глазу — награда от врага, полученная в первые месяцы (при этом у него правда было восемь псов).
Аккуратная, даже скорее женственная, родинка под губой, которую он скрывал маской придавала его образу некоторую
сексуальность благородность. Острый как скальпель кадык привлекал внимание; Харуно следила за его движениями, как завороженная, не слушая, что ей говорит мужчина.
Оторвав взгляд, она встретилась с ониксовыми глазами Какаши. Нейрохирург погрязла в этом чернильном болоте, даже не пытаясь барахтаться, медленно поглощаясь им и с радостью готовясь захлебнуться в нём.
— Что-то не так?
Его голос всегда был слегка хриплым, грубоватым и строгим, но с ней изливался теплотой и нежностью, в особенности когда с его уст срывалось имя Сакуры. Она видела разницу. Знала наверняка.
— Кажется, ты не только вдохнул в меня жизнь, но и вбил кол мне в сердце, — на лице вампира отразилось непонимание. — При виде тебя оно так сильно болит, бьётся в агонии, — розоволосая замолчала, встав из-за стола, дополнила, — люди называют это любовью.
Умирающий взгляд,
Не тревожь мой покой…
Оглянись, может, сотни лет,
Ты ищешь любовь…
А она тебя нет
Они и не поняли, в какой момент их губы нашли друг друга. Пара полностью отдавались страсти и жару в груди. Холодные пальцы мужчины притянули её к своему телу так близко, что она ощущала его часто вздымающуюся грудную клетку. Язык Какаши прошёлся по небу, доминируя и направляя девушку.
Сакуру возмутил тот факт, что призналась первой она, а лидировал он. Она выказала своё негодование укусом. Во рту ощутился знакомый вкус металла и вишни, Хатаке, сипло промычав, подтолкнул Харуно к столу, усаживая ту на поверхность. Он хотел отстраниться, но не смог, девушка мёртвой хваткой схватила его за шею, впиваясь острыми ногтями в кожу, подкусывая при этом губу. Кажется, это была нулевая положительная.
Встав к ней вплотную, Какаши раздвинул ноги розоволосой, закидывая их себе на поясницу. Схватив её за волосы, жёстко оттянул их. Слизнув каплю крови с девичьего подбородка, взглянул на неё. Яркие зелёные глаза, полные желания и чувств, халат, съехавший с худых плеч, сильно выраженные соблазнительные ключицы. Мужчина запоминал каждый частичку её тела. Одним движением дёрнув блузку за пуговицы, Какаши разорвал их, примыкая к груди и сразу всасывая кожу. Харуно сжала ноги, прижимаясь и поскуливая.
— Вероятно, когда тебе поступает признание — стоит на него ответить? — на выдохе произнесла Сакура, сбрасывая халат, блузку и расстегивая бюстгальтер.
— Вероятно, у тебя вошло в привычку питаться исключительно через мои губы. Когда я бы успел ответить? — произнёс Хатаке, ладонью проведя по бедру вдоль, проникая под юбку и сжимая тазовую косточку. — Плохая. Очень плохая вампирка, — Какаши вонзил клыки в сосок девушки, параллельно задирая нижнюю одежду вверх.
Девушка чувствовала проникновение остроконечных зубов в свою грудь, новая волна возбуждения пронеслась по телу. Она ощущала, как внутренняя часть бедра стала влажной, липкой и разгорячённой. По грудине потекла струйка крови, добавляя к ощущениям зной.
Какаши спускался по направлению красной дорожки, слизывая и посасывая кровь. Харуно нетерпеливо заерзала, отмечая выраженную эрекцию.
Шустро опустившись на колени перед мужчиной, Сакура запрокинула голову, прищуриваясь и улыбаясь, демонстрируя красивые клыки.
Ладонью растяжно пройдясь по выпуклой ширинке, медик тихо спросила:
— Значит, плохая…?
Вампир затяжно взглотнул, расстёгивая себе ремень. Прижимаясь голой грудью к мужчине, девушка быстро освободила его от одежды, рукой погладив мошонку и медленно кладя головку на язык. Слишком медленно закрывая рот. Слишком медленно начала посасывать, вбирая щёки и создавая вакуум.
Слишком
медленно.
Хваленая выдержка сорвалась молниеносно. Схватив её за затылок, он притянул ближе, членом утыкаясь в щёку и громко простонав.
У Сакуры было насквозь мокрое белье.
Создавая ритм, Хатаке направлял девушку, проникая неглубоко, но грубо и резво. Слюна стекала по подбородку, мычание Харуно ласкало уши вампира.
Он терялся в ощущениях. Разгоряченный рот, поглощающий его орган, нежно скользил по чувствительной коже. Девушка помогала пальчиками, сжимая основание и играясь с яичками. Оторвавшись, Сакура кончиком языка прошлась по ним, наблюдая, как они ощутимо поджимаются и дергаются. Из головки истекала жидкость, которую она ловила губами.
Оргазм ощущался где-то неподалёку, поэтому, резко подняв розоволосую на ноги, Какаши аккуратно нагнул её на стол сосками о дерево, задирая ягодицы, ладонями приподнимая их вверх и сжимая.
Медик сама избавилась от трусиков, с нетерпением тесно и плотно подвигаясь к возлюбленному. Он не сдержался, укусив её за мягкую мышцу, вызвав при этом содрогание длинных ножек девушки, которые болтались в невесомости.
Когда Какаши вошёл в неё, Сакура прикусила губу, сдерживая стон, а мужчина впервые протяжно взвыл. Как раненный волк, ужаленный ядовитой змеей.
Пару пробных толчков были в полную длину, таких сильных, что медик схватилась за стол, удерживаясь. В голове пронеслась шальная мысль, что кабинет не закрыт. Но было так плевать и так хорошо! Она обхватывала его член невыносимо тесно, что было сложно выдохнуть. Хатаке сжал зубы, чтобы не кончить в первые секунды.
Вскоре скорость возросла. Грудь ритмично покачивалась, а пошлые шлепки и голос Харуно наполнил кабинет. В этих извращенных звуках мужчина терялся. Он вдавливал девушку в стол, наваливаясь сверху, желая находиться как можно ближе и плотнее к ней. Ему хотелось раствориться в девушке и никогда не расставаться.
Новый укус был в мочку Харуно. Ещё один в шею. В плечо. В лопатки.
По всей белоснежной коже спины стекали капельки крови, которые он размазывал своими губами.
Движения стали более плавными, медленными. Какаши входил в полную длину и двигал бёдрами по кругу, блаженно прикрывая глаза.
Розоволосая сжала пальцы ног, содрогаясь. Зажмурив глаза, издала измученный стон, «целуясь» с поверхностью стола. Бёдра были такими мокрыми, что становилось невероятно стыдно. Невозможно так хотеть человека, годившегося тебе в прадеды. Невозможно чувствовать себя настолько любимой.
— Сакура-а… Я люблю тебя. Люблю с того самого дня, как увидел твой розовый хвостик, — Какаши вышел из неё, вызвав девичий выдох. — Я так долго тебя ждал, — и последовал новый толчок, от которого у обоих в глазах заплясали красные пятна.
Медик чувствовала, как партнёр делает последние движения, как его дыхание стало прерывистым с тяжёлыми выдохами и поджимающейся машонку.
Какаши вышел из нее, изливаясь на спину первыми струями; последующие он оставил внутри девушки. Притягивая к себе, он поставил Сакуру на ноги, поддерживая и обнимая.
Их кожа соединилась; её спина и его живот; вязкая семенная жидкость густой каплей скатилась вниз по ноге мужчины.
Вдох. Сладкая смерть. Оргазм.
Внизу кровь кипит, вверху стынет.
Поцелуй. Сладкий. Израненными губами. Практически невинный. Вбирая нижнюю губу девушки, Какаши готов был разрыдаться.
Полуодетые (или полураздетые) они лежали на диванчике, пытаясь выровнять дыхание. На его груди было уютно и просто хорошо. В голове пустота, в груди трепет.
Какаши кончиками пальцами проходился по влажной, липкой коже спины вампирши, упираясь щекой о её голову и блаженно прикрыв глаза.
Его сердце где-то под крышкой гроба, стучало как живое. Ровно восемьдесят ударов в минуту.
По крышке постучала она, вонзая в грудь кол из давно забытых чувств.
Я умираю, чтобы жить, я кровь теряю, чтобы пить,
Я всех бросаю, чтобы быть с тобой.
