зайчик.

Игорь убеждён, что без него участок развалится — раскрываемость держится на нем одном уже пару лет! И что, что методы у Грома взрывные? И что, что он ездит на мусоровозе по Питеру и херит ремонт, в который втюхали пару-тройку миллионов? И что, что после его задержаний бедные преступники собирают себя по кусочкам в камере? Работает же! Причем не за двух работает, не за трех — разом за весь отдел и за Димку Дубина, который, воодушевившись сериалами на НТВ решил, что работа эта — благодарная. Не те сериалы смотрел, Дубина, каждый раз хочется посмеяться Игорю. Их участку подходит если только тот, где всех в конце увольняют нахрен, потому что работать не умеют. Игорь не считает себя каким-то особенным или… Нет, впрочем, считает — в конце-концов, он тащит на себе весь участок, а Прокопенко только кричит и тумаков даёт, пока никто не видит. Заставляет писать рапорты об отставке, а потом самолично рвет их, кидаясь в Грома бумажками. Игорь, надо сказать, в такие моменты чувствует себя секретаршей в юбке, на которую кричит злой начальник. Игорь юбки не носит, да и Прокопенко на злого начальника не похож. Злой начальник по вечерам на рюмашку-вторую с салом и картошкой не зовет. А Прокопенко зовет. Еще Игорь абсолютно убеждён, что ему не нравится Юля Пчелкина. Она, как ему кажется, абсолютно оправдывает свою фамилию — крутится вокруг, как раздражающая пчела и наровит цапнуть посильнее. Чаще всего за задницу, потому что есть у журналистки привычка абсолютно поганая — она бедную задницу Грома уже облюбовала. Самое главное, облюбовала без свидания! А Игорь не из таких, он свою задницу бережёт до третьего — а лучше десятого, если дело касается Пчелкиной — свидания. Но Юльке похрену — от слова поебать. Она невинно хлопает глазками, смачно шлепает Грома по заднице каждый раз, когда они пересекаются, и ведет себя так, словно у них было сорок свиданий. Юля, надо сказать, идеальная журналистка. Куда угодно залезет без масла, вылезет так же и будет выглядеть на десять из пяти, оставив Грома челюсть подбирать с пола, потому что… Красивая, зараза, причём до одури. Игорь не знает, откуда у Пчёлкиной такое шило в жопе — она бегает, бегает, бегает, как заведенная, и, если бы в полиции служила, поставила раскрываемость Грома на колени. Причем, заслуженно. Стала бы легендой участка, любимицей Прокопенко и вышестоящих чинов. Гром как представит, что Юлька сидит у Прокопенко дома на его, Игоря, месте, лепит пельмени и ест его картошку, так ему плохо становится, а это точно рано или поздно случится, потому что Прокопенко уже… УЖЕ шутит, что Пчёлкина — внештатный сотрудник. И Игоря это бесит. Бесит до зубного скрежета и сжатых в кулаки рук. До желания набить кому-нибудь морду, как он умеет. Не Юле, конечно, потому что Гром пусть и скотина последняя, но женщин не бьёт, хотя о принадлежности Пчёлкиной к сильному и прекрасному полу Игорь готов поспорить — она не женщина, она Дьявол в юбке. Игорь убеждён, что он таких, как Юля, не выносит. Таких шумных, громких, вездесущих. Таких…Таких невозможно прекрасных. Юля словно с обложки сошла и из его мечты вылезла. Такая идеально идеальная и совершенно совершенная. Такая, что ее непременно хочется накормить самой лучшей лучшей шавермой в городе и даже купить нормальный телефон, чтобы постоянно фотографировать потрясающе потрясающую Пчелкину. Нет, Игорь Юлю на дух не переносит. Нет, это не он едва заметно улыбается, когда слышит лаконичное «Гром, там твою залетную снова привезли» — Пчёлкина гость в участке постоянный из-за специфики ее работы. Нет, Игорь вовсе не бежит, как в жопу ужаленный к камерам, сбавляя ход только перед последним поворотом, чтобы девица, не дай бог, не подумала, что он к ней спешит. А то ещё подумает какую-нибудь глупость и всё, попал Игорёк, туши свет, бросай гранату, пиши рапорт и пакуй чемоданы — Пчелкина с её неправильными доводами всю плешь проест. А Игорю это не надо. Не надо ведь? И, конечно, это не у Грома сердце пропускает пару ударов, когда Юля, держась за решётку с той стороны камеры улыбается, хлопает своими потрясающими глазищами и тянет нежно-нежно «Зайчик!», а после так же нежно требует отпустить ее, потому что они ее права нарушают, угрожает снять пару роликов про то, какие нынче дяди полицейские пошли, а после чуть ли не до президента достучаться, чтобы Грома уволили. Причем тут Гром, конечно, не понятно, но майор уверен — Юля не только до президента достучится, она кого-нибудь из Романовых воскресит, какого-нибудь Петра, чтобы он втоптал Игоря в то болото, на котором Питер построил. — Говорил же, что ты камеру не держать будешь, а сидеть в ней, — довольно говорит Игорь, когда видит красавицу в камере. Она бывает тут чаще, чем любой алкаш, и Гром хочет шутить о том, что Юлёк это все ради него делает. Губа у Игоря Грома явно не дура. Юля ради него разве что в оккультистки, сатанистки, коммунистки, активистки, революционистки заделается, но уж точно не за решетку полезет. — О! Зайчик! — Юля, завидев его, вскакивает с койки и подходит к решетке. — Ты снова тут! А где ж ему еще быть, кроме как по-драконьи красавицу охранять? Ему ж Юлю даже жалко в какой-то степени — умная, но дура такая, постоянными приводами будущее себе подпортит. Как будто, впрочем, Игорь не пускает отчеты о делах Пчелкиной под стол в качестве подставки, ага. — Это я должен тебе это говорить. — Дышишь тяжело, — игнорируя его слова, замечает журналистка. — Бежал что ли? Нет, не бежал. Нет, не споткнулся. Нет. Просто мимо проходил. Быстрым шагом. И плевать Игорю, что он таким быстрым шагом обычно преступников приследует. Юлька то за решёткой сидит, значит, преступница, хотя и мозгами майор понимает, что оправдание хреновое настолько, что судья вынесет приговор «Придурок». — Много чести тебе будет, — цокает Гром, а ему-то и не жалко. Он для Юли и дорожку красную здесь постелит. — А, ну понятно, в зобу дыханье спёрло, как меня увидел, так бы сразу и сказал, — Юля улыбается, забавно почесав нос, очевидно, от пыли, и практически чихает, но в последний момент разочаровано вздыхает. Не получилось. — Не надоело? — почти нежно интересует Игорь. Пчёлкина вальяжно опирается локтями на решетку, как будто бы случайно касаясь пальчиками плеча мужчины. Игорь показательно смотрит на ее руку, показывая, что это было лишним, но Юля явно в гробу это все видала, потому что вместо того, чтобы руку убрать, наоборот, скользит пальчиками на грудь Грома, пока может дотянуться. Игорь, вообще-то, может отойти от неё, чтобы Юля не могла до него дотянуться. Почему не делает этого, сам не понимает. — А тебе? — интересуется явно заигрывающе. У нее улыбка шальная такая, красивая, до дрожи в коленках, и Гром в очередной раз понимает, что попал. Попал по самые гланды, надо сказать, и виной тому Юля, она этим явно довольна настолько, насколько вообще можно. Улыбается, смотря на него, и как будто прекрасно понимает, что на самом деле Гром чувствует. — Смотреть на тебя за решёткой? — невозмутимо усмехается майор, стараясь казаться Юле по-прежнему грозным и суровым. Она, правда, почему-то только смеётся над его попыткой. — Никогда не надоест. — А-а-а, — понятливо тянет Пчёлкина. — Вот в чем дело! Ты бы так и сказал! Зайчик, ты бы меня на нормальное свидание уже позвал, а то… Ну, никакой романтики, рядом со мной два наркомана и проститутка. Я как будто родителей привела на свидание, ну? — Теперь понятно, почему тебя вечно за решётку тянет, яблоко от яблоньки, да? Юля закатывает глаза, показывая, что чувство юмора у Грома просто поганое. — Выпустишь? — почти заигрывающе интересуется Юля. — Посиди-ка еще пару часиков, может, ума наберёшься, — усмехается Гром. Куда уж ума больше? Возмущается он мысленно, потому что этого самого ума у Пчелкиной столько, что на весь участок точно хватит. Игорю, если честно, с ней в одном пространстве просто-напросто стыдно существовать, потому что… Ну, ни мозгов ведь, ни денег, а на красавиц, как Юля, засматривается. Ему бы романы о тупых любовниках писать, а не в майорах ходить, да и тут объебется пару раз, а Юля, журналистка хренова, напишет пару статей о том, какой он лох, снимет пару роликов и все, никакой Игорю писательской карьеры. А ему хотелось бы. Хотя, впрочем, можно и на сочинении о том, насколько Юля Пчёлкина восхитительно восхитительная, остановиться. Может журналистка оценит эту попытку в романтику. Шаверма, тупое сочинение и тупой Игорь — явно то, о чем всегда мечтала Юля. — Э, Зайчик, нет! Тут тараканы и блохи! И вши! Игорь жмет плечами, мол, не вижу проблемы — он вон по канализациям лазает, и ничего, жив, не умер. — Пчелы тараканам друзья, блохам подруги, а вшам — любовницы, так что чувствуй себя, как дома. Одеяльце принести? — Мозги себе принеси! — тут же вспыхивает Юля. Красивая, зараза. Умная. И вспыльчивая. У них с Громом только в этом и сходство, надо сказать. — Ну, ничего-ничего, красавица, завтра увидимся. Игорь смеётся, а после вальяжно идет к выходу из крыла с камерами. — Эй, Зайчик! — нежный тон Юли становится чертовски злым, а Гром думает, что она уже думает, как снять про него разоблачительный ролик. — Гром, мать твою! Игорь смеется, слыша поток матершины — Юля явно не была готова к тому, что он оставит ее здесь. Он ведь обычно ее бедовую задницу из камеры тут же вытаскивал. Юля зло кричит, что не согласится пойти с ним на свидание, а Игорь хмурится: он же не приглашал, о чем майор и спешит сообщить девушке, обернувшись и бегло посмотрев на взбесившуюся Юлю. — И не пойду! Гром жмет плечами. Пойдет, куда ж денется — он ей романтический ужин прямо в камере устроит, как пить дать. Потому что Игорь убежден: Юля Пчелкина ему вовсе не интересна. Она шумная, громкая и всегда сует нос туда, куда не просят. Но почему-то каждый раз, когда она самым нежнейшим тоном тянет это поганое «Зайчик», а после угрожает ему проверками, Гром думает, что в любой момент своей жизни готов сесть в камеру вместо нее. Ему ж не привыкать, а вот Юле, такой потрясающе потрясающей, здесь явно не место. Если только на свидании с самим Громом.