Слезы благодарности

Узкая щель плотнозадернутых тяжелых штор светилась кроваво-красным. Это последний луч разгоряченного июльского солнца любопытно заглядывал в душную комнату, погруженную во мрак. Его внимательный глаз скользил по шелковым простыням цвета шампанского, скомканных чьими-то неприкаянными руками, шарящими по постели в поисках опоры.    Комната, пропитанная терпкими ароматами сливающихся в единое целое. Спертый воздух, насыщенный томительными вздохами, откровенными стонами, признаниями в чувствах. И только два имени, звучащих попеременно. Их, словно вкушая райский плод, шептали две пары раскрасневшихся от страстных поцелуев губ. Прерываемые новыми омутами наслаждения, которые затягивали их с головой, они цеплялись за остатки трезвого рассудка, все покидающего их с новой дозой опьяняющих запахов влажных горячих тел.   Обжигающее дыхание ласкало ухо, возбуждая новую волну мурашек на теле. Такое странное ощущение невероятного озноба и всепоглощающего жара. От этого нельзя было спрятаться, наоборот, хотелось умолять, чтобы это продолжалось как можно дольше. Отзываясь на каждый вздох, хрупкое бледное тело выгибалось под напористыми руками. Оно плавилось, будто мягкое масло на поджаренном тосте.    «Ромео» - шептал тонкий, едва различимый голос. Он смешивался с протяжными стонами, путался в сбивчивом дыхании, терялся в наполняющих все пространство вздохах. Небесного цвета кудри чуть подрагивали каждый раз, когда влажная дорожка поцелуев заставляла шею изгибаться им навстречу. Откровенные отпечатки этих поцелуев рдели на молочной коже, пахнущей медом и полевыми цветами.    Челка цвета сахарной ваты спадала на глаза, мешая как следует разглядеть каждую деталь раскрасневшегося от необузданного желания лица. Точеные линии профиля все норовили скрыться в голубых волосах, вновь опускаясь, чтобы вдохнуть их дурманящих аромат. Ловкие тонкие пальцы охаживали нежную бледно-розовую кожу чувствительных сосков. Их обладатель неистово вертел из стороны в сторону своей выразительной головкой, не упуская шанса вновь наполнить пространство своими чувственными стонами.   «Еще громче, мой милый», - подушечки пальцев остановились и чуть сжали податливую розовую плоть, заставляя голубые глазки расшириться от удивления, а затем послушался пронзительный вздох, отозвавшийся импульсом желания в самом чувствительном месте. Пульсирующий желанием член Ромео касался плоского животика, украшенного узенькой дорожкой бледно-голубых волосков, уходящих в боксеры.    Своим пылающим жаром от невыразимого исступления телом кареглазый парень нависал над своим сладким принцем, выгибающимся на скомканных шелковых простынях. Он играл с ним так, как хитрый кот обхаживает едва придушенную мышку. Игра должна продолжаться до тех пор, пока он не почувствует, что медлить больше нельзя.    «Сделай это со мной», - умоляюще шептали бордовые зацелованные губы, а узкие худые бедра покачивались от желания, подаваясь вперед и вверх. Небольшой холмик в светлых боксерах как бы ненарочито касался налившегося кровью и неудовлетворенностью члена короля. Они двигались друг к другу в попытке соединиться, но каждый раз замирали в паре сантиметров, будто между ними была непроницаемая стена.    Кончив ласкать горящие от напряжения соски, Ромео спустил мокрые поцелуи по торсу голубоглазого, устремляясь вниз. Пряный спертый аромат заставил рассудок помутиться. Дурманящая мелодия стонов и сладковато-терпкий запах пота действовали серьезнее всякого наркотика. Кареглазый юноша подцепил губами краешек резинки боксеров и ловким отточенным движением стянул их. В щеку уперся небольшой возбужденный член пассива. Он так и молил взять его в теплый влажный ротик, и король не мог противиться этому.    Где-то за окном сигналили машины, люди бежали по улицам, боясь не успеть вернуться домой до темноты, лаяли собаки, кипела жизнь. Солнце уже провалилось за горизонт, но все это не имело никакого значения сейчас для тех, кто находился в полной власти друг друга. Влажным горячим языком король ласкал своего принца, сам изнывая от желания. Упругий член то скрывался в обжигающем плоть рту, то вновь показывался, покачиваясь от переполняющего его вожделения. Это казалось пыткой.   «Ромео», - вновь прозвучал молящих голос, ставший напористым и звонким. Кажется, медлить и правда больше нельзя. Кареглазый юноша отстранился, вытирая кончиком указательного пальца побелевшую слюну с губ. В его рту все еще чувствовался этот опьяняющий вкус горящей возбуждением плоти. Он сводил его с ума, заставлял закрывать глаза и проваливаться в какое-то небытие, полное наслаждения и томительного ожидания конца.   Изнемогая от желания, Ромео вошел, с упоением внимая разрывающему тишину стона. Его пассив извивался под натисками жгучей плоти, вторгающейся в самое пленительное место. Их голоса слились в унисон, создавая какую-то по-настоящему волшебную мелодию, ставшую аккомпанементом ко всему происходящему. Толчок за толчком. Вперед, назад, вперед…   Кажется, что время остановилось. Нет ничего важнее закатанных от удовольствия голубых глаз, таких светлых и теплых. Они, казалось, освещали мрак этой душной комнаты. Вперед, назад, вперед… Все новые и новые движения, отзывающиеся шумными вздохами и таким возбуждающим звуком соприкосновения двух разгоряченных тел. Шлеп-шлеп. Эта музыка звучала в ушах как мантра, успокаивающая и пробуждающая все новую и новую волну желания. Казалось, что вот-вот она захлестнет их с головой, и они не в силах будут выплыть.    Необузданная страсть страшнее всякой ярости. Ей невозможно дать выхода, покуда чаша не будет переполнена до краев. Вполне ожидаемо это произошло с голубоглазым в первую очередь. Белая вязкая жидкость росой брызнула на его нежную бледную кожу. Он смутился, думая, что выбрал неподходящее для этого время. Король лишь улыбнулся, и, остановившись на мгновение, опустился лицо вниз, проводя языком по горячей сперме на животе пассива.    Он вернулся лишь тогда, когда ни одной капли не осталось на бархатной белой коже. Сейчас Ромео чувствовал, что теряет рассудок. Каждая минута промедления стоила неимоверных усилий, ведь так хотелось наконец упасть рядом, тяжело дыша и изнемогая от внезапно навалившейся усталости. Он ускорился. Вперед, назад, вперед… И вновь он слышал свое имя, сорванное цветком страсти с любимых губ. В нерешительности он медлил, чем растягивал исступление, пронзающее их обоих.   Наконец, это произошло. Выйдя в последнее мгновение, кареглазый юноша излился на худые бедра пассива. Розовая челка прилипла ко влажному лбу, учащенное дыхание было сбивчивым и прерывистым. И все-таки он улыбался. Волна мурашек пробежала по разгоряченному телу, вызывая озноб. Опершись на локти, он опустился рядом с безмятежно лежащим принцем и, перевернувшись на спину, рухнул рядом, протягивая руку на соседнюю подушку. Без лишних слов голубовласый понял его и, подняв голову, устроился щекой на груди, впитывая аромат влажной уставшей плоти.    Они закрыли глаза, желая провалиться в окутывающую все их существо темноту. Биение двух сердец успокаивалось с каждой минутой, а выражение лиц становилось все спокойнее. Потянувшись вверх, голубоглазый собрал остатки сил, чтобы подарить возлюбленному прощальный поцелуй. Уже проваливаясь в сон, Ромео почувствовал, как к сладкой неге и мягкому поцелую добавился солоноватый привкус. Это были слезы.    Слезы благодарности.