О сомнениях

Гильермо замечает свои странности не сразу, но они заставляют его задуматься о многом. Например о том, что ему не нравится секс. Не нравится думать о нём, ему не хочется фантазировать о чем-то эдаком, даже проще — он просто не думает. Он вступает в свои первые отношения и ловит себя на мысли, что не хочет, чтобы они заходили куда-то далеко в физическом плане. Он пробует себя, изучает эмоции и мысли во время самого процесса, и всё равно всё сводится к простой истине — ему не нравится. Первый его парень настаивает на сексе, и они пробуют разные переменные, но все они не вызывают ничего, кроме усталости и отторжения, смешанного с раздражением. Гильермо списывает всё на загруженность на работе, сильное эмоциональное выгорание, плохую погоду — что угодно, что могло бы заставить его партнера отвлечься от темы секса и не вспоминать ближайшее время, чтобы после снова что-нибудь сморозить и попросить отстать со своими желаниями. И, удивительный до жути парадокс, люди во многом почти зависят от секса, посвящая этому литературу, кинематограф и прочее искусство, млеют от одной мысли сплетения тел и ждут этого с невероятной страстью. Гильермо так же долго наблюдает за отношениями Нади и Лазло, приглядывается, прислушивается к собственному сердцу, которое молчит и никоим образом не отвечает. Он молчит, когда Лазло в красках описывает порнофильмы и их с Надей секс, он чувствует сжигающий щёки стыд, когда его просят организовать оргию в резиденции, и всё равно не испытывает собственного желания. Интернет молчит, форумы называют его «неправильным» и «сломанным», кто-то из знакомых бросает болючее: — Да тебя просто нормально никто не трахал. А Гильермо хочется откреститься и сказать на выдохе: — И слава богу! Он знакомится с Фредди, признается в своей особенности, а тот заверяет, что всё хорошо и в этом нет ничего страшного. Фредди старательно обходит эту тему стороной, они много болтают и держатся за руки, Гильермо даже кажется, словно всё наконец-то становится хорошо и правильно. Правда, потом он застаёт клона Фредди в постели Нандора и, кажется, всё катится к чёртовой матери. И его старательно выстроенная по крупицам самооценка, и его желание вообще находиться в вампирской резиденции, и старательно забывшееся клеймо дефектного, мозолящая голову. Но и это он отпускает, глубоко выдыхает и возвращается к рутине, почему-то успокаивая себя тем, что ему совершенно необязательно быть вампиром и быть счастливым в отношениях, чтобы прожить эту жизнь. Вообще, простое наблюдение, жить среди вампиров, которые всегда говорят о сексе, и при этом самому не испытывать сексуального желания — странная практика. Он как-то даже поинтересовался у Нади, почему они так любят секс и не обращают внимание на другие штучки в отношениях, которые, — вообще-то! — тоже важны. Но та отмахнулась и сказала, что когда тебе несколько сотен лет, то секс теряет свою ценность и это становится простым развлечением. И, возвращаясь к теме долгой жизни, она так же упомянула, что всевозможные конфетно-букетные взаимодействия кончаются лет через пятнадцать, а потом вы просто думаете о том, как и кого сожрать. Помогло откровенно хреново. Особенно с учётом того, что Гильермо не вампир. И что Гильермо асексуален. А потом… что-то поменялось. Их с Нандором отношения, например. Они появились. Они обозначились. Они стали официальными романтическими, а не теми странными и недосказанными, какими были раньше. Ушли глупые фамильярные обращения, Нандор перестал вести себя, словно последний эгоист, а Гильермо наконец-то впервые почувствовал себя на своём месте. Укутанный заботой и любовью, его стали оберегать, защищать, ценить, любить. И это навлекло за собой такую беду, как секс. Снова, чёрт возьми. Гильермо не нашёл в себе смелости признаться Нандору в том, что он асексуален и ему не нравится секс. Он даже не представляет, как это звучать должно! Точнее, Нандор замечательный. Он нежный, он ласковый, слегка глуповатый, но совершенно очаровательный. Особенно в отношениях. Он волнуется о здоровье Гильермо и спрашивает, не слишком ли тот устал; он следит за тем, чтобы Гильермо не мёрз, по ночам крепко его обнимает и никуда не отпускает, укладывая свою огромную ладонь на спину Гильермо и утыкаясь ему в макушку. Он отгоняет навязчивого Колина, он следит за тем, что говорят и как общаются с Гильермо Надя и Лазло. Гильермо чувствует себя по-настоящему любимым, и это чувство несравнимо ни с одним из тех, что он испытывал когда-либо. Он дарит поцелуи всегда: по утрам и перед сном, пока никто не видит или тогда, когда все сидят в гостиной; он красуется следами своих зубов на чужой шее, любит нюхать своего человека, любит его обнимать и мурчать тихо на ухо, превращаясь в огромного кота. И он, конечно же, не знает, что секс не привлекает Гильермо вовсе! Он внимателен, он нежен, он восхитителен во всём, и Гильермо просто боится всё испортить. Он готов… терпеть, если это необходимо.

***

— Гильермо, — тихо начинает Нандор, откладывая в сторону книгу и внимательно всматриваясь в человека напротив. — У тебя всё хорошо? Тот хмурится, встречается собственными глазами с чужими карими и недоверчиво щурится. — Почему ты спрашиваешь? Нандор пожимает плечами, глаз не сводя. Долго глядит, выпытывает ответ, чтобы потом напряжённо произнести: — Ты ведёшь себя странно. — Странно? — Мне кажется, тебе не нравится, когда мы занимается сексом. Сердце удар пропускает. За ним и все следующие. Дыхание тоже не решается вырваться из приоткрытого рта Гильермо, который, кажется, вообще дышать не может. Смотрит на Нандора в ответ, только моргать успевает. Комната сужается, перед глазами сияет пламя из чужих тёплых и тёмных глаз, в которых столько серьёзности, что становится невероятно жутко. Провалиться бы, или развалиться на части вовсе. — Я делаю что-то… не так? — Нандор старательно слова подбирает, наклоняя голову, позволяет волосам на плечи упасть ниже. Виновато губы жмёт, верным щенком ответа ждёт. — Я… Слова теряются в пространстве комнаты, мысли тоже застревают где-то внутри. — Пообещай не перебивать, хорошо? На самом деле, Гильермо уверен, что если его прервать сейчас, то он просто упадёт на пол и расплачется. Нандор же молча кивает, хмуря густые брови. — Я… мне не нравится секс. Выдаёт на выдохе, после спешит исправиться: — Не из-за тебя! Точнее, не с тобой. Точнее — вообще не нравится, ни с кем. Я асексуал. Я не испытываю такого желания, понимаешь? Просто… ничего не испытываю. Нандор смотрит на него так сурово и серьезно, что Гильермо под его взглядом чувствует себя крошечным. А ещё ужасно виноватым. И это всё такая дикая, адская смесь, что хочется спрятаться. — Почему всё это время ты молчал? — Я боялся! — не выдерживает, переходит на крик — трескается. Слезам позволяет по щекам скатиться, себе же раскрыться окончательно. — Я так много слышал о том, что это я неправильный, что решил просто терпеть. Это же не так страшно, да? Я просто потерплю и всем будет хорошо, ведь… Ведь иначе, какой во всём этом смысл?.. Не договаривает — Нандор к нему быстро подходит и на колени опускается, чужие дрожащие ладони в собственные опуская. Смотрит в раскрасневшиеся глаза своим пронзительным взглядом, гладит костяшки пальцев, просит Гильермо успокоиться. — Ты хоть слышишь себя, Гильермо? — чуть разочарованно шепчет Нандор, качая головой. — Тебе не нужно терпеть, если тебе не нравится. Ты мог сказать мне раньше. — Чтобы ты от меня отказался раньше? — Почему я должен от тебя отказываться? Вопрос в тишину ощущается громом. Гильермо хочет назвать сотню причин, тысячу! Сказать, сколько раз он проходил через это, высказать все те сомнения и страхи, привести столько оснований для этого… Но ни одно озвучить не может. — Все отказывались, — едва слышно, обиженно. Утыкается поплывшим от слёз взглядом в пол, когда чувствует, как хватка на ладонях крепчает. — Я — не все, — почти оскорблённо. — Нет ничего страшного в том, что ты не любишь секс, откуда ты вообще взял эти глупости? — Но ты ведь любишь! И тебе это важно! Нандор тяжело вздыхает. — Мне несколько сотен лет, Гильермо. Если отсутствие секса, по той причине, что мой любимый человек его не любит — самое страшное, от чего мне придётся отказаться, то я готов этим пожертвовать. Если бы я знал, что тебе не нравится, я бы не настаивал! — Но… — Это делает меня совершенно отвратительным партнером, из-за того, что я не заметил раньше, — задумывается. — А если бы я не заметил, ты бы продолжил терпеть? Гильермо глаза отводит в сторону, шмыгая носом. Ответ ясен и так — конечно же он продолжил бы! Он столько лет отодвигал свои собственные желания в угоду чужих, что сейчас любая подобная вещь кажется абсолютной мелочью, даже если таковой не является на самом деле. — Милый Гильермо, — мягко мурчит Нандор, возвращая его взгляд на себя. — Вы — люди, придумали столько самых разных вещей, которыми занимаются влюбленные, неужели ты не знал об этом? На сексе не строится любовь. И его отсутствие не заставит меня тебя разлюбить. — Но Надя и Лазло… Нандор громко фыркает, закатывая глаза. — Бери с них пример реже, ладно? Ты всегда можешь спросить и поговорить сначала со мной, а только потом уже с ними. Разве мы не разобрались с этим за несколько лет? — Я боюсь разочаровать тебя. Показаться ненужным, слабым, не оправдать ожиданий… В конце концов — что я могу дать тебе? Мужчина с колен поднимается, крепко держит чужие ладони в своих и перемещает их в одну, а освободившуюся ласково укладывает на мягкую щёку Гильермо, вытирая её от слёз. Прислоняется своим лбом ко лбу Гильермо, чувствуя его сбитое дыхание на кончике носа. — Всё, что я хотел получить, уже есть у меня, мой милый Гильермо. Сбивает признанием. В самое сердце пулю выпускает. — Ни власть, ни вечная жизнь — ничего не будет равноценно той любви и заботе, что ты мне даришь все дни твоей жизни здесь. Ты — самая большая моя награда, получить которую я не должен был. Но ты со мной, а мечтать о большем я и не смею. Не перебивает, слушает, каждое слово запоминает с большим трепетом. Вслушивается в мягкий голос, укладывает в голове простую истину, познать которую оказалось сложнее, чем хотелось бы. Позволяет себе в любовь поверить, себя любимым и важным ощутить. — Гильермо, никогда не молчи о том, что тебе не нравится. Мы обязательно найдем выход, ты меня понял? Моя любовь к тебе не кончается на сексе. Больше, чем «я люблю тебя». В тысячу раз сильнее под сердцем ощущается, ласковым теплом растекается по венам чужое признание. — И вообще, — резко меняет тон Нандор. — Драться с тобой мне кажется даже более сексуальным, чем сам секс. Гильермо наконец улыбается, хихикает, падая на чужую грудь и утопая в крепких объятиях. Глаза прикрывает, расслабленно выдыхая, стоит рукам Нандора накрыть его со спины и сильно сжать. — Я тебя люблю, ты знаешь? — Конечно ты меня любишь, мой милый Гильермо, — ни секунды не сомневаясь, довольно улыбается в ответ мужчина. — И, конечно, я тоже тебя люблю.