Баллада о невесте хана.

— Отчего, дорогой отец, мои руки в чужой крови, А сияющий златом венец на земле — в грязи, Косы срезаны до ключиц тупым серпом, Словно лунный меч, спрятан мною он за плечо. …Пальцы девушки нежно-белые нить плетут — Нужно платье невесте дошить, ведь за нею уже идут. На запястье прозрачном болью легла мозоль. Ах, дурная примета — нужна на пороге соль! — Отчего, моя матушка, воет за дверью Бас, Не велели мы нашим псам ждать гостей в cей час. Вот последний штрих — я вплету оберег в шёлк волос, Чтобы глаз дурной не разрушил счастье моё. — Ты прекрасна, что свет, синеокая Млада - дочь. Глянь в окно: посмотри, рассвет вымыл ночь, И приедет сейчас за тобой женихова родня, Заберёт кровинку мою чужая семья. — Отчего же, сестрица, я чувствую сердцем страх, Мне мерещится, словно зло само ждёт в сенях. Чу, я с улицы слышу, разносится громкий звон, Только вот, отчего такой странный и дикий он? — Горе нам, это бьют в набат роковую весть! Запирай врата, брат Иван, да замки повесь. То нагрянули волки, вожак их — Тиму́рджин хан Хочет нас увести в свой монгольский злодейский стан. — Ох, сестренка моя, схоронись же иди скорей, Глянь, у дома уже полным-полно не людей— зверей! Взвыла вдруг за стеною белугою мать: "Ой, сыночек, молю, не смей мертвым сном засыпать!" То шальная стрела смехом-свистом зашлась, Поцелуем прокля́тым Ивану в сердце впила́сь. Не успела мать причитанье своё допеть, Как её да отца на одну стрелу нанизала смерть. Что-то в Младе-невесте сломалось в тот горький час, Ни одна слезинка из глаз незабудок не пролилась. Быстро в погреб толкнула Марьяшу, заставив молчать, А сама, закричала вдруг диким воплем: "Палач! Ах, несчастная я, ведь осталась теперь одна, Не спасет, не поможет никто теперь, всех Морана к себе забрала. Ой, не мил мне теперь ни свет, ни моя судьба, Ах, зачем лихоманка -смерть, мою жизнь не взяла!" И услышали воины вражеские Млады клич, Да вбежали, скрутили крепко, поволкли И не знали они: не с горя деви́ца сдала себя, А придумала, чем отплатить разбойникам-соловьям. Отвели, словно птицу бескрылую, Младу в стан, И увидел красавицу пленную сам тиран. Смело Млада - девица глядела ему в лицо И Тимура очами манила, да так, что надел ей на палец кольцо. Колдовала ли дева, сделала ли приворот, Не прошло и седмицы, а волчий князь женихом слывет. Снова девушка пряди - вьюны к обрученью плела, Словно боль позабыла и клятву любви своему врагу дала. Улыбаясь, сама разливала на То́е вино Дорогим монгольским мужа́м, что глядели в лицо ей зло, Но не смели идти они господину наперекор, Потому наслаждались питьём, чтобы не было с шахом ссор. Прогнала золоченный день не стыдясь саламандра-ночь, Повели в шатры мамки красавицу хана и чью-то дочь. Спит, напившись дурмана подлунный военный стан, Ждет жену новобрачную очарованный хан. — Отчего, моя матушка, так тяжел мой шаг, Словно встала у пропасти и болит душа. Не должна Тимура прокля́того целовать, Отчего же тогда не желаю его предавать… Вот заходит в палаты богато убранные краса, А в глазах затаилась жемчужна росинка-слеза. Утешает её околдованный чувством муж... Тиму́рджин, скорее эти чары разрушь! Обвила́ шею хана шёлком кудре́й петля, Видит Млада: пред ней привиденье — загубленная семья. —Встречайте убийцу! Идёт он за вами вслед, Спит в объятьях нежных моих повелитель бед. Отчего тьмой орлиной прикрыли холодную степь небеса, Тенью ночь-чародейка в очи лани хрупкой вползла. Эта первая капля крови морем большим расплылась — До ордынца каждого новобрачная добралась. Зря испили сквозь ненависть к ханше они вина, Потому как отраву лютую подготовила им она, Хоть в груди самозванки любви цветы есть, Да сильнее негодной змеи оказалась месть. Отомстила Млада-дочь за семью, земляков, За подруг, которым теперь путь один в могильный ров Косы - колосы, жницы судьбы, что полозы вы теперь. Вас любил царь орды целовать, но задушен зверь. Я отрежу вас, вдруг это поможет про всё забыть. Мне теперь всё одно — по земле неприкаянною бродить. Сердце-камень, что жар горюч, плавит вены и жилы огонь. Я дракона смогла победить, но теперь я сама дракон.