Дотронуться до невозможного

Годом ранее. Этот день не предвещал ничего особенного. Ясмин находилась в хорошем расположении духа, ибо отец ушёл с самого утра из дома на работу, а может, и вовсе не возвращался с ночи. Их отношения с дочерью оставались натянутыми, что иногда откликалось болью и горечью в девичьем сердце. Лишившись давным-давно матери, сейчас она вот-вот останется без отца. По крайней мере, морально. Вот на протяжении уже двух месяцев Кадир упускал какую-либо возможность пересечься или остаться с дочерью на едине с целью избежать её неуместные, по его мнению, вопросы. Они несли не только семейный характер, но и политический. Ясмин во многом не поддерживала отца, и пусть он и не являлся более лидером, это не мешало ему быть человеком, вовлечённым в политику. Брюнетка осторожно спустилась к позднему завтраку, стараясь не вызывать лишнего шума. Это было обусловлено тем, что всю ночь девушка читала не в силах остановиться, и Зулейке уж точно не нужно знать о том, что её подопечная только к обеду спускается на завтрак. Одна из слуг быстро сварила ей кофе и подала что-то, что люди обычно называют перекусом. Желания есть также не было. Однако видимость создать было необходимо, иначе от назойливых вопросов не отделаться. Сегодня брюнетка была облачена в платье, которое соответствовало минимализму. Его ткань была настолько лёгкой, что казалось, словно оно выполнено из тягучих взбитых облаков. Цвет его был нежно зелёным, что идеально вписывалось во внутреннюю концепцию дома. Как только девушка приступила к кофе, её тут же побеспокоил шум, доносящийся из зала для гостей. В этот же момент в трапезную зашли два человека. Одним из них была слуга, другим же — давний друг Кадира. Признаться честно, Ясмин около двух лет не видела господина Зейна. За исключением одного случая, когда происходил какой-то праздник, который брюнетка никак не могла вспомнить. Заприметив на диване девушку, мужчина начал диалог первым: — Госпожа Ясмин, добрый день. — Господин Зейн, - откликнулась та, учтиво склонив голову, как было заведено. Ясмин опустила свой взгляд, не желая общаться с гостем отца. Сейчас ей было не до него. На удивление, Зейн сам не горел желанием начинать первым разговор, поэтому сел на другой конец дивана и, нахмурив лицо, придался раздумьям. Так прошло несколько минут. Брюнетка не выдерживала этой атмосферы. Её взгляд изумрудных глаз поднялся на гостя. Она солжёт прежде всего самой себе, если скажет, что Зейн не был привлекателен. Его рельефное тело, как бы то ни было скрыто за куском ткани, не мог разглядеть разве что слепой. Чёткие, скулы, карие глаза, лёгкая щетина... кажется, брюнетка засмотрелась дольше, чем это полагается, и из этих раздумий её выбил внезапно раздавшийся голос: — Не думал, что пялиться на гостя одна из традиций этого дома, - его обращение было направлено Ясмин. — Я, - брюнетка запнулась от неожиданности сделанного замечания и собственного смущения, - Я не могу, как вы выразились, не пялиться на того, кто создаёт до ужаса хмурую атмосферу в этом помещении. — Уж потерпите, Ясмин, Ваш отец должен вот-вот прийти. — Зачем вы пришли, если это неочередная тайна отца? — Никаких тайн, мы обсуждаем политику Сефера и наше с ним сотрудничество, не более. Когда вы стали ведать семейными делами? — С тех пор, как та самая семья в лице моего отца спешит домой не к дочери, а к заждавшемуся приятелю. Всего хорошего, Зейн, - брюнетка довольно неожиданно встала и поспешила удалиться к себе в комнату, ибо ещё одной минуты с этим несносным мужчиной она бы не выдержала. Нынешнее время. Между ними сейчас было столько недосказанности, сколько не должно быть у любой нормальной пары. Ясмин в тягучей пытке металась от одного раздумья к другому, будучи неопытной. Рассуждать на такие серьезные темы было чем-то новым и необузданным в её жизни. Как к нему подступиться? И должна ли она? Разум твердил о том, что необходимости нет, ведь Зейн взрослый мужчина, он просто обязан навести их на верный путь. А сердце твердило иное: за отношения борьбу должны вести двое. Кажется, второе с большим отрывом выигрывало. Брюнетка решила никак не предупреждать мужчину о своем решении и желании приехать, а сделать это неожиданно, застав его врасплох. По обыкновению Зейн часто так поступал с девушкой, что раздражало её. Перед тем, как совершить небольшое путешествие в бутик необходимо было переодеться, всё-таки Ясмин — особа статусная, негоже ходить в чём попало, тем более, когда там будет он. Её выбор пал на чёрное платье-пиджак и соответствующую обувь. Непослушные волосы брюнетка собрала в высокий аккуратный хвост, закрепив подходящей резинкой. Косметики на женском лице было по минимуму, а именно слегка накрашенные ресницы, румянец на щеках и неяркая помада. Теперь брюнетка была готова. По прибытии в бутик Зейна девушку одолели сомнения правильности своих действий, однако медлить больше нельзя было. К чёрту их недосказанность, она выяснит всё здесь и сейчас. Ясмин зашла в помещение, в глаза сразу бросилось большое количество покупателей, стоит отметить, отнюдь не бедных, и множество консультанток, бегающих между клиентами. Кажется, сегодня день особо загруженный. Брюнетка обогнула толпы людей, прямиком следуя к массивной деревянной двери, которая была скрыта коридорами. Гул и шум утихли, оставив лишь лёгкий шлейф. Теперь она стояла совершенно одна напротив его двери. После того поцелуя в риаде мужчины прошло более двух недель. Всё это время брюнетку терзали сомнения о том, может ли она расценивать жесты Зейна в её сторону как к женщине или же это всего-навсего "забота" о дочери близкого друга? Смысла тянуть не было, раздался уверенный стук. Кажется, мужчина был занят, ведь сказал громкое "войдите" лишь спустя десять секунд. Брюнетка зашла в кабинет, прикрыв деревянную дверь за собой. Зейн опешил от её появления здесь, у него на работе. Однако внешне не показал это. — Ясмин? Что-то произошло? - мужчина, который до этого активно разбирал какие-то важные бумажки, подскочил со своего обитого кожей кресла. — Кажется, Зейн, между нами "что-то" произошло ещё давно, но вы так обобщенно интересуетесь? - девушка выразила своё недовольство, но всё же сделала шаг вперёд. К нему. — Ясмин, я уже принёс вам свои извинения и делаю это ещё раз. Я сожалею о том, что вы подумали о себе исключительно как о дочери моего друга. — Сожалеете, значит? - в глазах брюнетки заплясали дикие черти, а взгляд затуманился, что не утаилось от её собеседника. — Именно так, - хмыкнул Зейн. — Тогда поцелуйте меня, Зейн, сейчас, - выпалила девушка прежде, чем успела подумать. Однако отступать было некуда. Наоборот. Ясмин сделала ещё один шаг вперёд, максимально преодолевая расстояние между ними. — Вы забываетесь, - кажется, Зейн не воспринимает её слова всерьёз, спихивая всё на импульсивность. — А Вы? Рамки приличия отлетели прямо сейчас на далёкое расстояние, ведь грубые мужские руки уже покоились на женской талии. Интересно, что Зейн старался сжимать её несильно, словно боялся, что девушка подобно хрупкой вазе разобьётся на тысячи осколков. Этот момент хотелось запечатлеть им обоим. Мужчина властно притянул к себе Ясмин, подчинившись той страсти, которая образовывалась между ними всё это время, и которую он так умело отрицал. Его сухие губы накрыли её, малиновые и пухлые. Он настойчиво сминал их, проникая своим языком к ней в рот. Ясмин действовала на него также, как красная тряпка на быка. Девушка по-собственнически забралась своими руками под его рубашку, оглаживая рельефное тело, иногда оставляя красные царапины. Действия брюнетки лишь раззадоривали его ещё больше. — Дикарка, - прошептал мужчина в её губы и нехотя отстранился, на что получил вопросительный и взволнованный взгляд девушки. Черти из её глаз куда-то подевались, а в изумрудном цвете читалось непонимание и некое огорчение: "А что я сделала не так?". Мужчина положил свои руки ей на плечи, заглянув в глаза, сказал: — Ты же не думаешь, что я позволю себе овладеть тобой прямо в этом кабинете? Всему своё время, - он приблизился к ней, оставив влажный поцелуй на макушке, от которого возбуждение девушки переменилось спокойствием. Это чувство Ясмин не испытывала долгое время. И вот теперь перед ней стоял тот, кто обеспечивает ей умиротворение и дарит покой.