***
Разбудить Миху с утра — занятие не самое благородное. Андрей кое-как растолкал его, чтобы сообщить про завтрак и помывку в бане. Они ведь с дороги ещё не ходили. Но Миха послал всё нахер и продолжил спать. Андрей и сам был не очень бодрым. От свежего воздуха и похмелья слегка кружилась голова. Дружной делегацией они шли в баню после завтрака. Кормили щедро. Андрей хотел даже Михе в терем утащить тарелку с блинами, но сказали, что поесть тут можно в любое время, если что. Андрей кивнул и съел вторую порцию сам, щедро полив блины вареньем из жимолости. Шура запил всё это дело утренним пивком и спросил, как спалось в теремке с Гаврилой. Кепка, задвинутая на глаза, спасала его от режущего пасмурного света, особенно опасного при похмелье. — Как обычно спалось. — А то кровати помогу сдвинуть. У нас вон узенькие, у вас поди такие же. Он усмехнулся, раскачивая пакетом. Андрей тоже хмыкнул, отзеркалил Шурину ухмылку и ничего больше не сказал. Сдвинет сам, если что. Они остановились пострелять из лука. Андрею было не особо интересно. Он оглядел необычную деревянную стелу, а потом встал в стороне, наблюдая, как стрелы улетают мимо цели. Дышится так хорошо. Сейчас баня ещё. Миху бы всё-таки помыть и вывести, чего дрыхнет там, такое пропускает. Птицы распевались всё утро, от них Андрей и проснулся. А Михе хоть бы что. И сейчас они пели. Наверное, в домике у них тоже слышно. Там рядом, кажется, гнездо. Интересно, тут кто водится вообще? Надо прикормить их. Блины-то они, наверное, не едят. А вечером шашлык обещали. — Ну давай, Саш, покажи молодым, — позвал Олег, и Андрей мельком глянул в камеру. — Та куда покажи? — Гордей взял лук и почесал голову. — Саша не может дышать, блять, после вчерашнего. Кто-то попросил у него кассеты. Кажется, у Андрея вчера тоже кто-то что-то просил. Но не до этого было. Блин, Миху всё-таки поднять надо. Поругается и взбодрится. Андрей кивнул Машке, что он мигом, и побежал к себе, неожиданно воодушевлённый, будто Миха уже ему радостно кивает. Здесь каждая минута порознь неприятным скрежетом отзывалась внутри, словно Андрей теряет драгоценные минуты. Уж здесь вместе хочется, как раньше было. Он добежал до домика так быстро, что даже запыхался. Миха сидел на порожке и курил, сонно щурясь. — О, слышь, а я думаю, куда ушёл, — он прикрыл один глаз и впился клыками в нижнюю губу. — Так позавтракали давно. Мыться идём, погнали, — Андрей помахал перед ним своими шортами. — Завтрак, блин, проспал, — сказал он раздосадовано, как будто не Андрей его минут пятнадцать поднять пытался. Он шлёпнул его шортами по плечу и вплёлся пальцами в спутанные грязные волосы. — Накормят тебя, не боись. Миха подставился под руку, как любил, и запрокинул голову назад, поддаваясь Андреевым пальцам. Улыбнулся, прикрыв глаза. Андрей только перестал почёсывать, как Миха заёрзал затылком, заставляя продолжить. Сердце приятно ускорилось, захлёбываясь безмятежной лаской. Андрей чуть было не наклонился слишком близко, но услышал звонкий свист и отпрянул. — Горшок! — завопил кто-то самым радостным на свете голосом. Миха медленно выпрямился и помахал приближающемуся герою. Андрей сжал его голое плечо, большим пальцем погладив острую ключицу, и забыл убрать руку, даже когда мужик подошёл. Смотрел, как кривились Мишины губы. Слышал, как он расслабленно что-то шепелявил. Тряс ногой и ронял пепел на коленку. А палец всё гладил торчащую кость. Андрей вернулся, только когда сам Миха его окликнул, поднялся и дёрнул за майку. — Андрюх, а после бани что? — Вроде на водопад пойдём. Миха поморщился и недовольно повёл носом. Неужели ему тут не кажется всё красивым? Почти сказка: лес, река, терема вместо домов, дикие звери и какие-то чудища ночные. Вместе бы ходили, истории сочиняли, как в детстве. Андрей заметил, что приятель их куда-то уже исчез. Огляделся и увидел то самое гнездо. Прямо возле окна. Теперь понятно, чего так громко. Он улыбнулся, разглядывая уже крупные, но ещё пушистые и вопящие комочки. Не низковато ли гнездо? А если хищник какой? Тот, например, что Андрей вчера видел. Андрей поёжился, вспоминая свой вчерашний ужас. Просто кабан, наверняка. Миша докурил последнюю, и они пошли догонять остальных в бане. Миха шел чуть впереди, и Андрей разглядывал его сутулую худую фигуру. Плелся, шаркал своими кедами. Уже его кто-то цапнул под коленкой — расчесал до крови. Так хотелось остановиться и вжаться в эти торчащие лопатки. Андрей ведь пообещал себе делать здесь всё, что хочется, не думая и не боясь. Но сейчас почему-то не смог. Только поддел Миху плечом, равняясь с ним на тропинке. — А нормально тут вообще, — Миха кивнул, пиная шишку. — Хорошо, что вместе. Да? Он посмотрел на Андрея, ища в его лице согласие. Как будто Андрей мог не согласиться. — Да, Мих, вместе, — он коснулся кончиками пальцев Михиной ладони, поддевая мизинец своим. На пару секунд, прежде чем убрать руку, Миха сжал его палец в ответ. От конной прогулки в восторге были все. С них тут вообще пылинки сдували и баловали — экскурсии, развлечения, питание по высшему разряду, баня-сауна и море сладкого вина. Каникулы, о которых они даже не мечтали. Лошадям не рад был, наверное, только Балу, которого не отпускало бесконечное похмелье. Густые брови давили на опухшие веки, Шурка сидел на камне, окруженном холодной горной рекой. Восстанавливался. — Камышлинский водопад — из-за камышей? — громко спросил Андрей, резво вставая на выступ. Ледяные капли воды приятно освежали. И шум успокаивал. Андрей глянул, где там Миха. Он мялся у кустов, смотрел на медитирующего Шуру и зевал. Ребята полезли по скалистой тропе. Андрей поправил сумку с камерой и тоже начал карабкаться. Женька, их сегодняшний гид, шла впереди. — Про этот водопад легенда есть. Богатырь тут жил, его звали Камыш. Он влюбился в девушку по имени Ла. Ее отец узнал про них и заставил Камыша спрыгнуть со скалы, — она сделала паузу и хихикнула, Андрей улыбнулся. — Ну и девушка вслед за ним — не смогла жить без него, так сильно любила. В честь них и назвали. Не знаю даже, смогла бы я так… — Я бы, наверное, не смогла, — сказала Машка. — Пуш, а ты? — Андрюха бы назло не прыгнул, — хмыкнул Саша, придерживая Машу за талию на скользком камне. — Не спрыгнул бы. — На самом деле, это неправда всё. Тут в 40-х люди сами камни разобрали, чтобы мельницу построить, — продолжила Женя. — А в войну здесь вообще лесопилка была. Вон, до сих пор бревна с железяками лежат. — Так это не древнее, что ли? — А легенда и не должна быть древней, — Андрей встал на удобный выступ и достал камеру. Приходилось кричать, чтобы друг друга слышать. — Но она же должна быть старинной, из древности, разве нет? Андрей сделал зум на Жене, она смущенно улыбнулась в камеру. Олег отдал свою камеру и тоже полез прыгать по камням, соревнуясь с Саней в любительском скалолазании. Миха робко карабкался вверх, закинув куртку на плечо. Как всегда растерянно зыркал глазами и задумчиво жевал губу. Показалось, что он сейчас навернется, и Андрей машинально дернулся. — Мы же тоже легенды сочиняем по сути, — он решил ответить на вопрос. — Истории. Но они все на легендах основаны, потому что где-то когда-то такое уже было. Женя пожала плечами. — Банальная всё равно легенда, прыгнуть да разбиться… — Кому банально, а кому… — Анально? — крикнул Саня, и Андрей рассмеялся, сам чуть не оступился. — Держись, Андрюха! Я уже иду. Он смешно, словно неловкий йети, забирался большими шагами, пока они не оказались на одном камне. Андрей снимал его на фоне водопада. Сашина фигура хорошо вписывалась в эту природу. Он был как тот самый богатырь Камыш. Большой и благородный. Сашка бы тоже прыгать не стал. Андрей снял, как щурился Балу, приподнявший с лица кепку. Сидел как лягушка на камне и, наверное, тихонько квакал. Миха увидел, что Андрей снимал, и оскалился. Андрей приблизил его лицо и столкнулся с желанием вгрызться в камеру из-за потребности коснуться его. Выше Миха не полез. Андрей тоже спустился и нашёл его на бревне с сигаретой. Миха пускал густой дым, иногда делая колечки, и смотрел, как они улетают. Андрей встал повыше и снова включил камеру. Он заметил, что затаил дыхание. Такой кадр, такое воспоминание никак нельзя упустить. Миша посмотрел в камеру и чуть улыбнулся. Трепет внутри мгновенно разросся и заставил посмотреть на Мишу не через камеру, а так. Андрей едва мог совладать с этой необъятной нежностью и быстрым решительным шагом вдруг подошел к Михе, но из-за деревьев появились друзья, и он невольно замедлился. Снова стало шумно и весело. Миха встал, и Андрей перевернул камеру. Закинул руку ему на плечо и подтянулся ближе. Еще немного и можно было бы ткнуться губами ему в щёку. До щемящей боли в груди хотелось это сделать. Миха метался вокруг глазами и дразняще показал кончик языка. В другой обстановке Андрей бы, наверное, уже не сдержался. Но их позвали, и они снова полезли на коней. Михин конь смешно фыркнул, дернул хвостом и башкой, будто потянулся поближе к своему наезднику. Чем-то они были похожи. Глазами, наверное. Конь вдруг лизнул его в ухо. — Слышь, — Миха от неожиданности вздрогнул и удивленно вскинул брови, а Андрей засмеялся. — Прилюбовала тебя лошадка. — Горшок просто сладкий, как сахарок, — улыбнулась Маша, поглаживая и коня, и Миху по спине. Оба стерпели прилив нежности. Они оседлали коней как герои хорошего вестерна. Миха вылетел из седла и просто нёсся на своем коне, отбивая зад. Волосы смешно разлетались, он то и дело выплёвывал их изо рта. Андрей приноровился ехать рысью и время от времени чуть ускорялся. Ковбои же вообще тема крутая. Шляпа только нужна. Шура держался, будто из последних сил. Лошадка у него была немного строптивая. — Саня, ты как? — крикнул ему Андрей, пристраиваясь рядом. — Нравится, — сухо сказал он и крепче вцепился в поводья. Андрей решил далеко не скакать, шел рядом. У него была совершенно спокойная кобыла, послушная. Они быстро сдружились. Может, потому что Андрей её прикормил. Они остановились на передышку перед возвращением. Саша опять выглядел как богатырь, сидя на своем коне. Миха рядом с ним казался совсем тонким. Он убрал с лица волосы и слегка улыбнулся, когда они пересеклись взглядом. Внутри, как по команде, затрепетало. То ли воздух тут такой свежий, то ли он совсем уже сдурел — на каждую улыбку такая реакция, что хочется в руку вцепиться, лишь бы не завыть, а лучше в его губы. — А потом наши потомки будут смотреть и говорить «да, редкостные ублюдки были наши родители». Андрей снова посмотрел на Сашку и усмехнулся. Какой же он всё-таки смешной, очки ещё эти. — Ну глядя на тебя, грех так не сказать, — Андрей заставил всех засмеяться. Они вернулись сразу обедать. Вечером уже открытие, нужно плотно подготовиться. Им подали зажаренного барана, и Андрей старался не думать, может ли это быть тот барашек, который живет на турбазе. Он смотрел на блюдо жареного мяса и почему-то вспомнил, как в деревне не смог съесть даже курицу, потому что помнил ее еще цыпой, и почувствовал в горле ком. — Андрюх, есть будешь? — Да, а это… не тот? — Не, баран на месте, — Миха ободряюще ткнул его в бок локтем. У Андрея отлегло. Все налегли на вино. Когда он встал, приятно поплыло перед глазами — лёгкая улыбка не сползала с лица. Миха повис у него на плече, вцепившись пальцами в воротник, как делал под хмелем, когда эмоции уже не помещались внутри. Уткнулся в шею липкими губами. По спине побежали мурашки, тело само прижалось ближе, Андрей обвил его рукой и может слишком крепко схватился за бок. Если бы у него были когти и острые зубы, он бы вцепился ими в Миху и не отпускал. — Слышь, а осталось вчерашнее это, да? — он обдал дыханием ухо, и Андрей непроизвольно наклонил голову в бок, подставляясь. Осмотрелся: вокруг, как всегда, балаган и пьяные тела. Всё родное, хоть и шумное. Миха положил ладонь Андрею на шею, и он опять подался вперед. — Осталось, куда б оно делось, — он похлопал по переднему карману штанов. Миха вдруг пощупал его, проверяя наличие травы. Андрей опустил глаза, проследил, как его рука ныряет под выправленную рубашку, задевает ребром ладони ширинку и щупает выпуклость в кармане. Воздух застрял в лёгких и тут же вырвался наружу судорожным выдохом. Андрей вцепился ему в запястье, не желая от себя отпускать. — Щас хочу, а ты? — Миша посмотрел в глаза, расслабленно улыбаясь уголком рта. Как же тяжело держаться. Андрей кивнул, хоть и хотелось ему вовсе не травы, а сжимать Миху в объятиях, пока не захрустит, и целовать, просто бесконечно целовать… — Ау! Куда собрались? — их окликнули пьяные смеющиеся голоса. — Концерт! Андрей совершил ошибку, обернувшись. Их тут же уволокли в пьянку и заполоняющий мозг угар. Миху вытянули прямо из его рук, и осознал себя Андрей очень нескоро. Моргнул и внезапно понял, что прошёл весь вечер. Что в кармане так и не раскуренная трава. Что Миха брызгал слюной кому-то в лицо и потом заливисто смеялся. Какая-то блондинка повисла у него на шее. В темном углу к стене жался Егор из «мультиков», а к нему кто-то жался сверху, держа за бок. Андрей моргнул, всматриваясь. Рубашка была расстёгнута, и чужая рука погладила его торчащие рёбра. Андрея окатило жаром, и он отвернулся, понимая, что увидел что-то, что не должен был видеть. Стыд вытеснило неожиданное облегчение. Так тоже можно. И ему, значит, можно.***
Весь день лил дождь. Планы пришлось изменить. Говорят, там и у организаторов какие-то проблемы, но Андрей, если честно, не вникал. Мужики за завтраком обсуждали — то ли денег не хватает, то ли ещё что. У них всё было пока хорошо, и этого хватало, чтобы не париться. Культурная программа сегодня была у каждого своя — по возможностям и по потребностям. Ночью Андрей спал как-то плохо, поэтому после еды его опять склонило в сон. Миху он с утра будить не стал. Поэтому, когда он вернулся к себе, тот сидел на крыльце, мочил ноги в шлёпках под струёй, стекающей с крыши. Опять пыхтел сигаретой и хрипел, глотая дым со свежим воздухом. Андрей забежал под маленькую крышу и убрал с головы целлофановый пакет. — Доброе утро. В ответ Миха кивнул. Подставил под струю ладонь, набрал воды и плеснул себе в лицо. Умылся воробей. Андрей покачал головой, улыбнувшись. Захотелось любя его стукнуть. Что он и сделал — кулаком в плечо. Миха не увернулся, наоборот, качнулся назад, прижимаясь спиной к его ногам. Андрея опять заполняло нежностью. Они помолчали, слушая дождливую погоду, пока Андрею не стало зябко и он не зашёл в дом. Думал, что Миха пойдёт куда-то, поесть всё-таки надо, но он вернулся и промял костлявой задницей кровать. И почему-то не свою. Андрей переодел мокрую одежду и, слегка подвинув Миху, лёг на своё законное место. Миша не ушёл, но и двигаться не стал. Взял книгу со стола и сел, прислонившись к стене. Просто сидел, заставив Андрея поджать ноги. Волосы от влажности у него вспушились. Вот бы дотянуться и почесать их. Но Андрея невозможной силой морило. Сколько у него было планов, они тут уже третий день, а всё ещё ничего не случилось. Одни ведь сейчас. А он, как назло, телом уже не здесь. Да и Миха весь в книге. Высунул кончик языка, чуть прищурился. Из-за пасмурной погоды света было мало. Немного яркой серости попадало внутрь из полузашторенного окна. Андрей повернулся на бок, подкладывая ладонь под щёку. Глаза закрылись моментально. Было так уютно и спокойно. Кровать скрипнула, и Андрею на ногу под покрывалом легла тяжёлая ладонь. Так стало ещё лучше. Он проснулся от нещадящих его сон голосов. Ага, все свои. Еле-еле разлепил тяжёлые веки. Дневной сон всегда несёт за собой наказание в виде рыхлых мозгов и помятого тела. Первое, что он увидел, что пацаны уже присосались к бутылке. Миха сделал глоток и поморщился, запивая пепси. — Андрюх, ты хуле спишь? Шура потрепал его по ногам и прыгнул на него сверху. Хорошо, не на яйца. Хотя этот мог бы. — А вам чё, делать нечего? — Так и нечего. Мы Якова хотели принести в жертву местным богам, чтобы ливень закончился, а они, падлы, сказали — еврея есть не будем. Народ, мол, слишком хороший. — Еблан… — Яша прыснул смехом и закатил глаза. Поручик просто так, чтобы не скучно было сидеть, потрепал его по голове и толкнул спиной на кровать, прямо на Миху. Яша встрепенулся и пнул Саню ногой. Андрей потёр глаза и посмотрел на всех ещё раз, чтобы убедиться в том, какой сейчас год. Вдруг стало так тепло. Так хорошо было очень давно. Миха тряс полупустой бутылкой пепси и дал ею Поручику по башке. Нежно, конечно, с гулким стуком, как по пустой бочке. Андрей не успел уловить момент, как всё это переросло в детскую потасовку. Пока Шура готовился наброситься на них сверху, Андрей успел включить камеру, которая лежала на столе. И всё это безобразие сохранить. Для потомков, конечно. Когда самому прилетело в колено, стало уже не до документальных съёмок. Пришлось тоже биться. К вечеру они засели в баре, в общей зоне, где все развлечения были под крышей. На выбор были сауна, бухло и бильярд. Андрей совместил второе и третье. Они с Сашкой пристрастились к играм, особенно к тем, в которых Саня не расстреливал всех своим интеллектом. Андрей мог бы научиться играть в шахматы, но зачем, если это неинтересно. А вот в бильярд они сначала играли на пиво, потом на деньги, а потом на щелбаны. Только ставить их договорились не себе, а несчастным, которые попадутся под руку. В гостиной с камином было уютно, там смотрели кино. Андрей глянул на Егора с пепельницей в руке и вспомнил, что недавно видел. Кивнул ему приветливо и поймал такую же улыбку. Он даже не знает, что Андрей знает. Да и так ли всё было, как он успел подумать? Может, ему показалось. Но так было легче. Андрей взял им с Саней по пиву, но стакан перехватил Балу, и пришлось налить ещё один. — Гаврилу не потерял? — спросил, улыбаясь пивными усами. — А ты? — Андрей в ответ вздёрнул бровь. Они снова друг другу многозначительно хмыкнули. Никто из них вслух в жизни не скажет, о чём думает. Но здесь и без лишних слов понятно. — Как он? Андрей пожал плечами. Много они говорят, что ли? По виду неплохо. Лучше, чем было. Следить за Михой физически невозможно. И сам он плакаться не прибежит. А если и прибежит, что сделаешь? То, что Андрей действительно хочет сделать, возможно, делу не поможет. Его желание Миху поцеловать вообще… не про это оно. И хрен знает, может, ещё хуже сделает. Хотя куда уж хуже после последнего раза. Тьфу, лучше не каркать, а то мало ли… Пока Андрей наливал пиво, он увидел, что Сашку уже что-то увлекло. Он зажал кий под мышкой и говорил с девушкой. Такую Андрей не знал. Видел, наверное, тут уже, но кто и откуда — хрен вспомнит. Видимо, на сегодня поиграли. Андрей курил на веранде под натянутой крышей. Вокруг негромкое, но увлеченное веселье. Дождь уже шёл несильный, но его всё равно было слышно. Прохлада заставила накинуть на плечи плед, а потом галантно отдать его девице, которая искала такой же. Андрей поёжился, но что поделать. Ему бы сейчас с какой-нибудь... Но все мысли не там. Не подойдёт какая-нибудь. Вот тот, который вместо туалета побежал под дождём в кусты поссать и сейчас мокрый, как бродячая собака, бежит в тапках обратно. — Ну чё, освежился? — А то. Он улыбнулся, вытирая мокрое лицо, и забрал у Андрея сигарету. Стол рядом разразился смехом. Миха сразу обернулся и за секунду влился в разговор. Гордеев обнимал Машку за плечи, а та смотрела куда-то в сторону, иногда роняя вежливые улыбки. Андрей проследил за её взглядом. Саня уходил с той девушкой, накрыв их обоих своей курткой. Когда они скрылись из виду, Маша шепнула что-то Гордею в ухо и встала. — Ты шо, малыш, спать пойдёшь? Он держал её за талию, не вставая со стула. Она кивнула, погладила его по плечу и пошла, на прощание улыбнувшись Андрею. Как будто что-то хотела ему сказать, но Андрей не понял что. А может и не хотела. Он особо и не следил. Шура опять вынырнул откуда-то на своих мягких лапах и занял место для курильщика, смотря ей вслед. Пора и им отсюда. Андрей дёрнул Миху за рукав и заставил наклониться. Красноречиво подёргал бровью и похлопал по карману штанов, в которых до сих пор лежало кое-что интересное. Миха сразу улыбнулся, предвкушающе хлопнул Андрея по спине, и они ушли. Половину решили сберечь на потом. И так хорошо пошло. Миха взялся за гитару со своим «ща, ща покажу». Андрей валялся на кровати, скомкав в ногах одеяло и шмотки. И снимал его прямо так, полулёжа, потому что шевелиться было слишком лениво. Михины острые коленки заняли половину кадра, и Андрей приблизил его лицо. Он играл и пел, что шло изнутри. Оттуда, откуда он всегда брал самое лучшее. То, что так восхищало всех вокруг. Миша был в музыке, смотрел сквозь всё и ни на что одновременно. Такой живой и настоящий, каким бывает только с музыкой. Ноги двигались в такт, коленки смешно дёргались вверх. Миша сощурился, подтанцовывая себе головой. И мелодия такая красивая, хотелось подпеть, но не хотелось влезать. В этот момент Андрей его так сильно любил. Внутри не помещалось, как сильно. Хотелось выдрать трепещущее сердце и показать ему: смотри вот, что натворил. А Миха бы засмущался, округлил глаза. Сказал бы «дурак, что ли?». А Андрей бы уверенно кивнул: да, дурак, забирай, хотя ты и так уже всё забрал. Здесь, в этом домике с запахом сырой древесины, можно было бы остаться навсегда. Воздух, пропитанный лесом и сладкой травой, не путал сознание, а делал все мысли яснее. Андрей знал всё. И Миша тоже всё знал. Если бы они написали песню о любви — вот такой бы она была. Летний непрекращающийся дождь, красные щёки, широкие зрачки и Михин голос. Наполняющий всё вокруг голос. Андрей перевёл камеру на себя и снял, как он смотрит на Миху. Когда видишь что-то такое, из-за чего у тебя душа кричит от счастья, хочется не только это запечатлеть, но и себя. Запомнить себя счастливым и глубоко влюблённым. Как будто важнее ничего нет и не будет. Будет, конечно. Вся жизнь впереди. Но сейчас как будто больше ничего и не нужно. Всё здесь. Ночью Андрей выходил подышать. Дождь перестал, было тихо и спокойно. А внутри у Андрея шумно и безумно. Как и во всей их жизни. Птицы ещё не проснулись. В каких-то домиках ещё горел свет. Сзади щёлкнула зажигалка, и на перила опёрлась ещё одна пара локтей. — Записать потом надо, — сказал Миха, и Андрей сразу понял, о чём идёт речь. Надо обязательно. Это что-то с чем-то будет. Как приедут, сразу запишут. Андрей и слова накидает. Чего тянуть, в следующий альбом и вставят. — Чтоб лучше было, чем этот, — вяло добавил Миха. — Да ладно тебе, — Андрей толкнул его в голое плечо своим. — Это тебе ладно. Всё понятно и так. Нечего ему было сейчас ответить. Андрею нравилось всё, что они с Михой делали, потому что всегда так было: что не нравилось — они не делали. Но обстоятельства, говорят, изменились. Но в этом плане Андрей ни о чём не жалел. Тогда нельзя было ждать. Никто не знал, будет ли ещё шанс. Андрей старался об этом не думать и просто написать побольше, чтобы было из чего выбрать. Как получилось, так и получилось. — Потяжелее надо. — Сделаем потяжелее, Мих. Ты главное… — Знаю я. Нормально всё будет, — он затянулся и выпустил дым. Андрея тряхнуло. Он поджал губы и опустил глаза. — Я же на самом деле… — Миха прижался носом к его виску, и Андрей снова затаил дыхание, на что-то надеясь. — Ну? — не выдержал он. Но Миха только покачал головой, боднул его в висок и отстранился, с силой оттолкнувшись от перил. Кинул сигарету в пепельницу, сделанную из пластиковой бутылки, и вернулся в дом. Нормально всё будет. Хотелось бы верить. Первая птица проснулась, когда голова Андрея коснулась подушки. Миха уже сопел вечно простуженным носом. Как легко ему всегда удаётся заснуть. В голове играла Михина импровизация. Стихи надо написать, не забыть бы мелодию. Хотя как такое забудешь. Да и Миха потом ещё раз наиграет. Хорошая песня получится.***
— Shit! Piss! Fuck! Cunt! Cocksucker! Motherfucker! Сид в экстазе скакал по сцене, собирая возгласы от «дааааа!» до «пошёл нахуй!», и яростно, счастливо улыбался. Вообще-то, публика была хорошая. Несмотря на все трудности, кайфа было много. На сцену Тараканам! летели лифчики. Они открыли выступление смешным и бодрым кавером на Блинк-182. Андрей чувствовал, что качает. На английском ничего так, конечно, но не их формат. Миха рядом воткнулся ему в плечо, тряся башкой. — Может, мы тоже? — Чё, как раньше? Елоусубмарин? — Ну а чё? — Миха смешно округлил глаза. — Да охуенно же! На английском пилить, понимаешь? Я могу, в принципе! Миха весь встрепенулся, даже волосы на голове будто слегка наэлектризовались. Он по-детски выпятил нижнюю губу. И что интересно, совершенно неосознанно это сделал. Над верхней подсохли винные усы. Из чего эту бодягу делают, что аж кожу красит? — Да чё можешь, Мих? — Всё, чё надо, могу. Он обиженно отхлебнул из стакана и отвернулся. Но дрыгаясь в танце, опять прижался к Андрею плечом. Он на пробу обнял Миху за шею, проверяя, оттаял ли. Да он и не леденел, похоже. Миха выбросил стакан под ноги и навалился почти всем телом. Жаркий и тяжёлый, примял Андрея к стене и неожиданно крепко сжал на шее ладонь. Андрей машинально накрыл его руку на себе своей, контролируя силу. — Слышь, — окликнул его, улыбаясь. Меры же иногда не знает. — Я, это, просто, Андрюх, — Миха уставился на него выпученными глазами. Опять они близко, и опять вокруг дохрена людей. Он как специально, чтобы подстраховаться и не наделать глупостей. Хватка на шее ослабла, Андрей воспользовался моментом и сам обхватил Миху, с каким-то нелепым отчаянием почти втыкаясь ему в щёку губами. На самом деле, просто прижимая к себе в дружеской борьбе. А пальцы сотней мурашек скользнули ему за воротник. Хорошо Егор это спел. — Алтай! Мы научим вас сосать! Ееее! — закричал со сцены Сид, взрываясь новой песней. Андрей с Михой обернулись, давясь смехом. Сид засунул себе в рот микрофон целиком! — Нихуя! Прям как ты! — ржал Миха, даже не заметив, что Андрей его уже не держал, и можно отойти. Нет, так и стояли, почти в объятиях. Вытаскивая микрофон изо рта, Сид зацепил челюсть. Она вылетела вместе со слюной басисту под ноги, и Дима даже не сразу это понял. Бросился поднимать, но челюсти это всё равно бы уже не помогло. — Какая досада… — он огорчённо вздохнул в микрофон, а потом беззубо оскалился. — Вот так сосать, понятно? Сид угорал, поэтому всем было плевать. Завтра он, наверное, расстроится. А пока концерт, это святое. — А я ж тоже так зуб выбил, помнишь? — Ещё бы. Андрей плавно опустил руку с шеи Михе на спину. Каким-то чудом их никто не донимал. Андрей мягко прошёлся по влажноватой майке, надавливая тёплой рукой ему между лопаток. Портвейн этот бесконечный не переставал бурлить и в желудке, и в голове. — Кровищи было, — Миха поморщился. — Ага, и не раз. Он зацепился за ремень сзади, отчего-то осмелев. Миха повернулся. Андрей тягуче моргнул, приоткрывая рот. Миха тоже взялся за его плечи — и робко, и требовательно одновременно. Будто говорил: давай, сделай, будь первым, я же тоже хочу, но сам не могу, ты же понимаешь. Андрей всё понимает. Только вот и он не может — не созрел. Но куда зреть ещё? Переспело всё. Как яблоко, которое уже пускает сок, а с одного бока подгнило коричневым. Такое съешь, только если совсем голодный. Нет, не так у них всё должно быть. Андрей тряхнул головой, выбираясь из своей метафоры. За эти длинные секунды Миха успел отвлечься и снова палил на сцену, а потом и куда-то вбок. Он уже не держался за Андрея, стоял рядом, обдавая жаром. У Андрея от обиды стало кисло во рту. Разозлился, сделал пару глубоких вдохов и отошёл. Миха даже не заметил. Он потом отомрёт, конечно, и тоже вспомнит, что между ними опять не случилось. Но будет ли он думать об этом так же много? Потом снова полил дождь, и половину лайнапа пришлось переносить. Кто хотел — пошли бухать дальше. Андрей свалил в домик, надеясь, что и Миха сделает так же. Но просить ни о чём не хотел. И спрашивать тоже. Как-то резко стало обидно, что всё опять не так, как он себе представлял. Лежал в кровати, мучаясь от духоты из-за закрытого окна, потому что насекомые. Нервно подскочил и открыл окно. В домик сразу заполз влажный прохладный воздух с запахом мокрого дерева и хвои. Это успокаивало. И постель показалась мягче, и в голове стало потише. Но ощущение пустоты из-за свободной соседней койки всё равно неприятно давило в спину, которой он был к ней повёрнут. Андрей уснул, накрывшись почти с головой одеялом. Разбудил его не ветер, а так, милый неуправляемый ураган, который споткнулся о сумку, заходя в комнату. Он что-то свалил, матернулся, попытался поднять, но оно покатилось дальше. Андрей развернулся и сонно заморгал. — Да оставь ты, — он раздражённо прохрипел, натыкаясь глазами на силуэт в темноте. — Андрюха, блин, не хотел, — сказал он таким голосом, что Андрей сразу представил его глаза. Эти невозможные глаза, которым всё прощалось. Злость покатилась туда же, куда и предмет, который неуклюжий Миха шумно свалил. Ну и хрен с ней. Он приподнялся на локтях, всматриваясь в Мишу. — Разбудил, блин, — сказал он разочаровано, садясь на скрипучую кровать. Даже в состоянии снять ботинки. — Да похер. — Я ж это, думал ты вернёшься ещё… А ты спать? Хорошо посидели, на самом деле. У Сида зубы совсем того, прикинь. Но я, короче, тоже пошёл. Только по пути ещё там одного… А ты спишь, да? — Спал, — Андрей уже не раздражался. Вслушивался в рваную речь и пытался понять, с кем и с чем Миха хорошо посидел. Может, стоило с ними посидеть. Теперь как будто он что-то важное пропустил. — Да хуйня, на самом деле. Миха стянул шорты, кинул их на пол и лёг поверх покрывала. Жарко ему, что ли. Андрей лёг на подушку и теперь из-за стола видел только его голые ноги. Миха почесал пяткой щиколотку и зашуршал на подушке. — А концерт хороший был, — вдруг сказал он, когда уже вроде бы затихли. У Андрея опять что-то зашевелилось внутри. — Пока дождь не пошёл, вот там… Пацаны, тараканы, хорошо выступили. Да? Андрей не видел, но чувствовал, или хотел чувствовать, что Миша повернулся к нему лицом и смотрел сквозь стол. — Конечно. В груди всё опять ходуном. — Вот я и думаю. Андрей лежал и слушал дыхание, пытаясь успокоить своё. Но Миха больше не говорил. Затих. А потом захрапел, потому что так и уснул на спине. Андрею опять захотелось выть — да что же это такое? Он со злостью развернулся обратно к стене, кулаком ударяя по подушке. Через несколько секунд Михина кровать заскрипела, и стало невыносимо тихо. За окном опять зашумел дождь, но в этот раз от него было не уютно, а тоскливо.***
— Сашка, давай на параплане? Чё там? Макаревич отказался. Олег решил снимать начало сплава и конец. Гордей его идею с парапланом не оценил. Он уже был полностью экипирован и пошёл пересчитывать своих мальцов. Сегодня в программе был рафтинг, и главной задачей было — всех не растерять. Андрей поправил шлем и уже стоял с веслом наготове. Таким он ещё, конечно, не занимался. Немного стрёмно, но вроде никто не боялся. Да и сказали, что неопасно, у них туристический сплав. И инструктор с ними. От реки веяло холодом. Им уже рассказали, что река сильная, извилистая, но вся её красота того стоит. Цвет у неё и правда потрясающий — лазурная и совершенно прозрачная. Вокруг острые скалы и зелёный кедр. Андрей уже намочил ноги — познакомился с рекой поближе. Сегодня шпарило солнце, от дождя не осталось и следа. Но возле воды было идеально. Они все выглядели смешно в своих шлемах и жилетах. Миха был такой несуразный, ещё в шортиках этих. Он понадеялся, что Олег его такого заснял. Какая-то обида со вчерашнего дня ещё тлела внутри, поэтому Андрей немного Миху сторонился. Но стоило им оказаться в лодке на реке, тёмное чувство рассеялось. Адреналин начал бить в голову. Их бултыхало, хотя вода, как сказали, сегодня спокойная. Смотреть на берег с Катуни было ещё поразительнее. Андрей огляделся, щурясь на солнце. Вода казалась вообще сказочной по цвету, будто раскрашенной специально. Река приветливо брызгала в их пугливые городские лица. И как только лодка их всех держала. Андрей глянул на Миху. Он вцепился в верёвку на бортике, как в спасательный круг, хоть и улыбался. А может, это ему солнце так слепило глаза. Не особо ему этот экстрим. Андрею, впрочем, тоже. Парапланы, парашюты и всё остальное. Он накрыл Михины пальцы своими и сжал. — Круто? — он ободряющего спросил, чувствуя холодную напряжённую руку. — Куда там круто, это какое-то… — Мишка, не урчи! — гаркнул на него Гордей, и тот послушно притих. Правда, всё равно уже полезли. Отсюда ходу нет, пока не приплывут обратно. Андрей погладил его белые костяшки, и Миша высунул из сжатой ладони большой палец и обхватил им мизинец Андрея. Опять это всё… такое приятное и такое недосказанное. Ступить на землю было как никогда радостно. Миха сразу присел курнуть, выпросив у кого-то из туристов сигарету. Рядом сел Пашка, тоже затягиваясь. Андрей увидел палатку с мороженым и пошёл на разведку. В памяти всплыло что-то из прошлого: вроде в парке они были, мороженое ели. Или как там было… А, так это же съёмка была! Точно, денег тогда нихрена не было. Кажется, они тогда напополам поделили. Нет, Миха трубочку захотел. — А дайте два рожка, пожалуйста. — А нет рожков. Только эскимо. Девчонка за прилавком виновато улыбнулась. Андрей взглянул ещё раз на ассортимент. — Ну, что поделать, давайте эскимо. Он полез за кошельком, а она достала мороженое и как-то скромно мялась, не передавая его в руки. Андрей непонимающе улыбнулся. — А я вас узнала! Простите! Вас все тут знают, столько тут всех… Я первый год тут работаю. И сразу на фестивале! Она смешно затараторила. Андрей теперь увидел, что ей лет шестнадцать. На голове модная бандана от солнца. И щёки все в веснушках. — Здорово, что узнала. Слушаешь, да? Он решил подарить ей этот разговор. — Ещё как! Да у нас все вас слушают… Мне так ваша песня нравится… — она прям сияла, забыв уже про бедное эскимо. — Кукла, наверное? — Нет! Екатерина! Меня просто Катя зовут, — она кокетливо засмеялась и, наконец, отдала мороженое. Андрей ей улыбнулся. — Надеюсь, Катя, ты не встретишь такого же парня, как герой этой песни. Она ещё счастливее захихикала. Андрей расписался в блокноте, который Катя предусмотрительно брала с собой каждый день. Ведь если тут живут рок-музыканты, нужно быть наготове. Андрей вернулся и протянул Михе из-за спины мороженое. Он обернулся с радостным «оп-па» и жадно его развернул. Андрей включил камеру, когда они шли по навесному мосту. — Не страшно? — спросил, потому что и самому было не слишком комфортно. — Чё страшно-то? Ну так, немного. — И мне. Миха, щурясь, улыбнулся в камеру, тут же сменяя улыбку своим смешным оскалом. А Андрей улыбнулся внутри. Какой же Миха был красивый. И как несправедливо, что он не мог ему просто так об этом сказать. Когда-то говорил, но теперь это уже будет странно. В шутку только. Они выстроились на мосту, чтобы снизу их сфотографировали всех вместе, на память. Надо потом попросить эту фотку. По пути на обед они сто раз сцепились с кем-то языками, успели настроить планов и надыбали дудочку. Какую-то местную флейту, которую Михе сразу отдали за красивые глаза. Опробуют потом. Солнце нещадно палило остаток дня, но было всё равно хорошо. Андрей чувствовал, что у него подгорел нос, и это было приятно. Почти детское ощущение лёгкого счастья теплилось внутри. Пиво шло за пивом, холодненькое, свежее. Миха приложил холодную бутылку ко лбу и довольно простонал. Какой он был сейчас довольный. Сытый, румяный, подпечённый солнцем и оттого уютно спокойный. От переполняющих чувств Андрей ткнул его в бок и пощекотал. — Дурак, — Миша хохотнул и пнул в ответ ногой. С него слетел тапок и свалился с веранды, но он и не рыпнулся, чтобы его достать. Андрей взял флейту и дунул, потыкал пальцами и наиграл какую-то трель. — А дай я. Миха тут же оживился, отставил бутылку и забрал дудку. Поперебирал пальцами, играя, как на свистульке. Жаль, Андрей без камеры. Ладно, потом его снимет. Машка выплыла, пританцовывая восточному мотиву. Её запястье поймал Шура и закружил в танце. — На скрипке бы подыграла, — сказал он, приобнимая за талию. Маша улыбнулась, погладила его по волосам и вежливо вывернулась из объятий. К вечеру всё перешло в очередную пьянку. Ночь после концерта обещала быть длиннее дня. Миха редко брал гитару на тусовках, но сегодня взял, моментально окружив себя людьми. Андрея повело от сладкого алкоголя, и заслезились глаза. Он смотрел, как гримасничал Миха, как он орал что-то на пару с Сидом, как мимо идущий Поручик даже не посмотрел в их сторону. Вокруг кипела их жизнь, такая, какой он стала и будет, наверное, всегда. Кто-то крепко шлёпнул по спине на прощание, но Андрей не увидел, кто это был. Так шумно и так живо. Он на пару минут отключился, ушёл в себя и теперь не мог сконцентрироваться на чём-то одном. Если долго пить вино сидя, то когда встаёшь, чувствуешь, как тебя унесло. И Андрея куда-то уносило. Миха бил по струнам, беззубо улыбался. Сид схватил его за шею и прижался к виску. Андрея кольнуло в животе. И он понял, что пора проветриться. Встал, уронив хлипкий пластиковый стул, и пошёл. Прохлада вечера чуть-чуть прочистила поплывшие мозги. Завтра их выступление, закрытие фестиваля и всё, они уедут домой. Закончатся алтайские каникулы. Он моргнуть не успел. Ещё ничего не началось, а уже почти закончилось. Снова неприятно закололо от тупой горечи. Он вспомнил, как Миху ещё недавно откачивали. Тогда было по-настоящему страшно. Когда им было по пятнадцать, они всё время играли в упырей, Андрей столько раз рисовал Миху мертвецом. Но видеть его такого не на рисунках было ужасно. От воспоминаний о том, как Миша выкашливает внутренности, выташнивает весь яд и стонет в агонии, у него самого закружилась голова. Он привалился к дереву, чувствуя подступающий к горлу ком. Сердце забилось быстрее, нужно было успокоиться. Сколько раз ещё это произойдёт, прежде чем он… Андрей сморгнул слёзы. Ничто не может это изменить, Андрей знал. Уже много лет знал, как всё будет. Миха так решил и не спросил ни у кого. Не подумал, как им всем потом с этим жить. Как Андрею с этим жить. Он мелко задрожал, сдерживая рвущуюся наружу истерику. Если всё, что у него осталось – этот вечер, он должен сделать хоть что-то. Сломался последний предохранитель. Андрей представил, что почувствует, когда действительно ничего нельзя будет изменить. Он будет всю жизнь сожалеть, что не узнал, как бы оно было. Будь они в фильме, это была бы кульминация. Андрей представил, что они напарники в каком-нибудь шпионском фильме. И вот, Миху подстреливают, он падает, будто замертво, и Андрей держит на руках его окровавленное тело. Нет, какие они шпионы. Следователи, да, точно: Питерская улица, какие-то конченые бандиты, и Миха, закрывающий кого-то грудью от ранения. Андрей так увлёкся этой мыслью и бурлящими в груди чувствами, что осознал себя, только когда вернулся ко всем и увидел Миху. Он нашёл его у пацанов. Он шёл, так же путаясь, как и говорил. Держался за плечо Андрея и плёлся за ним в темноте леса. Андрей отчего-то улыбался. Закрыв за собой дверь, он Миху развернул и, притянув к себе за воротник, прижался к нему лбом. И Миша тоже поплывше улыбнулся, медленно моргая. Андрей взял его лицо в руки, чуть переборщив с хваткой от сильно нахлынувших эмоций. Всё внутри запылало за секунду. Он только сейчас, наверное, всем телом и головой почувствовал, как сильно он по Михе скучал. Каждый день, когда они были не рядом, когда не говорили, когда Миха пропадал и неизвестно было, вернётся ли живым. Когда вместо его красивого голоса Андрей слышал хриплые стоны и кашель. И вместо волшебного творчества пришлось выдавливать из себя хоть что-то, чтобы успеть ещё немного вместе сочинить. Одну ладонь Андрей сжал на его затылке, притягивая к себе ещё ближе. Дышать стало горячо и трудно. Миша прикрыл глаза и будто бы кивнул в ответ на Андреево молчание. Может, он тоже что-то такое чувствовал. И тоже знал, что конец всё равно один. Андрей неожиданно громко сглотнул, и Миша вцепился ему в плечи. Его губы были как всегда влажные, и Андрей чувствовал от них тепло. — Миш, — позвал он как-то слишком жалобно, и Миха всхлипнул, чуть отстраняясь, чтобы прижаться спиной к стене. От него пахло дешёвым бухлом, табаком и летом. Как будто им снова по восемнадцать. Как будто им всегда и было по восемнадцать. Андрей навалился всем телом, ожидая, что Миха оттолкнёт, но тот подался вперёд, навстречу, сжимая рубашку до треска. Сводило мышцы от поглощающего желания срастись во что-то целое, чтобы, блять, не отпускать вообще. Андрей кивнул, снова толкаясь в него лбом — в висок, в щёку, задевая нос и ухо. Миша дёрнулся и проехался губами по скуле, тут же отстраняясь и тревожно смотря в глаза. — Не надо, наверное, — попросил он, но ни на миллиметр больше не отодвинулся. Андрея опять окатило реальностью. Наверное, не надо. Наверное, это всё уже слишком. Но сердце пыталось вырваться так сильно и громко, что если прямо сейчас остановиться, он точно умрёт. — Я тебе всё прощаю, Мих, — задыхаясь, начал Андрей, — а ты прости мне это, ладно? Простишь? — Чего ты, ну? — он метался взглядом по его лицу, уже понимая, к чему идёт. Пальцы крепче сжались на спине. Андрей коснулся уголка его губ. Ещё раз и ещё, осторожно увлекая в поцелуй. Губы липкие и сладкие от вина. Миха задрожал, раскрывая рот и впуская Андрея. Дыхание у обоих сбилось. Они с влажным звуком отстранились и посмотрели друг на друга. Андрей положил Михину ладонь себе на грудь, чтобы он чувствовал, какой пиздец у него внутри. Он смотрел, и эти пару секунд Андрей будто ждал вечность. Миха наклонился и прижался к губам, с отчаянным стоном отдаваясь поцелую. Они жадно сгребли друг друга руками, прижались телами, не оставляя между собой пространства. Андрей держал Михино лицо в ладонях и отдавал в этот поцелуй всё, что было. Сжал на затылке волосы, второй рукой залезая под воротник футболки. Миха вздрогнул и ахнул в губы. Кожа горела там, где они касались. Андрей не думал, а просто делал. Подчинился желаниям и даже не ждал ответа. И когда Михины ладони скользнули под его рубашку на спине, он затрясся и в моменте чуть не умер. Он хотел, тоже хотел… Андрей оторвался от покрасневших губ и перешёл на шею голодными поцелуями, задыхаясь от возможности целовать и трогать его. — Миха, Миш, — он шептал, облизывая солёную пыльную шею и пытаясь зарыться в ворот футболки, — я как без тебя… Миш, а? Миха ногтями впился в крепкие плечи под рубашкой и всхлипнул. Он всё знал и всё понимал. И Андрей это знал, и от этого было ещё больнее. Как же невыносимо плохо ему будет прощаться с ним. Но сейчас он его, в его руках, вот он, живой и родной. Андрей уткнулся ему между ключиц, вдыхая запах, упираясь ладонями в его торчащие рёбра. Миша обнимал его в ответ. Они стояли так, и каждый чувствовал грудью, как бьётся сердце другого. — Я не хочу, на самом деле, — тихо прохрипел Миха, и Андрей поднял на него глаза. — Чего не хочешь? — Так тупо умирать. Захотелось стиснуть его до хруста и заставить молчать. Это слово Андрей не любил и хотел стереть из всех словарей, из своей и его головы. Оно слишком реальное, слишком настоящее. У них всё по-другому, им это слово не подходит. — Далеко ещё, Мих, — Андрей тоже говорил с комком в горле. Убрал с его лица волосы и поцеловал мокрые губы. Он ощутил холодный страх, ползущий по спине. Страх будущего, которое наступит, когда эта поездка закончится. Нельзя об этом думать. Он с остервенелой любовью впился в Михины губы, оттаскивая его от стены. Они сели на узкую кровать. Андрей не отцеплялся, чтобы Миша не успел передумать и не сбежал. Навсегда бы здесь остаться. Он уже точно знал, что это место — вот что он будет вспоминать и видеть во снах. Он целовал Мишу, привалившегося спиной к стене. А перед глазами была картинка: там, в чаще, Миха сидел на пеньке среди высоченных сосен и зелёной травы и пускал кольца дыма, склонив голову на бок и улыбнувшись. Андрей размазал влагу по Михиной щеке и почувствовал солёный вкус на губах. Это с ним останется навсегда.***
Они проснулись, ютясь на узенькой койке. Миха был зажат между стеной и крепким телом Андрея, которое наполовину свисало с кровати. Андрей наконец спал, держа Мишу за руку. Их соседи-птицы давно проснулись, дети требовали пищи, но Андрея это совсем не раздражало. Он чувствовал жизнь. Миха заворчал и закашлялся утренним приступом курильщика. Андрей улыбался, кажется, всю ночь. Прижался губами к Михиной челюсти и собирался целовать его дальше, но он неожиданно подскочил, выпутываясь из объятий. Андрей открыл глаза, уже понимая, что легко сейчас не будет. Перевернулся на спину, чуть не свалившись с постели. Миша сидел к нему спиной. На плече был красивый засос. Андрей забылся и коснулся его пальцами, поглаживая чувствительный синяк. Миха не дернулся, ничего не сказал, и Андрей понял, что шанс есть. Он сжал плечо и потянул его обратно лечь. Чуть нависнув, Андрей заглянул ему в лицо. Миша не прятал глаза, приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, не смог подобрать слов. Андрей поцеловал его в уголок губ, пробуя реакцию. Миха выдохнул и потянулся навстречу. Они опять целовались, проснувшись вместе, и это было самое прекрасное утро в жизни. Михины губы такие мягкие, Андрей мягко обхватывал их своими по очереди. Они лениво целовались, так, словно это было в порядке вещей. И ничего лучше Андрей не мог представить, пока Миха не обнял его за поясницу и не увел в сторону ногу, чтобы Андрей мог прижаться еще ближе. Потеревшись пахом о Михино бедро, он чуть не задохнулся. — Мих… Андрей понял, что они даже толком не говорили. Разговор, скорее всего, всё испортит, поэтому он тут же испугался и поцеловал его снова. Положил ладонь ему на грудь и с удовольствием почувствовал горячо бьющееся сердце. Андрей поцеловал его в подбородок, в шею и коснулся губами плеча, целуя вчерашний засос. Боже, неужели это всё наяву. В животе тянуло от возбуждения, которое невозможно было скрыть. Андрей твёрдо погладился о Михин живот. — Андрей. — Хочешь, Мих? — он спросил, отстраняясь от уже влажной шеи. — Да там хуй знает, Андрей, понимаешь, — Миха нахмурился и отвернулся. Андрей снова принялся целовать, начиная с губ и доходя губами и носом до уха. Миха, господи, это невыносимо. Сам он пристроил ладони у Андрея на спине. Тяжело и крепко придавил его к себе, наверное, так же боясь отпустить. От этого сносило крышу. Андрей уже потянулся вниз, к его трусам, потом одумался и убрал руки. — Я попробую давай? — посмотрел на Мишу, чувствуя, что щёки у него пылают. — Нет и пофиг… — А если не… — Мих, ты хочешь? Со мной хочешь? Андрей взял его лицо в руки и прижался носом к носу. Кровь даже не стучала в висках — она вся была внизу. Воздух застрял на полпути в лёгкие. Все чувства обострились разом. В комнате стало жарче, Андрей уже чувствовал на спине капельки пота. Он смотрел Михе в глаза, и он кивнул. Поджал дрожащие губы, набрался смелости и жарко сказал, почти в самые губы. — Хочу. Теперь можно. Теперь точно можно. Андрей больше не ждал ничего. Всё у них получится. Это же Миха, пиздец, это его Миха. Андрей смело положил ладонь на его пах. Как жаль, что он не продумал, что будет делать дальше. Миха смущённо спрятал лицо у Андрея в сгибе локтя, но согнул и отодвинул ногу, давая пространство. От того, что Миха тоже хотел, Андрея потряхивало. Он просто чувствовал ладонью то, что не чувствовал раньше. Чувствовал Миху, который ему так доверял. Андрей первым решил совсем раздеться. Вдруг стало немного стыдно, он уже такой возбуждённый, что красная головка мазала влагой по Михиному животу. Он стянул его трусы, и Миха ногами поскорее отбросил их подальше. Это всё не могло быть реальным, но было. Их поцелуи стали медленнее, но не робче. Горячие, глубокие и долгожданные. Андрей смаковал каждое прикосновение. Михин язык во рту… Да если Андрей переживёт это, если это окажется не сном и не предсмертным глюком, то он никогда не сможет забыть это чувство. Они прижимались друг другу совсем голые. Андрей просунул руку между ними и погладил мягкий член. Ощущения были во всём непривычные. Это было неловко, но Андрей так хотел сделать хорошо, что поборол собственное смущение. Не встанет у него, конечно, так же. Но можно же по-всякому… — А ты вообще не? — Ну как-то бывает, оно там… Михе этот разговор ещё хуже, чем само действо, поэтому Андрей пытать не хотел. Он целовал грудь, спускаясь ниже, сам не зная, насколько далеко готов зайти. — У тебя-то вон какой, — Миха кивнул, и Андрей вспыхнул до ушей, осознавая, что ведь и Миха его каменный стояк видит. Андрей поцеловал его над пупком, чувствуя подбородком дорожку волос. Пальцы успели пересчитать рёбра, переместиться на плоскую грудь и задеть неожиданно твёрдый сосок. Миха опять под ним возбуждённо вздрогнул и что-то промычал. Андрей опустил взгляд вниз. Член мягко лежал в ладони, чуть-чуть наливаясь красным. Он погладил большим пальцем по кругу головку, и Миша откликнулся телом и голосом. — Нормально так? — он с надеждой посмотрел снизу и сам ошалел от этой позы. — Да, блять… Миха сжал его плечо, а вторую ладонь положил на затылок, запутываясь в Андреевых волосах. Мурашки побежали вниз от шеи. Миша практически до крови сжевал губу, щёки были покрыты румянцем. Он был такой красивый. Андрей прикрыл глаза, вбирая его на пробу. Чего он от себя ожидал, он даже не знал. Толком не понимал, как это делать. Но Миха простонал, дав себе волю, когда Андрей поместил его в жаркий рот. Сам он поелозил стояком по уже влажной простыни. Он пососал его, с удовлетворением чувствуя, что член во рту немного твердеет. Странное ощущение, но почему-то очень приятное. Андрей гладил его бёдра, живот, придерживал у основания и мягко посасывал, особенно не понимая, что ещё он мог сделать. Он просто никогда не был к Михе ближе. И этого было пока достаточно. Он отстранился, утёр мокрый рот и обхватил Миху ладонью. Было легче, чем он мог представить. Может, потому что у него медленно вставал. Целиком он бы вряд ли взял. Андрей поцеловал головку с каким-то особым наслаждением и поцелуями поднялся выше. Наверное, Миха побрезгует целовать. Он тёмными глазами смотрел на Андрея, крепко сжимая пальцы в его волосах. Андрею уже не было стрёмно, но пиздец как хотелось, чтобы и его потрогали. Он потёрся о Миху, и тот всё понял, просунул между ними руку и неловко взял в руку, как-то не так вывернув запястье. Андрей толкнулся в ладонь и чуть не застонал от того, какая она была большая и горячая. Он тут же уронил голову Мише на плечо. — Нравится? — он спросил, и Андрея накрыла ещё одна волна возбуждения. Он впился ему в шею жадным поцелуем. Чуть не сожрал его подбородок, подбираясь к губам. Нравится — не то слово. Андрей кончил, толкаясь ему в руку, позорно быстро. Прижался раскрытым ртом к щеке, и Миха повернулся, касаясь его губ. Всё вдруг стало медленным и прохладным, кроме его губ и дыхания. — Мишка, ты чтобы тоже… — Андрей проморгался и вспомнил про него. — Давай я? Он снова сполз вниз, но Миха его остановил, чуть оттягивая за волосы. Это неожиданно стрельнуло в пах возбуждением. — Чего сделать хочешь? — Как делал уже. Миха покраснел и опять заметался глазами. Ослабил хватку, и Андрей успокаивающе поцеловал бедро, чуть раздвигая его ноги. Что-то в этом было новое, ещё более горячее, чем до этого. Он бы хотел… Хотел бы. Андрей поднял на него взгляд, пытаясь намекнуть, но Миша лежал с закрытыми глазами. Да и как бы они сейчас… Нельзя так сразу. В эту секунду Андрей уверенно подумал, что они сделают это в следующий раз. Он взял Михину ногу под коленкой, прижимая его к себе, потому что хотел быть как можно ближе. И снова взял в рот. Как мог, интуитивно сосал и старался сделать хорошо. Он представлял, как у них всё зашло дальше. Как Миха стонет, как ему по-настоящему, очень сильно хорошо. Как между ними не остаётся совсем ничего. Андрей снова пылал, представляя всё это, а Миха гулко постанывал сверху, подталкиваясь ему в рот. И кончил, не предупредив. Андрей вернулся в себя, сжимая член в руке. Ладонь опять была липкая. Он тоже кончил. — Бляха, прости, Андрюх… Блять, я ж не знал… Я не знал, что оно того… Он подскочил, задёргался, но Андрей прижал его всем телом сверху, прося молчать. Он даже толком ничего не почувствовал, там немного… Кисловато-горькое осталось на нёбе. Андрей незаметно сглотнул. Миха обнял его, успокаивая ладони на спине. Сердце стучало как бешеное. Осознание всего придёт немного позже. Пока что Андрею было спокойнее, чем когда-либо в жизни.***
«Разные люди» выступили охренительно. Судя по реакции толпы, произвели фурор. Андрей ходил с камерой и всё время поглядывал на Миху. Как же хотелось скорее уйти и остаться вдвоём. После того, что было утром, они даже толком не поговорили. Сегодня закрывается фест — не до этого было. Миша пообещал Гордею послушать, как он играет на гармошке, и обещание сдержал. Слушал, а Андрей, как дурак, его половину концерта и снимал. Мужики крутые, конечно. «А ты беги-беги-беги, вдоль Лопань-реки». Миха по-пиратски обмотал голову футболкой и ходил в своей полосатой рубашке. Как она ещё не расползлась на нитки. Гордей увидел Мишу и схватил его за плечо. Посмотрел на него с этой улыбкой, знакомой всем, кто на Мишу когда-либо смотрел. — Внатуре послушал? — Да, послушал. И Саня улыбнулся, хлопая его по плечу. Андрей видел, как он благодарен. Больше он ни у кого не спросил, послушал ли кто-то его на сцене. Саша Чернецкий спустился, едва стоя на ногах. — Да, с похмелья тяжело… Он был бледный и чертовски уставший. Опять не успели побыть вдвоём. Сцена ждёт. Андрей ещё накинул, выпивая залпом. Встряхнул руки и слегка размялся, разгоняя кровь и отгоняя мандраж. Неужели он никогда не привыкнет? Миха бурей влетел на сцену, сразу налетел на Андрея и схватил его за плечо. Ещё адреналин в крови не забурлил, а Миша уже был так близко. Андрей боднул его в лоб и вывернулся, чтобы на первой же песне не поплыть. Из угара Андрей едва смог Миху выдернуть. И сам закрутился, потерялся с кем-то в разговорах и в рюмках водки. Но потом увидел Миху и его словно пронзило молнией с воспоминания и ощущениями того, что было у них совсем недавно. А завтра уже уезжать. И Андрей знал, если они не поговорят здесь, то ничего не получится. Андрей вырвал Миху буквально за руку и потянул за собой, ничего не объясняя. Он и не сопротивлялся — может, тоже ждал. Ждал, конечно, ждал. С утра ждал. Андрей улыбался, он был в этом уверен. Ветки хрустели под ногами, за спиной галдёж и впереди где-то там тусовка. Кругом вечеринка. Ещё бы, такой фестиваль отыграли. И место чудесное. Как же Андрей рад, что они поехали. Он впечатал Миху спиной в сосну и прижался к губам, не задавая вопросов, потому что знал, что им обоим это нужно. Миха раскрыл рот, впуская Андрея, но потом замычал, отстраняясь. Андрей жадно облизал губы, и Миха тоже. Уже припухшие. Красивые такие. Разум опять заволокло томным удовольствием. — А если увидит кто? — В лесу же. Темно. Никого тут… Миха смотрел с опаской. Андрей только сейчас понял, что он, вообще-то, прав. Ему просто всё отшибло в ту секунду, как он его лицо так близко перед собой увидел. Люди, звери, духи, да кто угодно, плевать уже. Андрей тряхнул головой и почесал подбородок. — Ну, наверное… Договорить ему не дал уже Миша. Тоже вцепился губами, как будто умирал от жажды. А так и было, Андрей тоже. Он со школы так не целовался, чтобы аж зубами сталкиваться, кусаться и задыхаться. Вот так бы, наверное, целовалась Катунь. Она шумела горным потоком где-то впереди. До них долетал холодный воздух, который она несла с собой с гор. Андрей чувствовал только его и горячие Мишины ладони на голых плечах. Они сели на бревне на выступе. Здесь прохладно, Андрею без рукавов было не очень, но всё сгладила трава, которую они оставили с прошлого раза. Раскурили и стало плевать, кусают его огромные алтайские комары или нет. Рядом был Миха, и от него тепла вполне хватало. Они свалили из кустов, когда услышали шорохи. Проверять, кабан это или кто-то из мужиков, не стали. И здесь хорошо было. Они прижались друг к другу ногами и плечами. Андрей положил ладонь Михе на коленку и иногда водил вверх-вниз, сжимая. Так приятно было его чувствовать. Они смеялись с чего-то тупого и бессмысленного, как в детстве. Вернее, для них в этом было много смысла. Всегда был смысл, если они были вдвоём. Андрей боялся, что уже никогда не испытает это лёгкое чувство рядом с Михой, но оно вернулось. В этот момент между ними не было ничего, хоть они и просто об этом забыли. — Мих, вот вернёмся… — Андрей начал, сам не зная, к чему хочет привести, поэтому запнулся. — А чё вернёмся, концерты. Андрей кивнул. Концерты, правда. — Но ты не об этом, да? Он повернулся, и Андрей усмехнулся. — Не об этом. Они оба друг друга поняли, но сказать — даже трава язык не развязала окончательно. Так всё и останется недосказанным. Будут плавать в мелководье, боясь нырнуть глубже. Андрей и правда боялся. Как тут не бояться? Это же сумасшествие. — Да хуй знает, Андрюх. Куда мне? Я вон, ещё десяток лет и… — Мих! Заебал, — Андрей толкнул его в бедро. Он и сам всё знает. Миха и забыть не даёт, сколько там и чего ему осталось. — Чё, пидором лучше? — тоже озлобился. Это слово больно проехалось по ушам. — Лучше, чем сдохнуть? — А я пока не сдох. — Ну вот и нехуй. Андрей отодвинулся на бревне, как мог дальше. Но оно было совсем небольшое, поэтому и двигаться некуда. Да и уже хотелось обратно. Если всё это здесь и закончится, то он каждую секунду хотел использовать. Они двинулись друг другу навстречу и неловко столкнулись, как в дурацком фильме. — Блять, ну хуле всё так? — Андрей с горечью стукнул кулаком по ноге и нервно зачесал назад волосы. Внутри кипело желание просто прекратить этот разговор поцелуем. — Ты прости, что… Андрей на него посмотрел. Простить он всегда простит. Да уже простил. Если только Миха знает, за что. — Я же тогда ещё, на самом деле… — За что прости-то? — Андрей не выдержал. — А? Да я так… — Миха тоже почесал спутанные волосы, кашлянул в кулак и вытер почему-то опять влажный рот. — Хуево я тогда, когда акустический писали. И этот тоже. Подвёл. Андрей был удивлён. Не знал, что ожидал услышать, но всё равно удивлён. Он нахмурился, собирая воедино всё сказанное и подуманное. Потому что думать они могли каждый своё, а озвучить — дай бог половину. — Но дальше всё не так будет, да? Нормально же, Мих? Они оба знали, что это вопрос не про альбом. Про то, будет ли Миха живой и здоровый, будут ли они с Андреем так же друг об друга вдохновляться. Разве можно было уверенно ответить? Но хотя бы пообещать. Но ни Миха, ни Андрей вслух ничего не обещали. Андрей просто надеялся, что дальше всё будет по-другому. Миха смотрел на реку, а Андрей на него. Они сплелись пальцами, как школьники под партой. Какие-то нелепые мурашки покатились по спине. Андрею вдруг стало смешно. Он запрокинул голову от прошибающего искреннего смеха. Миха рядом аж прыснул слюной. — Андрюх, это ж вообще… — Да. Они снова поцеловались, опять случайно забыв про возможных свидетелей. Коротко, но с обещанием. Это был не тот прощальный поцелуй со слезами на глазах. Не отчаянный, не горький. Наоборот, с улыбкой и с надеждой. Андрей схватил Миху за воротник рубашки и посмотрел в лицо. Михины губы растянулись в пьяной улыбке. — Нормально всё будет, — сказал он. И Андрей поверил. Он так хотел ему верить и поверил. Значит, так всё и будет.***
Уезжать не хотелось до боли в груди. Последние часы здесь Андрей жадно впитывал всё, что его окружало. Сходил к реке, на опушку, снял шебутную белку, залезшую в самый объектив. Всё было хорошо, но на душе тоскливо. Чем ближе был отъезд, тем чаще Андрей ощущал тревогу. Старался её игнорировать, но она становилась отчётливее. И сейчас он даже дышал через раз, заглатывал воздух, но он будто попадал не в лёгкие, а куда-то мимо. На губах всё равно была улыбка, пока он ходил по полюбившимся местам. Он прижался к дереву и вдохнул запах сосны. У них здесь было всё. И всё казалось таким правильным и настоящим. Всё, что у них случилось — всё правда и важно. Важнее этого ничего не может быть. И Андрей так хотел Мише верить. Он закинул рюкзак на плечо и взялся за камеру. В последний разочек. — Ну как тебе Катунь, Шурка? Понравилось? Андрей улыбался, разглядывая Ренегата сквозь объектив. Он почесал щетинистый подбородок и улыбнулся, тоже немного грустно. — Природа — супер, а девушки… сам понимаешь. Андрей, конечно, понимал. Хоть в этот раз ему было и не до девушек. — Как зовут-то? — Алёна, — он немного засмущался, но подошёл ещё ближе к камере. — Для потомков запиши. Адрес её, — он показал помятую бумажку с поплывшими чернилами и убрал её в нагрудный карман. Та самая, значит, с бильярда. Андрей повернулся с камерой дальше. Балу жевал травинку. Наверное, думал про того козлика, который с ними жил. Чем-то они были похожи. Гордеев в последний раз разговаривал с крупным седым мужиком, обнимая Машку за талию. Она держалась за его шею, увидела Андрея и улыбнулась в камеру. Андрей попытался увидеть, изменилось ли что-то в ней с того вечера. Гордей тоже заметил камеру и не сдержал скупую улыбку. Маша вывернулась из-под его руки и помахала. Может, и правда у всех здесь что-то изменилось? Вернутся в Питер, и всё будет по-другому. Лучше. Андрей заулыбался, обнаружив в кадре Миху. Он болтал с каким-то чуваком, Андрей уже и забыл, как его зовут. Видел ли он его вообще? Столько людей и столько бухла, что всех не вспомнишь. Зато их, наверное, дохрена кто запомнил. Андрей снял Миху целиком — от его пыльных кед до лица, неожиданно серьёзного. Андрей убрал зум. Парень хлопнул нахмурившегося Миху по плечу. Он протянул ему помятые купюры и забрал пакетик, тут же засовывая его во внутренний карман куртки. Показалось, что сердце больше не хочет биться само. Его пришлось заставить. Огонёк на камере замигал красным, и она отключилась. Теперь на экране Андрей видел лишь темноту.