шалфейно-зелёный и голубое утиное яйцо

Время бессмертного трудно подсчитать по часам. Оно эклектично. Оно причудливо. Оно дышит удивлёнными вздохами, слишком долго задержанными под водой вдохами, от которых щиплет лёгкие, и долгими, долгими, долгими выдохами. Иногда семидесятидвухчасовой процесс разархивирования погребённой в стопках папки кажется годами. Иногда Нёвиллет оборачивается и замечает, что знакомые пропали, и понимает, что прошли десятилетия после свершившегося факта. Иногда он моргает, и его расписание заполняется на следующий месяц. (Это, как он слышит, на самом деле довольно распространено и у людей.) В настоящее время график Верховного судьи расписан на день. Ризли находится в кабинете Нёвиллета. Когда эти два человека встречаются, годы работы в правительстве складываются в день или два. Скрипят перья. Щёлкают клавиши пишущей машинки. Ни один из мужчин не произносит ни слова в течение нескольких часов. Нёвиллету нравятся эти звуки. Они успокаивают почти так же, если не больше, как плеск океана у его ног, грохот далёких волн, крики стай морских птиц. Случайные задумчивые звуки, издаваемые герцогом, и его спокойный силуэт в периферийном зрении Нёвиллета — что ж. Странный бонус, пожалуй. Нёвиллет думал, что, будучи драконом, он нуждается в меньшем количестве пищи, меньшем отдыхе во время интенсивных всплесков активности. (Оказывается, это тоже обычное явление, по крайней мере, для некоторых людей.) (Нёвиллет благодарен за это. Он благодарен за дружеское общение, которое оказалось неожиданно лёгким.) — Налить чаю? — Голос герцога, хриплый от многочасового бездействия. Нёвиллет не поднимает глаз. — Нет, спасибо. — Хорошо. Я начинаю с раздела D. — Я скоро прочитаю вашу предыдущую работу. Хотите, я оставлю комментарии? — Всегда. — Вам нужен более длительный перерыв? — Нет. Я отдохну, когда мне понадобится. День переходит в ночь. Большую часть этого времени Нёвиллет проводит, погруженный в свою работу, такую же подводную, как Меропид. Но, подобно случайным прогулкам герцога над водой, месье Нёвиллет также тратит время, отвлекаясь от работы, на то, чтобы время от времени поглядывать на своего необычного спутника. Пустая чайная чашка, стоящая на блюдце. Снятое тяжёлое пальто, сложенное на спинке стула. Быстрый, длинный, неровный почерк, — левша, — рука герцога была повернута под таким углом, чтобы чернила не размазались. Выраженные брови. Острый подбородок. Тёмные ресницы. Шрам под глазом. То, как герцог рассеянно проводит рукой по волосам, размышляя. Нёвиллет точно не помнит, как начал доверять Ризли. Кажется, это произошло незаметно. Это еще одна вещь, насчёт которой у месье Нёвиллета нет чувства времени. --- Возможно, Нёвиллет иногда слишком многое приписывает своему драконьему существу. Судя по показателям, по которым Нёвиллет чувствует себя драконом, и многие люди могут быть драконами. К тому же — как он имеет склонность напоминать себе, — рожденный с руками и ногами, без крыльев и хвоста, он с самого начала драконом особенно не был. В будущие годы, когда Фокалорс умрёт, а многовековая боль Фурины будет постепенно притупляться, Нёвиллет иногда будет завидовать Фурине. Такое случается только в самых редких случаях, но это случается время от времени. Фурина, по крайней мере, знала, что она человек. Нёвиллет этого не знает — по крайней мере, не прямо. --- Всякий раз, когда Нёвиллет входит в Меропид, его всегда встречает вода, прежде чем кто-либо из людей успевает поприветствовать его. Он чувствует влагу на своей коже. Он никогда не скажет Ризли, — плесень в вентиляционных отверстиях и гниющее постельное бельё вредны для людей, и герцог уже давно работает над установкой вытяжных вентиляторов в спальнях, — но Нёвиллету нравится влажность. Ему нравится, как оно покалывает его лицо. Аждаха родился в глубокой, тёмной пещере в скалистых недрах. Тем временем Нёвиллета выносили не в Меропиде. Его сходство с домом вдали от дома, вероятно, скорее случайное. Он никогда не говорил Ризли, но он чувствует вкус Меропида в воде, когда герцог заваривает чай. Вкус меди настолько силен, что, несомненно, его ощущают даже люди. --- На этот раз на поверхность выходит Ризли. Когда тот покидает палату Жардинаж, проходит два дня и две ночи. Двое мужчин разработали совершенно новый план доставки. Офис знавал лучшие времена. На письменном столе и журнальном столике стопками лежат справочники. Пустые чайные чашки стоят рядом с книжной полкой, сиротливо расставшись со своими чайниками на расстоянии половины комнаты, в них плещется чай, ставший слишком темным и передержанным. Тарелки с бутербродами, в основном съеденными. …кушетка выглядела безупречно убранной, подушки в порядке, одеяло аккуратно сложено. Только этим утром здесь спал измученный Ризли, прикрыв глаза рукой, его грудь тихо поднималась и опускалась. Посреди ночи, в тусклом янтарном свете лампы, Нёвиллет позволил своим усталым глазам остановиться на герцоге, просто чтобы понаблюдать, как он вдыхает, выдыхает, вдыхает, выдыхает. И тогда Нёвиллет вернул свой взгляд к документам и продолжил писать. Ризли, должно быть, прибрался перед уходом. Обычно Нёвиллет не провожает герцога из кабинета. Чаще всего так оно и происходит. Это не похоже на Нёвиллета — думать о том, какие альтернативные действия он хотел бы предпринять вместо этого. В любом случае они довольно нелепы. Вывести герцога на улицу? Гулять по бульварам, болтать о погоде или поразительных архитектурных водопадах? Сопроводить его в Меропид, как пленника — или того хуже — как девицу, которая не смогла вернуться туда сама? И все же иногда эта мысль не покидает Нёвиллета, сидящего за своим столом. Мысль о герцоге, кладущем руку ему на плечо для дружеских поздравлений с хорошо выполненной работой. Мысль о лёгкости, небрежности прикосновения — и о том, как герцог сказал: Я надеюсь увидеть вас снова прежде чем он проскользнул через позолоченные двойные двери — рукава все еще закатаны, лицо и волосы слегка влажные после того, как он освежился у раковины. Нёвиллету нравится, как мокрые волосы Ризли обрамляют его глаза. Ему это нравится без видимой причины, и этого, как выяснил Нёвиллет, достаточно, чтобы сказать, что ему это нравится. Жизнь останавливается недостаточно часто, чтобы Верховный судья Нёвиллет мог так думать, но это приходит к нему в промежутках между вдохами, несмотря ни на что. Он выходит из своего кабинета, чтобы лечь спать, когда останавливается неподвижно, положив руку на тяжёлые сине-золотые двери. Прикосновение герцога к его плечу. Почерк герцога, с редкими помарками, сделанными левой рукой. Грудь герцога вздымалась и опускалась — можно было бы подумать, что Ризли, выросший в тюрьме, трепетнее бы относился ко сну на глазах у других, и вот он здесь — на кушетке Нёвиллета, из всех возможных мест. «Я влюбился в человека», — думает про себя Нёвиллет. Мысль звучит громко в его пустом кабинете. Янтарный свет лампы падает на кушетку, всё ещё оставленную такой, какой она была этим утром. Гидродракон влюбился в человека. А может, и нет. Откуда ему знать? Верховный судья бесчеловечен, о чем ему напоминают изо дня в день. Фонтейн не знает. Но, к несчастью для него, Нёвиллет знает. Живя среди людей, как он, Нёвиллет никогда по-настоящему не забывает об этом. Может быть, именно поэтому Нёвиллет чувствует любовь только как шёпот в своей груди. Озвучивание этого вслух, воплощение в произнесённом слове — может привести к тому, что оно разлетится вдребезги. Когда он пытается скрыть это чувство, спрятать его подальше от мира, он не может не представить леди Фурину, сидящую, обхватив колени, на обочине дороги, улыбающуюся и ласкающую какое-то маленькое животное, слишком грязное и дикое, чтобы его держать. это ощущение одновременно похоже на невозможность замороженной расплавленной лавы, приближающийся механический локомотив, вышедший из строя батальон жандарматонов, громящий Лионский район и расстреливающий мирных жителей, — и на нежный блеск темнозвёздника, когда вы смотрите на него при свете и поворачиваете голову под особым углом. как морской бриз, отбрасывающий его длинные волосы с глаз. как первый глоток чая утром после долгой ночи. Тебе. Письмо от Фокалорс было адресовано именно так. Я оставлю тебе место с лучшим видом в величайшем театре. Ты должен был стать свидетелем человечества. Увидеть Фонтейн. Судить Фонтейн. Ты, ты, ты. Фокалорс, посылающая тебе приглашение. Герцог — ты — он, и ты. Я надеюсь увидеть вас снова. Месье Нёвиллет качает головой, дергает за кисточку, чтобы выключить свет, и закрывает за собой двери. На самом деле это была его ошибка, когда он принял приглашение Фокалорс и не догадался, что его увидят в ответ. --- Прошло восемь недель с тех пор, как он в последний раз видел герцога, но он не обращает на это внимания. В этом нет ничего странного, когда ты бессмертное существо, управляющее нацией — иногда ничего не происходит десятилетиями подряд. Иногда несколько столетий втискиваются в один год. Этот год, когда Первобытное море грохотало всё громче, был одним из таких случаев. Нёвиллет никогда не хотел быть кем-то иным, кроме того, кто он есть, но иногда он рад быть бесчеловечным. Ризли — человек, напоминает ему внутренний голос. Это немного похоже на леди Фурину, прерывающую многочасовое судебное разбирательство проницательным комментарием, всегда уделяющую своему десерту меньше внимания, чем кажется. Я знаю это, думает он. Но что бы я сделал, если бы у меня было больше времени? Ради архонтов, поработал бы с Ризли еще немного? …на самом деле занялся бы налоговой реструктуризацией Меропида, и между делом перекусил и порасспрашивал его? Спросил бы его о тех книгах по истории Ремурии, которые, кажется, всегда стоят у него на книжной полке, и посмотрел, совпадают ли их с Нёвиллетом знания? Что делают люди, когда они просто ничего не делают в присутствии друг друга? Нёвиллет мог бы… он мог бы зайти в офис герцога в свободное время и разложить судебные материалы следующего дня на кофейном столике герцога. Нёвиллет мог бы наблюдать, как герцог нудно разбирает свои перчатки, деталь за деталью, как техник пишущей машинки, чтобы почистить и смазать каждую деталь. У Ризли была бы поставлена пластинка; Нёвиллет видел маленькую коллекцию, спрятанную в сундуке. Граммофонная пластинка мягко вращалась бы, подобно ритмичной тени той огромной неповоротливой турбины, лениво вращающейся под высоким потолком. Нёвиллет слушал бы, наблюдал за руками герцога и увлечённо читал за чашкой чая. Когда оружие было бы тщательно собрано, Нёвиллет мог бы сказать «отличная работа» и пожелать спокойной ночи. Спокойной ночи, ответил бы Ризли. Может быть, он улыбнулся бы и не ждал больше никаких слов на ночь. Это то, что сделал бы Нёвиллет, если бы у него было больше времени? Гулял бы с ним у океана босиком, без пальто и не разговаривая часами? Заглянул бы в бледные глаза Ризли и почувствовал внутри себя первобытное желание одновременно сохранить объект привязанности при себе навсегда — — и проглотить Ризли целиком, поглотить его, устранив любую иллюзию даже проблеска, тени уязвимости Нёвиллета? Занялся бы сексом с ним, просто чтобы посмотреть, что от него ощущают люди, и почувствует ли Нёвиллет то же самое? О Гидродракон. Эхом отзывается Фокалорс. Тебе придётся разобраться с этим, прежде чем этот мужчина умрёт. --- Иногда он пишет записки Ризли. Было бы пустой тратой рабочей силы и внимания Ризли отправлять какие-либо из них. Пустая трата чернил и внимания Нёвиллета — это уже кое-что, поэтому он делает их короткими, набросанными, нацарапанными каракулями. Неотправленными. Сегодня занят. Н. Много дел на Эринии. Н. Подумал о т зачёркнуто. Н. Точка, от того, что он остановил ручку в блокноте. Н. Отсутствие новостей из Меропида — хорошая новость. Отсутствие новостей для Меропида — тоже хорошая новость. Нет новостей. Н. Пишет Нёвиллет. И подносит ручку к губам, на мгновение погружаясь в странную фантазию, что увидит клочок бумаги у себя на столе. Новостей нет. Р. --- Нёвиллет нашел время навестить его. Однако не ради удовольствия. Иногда он ценит свой человеческий облик. Прямо сейчас Нёвиллет втиснут с одной стороны внушительного письменного стола герцога, размер которого важен не только для солидности, но и для таких времён, как сейчас, когда он едва вмещает все файлы, которые им нужно открыть. К письменному столу для Верховного судьи было придвинуто тяжелое кресло, а также журнальный столик, чтобы держать в пределах лёгкой досягаемости еще более увесистые тома. На этот раз это судебный вопрос, связанный с апелляцией заключенного. Это не должно удивлять Нёвиллета, но оказывается, что герцог — прекрасный помощник судьи. Часы молчания. Ощущение безвременья, заключенное в зелено-голубые тени и янтарный свет ламп, в подводном Меропиде. — Ты помнишь мой суд? — Голос Ризли раздаётся внезапно, разрывая тишину. Нёвиллет не поднимает глаз. Это дело нужно закончить. — И да, и нет, — спокойно отвечает он, вытаскивая из стопки том в кожаном переплёте. — Что ты имеешь в виду? — Я плохо помню, — отвечает Нёвиллет. Он нашел нужную страницу и просматривает теснящиеся строчки текста в поисках нужной статьи. — О? — Похоже, герцога это забавляет. — Должен ли ты признаваться в этом мне, ваша честь? — Я навёл о тебе справки, когда до меня дошли новости о твоём «повышении», герцог Ризли, — невозмутимо отвечает Нёвиллет, не сбиваясь. — Было бы довольно грубо с моей стороны, по крайней мере, не просмотреть записи о тебе. — Ха. У нас неплохо получается подтрунивать, не так ли? — Я уверен, это твоё влияние. Но если быть до конца честным… …если быть честным, Нёвиллет не особенно хорош в общении с обвиняемыми вне зала суда. Он избегает этого, когда это возможно — он верит в облегчение горя, особенно там, где оно вызвано его манерой говорить. Через несколько месяцев, когда слишком юную Навию уведут от него на Ринге дуэлянтов, с надломленным голосом, со слезами, свободно текущими по её лицу, юдекс Нёвиллет будет чувствовать себя примерно так же. Он потерял свое место в своей книге. Он вздыхает. И смотрит на герцога. Ризли приподнимает бровь, губы подёргиваются в подобии улыбки. — …если честно, у меня есть впечатления от судебного процесса, но я мог представить их после прочтения материалов вашего дела. Сироты, убивающие своих опекунов, защищаясь, — это… не обычное дело, но и не редкость. Я вижу тебя юным перед своим мысленным взором, но я не уверен, вспоминаю ли я это. Тёмные глаза. Рваные повязки на ранах. Окровавленные кулаки. Нет ближайших родственников. Признание вины, обвинительный вердикт. Приговорён к более длительному изгнанию в Меропиде, чем должен вынести любой ребёнок. Нёвиллет в долгом молчании, до и после суда. Нёвиллет стоит один под внезапным дождем. …это мог быть любой из заключённых Меропида, особенно из несовершеннолетних. Ризли вернулся к своей работе. В данный момент его трудно понять. Огромные вращающиеся лопасти турбины на высоком потолке отбрасывали свет и тень, свет и тень, на линии его челюсти, неровности шрамов, отблески серебра в волосах. Нёвиллет не совсем понимает, что такое красивый по человеческим меркам, но довольствуется тем, что измеряет это по красоте герцога. «Я люблю тебя сейчас», — думает он, собираясь сказать. «Я не знал, что ты будешь важен. Но я люблю тебя сейчас. Это компенсирует это?» …кажется, что это не совсем правильно говорить здесь, в кабинете герцога, где открытые книги на каждой горизонтальной поверхности, два набора чашек с блюдцами и чайник, втиснутые в промежутки. Если бы Нёвиллет выпустил «Я люблю тебя» во влажный воздух, он, возможно, солгал бы. Это кажется слишком маленьким, слишком хрупким, чтобы быть правдой. Нет, наверное, правильнее сказать — Нёвиллет мог бы полюбить его. Он еще не сделал этого, но, сидя здесь с герцогом и попивая медный чай, он мог бы. — …прошу прощения, — говорит месье Нёвиллет после того, как момент затянулся. — Боюсь, я тебя обидел. — Неа, — говорит Ризли. — Большинство моих первых впечатлений я получаю из документов заключенных, — Он делает паузу. Перелистывает страницу. — Тем не менее, я стараюсь читать их благосклонно. Большинство людей, находящихся над водой, обычно этого не хотят. — Я читаю материалы дела беспристрастно, — говорит Нёвиллет, приглядываясь к открытой странице. Он ищет статью 3782. Герцог смеется. Этот звук нравится Нёвиллету, хотя он не всегда может понять его значение. — Да, уверен, что ты понимаешь. Они снова погружаются в тишину. Меропид полон окружающего шума, но Нёвиллет, вопреки себе, чувствует особый покой. Турбина вращается. Прежде чем он осознаёт это, глаза Нёвиллета опускаются. Трудно сказать, который час в Меропиде, но он чувствует, как устают его глаза, голова наклоняется вперед, даже когда он всё ещё сидит за столом Ризли. Должно быть, он издал какой-то звук, потому что герцог бросает на него взгляд. — Прошу прощения. Сырость — она заставляет меня чувствовать себя как дома, — тихо говорит Нёвиллет, закрывая глаза. Вероятно, он сказал странную вещь, которую люди не говорят. Снова. — Ваша честь? Нёвиллет чувствует прикосновение к своему плечу, как много недель назад во дворце Мермония, над водой. Он заставляет свои отяжелевшие глаза открыться и смотрит на герцога, стоящего рядом. — Мои извинения. Это на меня не похоже. — Тебе нужна Сиджвин? — Красивое лицо Ризли выражает озабоченность. — Нет. — Он щурит усталые глаза. — Я просто чувствую усталость. Пауза. — Хорошо. И еще одна рука на его плече, помогающая ему встать. — Тебе следует поспать в моей комнате. Боюсь, Меропид скромный по качеству пребывания. Но я сменил постельное бельё сегодня утром. Скрип стула. Его рука перекинута через плечи Ризли, а рука Ризли ложится ему на талию. Нёвиллет больше ничего не помнит о коротком перемещении в покои Ризли, кроме ощущения, что он снял ботинки, сюртук и жилет и лёг поверх одеяла. Герцог всё ещё в комнате? Наволочка пахнет, как свежевыстиранная, но в то же время она пахнет так же, как и он. — Я надеюсь увидеть тебя снова, — бормочет Нёвиллет, возможно, ни к кому не обращаясь. Легкий смешок. Нёвиллет слышит движение в комнате, затем чувствует, как его накрывают одеялом. — А теперь отдохни. Прокомментируй мою работу, когда проснешься. Нёвиллет, окутанный сине-зелёными тенями и свежим бельём герцога, спит. Во снах он парит в небе, ныряет в моря. Ощущает воздух под крыльями. Когда он просыпается — руки и ноги, без крыльев, без хвоста — рядом с ним стакан воды и аккуратная стопка документов. Сверху лежит клочок бумаги. Найди меня, когда проснешься. Р. --- В следующий раз, когда Нёвиллет входит в Меропид, его залы пугающе пусты, эхо криков убегающих заключённых всё ещё отражается от стен. В следующий раз, когда он видит Ризли, он стоит плечом к плечу с Клориндой, сдерживающий бушующие воды самого Первозданного моря. Измождённое лицо, раскрасневшееся от напряжения и воздействия Первозданной морской воды. В следующий раз после этого Ризли выкрикивает приказы у руля грёбаного медного левиафана, который Нёвиллет едва видит или осознаёт, если не считать десятков выживших фонтейнцев на борту. Ризли, управляющий кораблём, которого не должно было существовать, поднимающимся в своем необъяснимом великолепии из сине-зелёных вод. Нёвиллет, летящий — ноги отрываются от земли, ветер развевает его волосы, океан ревёт под ним. И затем, просто так, наводнение отступает. Все кончено. Фокалорс ушла. Фонтейн изменился. Нёвиллет изменился. Первые несколько часов — самые странные. Затем, по мере поступления просьб о помощи со всей страны, первые часы складываются в первые дни, которые складываются в первые недели. Нёвиллет ощущает себя на своём посту, как дракон в воде. Нёвиллет мельком видит Ризли после великого потопа, в основном когда у него есть причина находиться вблизи этого огромного медного судна — «Вингалета», как он узнает, его назвали так. Все чаще он замечает подпись Ризли — слегка смазанную — нацарапанную на заявках на поставки, на приказах о перераспределении персонала по снабжению и оказанию помощи в регионы с более высоким приоритетом. Проходят недели, и эти проблески исчезают. «Вингалет» в конце концов исчезает из гавани. Подпись Ризли снова начинает появляться только в отчетах из Меропида. — Назовите это потаканием своим желаниям. Назовите это капризом. Назовите это чем-то запутанным, например, любовью в самом зачаточном состоянии. Назовите это Первозданным морем, притягивающим его к себе. Каким-то образом Нёвиллет приезжает навестить Крепость. У него вообще нет официальных дел. На этот раз он не объявил о своем появлении, за исключением того, что зашёл в кабинет герцога и крикнул наверх. — Ризли? — Наверху, — слышит он его ответный оклик. Ризли сидит за своим столом — откинувшись на спинку, задрав ноги, — когда Нёвиллет поднимается по лестнице. Герцог издает удивленный смешок, захлопывая книгу. — Я думал, они шутили, когда сказали, что это ты! Мне кажется, или ты стал выше ростом? — Может, и так, — отвечает Нёвиллет. И, поскольку он не видит смысла откладывать новости, которыми он хотел поделиться: — Я Гидродракон и правитель по древнему праву. Я вернул себе силу, отнятую у меня Богами, и я взял Фонтейн под свою опеку. Нёвиллет делает паузу. — Это… может объяснить изменения в моем росте, — заканчивает он прохладно. Он чувствует, что выглядит неловким, закрытым, чопорным. Он хочет, чтобы это было легко. Разговаривать с Ризли должно быть легко, даже если Нёвиллет не уверен, зачем он вообще хотел сюда прийти. Ризли снова смеётся. Он смеётся так, что это отражается в его глазах, хотя Нёвиллет считает, что этого человека, как всегда, трудно понять. — Я знаю. Обычно люди не умеют летать. — Обычно я тоже не умею, — отвечает Нёвиллет, и герцог хихикает. Сам того не желая, Нёвиллет немного расслабляется. Улыбается. Ризли спускает ноги со стола, легко вскакивая на ноги. Прежде чем Нёвиллет успевает сказать хоть слово, чтобы остановить его, герцог направляется прямиком к своему шкафчику с посудой. — Я не собираюсь задерживаться надолго, — предупреждает Нёвиллет. Я даже не уверен, о чем хочу с тобой поговорить. — Да, да. Но я только что вскипятил чайник. Герцог возится с чайной посудой. Стоя посреди офиса, Нёвиллет замечает, как на него падает огромная вращающаяся тень турбины на высоком потолке — медного гиганта, похожего на Вингалет. Подумать только, в то время как Нёвиллет хранил свои секреты, Ризли и Крепость стойко хранили свои собственные. Этот визит в Меропид должен быть кратким. Нёвиллет не эгоистичный человек. Или, возможно, он не знает, как быть эгоистом. Как хотеть чего-то, что могло бы стать — вопреки всему — моментом передышки, только для него. Ризли едва успевает поставить поднос с чаем, как Нёвиллет откашливается. — Ризли, я недавно стал драконом-повелителем. В Фонтейне царит хаос. Мне нужно обеспечить стабильность для людей. — У него странно пересохло во рту, даже здесь, в сырости. — Сегодня я здесь, чтобы осмотреть Меропид — кратко — наедине, — потому что какое-то время другие вопросы будут иметь приоритет. Губы Ризли приоткрываются, совсем чуть-чуть, но он не издает ни звука. Нёвиллета охватывает чувство, которое он не знает, как описать. Он не уверен, какое выражение у него на лице. Нёвиллет — как всегда в вопросах человеческих взаимоотношений — не совсем знает, что сказать. — Ну, ты же знаешь, как здесь обстоят дела. — Ризли говорит тихо, и Нёвиллет изучает лицо собеседника в поисках подсказок. Герцог держится непринуждённо. Комфортно. — Ты знаешь крепость. Здесь всё по-старому, за исключением редких посетителей. — Редких посетителей? — О, ну знаешь. — Ризли встречается с ним взглядом. Например, ты. — Например, репортёры и все такое. Сейчас их куча. Раньше они у нас были редко. — Тебя это беспокоит? — Нет. Большинство посетителей не доставляют хлопот. — Пауза и улыбка. — Даже если они приходят без предупреждения, стоят в моем кабинете и отказываются от моих попыток гостеприимства. Ты присядешь? Нёвиллет делает вдох и выдох. — Боюсь, что нет. — Я даже не уверен, что хочу тебе сказать. — Ты остался довольным своим осмотром наедине? — Я… не уверен. — …могу я помочь? — Я не уверен, что ты сможешь. — Нёвиллет надолго замолкает. А затем медленно решается: — …Я думаю, что, может быть, только я смогу с этим разобраться. — Хорошо. — Голос Ризли звучит мягче, чем Нёвиллет когда-либо слышал. — Ну… Ты можешь навещать нас в любое время. Я надеюсь, ты это знаешь. Возможно, новообретенные способности Нёвиллета изменили его чувства. Может быть, именно поэтому кажется, что Ризли ведет себя мягко. Даже заботливо. Повелитель драконов или нет — он мог бы приехать в Меропид. Почувствовать влажность на коже. Поболтать с Сиджвин. Поделиться моментом с темноволосым голубоглазым — чёрт возьми, помешанным на чае, помешанным на Ремурии — главным администратором. Время бессмертного трудно подсчитать по часам Моменты, проведенные с герцогом, также трудно подсчитать по часам. — Хорошо, — соглашается Нёвиллет. Медленно он начинает отворачиваться. — Это все, что я пришёл сказать. Боюсь, меня ждёт работа. Он осознаёт, что цвет в чашке только-только распускается, что он даже не задержался достаточно, чтобы заварить чай. Ризли снова издает тихий смешок. И прежде чем Нёвиллет успевает понять, что означает этот звук, он оказывается перед ним, хотя Нёвиллет уже на полпути к двери. Рука Ризли ложится на плечо Нёвиллета. Он наклоняется, лицо близко, взгляд твёрдый. Нёвиллет не вздрагивает. Ризли смотрит — он выглядит искренним. Не отгораживающимся. Честным. Ризли всегда был честным человеком. Пауза, медленное молчание, и Ризли сокращает расстояние между ними, как боксёр, выскакивающий на ринг. Он целует Нёвиллета. Воздух на ощупь как вода. Кажется, что мир замедлился. Поцелуй герцога медленный, нежный — Нёвиллет закрывает глаза, как ему кажется, на столетие. Он живёт уже так долго. Прежде чем он осознаёт это, все кончено. Ризли отстраняется первым. Нёвиллет медленно открывает глаза, поднимая длинные ресницы, и не двигается. На мгновение Ризли нависает близко — достаточно близко, чтобы Нёвиллет почувствовал тепло его лица и дыхания. Он приоткрывает губы… на мгновение они просто дышат в присутствии друг друга …а затем Ризли резко отстраняется. На приличное расстояние. Нёвиллет поднимает взгляд. Грудь Ризли, его шея, его подбородок, его лицо — его глаза. Нёвиллет любит — какое человеческое слово — светлые глаза Ризли. они напоминают ему о море на мелководье, прохладном и кристально чистом, накатывающем плавными полумесяцами на песок о морском воздухе на Эринии, солёном на вдохе, легком бризе, ласкающем его щеку и взъерошивающем волосы о тихих ранних утрах, которые Нёвиллет проводит наедине, сразу после того, как бледное солнце осветляет небо от красных и оранжевых красок до шалфейно-зелёного и голубого цвета утиного яйца, когда никого — совсем никого — нет рядом, чтобы увидеть, как он сидит на траве, с расстёгнутым воротом рубашки и сложенным рядом длинным пальто, наблюдая за приближением очередного дневного прилива. В неспокойные дни, прошедшие после восхождения Нёвиллета на трон Фонтейна, он слишком часто думает о леди Фурине и Фокалорс. Фокалорс любила. У Фокалорс было даже слишком много любви. Она никогда не считала потерю своего народа приемлемой, так что её собственное разрушение не имело никакого значения. И Фурина — Фурина была слишком маленькой, слишком земной, слишком любящей, чтобы нести в себе половину тысячелетия божественности. Нёвиллет, с другой стороны, не является ни одним из этих качеств. Божественность должна принадлежать ему. Он не маленький. Не смертный. Не любящий. По крайней мере, — глубокий синий взгляд изучает лицо Ризли, — он не прямолинеен ни в чём из этого. Странно, но, будучи единственным повелителем драконов Тейвата, Нёвиллет чувствует себя человеком более болезненно, чем когда-либо. …в конце концов, даже когда к нему вернулась его законная сила, он не принял облик дракона. — … Нёвиллет всё ещё смотрит на Ризли. В этот момент, когда воспоминание о поцелуе согревает его губы, Нёвиллет хочет впитать в себя всё, что связано с герцогом. Погрузиться в этого человека, как в бурлящий потоп Фонтейна, пока Нёвиллет не узнает о нём всё. Проглотить все о нём целиком — кожу Ризли, покрытую шрамами и без них; смех Ризли, душу, открытую и закрытую. — …Ризли, — это слово, которое Нёвиллет решает произнести. Его собственный голос звучит грубо, скрипуче для собственных ушей. Другой мужчина по-волчьи улыбается. Это привлекательно — почти пугающе. — Прости. Ты не собирался сделать это первым. — И он добавляет, возможно, чуть более неуверенно: — Или… мне следовало сначала отправить тебе несколько писем? — Нет, — бормочет Нёвиллет, лишь слегка озадаченный. Из-за неуверенности герцога Ризли, если уж на то пошло. — В этом не было необходимости. Я хочу увидеть тебя снова, думает он. — Я хочу увидеть тебя снова, — говорит он, возможно, слишком быстро. Герцог Меропида расплывается в красивой улыбке. — Конечно. — Он смеется. Он проводит рукой по волосам и с кривой усмешкой смотрит в сторону. — А теперь либо иди сюда, сядь и выпей чаю, либо уходи уже, негодяй. — Мне… нужно идти. — Тогда иди. Я буду здесь. Нёвиллет поворачивается, чтобы уйти. Его лицо теплое. Влажное, от Меропида. Он еще не спустился до конца по лестнице, когда услышал, как Ризли прищелкнул языком и добавил напоследок: — …и не забывай отдыхать, чёртов трудоголик. Несмотря ни на что, Нёвиллет смеётся. — Ох, верно. Тогда ты должен прислать мне немного чая, чтобы обеспечить перерыв в работе. Ризли машет ему с перил. Нёвиллет поднимает руку, улыбается и выходит из кабинета. Мой чай? Н., Месье Нёвиллет отправляет вместе с пачкой отчетов в Меропид, когда проходит несколько дней. Краткий ответ приходит через понятия об этом не имеющего курьера из полиции позже во второй половине дня. Я выбираю. Р. С медикаментами для Сиджвин, позже на этой неделе. Разве ты не эксперт? Н. Терпение. Разве ты не жил веками? Ни за что бы не догадался. Р. Когда приходит посылка, в ней, к удивлению Нёвиллета, оказывается медная чайная ложка. Для придания аромата вашей собственной eau de Meropide. Наслаждайся. Р. --- много лет спустя двое мужчин прогуливаются у воды, босые ноги в песке, пальто брошены где-то далеко позади. они раздеты до рубашек и брюк. ветер треплет шнурки рубашки Нёвиллета. Нёвиллет тянется к руке герцога — его левой руке, слегка испачканной чернилами. они возвращаются за своими пальто только несколько часов спустя, окруженные ветром, морем, и криками морских птиц.