Самодвижение

Самодвижущиеся повозки хороши тем, что двигаются сами. Плохи тем, что напрочь лишены периферийного зрения и по этой причине довольно неосмотрительны. Макс как-то за бокалом знаменитого коктейля признался, что все самодвижки — это бракованные личинки непотопляемых субмарин, которых когда-то выращивали на заводе. Некоторые из них чуть более бракованные, особенно та, которую приходится сопровождать сейчас. «Старость» с привычным распевным свистом то и дело обрушивается то на один бок тупой повозки, то на другой, выравнивая ось движения. Даже не покуришь в таких условиях… Мерзость накапливается в душе вязкой паутиной и противно липнет к гортани. Приходится сплёвывать, оставляя на давно не метённом асфальте розовые следы. Когда тупое создание наконец-то привозит его к нужному подъезду и Влад уже собирается остановить движение старым как мир способом: «старостью» ровно слева от гляделок, ему кажется, что всё вот сейчас закончится, а мир резко обретёт краски и счастье оптом. Но всё, конечно, по закону номер 0.76 «о подлости», а конкретно — подпункту 22 — «о подлости человеческой», не заканчивается. Потому что подъезд внезапно начинает уезжать по диагонали направо. Влад лихорадочно тянется к карманному нуль-приёмнику, но в эфире благодать и идиллия. Немцев, судя по времени суток — Фёдор, увлечённо зачитывает светскую хронику ежемесячного водонапорного бала, куда Влада не пустили из его дерьмовой конторы, где вечно дефицит кадров и диафильмов. Влад сплёвывает мерзость на угол уезжающего от него дома и даёт самодвижке по заднице. — Но, залётная… — мрачно напутствует он. Тупая «залётная» выдаёт такое «но», что они оба едва не впечатываются в стену. Только тигриный прыжок спасает Влада от неприятной встречи носом с окном, но не спасает от ничуть не менее неприятного приземления на асфальт. Напуганный тигр, летевший пущенной стрелой подальше от одного из стрёмных фургонов бродячего цирка, уносится дальше по улице, а Влад уже пешком бросается вдогонку за домом, со крыльца которого на него удивлённо смотрит самодвижка. Надо будет прийти к директору и сообщить, что её уже пора бы в тяжёлые отходы, а если ещё не пора, то пускай сам на ней катается, Влад ему даже биту одолжит. Переизбыток погони в горячей крови скоро даёт о себе знать. Почти догнав дом, Влад обнаруживает, что адрес на нём не тот. Вообще не тот. Дом 4 по улице Уважения к борщу, за которым он гонится, должен, по закону номер 84 — «о нравственном быте многоэтажек», стоять в двух днях птичьего полёта отсюда, а дом 45 Бензино-пропиллена, куда ему было надо, они уже пробежали в ослеплении своём. Но ситуации это не помогает, потому как проклятие субмаринного производства всё ещё стоит на крыльце, а дом замедляться не собирается. Только набирает ход, подозрительно дымя задней трубой и издавая почти издевательское «чу-чух». Влад выжимает из себя последние остатки дизеля и уцепляется за пожарную лестницу. Та сразу же покрывается слизью, но от тёплого знакомства с мечом Дарта Мола с руки Влада, понимает всю непригодность данного носителя для своего потомства и хотя бы перестаёт распускать феромоны. «Чу-чух тебе, Беседин» — зло думает Влад, когда добирается до тринадцатого этажа и вытирает выделения лестницы о штаны. — «Лично Бернада на растерзание предоставлю». Поезд, коварно загримированный под дом, продолжает катиться в сторону залива, ловко подныривая под мосты и перепрыгивая речки. Хлопают люки, окна позванивают ручками, Влад пару раз едва не теряет равновесие, подскальзываясь на черепичных клумбах, но, с упрямством сороконожки из известной песенки, прёт к своей цели. В конце концов, примерно в районе трубадуров, он добирается до торца дома и наугад пикирует вниз. Можно было бы конечно и аккуратно спланировать на воздушном шарике, их же зачем-то выдают курьерам, но Влад задумывается об этом, уже когда выходить из штопора поздновато. — Этот прыжок будет прославлен в веках… — к своему удивлению слышит он в нуль-приёмнике и уже успевает обрадоваться оперативности единственной в городе радиостанции, но радость несколько преждевременна, поскольку оказывается, что Немцев имеет в виду какое-то хитрое па-па-па-ра-па-пам, исполненное госпожой Мэром. Влад зависает в воздухе исключительно для того, чтобы выкинуть бесполезный приборчик, ничуть не помогающий делу. За это, конечно, выпишут штраф, но Сёма ему всё равно новый экстраполирует завтра. С запиской «давно мы с тобой, старина, не гуляли», и Владу, как бы ему ни хотелось снова надрать задницы Бродячему театру, придётся ответить ему «извини, я вчера умер, давай в апреле». Но тут трансгрессионная установка поезда, видимо, даёт сбой. Влад даже сообразить не успевает, что, возможно, это не случайно. Он просто приземляется в комфортабельное кресло помощника машиниста и обнаруживает сбоку от себя лыбящегося во все шестьдесят девять Беседина. — Скажи, охуенно? — радостно интересуется он на фирменных предельно низких частотах, которые, как Владу известно благодаря лекции от Семёна, не ловят локаторы тактических летучих мышей. — Ты спиздил вместе с поездом мою повозку. — недовольно сообщает Влад. — Зато теперь можешь её списать. — лучезарно прелагает Беседин. — А товар мне кто оплатит? — Пф-ф, что там было в твоём товаре… — Тебе лучше не знать, там суммы астрономические… — Ой да ладно, отгоню поезд и привезу тебе твою повозку. — Не привезёшь, они только меня слушаются. — Ты думаешь, меня. — Беседин хлопает себя по широкой груди. — Не послушается какая-то там повозка? Да меня спутники слушаются, при чём даже судебные… — И жизненные. — хмыкает Влад, вспоминая сплетни Голубой-Алабая, про то, почему Мэрия не чешется. — Жизненные вообще все поголовно. — подтверждает Свят, подруливая прямиком к Водолазову проливу. — Поскольку это логично и закономерно. Хочешь узнать, почему. Влад злой, у него мерзости — чтобы растворить Свята на месте и предоставить Бернада справку об уничтожении проблемы городского масштаба. И, в общем, он действительно хочет. — А давай. И Свят даёт. Не отвлекаясь от руления домом-поездом, он сгребает Влада за шиворот, сажает себе на колени и хорошенько кусает за затылок. У Влада там эрогенная зона, и всё тело прошибает электрическим зарядом, способным вырубить даже меч пресловутого Дарта Мола. Татуировки предусмотрительно втягиваются глубже под кожу, на внутренние органы. — Что думаешь. — продолжая вибрировать, интересуется Свят. — Я думаю, пошёл ты нахуй. — Влад мстительно пинает ручник. Дом останавливается ровно на перекрёстке проспекта Доброй воли и шоссе Железной руки. Снизу тут же раздаётся радостный цокот и латунный перезвон стражнических колоколов. — Ну и крыса ты, Влад… — огорчённо сообщает Беседин, начиная просачиваться сквозь кресло. Без его магии поезд теряет свою маскировку. Дом исчезает, остаётся только поезд, окружённый стражниками, на водительском сидении которого в компрометирующей позе со вставшим членом восседает Влад, которому ещё очень долго придётся объяснять ситуацию стражам порядка, потом дирекции, а потом Рычкову, который сегодня уже вряд ли дождётся баночки с вареньем из крыльев Горечавок…