Прощальное письмо

Кого угодно ты на свете обвиняй, но только не меня, прошу, не меня… Алла Пугачева. «Этот мир».

      — Пошли, Василек! — кричит мне Одуванчик, широко улыбаясь. Рядом с ним устало смотрит вдаль Подснежник. Они ждут меня, а я лениво рассматриваю кольцо на мизинце. Оно тонкое, а ночью загорается словно яркое пламя и красиво мерцает во мраке. Я сплел его из порванной нити, алой, с подгоревшим концом. Она пахнет дорогим вином, деревом и малиной. Еще огнем, если огонь все же имеет запах. Я верю, что имеет.       Говорят, что именно такая незримая нить однажды образуется между ладонями людей. Она оплетает их запястья, символизируя соединение двух душ. А после, когда связь слабеет, постепенно утрачивая былую силу, у каждого остается ее частичка в виде маленького куска нитки. И именно потому сначала я смотрел на него со злостью, горькой печалью, может, даже с болью. Раз-два в гневе порывался выбросить за ненадобностью, сжечь окончательно и утопить в соленых волнах. Кого угодно обвинял в потере, а в желании забыть чуть было не потерял себя. Но было ли кого? Думается мне, что вовсе нет.       Сейчас же из этого кусочка сделано кольцо, а от той ненависти не осталось ничего, кроме приятной тоски, когда от воспоминаний только лишь щемит сердце и это едва ли больно.       Когда меня окликают вновь и прерывают размышления, я наконец опускаю руку и встаю, смиренно подняв взгляд к небу.       — Удачи, Солнце, — в последний раз говорю я, киваю напоследок, но точно не настоящему солнцу, а после шагаю к Одуванчику и Подснежнику. Мы идем вперед вместе, к горизонту, босыми ногами ступая по мягкой траве. Впереди нас ждет теплый Апрель. Ветер следует за нами, обдувает лица, унося с собой звуки моей флейты. Может, он тоже их когда-нибудь услышит, думается мне, и этим мыслям наконец хочется улыбаться, а не кривить лицо в гневе.       Только он не узнает, что меня ожидает впереди, да и мне теперь уже не суждено бок-о-бок идти рядом. Мне лишь известно, что такой же кусочек нити остался у него: васильковый, он пахнет луговыми цветами, дождем и терпкой вишней. Что сделает он с ним — едва ли могу предположить, да и мне это уже неважно.       Ведь если любишь — отпусти.       Пусть только друг мой, северный ветер, в дни печали ласково треплет чужие длинные волосы и обдувает слезы. Пусть поможет найти в себе силы двигаться дальше даже в ненастный день. А я лишь помолюсь, чтобы его дорога не заросла бурьяном.       И я, пожалуй, пойду тоже. Меня уже заждались...