Суетятся только дураки и несчастные именинники

      — Уён-а, я вообще ничего не успеваю! На работе завал, а в холодильнике пусто, — Сонхва вздыхает от безысходности, и настроение становится куда хуже, когда он осознает, что на улице тот ещё дубак.       Начало апреля — куда ни шло! На нем несчастные лоферы и тоненькое пальто, а романтизированное желание пройтись до супермаркета в этом прикиде — ужас кромешный: либо навернется на первом переулке, либо задубеет на светофоре до состояния ледышки. Дай бог, разморозят к двадцать второму веку — криогенный сон, все дела, нынче на слуху.       Только есть большое «но»: завтра у него день рождения и никакие непредвиденные ситуации не входят в планы, как минимум, до третьего апреля.       Сонхва — человек, ходячая пунктуальность, но именно для самого важного дня в году — дня рождения — он не то чтобы хорошо подготовился.       В идеальных мечтах было: украсить квартиру, закупиться продуктами и приготовить праздничный ужин, подобрать плейлист и, в общем-то, всё. Правда, единственное из этого грандиозного плана, что он успел сделать ко второму апреля, — это собрать музыку в один альбом. Безнадежная ситуация.       Поэтому тогда, когда Сонхва проснулся утром и осознал весь ужас ситуации, совсем позабыл выглянуть в окно.       Похоже, скоро посты в социальных сетях будут пестрить подобными заголовками: «Несчастный именинник, планировавший свой день рождения, навернулся на льду, и его отвезли в больницу с сотрясением мозга. Там он и провел праздник».       — Сонхва, не кипишуй так. Нам с Саном будто многого надо — это твой день. Если ты поставишь на стол тарелку чипсов, знаешь, это тоже пир.       Как бы Уён ни старался утешать Сонхва — у него из рук вон плохо получалось.       — Я не могу так. Кимчи даже не готово, потому что в холодильнике мышь повесилась из-за проклятых дедлайнов. Вот, честно! — Сонхва от всей души стучит по замерзшей луже носком ботинка, ойкая, потому что та тверже его нервов.       Когда он подавал документы после основного образования в медицинском на детского терапевта, то ждал совсем иного. По итогу же: Сонхва сидит в кабинете и заполняет всякую ненужную документацию, вместо того, чтобы заниматься своей важной профессией, для которой батрачил шесть лет без продыху. Бесконечные практические, курсовые, сессии и, наконец, диплом: будто бы прошли зря. Такое чувство, что над ним просто посмеялись или же кто-то сверху решил устроить проверку на стрессоустойчивость. Сонхва ее прошел, только почему нет наград в виде, хотя бы, нормированного графика и стабильно повышающейся зарплаты? Видимо, «сверху» бюджета на него не хватило для таких привилегий.       А, рабочий график и зарплата! Первое — никак не ограничено, его в любой момент могут вызвать, а со вторым — наоборот-таки время от времени урезают. Если бы он пошел дальше на того же стоматолога, может, сейчас бы плавился под лучами жаркого солнца на Бали, к примеру? Грибы есть для пущего эффекта «расслабона», конечно, не будет, но умиротворения с природой иногда так не хватает, что хочется рвать волосы на голове, которые и так поредели за время работы в душном кабинете поликлиники.       Только в реальности он стоит на поребрике, молясь всем богам, чтоб нога не соскочила, и чтоб он не угодил в грязное замерзшее месиво (которое, кстати, начинает таять под «теплыми» лучами апрельского солнца).       — Хва, серьезно, не парься. Купи шампанского да чипсов, а настроение с Саном мы тебе поднимем на «ура», — хихикает Уён по ту сторону.       — Ладно, давай, — Сонхва вымученно вздыхает, засовывая телефон в карман пальто, потому что жизнь — действительно сложная штука.       А взглянув на асфальт, покрывшийся опасно поблескивающим льдом, Сонхва познает однозначно все прелести жизни, которая является тем еще адом.       Где и как ему ступить, чтобы не поскользнуться на первом же метре — Сонхва знать не знает, поэтому наворачивается чуть ли не сразу. Правда, приземляется весьма неудачно — прикладывается прямо затылком о лед. И почему-то совсем не больно, только спать до жути охота, что он и решает сделать, повинуясь организму.

***

      Сонхва просыпается из-за противного солнца, которое бьет своими лучами точно в лицо — невыносимое чувство с утра пораньше. Только вспомнив, что у него в комнате шторы черные, он не на шутку пугается и открывает глаза.       И, почему-то, он не в своей кровати с удобными подушками, а на окнах далеко не его прекрасные черные шторы.       Проморгавшись, Сонхва пытается успокоиться и вспомнить, каким образом он оказался в неизвестном месте, которое отдаленно напоминает больницу. Он что ли вчера напился, что его, горе-алкоголика, привезли откачивать в стационар?       — Пак Сонхва, здравствуйте. Я — ваш лечащий врач Ким Хонджун, — он останавливается в проходе и мешкается: кидает снова взгляд на бланк с именем пациента, а потом на человека в койке. — Сонхва?       А Сонхва же кривится, потому что чужой голос невероятно громкий и до жути знакомый, что голова раскалывается. Правда, в нынешней кондиции он даже голосов бывших не вспомнит.       Хонджун подходит ближе и бесцеремонно садится на кровать.       — Тебя как угораздило сюда попасть? Не думал, что спустя столько лет мы встретимся именно здесь. — Доктор тихо смеется, и Сонхва вспоминает. Картинки в голове сменяются, как в калейдоскопе. О, боже, студенческие годы — они были прекрасны, но также и невыносимо ужасны из-за постоянных неврозов.       — А у тебя всё такой же гнусавый голос, Хонджун, — хрипит Сонхва, потому что в полный голос говорить как-то не получается. — Прошло всего-то пять лет после института, преувеличиваешь.       — За пять лет может многое поменяться, — отмечает Хонджун между делом. — Кстати, голова болит? Ты вчера ее слегка рассек, я зашил, поэтому должно быть всё шикарно, но ты здесь на две недели застрянешь.       — В смысле «вчера»?! — Сонхва спохватывается и пытается подняться, но тело, словно чугуном налитое, от одного неуклюжего движения голова начинает раскалываться.       — Тише, не делай резких движений, — Хонджун откладывает бланк и скрещивает руки на груди, словно собирается отчитывать нашкодившего ребенка. — Уже забыл всё, терапевт Пак Сонхва?       — Я ничего не успел сделать, а день уже наступил. Гадство, — Сонхва сокрушенно вздыхает и отводит взгляд, намеренно пропуская мимо ушей последние слова. У него ведь было столько планов на этот день, а его угораздило шлепнуться на льду!       — Всё в порядке. Я предупредил Сана и Уёна. Они в курсе, — Хонджун задумчиво чешет подбородок. — Знаю, двадцативосьмилетие здесь проводить не по кайфу, но ничего не поделать.       — Ты помнишь когда мой день рождения?       Хонджун хочет пошутить, что в карте он всё увидел, но на самом-то деле и помнил, ну, и логично, они были однокурсниками, значит и в памяти что-то отложилось за столько лет. Учитывая, что Хонджун безрезультатно кружил вокруг Сонхва. Либо намерения были видны только ему, а для Сонхва это были — обычные дружеские взаимоотношения. Только сейчас об этом вспоминать, похоже, не стоит. Время прошло — всё изменилось.       — Как я мог забыть? Каждый день мечтал, чтобы ты попал в мое отделение, — шутливо драматизирует Хонджун, прикладывая ладонь ко лбу, пока Сонхва где-то на фоне невнятно бурчит. — Ладно, сейчас по-серьезному: где-нибудь болит или просто слабое головокружение?       — Второе, но сердце болит ужасно, — заметив волнение во взгляде Хонджуна, Сонхва дополняет. — В смысле, что планы пошли коту под хвост. Хотя, я ничего толком и не успел подготовить.       Хонджун угукает, делая вид, что действительно понимает проблемы Сонхва.       Когда они были соседями по комнате, то Сонхва был всегда тем еще чистоплюем. И неважно: одна пара или пять шли в ряд, он заказывал набор услуг клинера и драил их секцию до блеска.       — Планировал романтический вечер? — вопрошает Хонджун, пытаясь сделать максимально непринужденный вид.       — Конечно, — прыскает Сонхва в ответ. — С Уёном и Саном та еще романтика, когда эти дураки напиваются и разносят всю квартиру. Мою, между прочим.       — А, — Хонджун перенимает чужую улыбку и облегченно выдыхает, конечно же, не загадывая ничего наперед.       Сонхва не знал и не знает о его чувствах, которые, возможно, не взаимны. Да и они давно не подростки с шилом в одном месте, чтобы терзать нервную систему не только из-за работы.       — Это хорошо.       — Хорошо? — Сонхва недоуменно смотрит на Хонджуна, не совсем понимая, о чем тот лепечет.       — Хорошо, что всё стабильно. Уён и Сан вообще не поменялись, да? — нервно смеется Хонджун, поправляя стетоскоп на шее. — Они обещали прийти днем, так что планы никак не поменяются — только локация если.       Хонджун встает, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего снова, и лишь напоминает, что сделает плановый обход после ужина.

      — Боже! Сонхва, ты жив! — Уён, словно ураган влетает в палату, чудом не срывая дверь с петель. — Когда и как ты вчера умудрился-то?       — Уён-а, у хена голова по-любому раскалывается, не вопи же так, — за шумным Уёном в палату заходит и Сан. Он только сканирует Сонхва взглядом, отмечая, что тот в уме и здравии — значит, всё более-менее хорошо.       — Парни, я рад, что вы пришли, — Сонхва улыбается одними губами. — Не успел я сбросить наш звонок, как тут же упал.       Уён начинает лыбиться, будто через секунду-две разразится смехом, но Сан успевает это заметить и хлопает негодяя по плечу, тихо шепча на ухо.       — Нашел, когда смеяться.       Уён перечит в ответ, но больше не смеется.       — Простите, я хотел устроить нормальный праздник, — Сонхва обводит одной рукой замысловатый круг. — А получилось так, что я застрял здесь на две недели. Так еще и Хонджун — мой доктор. Выиграл эту жизнь, не иначе.       Сан с Уёном безмолвно переглядываются, а чуть погодя первый начинает говорить. Лучше делать это ему, а то Уён что-нибудь снова сморозит — хоть стой хоть падай.       — Я утром тоже удивился, когда он мне позвонил спустя столько лет, еще и с такими «хорошими» новостями.       Сан и Уён учились в том же медицинском универе, что и Сонхва с Хонджуном, но на курс младше.       Сонхва, Сан и Уён хорошо сдружились на одном из мероприятий, где они были волонтерами по сбору донорской крови. Уён, кстати, тогда блеванул от одного вида крови в пакетах.       А еще эти оба слушали все слезно-любовные истории Сонхва, который не мог нормально обмозговать с одногруппником их отношения. Но после шести лет основной учебы разошлись, и что-то налаживать уже не было возможным. Один — работать, а другой дальше развиваться в профессии.       — Вот, кстати подарочек, — Уён наклоняется вниз, чем-то шумя (по-видимому, пакетом), а после протягивает коробку, обернутую в праздничную упаковку.       Улыбка трогает лицо Сонхва — друзья не перестают радовать и удивлять из года в год. Сонхва уже не так чтобы важно, что внутри, от одного внешнего вида он готов расплакаться. От красоты, конечно же.       — Открывай давай. Самое интересное же внутри, — торопит Уён, словно это его подарок и праздник.       — Хорошо, хорошо, — смеется Сонхва на нетерпеливость Уёна и разворачивает бумагу, стараясь не рвать.       Внутри оказывается набор лимитированного лего — новая коллаборация со Звездными Войнами. Глаза Сонхва от увиденного распахиваются, а на языке так и застывают слова. Как ребята нашли именно этот набор, Сонхва может лишь воображать и благодарить за прекрасный подарок.       — Еду сюда не разрешают, поэтому набиваем животы после твоей выписки, — говорит Сан.       — Но не волнуйся, — дополняет Уён, наклоняясь ближе, и шепчет, словно их могут услышать. — Кое-кто точно имеет полномочия для этого. Не зря же он главный подарок — подарок судьбы.       Уён вовремя замечает ладонь Сана и резко встает с кровати, чтоб не отхватить оплеуху.       — Что? Я не прав?       — В том-то и дело, что прав.       Сан вздыхает и переводит взгляд на Сонхва, который отложил увлекательное занятие — рассматривание коробки.       — Это будет смешно. Представьте ситуацию: двое не могут сказать друг другу на протяжении долгого времени важные слова, потом их разъединяет стечение обстоятельств, а через еще некоторое время один из них такой: «Блин, а может, попробуем?» — Сонхва разочарованно чешет затылок. — Ах, точно. Это не гипотетическая ситуация, а моя жизнь.       — Сонхва, еще не вечер, — загадочно улыбается Сан, а Уён на фоне только активно поддакивает. — Может, сюрпризы еще будут?       После непонятного разговора Сан и Уён уходят, потому что время для посещений истекло. А почему непонятный, так это потому, что Сонхва чувствовал себя одним единственным, кто не шарит в том, о чем знают все остальные.       Оставшееся время до ужина он проводит в раздумьях, даже не притрагиваясь к телефону. На поздравления ответит, когда настроение появится. Нет, это не эгоистично — лучше сказать «спасибо» в хорошем расположении духа, а не в таком, когда всё раздражает и не понятно по какой из причин сильнее.       Осознание, что планы не свершились, что две недели ему предстоит тухнуть в этой удручающей палате, что он встретил вновь Хонджуна… Мысли о прошлом заволокли снова, словно он упал в яму и погряз в ней по макушку без возможности выбраться.       Сонхва поджимает губы и отводит взгляд к окну: хотя бы закат сегодня красивый. Плавные переливы розового и оранжевого помогают отвлечься. Тем более, совсем скоро ужин; после обеда Сонхва понял одну важную вещь — кормят здесь невероятно вкусно. Плохого, может, за день и много, но и хорошего не мало!       Не успевает он заметить, как теплые оттенки неба сменяются на холодные, а чуть позже за окном уже загораются фонари.       Затем он слышит шаги — точно Хонджун, кто еще, и сглатывает вязкий ком в горле. После оборачивается с приветливой улыбкой, будто не он весь день здесь сидел и думал о нем.       — Как голова? — интересуется Хонджун, а после кладет черный целлофановый пакет на тумбу возле кровати. Сонхва только успевает бросить заинтересованный взгляд, как Хонджун садится на стул и загораживает весь обзор.       — Нормально, — Сонхва думает не терзать себя очередными мыслями, поэтому спрашивает сразу. — Что принес?       Хонджун открывает рот, безмолвно закрывает и оборачивается назад, чтобы положить пакет на кровать.       — К сожалению, даже я не могу открыто проносить что угодно, поэтому это бенто-торт в такой непримечательной «упаковке», — Хонджун задумчиво чешет подбородок, вспоминая, что еще хотел сказать. — А, он с апельсиновой начинкой, поэтому всё больнично-канонно.       Сонхва, долго не думая, тянется к пакету, нетерпеливо развязывая, и достает оттуда белую коробку с тортом. С все тем же благоговением он открывает и её. Как же волшебно выглядит! Если бы не Хонджун, Сонхва бы не смог сдержаться, и пустил бы натурально слюни.       — Спасибо, он выглядит невероятно! — Сонхва поднимает довольный взгляд на Хонджуна, а последний словно перенимает выражение лица и только положительно кивает.       — Я рад, что ты оценил. Передам Чонхо комплименты его творению.       — Чонхо? Он, что, не пошел по профессии? — Сонхва удивленно вскидывает брови. Чонхо — младше Сана и Уёна, но о его целеустремленности стать крутым узистом знал весь универ. А в итоге, такие новости.       — Ему надоела однотипная работа после первого месяца, — смеется Хонджун, вспоминая, как Чонхо жаловался на обеде о монотонных и повторяющихся процессах. — А как дошло до тортиков — надо много времени и, как минимум, кружка чая.       — У тебя сейчас есть время?       — Да, ты последний, — отвечает Хонджун, после того, как заглянул в телефон.       — Домой не торопишься? — спрашивает Сонхва в надежде, что ответ будет отрицательным.       — Не то чтобы. Дома никто не ждет, да и делать там нечего.       Даже если Хонджун лукавит, Сонхва невероятно рад. Нет, не тому, что Хонджуна никто не ждет, потому что Сонхва это уже делал и делает до сих пор.       Если у него не получилось в двадцать один, может, выйдет в двадцать восемь наконец?       — Если так, то, может, поболтаем?       Оказалось, что Хонджун действительно никуда не торопился. За то время пока они сидели и вспоминали студенческие годы, спрашивали что да как по работе, за окном наступила кромешная темнота — теперь только фонари освещали дорожку в парке больницы. Кстати, о нем, Хонджун обмолвился, что там бегает много белок, которых он любит подкармливать время от времени на перерывах. Сонхва не удержался от древней подколки, которую придумал еще на третьем курсе, мол, «пожертвовал еду своим сородичам, как благородно». Хонджун только наигранно насупился и продолжил разговор о Чонхо.       Оказывается, тот решил заняться кондитерским делом из-за всплывающей рекламы на сайте, на которую случайно нажал. И, теперь, уже третий год печет невероятные десерты!       В таком неспешном темпе проходят две недели. Пару раз приходили Сан с Уёном, когда между работой находилось время. Если в начале Сонхва сокрушался, что две недели — это невыносимо, то по их истечению он понял, что это был невероятный отпуск. Да и взаперти он не был: через пару дней разрешили выходить, поэтому он вдоволь обошел больничное крыло, посидел на всех лавочках в парке, прочитал там же три книги и накормил белок. Те, словно ручные, совсем не боялись подбегать близко и хватать орехи с руки.       Кроме «санаторного» отпуска Сонхва восполнил батарейку, называемую «без Хонджуна как-то одиноко, а кого-то другого не хочется искать». За эти две недели они вновь сблизились, будто нескольких лет разлуки и не было вовсе: снова глупые шутки, разговоры по душам.       И каким-то образом Хонджун успевал работать, есть и спать. Сонхва восхитился его выдержкой, но не настаивал уходить домой, когда тот после смены сам приходил в палату. Иногда, даже без стука. Сонхва, конечно, для приличия хмурился и даже грозился, что в следующий раз не впустит; но на самом деле все внутри трепетало стоило увидеть эту нахальную улыбку.       Только всё прекрасное заканчивается, как и нахождение в больнице. Розовые очки сняты, вещи, которые привозили Сан и Уён, сложены, а справка положена в карман пальто.       Днем ранее Хонджун сказал не уходить сразу, а подождать. Поэтому Сонхва садится на мягкий диван в холле и ждет, слегка стуча пальцами по колену от нетерпения.       Хонджун приходит спустя минут десять, которые длились, словно два часа, запыхавшийся и в немного мятом халате нараспашку. Совсем не по-докторски.       — Я думал, что ты уже уехал, — говорит он вместо приветствия. — Несся настолько быстро, насколько позволяла ситуация и статус.       — Заметно, — смеется Сонхва, а по щекам Хонджуна расплывается невзначай румянец. Его он даже скрывать не будет, пусть все (и кое-кто в особенности) это видят.       — Ты свободен на выходных? — голос Хонджуна слегка дрожит, потому что волнение, которое не позволяло спросить подобное давным-давно, застилает по самое горло, что стук сердца отдается в горле.       — Да, — Сонхва ярко улыбается, из-за чего Хонджун теряется, не зная, как продолжать выдавливать слова изо рта. — Я согласен пойти на свидание. Вытащи уже бумажку из кармана, пока не порвал ее от стресса.       — Сонхва, каким образом? — Хонджун ошеломленно раскрывает глаза и, наконец, достает приглашение, несмело протягивая. Столько лет, а ведет себя как ребенок.       — Когда-то же надо было решиться? — Сонхва подходит ближе, оборачивается по сторонам, проверяя, чтобы никто не пялился, и целует в щеку совсем-совсем по-ребячески. Только этого хватает, что Хонджун весь расцвел.       — Я бы ответил, но, боюсь либо опоздаю на свой же прием, либо сделаю то, что не предназначено для бедных женщин, которые на нас смотрят, не моргая, уже какую минуту.       Сонхва кидает взгляд в сторону: и правда — две женщины смотрят прямо на них. От этого немного становится стыдно, но и непотребств они не успели никаких наделать. Еще предстоит в недалеком будущем, Сонхва в этом уверен.       Да, день рождения вышел у него поганым, но что случилось после — куда лучше любых празднований.