Новый Архонт

Персей елозит тряпкой по полу: вперёд-назад, назад и вперёд, пока не станет чисто. Отойти на шаг и повторить. Снова и снова. Персей убирает город, и это одна из важнейших работ в Полисе, как бы пренебрежительно ни смотрели на него проходящие мимо некоторые медные, серебряные и золотые. Последних в башне Архонта всегда предостаточно. — Ты похож на мать, — одобрительно бросает Тесей, спешащий куда-то по своим делам, но находящий время на скупую похвалу. Его Персей видит не часто, но доброму слову искренне радуется, нервно потирая запястье с браслетом, которое покалывает, словно кто-то тычет в руку иголками. Брут, следующий за Тесеем тенью, мимолётно смотрит на Персея и отводит взгляд, поджимая губы. Не так, как другие золотые, а будто бы сожалея и злясь. Хотя злиться Брут — золотой мальчик, будущий Правитель, надежда Полиса — просто не может. Не должен мочь. Персей неловко улыбается и смотрит в спины удаляющимся Тесею и Бруту, после чего возвращается к работе. Полы не станут чистыми сами по себе. Ночью Персей комкает одеяло в кулаках и тихо, едва слышно воет: его мучает кошмар. Тягучий, как смола, трещащий от ощущения неминуемой беды, словно воздух перед грозой. Во сне перед ним стоит Брут, протягивает руку и не отводит от Персея глаз. Чтобы соприкоснуться, им не хватает жалкого шага. Персей пытается сделать его, пожать протянутую руку и прекратить кошмар, но ноги словно врастают в землю. Персей мечтает оторвать их и доползти на руках. Но поздно. Сон заливает пульсирующей красной тревогой, которая разорванными пятнами плывёт перед глазами, даже когда Персей просыпается. В день, когда Брут становится Правителем, Персея вызывают на работу. Это немного обидно, потому что у остального города праздник, но прекрасно показывает то, насколько важен его труд. Когда ему велят подняться в кабинет Архонта, Персея пробирает дрожь. То ли от благоговения, то ли от смутного предчувствия, которое он и сам толком сформулировать не может. — Персей, подойди, — просит Брут удивительно мягко, без насмешки. Персей кивает и подходит к столу, потирая с каждой минутой ноющее всё сильнее запястье. Когда браслет щёлкает, раскрываясь и падая вниз, будто разломанная пополам раковина, Брут смотрит ему прямо в глаза. Бродяга давится воздухом и обхватывает трещащую голову. Вскидывает дикий, животный взгляд на упрямо поджимающего губы Брута. На единственного браслетника, который его понял. По-настоящему, а не как Икар. И с которым они опоздали на полшага, чтобы не дать развернуться бойне на площади. Брут протягивает ему руку. Бродяга булькает смехом и цепляется за неё, словно утопающий. В коридоре раздаются знакомые тяжёлые шаги. Бродяга оскаливается и встаёт за креслом Брута. Тот кивает то ли самому себе, то ли Бродяге. — Так и думал, что он оставил себе доступ к информации. Впрочем, это ненадолго, — Бродяга фыркает и вскидывает голову, готовясь встретить нежеланного, но ожидаемого гостя. — Брут, это недопустимо! Мы обсуждали, что снятие браслетов для бывших Изгоев недопустимо ни при каких обстоятельствах! — влетевший в кабинет Тесей дрожит от ярости. Вот кому бы не помешал медный браслет. — Я — Архонт, — отвечает Брут холодно. — И только я принимаю решения. Бродяга смеётся. То, что они сработаются, он понял ещё тогда, когда они одновременно шагнули навстречу друг другу.