🕷🕷🕷
...Жучья спираль S12-a, найдена в семнадцатом роговом зале, у правой колонны...
Ювен-Оболочник несся, окруженный ордой братьев и сестер. Восемь мощных лап, закованных в хитин, отталкивались от комьев земли и бросали его вперед — туда, где закипала битва. Рубиновая Сколопендра возвышалась над долиной, как хвост ужасного скорпиона, и сегменты ее длинного подвижного тела отливали зеленью и медью. Сотни лап сжимали гвозди и копья, а из гигантской пасти разлетался дождем красно-оранжевый яд. Волны солдат валились замертво, наскакивая на нее, но прибывали всё новые и новые эшелоны. Вот земля иссякла под ногами Ювена и сменилась панцирями павших; он шагал по пробитым грудинам и оторванным ногам, и мертвые глаза глядели на него снизу. Путь до чудовища стремительно сокращался. Ювен знал, что его ждет. Душой он был с теми, кто сражался в первых рядах. И одновременно с теми, кто лишь ступил в долину. По отдельным телам растекалась общая сущность, и смерть единицы была ничем для множества. Ювен вскарабкался по спинам и по трупам, прыжком преодолел последний разрыв и ловко приземлился на плечо многоножки — одно из сотен плеч. В его лапах сверкнул клинок. Товарищ рядом с ним уже с остервенением рубил чудовищную конечность Сколопендры. Ювен вонзил острие в сочленение, и, прыснув рыжим соком, оно вошло глубоко, на всю длину. Где-то в вышине раздался бешеный рев. Но вдруг… Ювен словно оказался в полной пустоте. Бой вокруг продолжался, соседний солдат наяривал, пробивая брешь в жесткой броне, Сколопендра моталась туда-сюда, пытаясь скинуть, размозжить и оросить ядом мелких врагов. Но всё это отошло на дальний план и поблекло, уступив место оглушительной тишине. Он больше не чувствовал товарищей. Он больше не слышал Матери. Маленький паучок вцепился из последних сил в рукоятку гвоздя, засаженного глубоко в плоть гигантской многоножки, прижался к основанию ее могучей лапы и замер. Что он мог делать? Весь мир вдруг потерял смысл, стал бесцельным и беспорядочным. Великий голос, направлявший его и дарующий свет, вдруг пропал. Сколопендра заревела пуще прежнего, выгнулась дугой и обдала полчище солдат струей жгучего яда. От резкого рывка Ювен соскользнул с ее плеча и рухнул в груду паучьих трупов. Рыжая жидкость растекалась по полю боя. Ее было так много, что едкие пары застилали воздух проникали под панцирь, смешанные с вонью обожженной плоти. Отчаянный плевок дал многоножке лишь короткую передышку. Горизонт чернел от мохнатых спин новой волны пауков. Еле перебирая лапами, Ювен пополз прочь от этого месива. Скользнув в вертикальную расщелину, обращенную прочь от битвы, Ювен забился в узкое убежище и закрыл глаза. Где-то внутри него еще должен звучать голос. Его не может не быть. Нужно просто прислушаться. Тишина.🕷🕷🕷
...Жучья спираль S12-d, потолок главного коридора...
Тишина. Ни марша миллиона лап, ни рева гигантской многоножки, ни шипения яда, проникающего сквозь сочленения хитина в мягкую плоть. Лишь тихое вкрадчивое постукивание, словно самый острожный музыкант настраивает свой инструмент. Ювен боялся открыть глаза. Он хотел бы не существовать вовсе, просто чтоб не чувствовать это пронзительное неизбывное одиночество. Но оглядеться все же пришлось. Он вылез из узкой расщелины, обошел убежище полукругом и замер, припав на задние ноги. Сколопендра лежала поверженная. Земля вокруг нее стала курганом из тысячи павших пауков. Неровный стук — это ветер шевелил их мертвые конечности. Четыре сегмента чудовищного туловища многоножки торчали вверх, замерев в смертной агонии: разверстая пасть с растопыренными жвалами, огромные скрюченные лапы. Битва окончилась победой, но Ювен не чувствовал торжества. Впервые в жизни он задался вопросом “зачем”. Для чего они загнали эту тварь и повергли ее? Для чего погибли все его братья? Раньше каждый шаг был наполнен смыслом. Теперь Ювен задыхался в его отсутствии. Он мог бы, наверное, просто лечь на этом кладбище непогребенных и ждать своего часа. Он даже попытался. Но жизнь слишком отчаянно колотилась в нём и требовала своего. Так что молодой Оболочник поднялся на восемь лап. Борясь с безысходностью, он выдумал хоть какую-то цель: он должен вернуть свой клинок, достать его из этих завалов. Ведь Матерь бы это одобрила? Нашептывая сам себе горькую колыбельную, которую она бы пела, Ювен начал разгребать трупы.🕷🕷🕷
...Жучья спираль S29-d, канал воздуховода над главным коридором...
— Тупокрылая букашка! ...Высокие башни Кузнеграда виднелись издалека. Они поднимались над травяным лесом и слегка покачивались в небе. Прыгучие обитатели города носились между ними. Сверчки наполняли город песнями, кузнечики разносили товары и письма, а саранчевые вельможи наживали богатства. Для других жуков в низовьях Кузнеграда великодушно разместили пару гостиниц, торговые лавки и собранный из скорлупок сарай, торжественно названный “Биржей найма”. Пауков традиционно недолюбливают в жучьих городах, а из деревень и вовсе гонят палками или заклевывают жалами. Но в Кузнеграде одинаково свысока глядят на всех чужаков. Так что, пожалуй, для Ювена это было удачное место. Скитания вывели его на муравьиную трассу, а та — прямиком в столицу прямокрылых. — Растяпа! Сопля! О, многославный Кузнеград! Обитель звончайших сопрано, колыбель самых острословных поэтов и родина быстрейших прыгунов. Заплатив мастеру, можно в считанные часы добраться отсюда до любой точки страны. Но превыше всего по всей жучьей цивилизации ценятся, конечно, местные кузни. Из всех краев мира приезжают воины, чтоб присмотреть здесь самый искусный гвоздь. Вот только кузня, в которую сумел попасть Ювен, совсем не соответствовала воспетому образу. Здесь царила жара, и стояла вонь гари. Еще на подходах к обгоревшему входу Ювен услышал ругань, идущую изнутри. — Простейшее дело доверить нельзя! Словно у тебя не шесть лап, а две! Бесполезная козявка! Ювен-Оболочник осторожно приоткрыл дверь, и крики тут же прекратились. Он нырнул в пекло. Из-за прилавка едва выглядывала худенькая моль с пушистой белой головой. Больше видно никого не было. По стенам тесной комнатенки висели примеры работ мастера — клинки и нагрудники, доспехи и наконечники. Все оборудование скрывалось где-то в глубинах кузни. — Как могу служить вам? — спросила моль, присев в книксене, так что ее глаза на секунду скрылись под прилавком. Ювен отцепил многострадальный гвоздь от заспинных ремней и аккуратно положил перед нею. По лезвию шли уродливые рыжие пятна от яда Сколопендры. — С этим ничего нельзя уже сделать, да? — Ох… — моль боязливо приподняла клинок и стала вертеть и разглядывать. — Это как же вас?.. Она хотела развернуть гвоздь, но тот вдруг выскользнул из ее тонких лапок и с громким стуком ударился о прилавок. За стенкой тут же раздался низкий, полный ярости рев. Не успел Ювен опомниться, как над молью возник крупный кузнечик с широченными плечами, схватил ее за пушистые волосы и огрел головой о прилавок. — Неумеха криволапая! Сейчас я покажу тебе, как оружие ронять! С этими словами он разинул жвалы, склонился к правой верхней лапке моли и с хрустом перекусил сочленение. Раздался вопль, и в лицо Ювену брызнуло прозрачной лимфой. — Не надо! — запоздало крикнул он. — Да этому гвоздю грош цена! Но кузнец будто не слышал его. Удерживая бьющуюся моль в мощных лапах, он выплюнул откушенную конечность, щелкнул челюстями, прочищая их, и изготовился к новому укусу. Ювен схватил с прилавка ржавый гвоздь, но снова замешкался. Жвалы оторвали еще одну молью лапку. Отодранные и брошенные, они конвульсивно подергивались на полу. Издав боевой клич для храбрости, Ювен кинулся на кузнеца. Затупленная кромка гвоздя с звоном отскочила от лощеного хитина кузнечьей макушки. Ювен вдруг понял, что стоит на прилавке. Хозяин вскинул на него взгляд. Его глаза медленно протрезвели, и в них возникло озарение: он только что откусил две лапы своей подопечной. — Хочешь ее забрать, паучок? — оскалился он. — Только на корм она и годится, я погляжу. Возьми вот на пробу, — он махнул в сторону затихших безхозных лапок. — А коли понравится, обменяю, что осталось, на твою железяку. На несколько секунд Ювен потерялся в звенящей тишине. Затем медленно кивнул и протянул гвоздь. Беспамятная моль оказалась неожиданно тяжелой. Но Ювен всё же сумел дотащить ее до убежища. Теперь ему было, о ком заботиться.