***
Неожиданный динь во время обеденного перерыва заставляет отвлечься на телефон. Привет:) Едва слышный фырк.Привет
Что там с вратами?
А и пять В. Ощущение, будто они намеренно высокоранговые оставили. Как дела? Он улыбается и подвешивает в воздухе стакан с кофе, зубами стягивает перчатку, фотографирует уже слегка побледневший, но заметный синяк на запястье.Фото отправлено.
Видишь это, солнышко моё? У меня вся шея в таких пятнах
Иконка замирает на целых двадцать секунд, прежде чем появляется надпись 'печатает'. Извини?Джин Ву, мне пришлось у Джин Чоля тональный крем просить, а он мне по цвету не подходит
Ладно, ладно, прости Чем я могу загладить свою вину? Губы расплываются в широкой улыбке.Вечером узнаешь
Всё, мне пора, целую ♡
***
— Ты позже, чем обычно, — мурчит Джин Ву ему на ухо, когда он защёлкивает дверной замок. Руки крепко-ласково обхватывают талию, трётся кончиком носа о кожу за его ухом и довольно выдыхает. — Была причина, — с оттенком улыбки, — развлёкся с монстрами? — Мгм. Надоедливые, — чуть поворачивает голову, зарываясь в кудри, — много и на большой территории. Пока всех поймаешь… — Устал? — Не настолько, чтобы мне не было интересно, — горячий воздух щекочет кожу, посылает мурашки, и смешок Джин Ву — подтверждение, что тот заметил. — Дай мне пятнадцать минут… и завари чай, пожалуйста. — Будет исполнено, — лёгкий поцелуй в шею, от которого он со смехом поёживается: щекотно.***
Берёт из рук Джин Ву предложенный ягодный чай, чмокает в щёку и прислоняется к столешнице, согревая руки о кружку. — Как ты относишься к огню? Джин Ву смотрит на него заинтересованно, непонимающе из-за внезапного вопроса. — Нейтрально. Любви особенной я к нему не испытываю, но и обижаться не на что. — Темнота? — В темноте лучше видно звёзды, верно? Но предпочитаю не оказываться в полной темноте в подземельях или других потенциально опасных местах. — Верёвки? Карие глаза удивлённо расширяются, а затем прищуриваются в улыбке — Джин Ву разглядывает его, постукивая пальцами по столешнице. — Я не против, если это ты. Он старается не обращать внимания на жар на своих щеках. Джин Ву усмехается и неуловимо оказывается перед ним, вынимает кружку из несопротивляющихся пальцев и ставит куда-то за пределами его поля зрения. Руки опускаются на столешницу по бокам от него, и Джин Ву приближается, опаляя дыханием щёку и губы. Игриса обдаёт мурашками, и он на пару секунд зависает на глазах, в которых тлеют угли и радужка постепенно поглощается зрачком. Короткий поцелуй, прежде чем он немного отстраняется и вертикально прикладывает указательный палец к губам Джин Ву. — Сегодня ты будешь делать то, что говорю я, солнышко. Угли в тёмных глазах вспыхивают чертями, и Сон, дьявол такой, улыбается. — Всё, что захочет мой падший ангел, — и, глядя на него сквозь ресницы, приоткрывает рот и касается зубами первой фаланги, слегка покусывает и проходится языком по всей длине. Игрис неровно выдыхает на это откровенное соблазнение, чувствуя, как внутри сворачивается плазменный шар. — Закрой глаза. Джин Ву прищуривается в улыбке и послушно опускает веки. Он забирает немного влажный палец, оглаживает скулу, поднимаясь к виску. — Запечатай ману. С едва ощутимым волнением воздуха оттенок магии скручивается, тихим щелчком в солнечном сплетении. Джин Ву чуть наклоняет голову, льнёт к ласке, и выражение лица у того забавное, когда кожи касается мягкий хлопок. Он завязывает полоску ткани сзади, аккуратно поправляет и освобождает прижатые пряди. Ведёт кончиком носа по щеке — Джин Ву поворачивает голову, пытаясь поймать его губы. Милый. Спускается ладонью до бедра, поднимает ногу Сона на своё. — Я тяжёлый. — Не шуми, солнышко, — целует в уголок губ, и Джин Ву вновь поворачивается, навострив ушки, — и не говори глупостей. Он соскальзывает ладонью под второе колено, плавно поднимает, и Сон переносит вес на него, обнимая за шею. Шагает от столешницы, Джин Ву тыкается кончиком носа в его, склоняет голову вбок и целует — Игрис отпускает часть маны, сканируя окружение, и позволяет ногам довести их до спальни, сосредоточившись на тепле и губах Джин Ву. Солнце начинает закатываться за горизонт, окрашивает комнату в золотисто-алые тона. Садится на постель, отстраняется, чтобы снять с Джин Ву кофту. — Я не могу тебя видеть, — жалуется, выпутавшись из рукавов. Худи вешается на спинку в ногах кровати, и он улыбается, гладя слегка растрепанную макушку. — Чувствуй, — шёпот на ухо, ощущая, как по коже Джин Ву бегут мурашки. Спускается ладонями по плечам, предплечьям, убирает со своей талии руки Сона и заводит тому за спину. Верёвка слетает с полки по приказу мысли, складывается пополам и оборачивается несколько раз от локтей до запястий, наложенных друг на друга перпендикулярно плечам. Узел, ещё по несколько оборотов сначала по груди, затем захватывая плечи, каждый раз петлёй цепляясь на лопатках и завязываясь. Джин Ву ошеломлённо выдыхает, когда плетение заканчивается. — Удобно? — почти шепчет, касается узоров на спине. Сутулиться уже некомфортно — Сон прогибает спину под давлением предплечий на талии, сводя лопатки, и мышцы напрягаются, меняя положение, окутанные вечерней пастелью, тени падают в изгибах красивого тела. Игрис спускается взглядом по шее, грудным мышцам и прессу — хочется любоваться-рассматривать и ласкать одновременно. — Вполне, — глухо. — Джин Ву? — Да, да, я в порядке. — покачивает плечами на пробу и усмехается, — Знаешь, а это прикольно. Он улыбается, помогает переместить ноги, чтобы Джин Ву стоял на коленях по бокам от его бёдер, обнимает на линии пояса, зарываясь другой рукой в волосы, и начинает неторопливую дорожку поцелуев от ямки за ухом. Джин Ву вздрагивает, тихо стонет, послушно открывая шею, когда он зажимает между пальцами пряди и тянет назад-вниз. — Игрис, — глубоко и низко, с хрипотцой. — Да, солнышко? Прикусывает кожу шеи и мягко оттягивает, прежде чем отпустить, покрыть поцелуями и втянуть в рот, оставляя засос. — Ой чёрт… — Тебе нравится? — выдыхает на влажную порозовевшую кожу, что покрывается мурашками. — Да… — Я могу продолжить? — Да, блять, пожалуйста… Помассировав кончиками пальцев затылок, спускается рукой до ягодиц и перемещает Джин Ву к изголовью кровати, почти прижимая связанными руками к вязи из дерева. Заложенные края веревки обвиваются вокруг узоров изголовья, крепко привязывают предплечья, и Сон стонет, выгибаясь и касаясь затылком стены. — Блять, Ирр… — Тшш… помоги мне, солнышко. Цепляется пальцами за пояс домашних спортивных штанов, и Джин Ву приподнимает бёдра, позволяя стянуть их вместе с бельём. Ещё две верёвки слетают с полки, ложатся на постель, и Игрис берет одну, складывает пополам. — Согни левую ногу. Сон подтягивает колено к груди, вздрагивает, когда кожи касаются его пальцы и шершавость верёвки. — Ох… Два оборота немного выше косточки внизу голени, узел и к середине бедра через внутреннюю часть. Намеренно щекочет концом верёвки вблизи паха, — неровный выдох — оборот вокруг середины бедра и голени, узел, где те соединяются, и следующий оборот на несколько сантиметров выше к колену. Четыре витка, прежде чем завязывает последний, прячет кончик веревки почти в самом сгибе колена и отводит ногу ближе к изголовью, раскрывая больше — Джин Ву бьёт мелкая дрожь. — Правую. Протяжный глубокий стон, и Сон подчиняется, мышцы пресса и плечевого пояса напрягаются, пытается дышать ровнее, уперевшись затылком в стену. — Ирр… — Ты просишь обо всём, чего хочешь, солнышко, — дразняще, почти не касаясь, проводит подушечками пальцев по прессу, и Сона выгибает навстречу. Вот только вязь держит крепко, нежно-надёжно-непоколебимо. С губ Джин Ву срывается выдох и хриплый смех. Он дважды оборачивает верёвку уже над косточкой правой ноги. — Коснись меня, Игрис, пожалуйста. — Где? — узел, затем к середине бедра. — Где угодно… Ладонь ложится на пресс, и Сона пробивает волной мурашек. Гладит по талии до слегка выпирающих бедренных костей, слышит, как учащается дыхание. Упирается другой рукой в изголовье и прикасается губами к груди. — Игрис… Осыпает поцелуями кожу под тихую возбуждённую дрожь Джин Ву. Перестаёт дразнить ладонью, почти дойдя до паха, и отстраняется, чтобы закончить вязь. — Ты меня с ума сведёшь, — Джин Ву улыбается и хрипло смеётся. — В таком случае, с ума сойдём мы оба, Джин Ву-я. Последний узелок у сгиба колена, оглаживает лодыжку и тоже отводит ближе к изголовью — Джин Ву раскрытый и горячий. Убирает в сторону чёрную прядь, целует в лоб и нежно обхватывает руками лицо Сона. — Я сейчас вернусь. Соскальзывает губами по виску, щеке, касается губ Джин Ву, слегка прикусывает и оттягивает нижнюю. Поцелуй сладко-терпкий, глубокий и страстный, и Сон сводит ноги, словно пытаясь его между ними удержать. — Ан-нет, солнышко. Ладони опускаются на колени Сона и снова разводят их в стороны под тихий стон. Сжимает бёдра, с нажимом гладит до ягодиц и, чмокнув в щёку, плавным движением слезает с постели. — Одна минута, Джин Ву-я. Одна минута, чтобы дойти до прихожей, вытащить из сумки свечу для массажа, распаковать и зажечь, прихватив с кухни блюдце. Джин Ву поворачивает голову на его шаги, ведёт носом, стараясь уловить запах. — Что это? — Не скажу. Останавливается перед кроватью, с лёгкой улыбкой прослеживая взглядом переплетения верёвок, и Сон, недоумённо прислушавшись к тишине, усмехается. — Нравится? — Очень. Как ты себя чувствуешь? — Нормально, но, знаешь, я предпочёл бы сейчас зацеловать тебя до звёзд перед глазами. — Сколько тебе лет, Джин Ву-я? — Двадцать четы’ге. Фыркает на это ребячество и обходит постель справа, ставит блюдце на тумбочку рядом с изголовьем — Сон наклоняет голову, отлавливая едва слышные звуки. Наклоняет свечу над ладонью, поворачивает по кругу, собирая огнём фитиля смесь воска и масел, которые быстро тают под язычком пламени, тонкой струйкой льются в сложенную лодочкой руку. Горячо почти до жжения, но не больно. Возвращает свече вертикальное положение, удерживая над блюдцем. — Это- — начинает Сон, но слова обрываются, как только он наклоняет ладонь, выливая воск на плечо и грудь. Грудь вздымается чаще, он перемещает руку, позволяя последним каплям упасть на пресс, и ведёт по щеке Джин Ву горячими-влажными подушечками указательного и среднего пальцев. Дыхание Сона тяжёлое, глубокое. Он подносит уже успевшую подтаять свечу, слегка наклоняет, и капли медленно срываются, оставляя дорожку на восковом основании. Цвет заката уходит в пастельно-бордовый, окутывает кожу и углубляет изгибы теней, запутывается в чернильно-чёрных волосах, бежево-прозрачный оттенок капель карамельной тропинкой спускается по плечу. — Ты слишком красив, Джин Ву-я. Рассыпает соцветие капель вблизи шеи, обмакивает в воск пальцы и скользит по тонким ключицам, в ямку, заворожённо вырисовывает узоры на коже. — Слишком прекрасный, — шепотом. Поднимается подушечками к шее, оглаживает кадык четырьмя сразу — Джин Ву тяжело сглатывает — и вновь окунает пальцы в воск. По шее, медленно вверх, узорчатыми переплетениями влажных горячих линий. По виску Сона скатывается капля пота. — Джин Ву-я, Джин Ву-я, нельзя быть таким восхитительным. Джин Ву, кажется, теряет способность говорить, грудь вздымается тихо и тяжело, подставляет шею под его пальцы. Он наливает воска на ладонь и отставляет свечу, делит жидкость на обе ладони и смазывает их, горячо и мокро, капли падают с рук. — Нельзя, Джин Ву-я, — жаркий шёпот на ухо, вклиниваясь между ног, и с нажимом оглаживает внешние стороны бёдер. Низкий хриплый стон — волшебной мелодией, от которой щёки окрашиваются румянцем, а низ живота наливается тяжестью. — Скажи мне, Джин Ву-я, — мышцы под руками напрягаются, и он сжимает сильнее, перемещает ласку на внутреннюю часть, — тебе приятно? Мелкие тихие стоны, а на внутренней части бёдер остаются длинные следы от его пальцев. Прикусывает мочку, покрывает поцелуями кожу за ухом. — Скажи, Джин Ву-я, тебе нравится быть моим? Сон вновь тяжело сглатывает, прокашливается, убирая ком в горле, и снова стонет, когда он с нажимом гладит большими пальцами сгибы бёдер. — Д-да… — На какой вопрос, Джин Ву-я? Хриплый тёплый смех. — На оба. Кто… заставил тебя… так ревновать? — У тебя ещё есть время, чтобы думать, Джин Ву-я? Непорядок. На грудь льётся горячий воск, и он с громким стоном запрокидывает голову, ударяясь о стену. — Аккуратней, Джин Ву-я, — шёпот в губы, — я не хочу, чтобы тебе было больно. Блять. Блятьблятьблятьблятьблять…. И кто здесь чёртов суккуб? Голова слегка кружится, пока он пытается в поцелуе высосать из Игриса душу, или по крайней мере умолить, чтобы не останавливался. И Игрис стонет ему в рот, поднимаясь руками на пресс, большими пальцами гладит от центра к бокам, а потом соскальзывает на талию, основаниями ладоней втирая стекающие масло с воском. Игрис его угробит. Где-то на задворках мелькает желание повалить Ирра на кровать и ласкать до тех пор, пока тот не забудет всё, кроме его имени, но, чёрт, думать долго невозможно, пока во рту этот язык, а на теле — эти длинные пальцы музыканта. Руки поднимаются к веревкам на груди, и кожу задевает что-то мягкое — похоже, мозги у него плывут совсем, потому что Джин Ву не сразу соображает, что это ткань. Рукав его кофты, между прочим. Слегка прикусывает губу с просьбой отстраниться, хоть прерывать поцелуй совсем не хочется. — Сними… одежду. — Ох, — сиплое, — тогда… тогда мне нужно вымыть руки. — Никуда ты не пойдёшь. Он зажимает Игриса между ногами, тот удивлённо выдыхает и тихо смеётся ему в губы. — Ладно, ладно. Отпусти меня. Джин Ву нехотя ослабляет хватку, и Ирр выскальзывает, слышит шорох — он снял бы сам, но руки связаны — и спустя пару секунд Игрис льнёт к нему обнажённой кожей, вызывая волну дрожи и возбуждения. Терпкий аромат ежевики смешивается с пряным запахом свечи, и он уже не знает, настолько горячий Игрис или это жар воска. Лёгкое трение посылает искры удовольствия по всему телу, слишком яркие из-за долгого томления и темноты. — Чувствительный, — выдыхает ему на ухо Ирр, и, блять, с Игрисом не получится быть нечувствительным. Вновь жарко-мокрые ладони опускаются на плечи, выводят узоры и гладят до верхнего переплетения верёвок. Ключицы, грудь, изгиб шеи, горячо и приятно, расслабляюще, и он скоро повиснет на верёвках, потому что все его мышцы расплавятся. Стоны срываются с губ, а Игрис ведёт пальцами по задней части шеи, пересчитывает позвонки, каждый раз — вспышками удовольствия, и шепчет ему на ухо. — Неужели так нравится, Джин Ву-я? Он почти задыхается от количества тактильного контакта. Учитывая, что Игрис находится между его ног, а он ничего с тем сделать не способен, это возбуждает ещё сильнее. — Да, — хрипло, на выдохе. — Солнышко? Игрис перемещает ладони на плечи, оставляя в покое позвонки, давая ему передышку. Неторопливые поглаживания с лёгким давлением, горячо, и он почти растекается, тяжело дыша. — Я… всё хорошо, Ирр, очень. Пальцы проходятся чередой длинных мазков между линиями верёвок до самых локтей. Игрис точно угробит его своими руками. Ласка становится более нежной, и эти восхитительные руки исчезают на несколько секунд, только чтобы вернуться с новой порцией влажного жара. Теперь — медленно вниз, захватывая каждый доступный в таком положении кусочек тела, и он так же постепенно растворяется в ощущении уверенных прикосновений с усмирённой Игрисом магмой. Касания плавно переходят на сгибы бёдер, заставляя закусить губу и непроизвольно двинуть ими, что не особо-то получается, да ещё и получает лёгкий, но звонкий шлепок по бедру, вырывающий глухой стон. — Будь послушным мальчиком, Джин Ву-я. Это сложно. Сложно быть послушным, когда напряжение почти болезненно, а Игрис нависает над ним, всё так же неспешно и основательно выглаживает основания бёдер, иногда пощипывая или проходясь с большим напором. Сложно, когда темнота делает волшебные искристо-горячие ощущения ещё ярче, а Ирр уже начинает скользить к коленям, втирая воск и масло между переплетениями верёвок. Чувствовать Игриса с такой стороны интересно и крайне приятно, даже если он обездвижен. Ох, и это блядское движение, когда Игрис разводит его ноги шире… Подбородок поддевают пальцами, и на губы ложится короткий мягкий поцелуй-прикосновение. — Джин Ву-я, если чего-то хочешь, выражайся яснее: я не понимаю твои бормотания. Он облизывает пересохшие губы и ловит губы Игриса, который ещё не успел отодвинуться. Игрису, с любовью того к ласке, наверняка трудно удерживаться от поцелуев, но мучать его, конечно, интересней. Пальцы поднимаются с подбородка на скулу и, замерев на миг, возвращаются обратно: масляными руками в волосы не зароешься. Успевает отпустить смешок, прежде чем Ирр надавливает пальцами на щёки и проскальзывает языком внутрь, и его пробирает дрожью со стоном, потому что Игрис вновь оказывается слишком близко. Чувствует, как тот втирает масло с другой руки в свободную от верёвок часть голени, а потом эта ладонь обхватывает их обоих, и одновременный стон тонет в поцелуе. Горячая и скользящая, и это чертовски приятно. Пальцы обводят венки, захватывают подушечками естественную смазку и двигаются вниз, сжимая сильнее у основания, искристой волной по телу. Игрис нежный. Игрис напористый. Игрис и сам тает, пока ласкает их, и продолжает постепенно набирать темп, а Джин Ву ощущает, что сейчас ему вовсе не нужно контролировать ситуацию, что он так привык делать за последние годы, и это приносит невероятное облегчение — словно непомерный груз исчезает. Наслаждение накрывает яркой пульсацией, ещё пара движений, и Игрис тихо стонет ему на ухо. Он не знает, в какой момент рука с подбородка переместилась на плечо, но, наверное, когда воздуха стало не хватать и пришлось разорвать поцелуй. Дрожь медленно уходит, оставляя после себя приятную усталость и расслабленность. Выдох Игриса щекочет кожу, а затем тот немного отстраняется, и кожи касается мягкая, слегка шершавая ткань — салфетки скорее всего. Ещё через пару секунд руки появляются по бокам от головы, осторожное шевеление на затылке, и давление повязки ослабевает, а потом и вовсе исчезает. Сквозь веки немного просвечивает. Он открывает глаза в вечернем свете комнаты, но всё равно слишком ярком, слегка щурится, привыкая. В поле зрения быстро попадает лохматая макушка — Игрис кладёт повязку на тумбочку, к погашенной свече, и вновь поворачивает голову к нему. Тень окутывает расслабленно-спокойное лицо узорами кудрявых прядей, делает черты более чувственными, а глаза — глубокими. — Как ты себя чувствуешь? Руки не затекли? — Совсем немного. Аккуратные узлы на ногах быстро расплетаются под ловкими пальцами, верёвка кладётся на край постели. Чувствует, как движется за спиной верёвка и давление, прижимавшее к оголовью, исчезает — Игрис отодвигается, и он подбирает под себя ноги. Встаёт на колени и делает пару шагов, чуть не падает из-за непривычного положения, но Игрис рядом, ловит за плечи и смотрит в глаза внимательно. Уголки губ сами собой приподнимаются в улыбке. — Ты красивый. Взгляд серых смягчается, и Ирр, видимо, убедившись, что всё в порядке, шагает за его спину. Прикосновение к лопаткам, тихое шевеление верёвки, узел за узлом, быстро, но не торопясь. — Знаешь… я теперь понимаю, почему тебе так нравится, когда я тебя связываю. Переплетение с груди и плеч оказывается в витке в руке Игриса, — так куда свободнее, — и ловкие пальцы развязывают предплечья. — Да? — Мгм. Не в такой мере, конечно, потому что… — Джин Ву замолкает, замерев, а затем карие глаза расширяются, — Ох… это ж охринеть… — Ты чего? — Представил… Смотрит в пустоту и замечает, что веревки спали, только когда Игрис выпрямляет его руки и начинает разминать. Моргает, потягивается и позволяет себе упасть на грудь Ирра, который ловит его в объятия, сцепляя руки на животе. Находится в прострации ещё пару секунд, прежде чем поднять голову и заглянуть в серые. — Спасибо, что так доверяешь. Игрис фыркает, но взгляд не отводит — мягкий, смотрящий в самую душу. — Ты дурак, Джин Ву-я. — Нет, правда, я… Его затыкают искорки в глазах цвета осеннего неба. — Скажи мне, Джин Ву-я, — шёпотом, с едва заметной улыбкой, — кому бы я мог доверять больше, чем тебе? И он улыбается. Улыбается, потому что для каждого из них человек, которому они бы доверили и тело, и душу до самого последнего кусочка, сейчас находится в этой комнате. И этому человеку они оба доверяют больше, чем себе. Джин Ву поворачивает голову и тыкается в грудь Игриса. — Я не буду тебя гладить, Джин Ву-я. У меня руки в масле. — Я и так в нём весь. — Оно впитается. Ты хочешь волосы от масла отмывать? — У меня тактильное расстройство. Я умру, если ты меня не погладишь… — Единственное расстройство, которое у тебя есть, Джин Ву-я, это наглость.