***
Утро. Начало нового дня. Часы Елизаветинской Башни снова издали звук Большого колокола, напоминающего жителям и гостям Лондона о начале нового часа. По правде сказать, в 7 часов утра, когда солнце только-только вышло из-за горизонта, никто вставать не желает. Людям, а особенно в современной действительности, всегда хочется подольше поспать. Но спать подолгу — явно не про бывшего агента МИ6 Деккарда Шоу. Он всегда вставал рано, чтобы посмотреть на утренний вид столицы Англии, которую уже освещал кроваво-персиковый рассвет. По правде говоря, Деккарду всегда нравились рассветы. Просто потому, что они сразу приковывали на себе всеобщий взор своей необычайной красотой и яркостью. Да и настроение поднять они тоже способны. И именно это нужно Шоу-старшему, ведь сейчас его брат Оуэн снова лежит в коме после очередной заварушки. М-да уж, он реально безнадёжен! Но Деккард любил своего брата. И не хотел брать его на свои задания, только чтобы лишний раз его не травмировать. Конечно, Оуэн мог бы продемонстрировать всю свою бунтарскую натуру через новые травмы или повреждения, зная, что в нужный момент старший брат вступится за него, что он делал с самого детства, когда "ложился под отцовский ремень" вместо брата, и была бы 100-процентная вероятность, что его очередной раз не отправят в больницу. Но всё это — утопия. Нежеланная и чересчур инфантильная утопия. И Шоу-старший это прекрасно понимал. Поэтому Дек всегда прикрывал спину брата. Безусловно, не всегда это получается. Поэтому Оуэн и получает различные увечия, некоторые из которых приводят к коме, как в недавнем случае. Подумав почти обо всех недавних событиях, Деккард всё же решается отойти от окна и пойти на кухню, чтобы отведать самодельных гренок, которые он часто себе делает на завтрак. Ну не пропадать же хлебу! Но для начала нужно заварить себе бодрящий кофе. Именно за этим Шоу подошёл к кофемашине и, взяв упаковку молотого кофе, насыпал его в отсек рожка, а затем прикрутил рожок к машине. Потом Деккард сделал несколько нажатий и вуаля! Через 2 минуты ароматный кофе уже был готов. После варки кофе Шоу-старший приступил к гренкам. Делаются они очень просто — нарезанный хлеб кладётся на сковороду с небольшим количеством масла, а затем жарится на среднем огне. Это и сделал Шоу, добавив ещё немного кориандра в уже почти прожаренные хлебцы. Через несколько секунд гренки прожарились, и Деккард неспешно перевалил их со сковороды на стоящую рядом тарелку. Кориандр придавал тёплому хлебу терпкий запах, чем-то похожий на запах покупных гренок, жарящихся с абсолютно другими специями. Но самодельная еда гораздо вкуснее, даже если это фактически сухарики. Сухарики размера XL, если можно так выразиться. Но это не отменяет того факта, что любая вещь, сделанная своими руками, может быть лучше вещи, купленной за деньги. После весьма долгого процесса жарки гренок Деккард полностью убавил огонь на плите и, выложив гренки на небольшое блюдце, поставил кружку, в которой кофе игриво билось о края, на стол, за который позже и сел после того, как поставил на стол блюдце с желанными гренками. Взяв с блюда одну довольно тёплую гренку, Шоу откусил небольшой кусок. Приторное послевкусие от специй напомнило ему о брате, о том, как они, будучи детьми, вместе играли во дворе и придумывали своим играм, зовущихся операциями, различные названия в честь популярных знаменитостей. Например, как ему один раз напоминала мать, одна из "операций" была названа в честь барабанщика очень известной в Англии рок-группы The Who Кейта Муна. Абсурд, конечно, но, будем честны, о каком абсурде могут думать дети, у которых мозг ещё не до конца сформирован? Вот именно, что ни о каком. Прервавшись от детских воспоминаний и полностью прожевав ранее положенный в рот кусок гренки, Деккард снова посмотрел в окно, глядя на обжигающий глаза рассвет, освещающий весь Лондон и пленяющий своим видом таких же любителей встать пораньше. "столько разных мыслей о брате у меня в голове..." — подумал Шоу, измеряя глазами видимые вдалеке здания. — "он всегда был не особо осторожен, когда дело касается экстремальных делишек, в которые он часто влипает. Лучшим вариантом будет просто его проведать. Просто доехать до больницы и сказать ему то, как он мне дорог. Да, я не показывал это так часто, как мог. Но всё же братская любовь — такая штука, которая не всегда всплывает в слова. Да и, плюсом ко всему, мы —взрослые люди. Зачем нам показывать эти чувства друг к другу, когда мы и так знаем, что мы — одна семья и мы всё равно будем любить друг друга, в каких бы ситуациях мы ни были? Это было бредом." Думая об этом, Дек сделал глоток кофе, всё ещё осматривая город издалека. В утреннем свете Лондон был так прекрасен, как будто бы какой-нибудь путешественник, желающий познать этот бренный мир, первый раз приехал в прекрасную столицу, преисполненной древней эстетикой, коим сам Лондон и является. После короткого и немного обжигающего губы глотка почти только что сваренного напитка, Деккард тут же почувствовал прилив бодрости и желания провести очередной день своей жизни с пользой для себя. Ну и, конечно, своего брата. Всё же простой визит близкого человека — тоже большой шаг к выздоровлению.***
После весьма нужного насыщения организма всеми питательными веществами, в которых очень нуждаются различные человеческие органы, прошёл целый час. За это время Шоу уже успел вспомнить все моменты собственной жизни, которые он провел с братом, и понять, что Оуэн как никогда нуждается в его визите, если вообще он способен что-то видеть, слышать и, уж тем более, чувствовать. Но, всё равно, слова поддержки и любви всегда важны. Ещё немного посидев в раздумьях, Деккард снова поразмышлял о брате, но потом, одев свой очередной костюм, в коих он ходит практически всегда, всё же решил выйти из дома. Сел в машину вышеупомянутый лишь спустя пять минут после того, как покинул дом. Сев за руль и посмотрев город через лобовое стекло, в его глазах уже не была видна та искра, какая была у него при пробуждении. Очи его приобрели привычный трезвый взгляд на общественность. Создавалось ощущение, будто Шоу смотрел на окружающий его мир, словно старик, познавший всю нелёгкую жизнь свою — без энтузиазма и стремлений к чему-либо, будто все последующие события ему были более, чем известны, и ему совсем нет особой необходимости их узнавать. Осмотрев всё своё окружение, пускай и очень поверхностно, Дек завёл машину и начал держать свой путь к заветной больнице, где сейчас, как уже не раз упомяналось выше, лежит его брат — мученик серьёзных проблем от порой противозаконных пёрлов.***
Зайдя в здание, Деккард сразу же обратил внимание на некую мадам, стоящую на стойке в регистратуре. Не то, чтобы она ему особо приглянулась, ибо вышеупомянутая женщина была далеко не идеалом красоты. Девушки и женщины за остальными стойками хоть как-то старались выглядеть привлекательно хотя бы для определённого круга лиц мужского пола. Но ничем особенным описываемая привлечь отнюдь не могла. Всё из-за того, что сия женщина была довольно полноватая, и макияж с весьма большим количеством теней на веках и помады на раздутых, как под воздействием силикона, губах ни коим образом её не украшал. Вышеописываемая миссис как будто бы исподлобья посмотрела на пришедшего, а затем, пытаясь подточить крашеные и немного отросшие ногти собственными пальцами, параллельно на них просматривая, спросила: —здравствуйте. Вы же Деккард Шоу, верно? —как узнали? - пафосно и без особых эмоций, будто бы он сейчас начнёт без раздумий расстреливать каждого, кто попадётся ему на глаза, спросил Шоу. —Вы у нас частый посетитель. — абсолютно пофигистично ответила вышеупомянутая миссис, переведя взгляд на стоящего прямо перед ней господина. — Вы к своему брату Оуэну Шоу идёте. Я правильно понимаю? —Вы прям с языка сняли. — приподняв губы в полу-улыбке, выдал Деккард. — по Вам видно, что вы давно тут засиживаетесь. —работаю тут как минимум лет пять. — положив руки на стол, подхватила разговор женщина. — до сих пор на одной и той же должности. Шоу выдал короткий смешок, а затем, снова сделав серьёзную физиономию, спросил: —его ни в какую палату не переводили? —нет. — коротко и просто сказала в ответ собеседница. — палата 470, четвёртый этаж. Как обычно, в принципе. Не говоря ничего в ответ, Деккард пошёл к лифту и, будто бы подарок судьбы, двери перед ним открылись и из кабинки начало выходить куча народу, да так, что сам Шоу еле успел зайти. Зайдя в кабинку, двери перед глазами Деккарда автоматически закрылись. После сего действия послышался звук толчка, и лифт отправился в свой короткий путь до четвёртого этажа. В голове Шоу был полный десонанс — то был слышен голос брата, который обильно звал его: "Декс! Декс!", то просто какие-то звуки, которых обычному человеческому мозгу воспринять будет невозможно. Нет, это не предпосылки шизофрении, хотя описание более, чем правдоподобно похожим явлениям. Это были простые переживания, коих и так было довольно много. Добравшись до четвёртого этажа, Деккард вышел из лифта и начал демонстративно расхаживать по этажу, будто бы судорожно выискивая 470-ю палату, в которой, по словам женщины из регистратуры, должен лежать его брат. Но вот подвох — из 470-й палаты только что вышла молодая медсестра с судорожной физиономией, пытающейся сдержать слёзы. Увидев знакомую фигуру перед собой, она, цокая каблуками, быстро подошла к Шоу. Тот сразу обратил на неё внимание и немного приподнял бровь в ожидании какой-то последующей реплики из уст девушки. —я приношу глубочайшие извинения, — судорожно протараторила медсестра, глядя куда-то в пол, — но мы не смогли спасти вашего брата... От этой фразы Деккарда охватил шок. С этого момента, казалось, весь мир перевернулся с ног на голову, а мир тут же потускнел и стал намного серее обычного. —вы уверены, в том, что он умер? — так же судорожно и с тревогой в сердце спросил Деккард, глядя стоящей перед ним девушке прямо в глаза. — вы проводили какие-то терапии или что-то на подобие? —много раз, но всё тщетно. — после этих слов медсестра положила руку на плечо Шоу и опустила её прежде, чем уйти в другой конец коридора. — я искренне Вам соболезную. Деккард не мог ничего ответить. В данный момент будто весь мир перевернулся перед его глазами, а тело немело с каждой секундой. Обернувшись, он увидел, как другие сотрудницы везут куда-то обуглевшее от ожогов тело Оуэна. Так и хотелось последовать за движущейся кушеткой и сказать что-то тёплое брату напоследок. Но у Шоу не было такой возможности. Вместо этого он в попыхах вышел из больницы, звякая ключами от машины в кармане. Сев в машину, Деккард лишь вновь осмотрелся на людей, проходящих мимо его транспортного средства. Но в этот раз он делал это как-то грустно и без каких-либо искр в глазах. Просто пустые и абсолютно безжизненные карие глаза смотрели на общество, как на проходящие мимо бездушные тени, которые никогда его не поймут. —Оуэн... — лишь это Шоу тихо сказал самому себе, глядя на руль, на который он позже положил собственные руки и, наклонив голову, проронил в свои ноги пару скупых слёз, которые каким-то неведомым образом стекли с его щёк.