И имя ему - Уроборос

Работа выматывает. Тяжелая и нудная миссия выжала все соки — мало того, что с чертовыми людьми, не понимающими адекватного языка, приходилось разбираться и очень навязчиво объяснять, почему не стоит шутки шутить с Портовой Мафией, так ещё и заполнять пришлось целую кипу отчетов и расписывать в красках, почему Чуя всё-таки убил руководителя этой группировки — пусть и Мори приказал по возможности обойтись без жертв. Он выбесил. Ну, Чуя человек простой — старается избавляться от тех, кто его бесит, перед этим, конечно, попытавшись очень яростно пояснить, где этот выбешивающий человек неправ. Чуя до смерти устал; и единственное, чего он хотел прямо сейчас — завалиться в постель, в объятия верно ждущего его дома Уробороса, и уснуть. — Я дома, — звучно вздыхает он, как только пересекает порог дома и захлопывает за собой дверь. Уро через мгновение выходит из гостиной, потягиваясь — опять засиделся за своим ноутбуком, до последнего не отрываясь от работы. От этого ненавязчивого движения задирается край его домашней футболки, обнажая тонкую полоску кожи. Чуя знает, что она мягкая и теплая. — Как ты? — Уро ловит его в объятия и целует в лоб. Чуя медленно выдыхает, утыкаясь в его ключицы. Пахнет можжевельником и сосной — его любимый гель для душа. Пахнет домом. — Заебался, — честно отвечает он. — Ебал в рот этих придурков, серьеёзно, как много в этом мире тупых людей?! Уроборос тихо смеется, прижимается крепче, а потом стягивает с него пальто и шляпу, помогая раздеться. Он видит, что у Чуи уже сил нет даже на это, и если бы не Уро, он бы прямо так рухнул на диван и провалялся часа два, прежде чем стянуть вещи и нормально лечь спать. Он выговаривается и жалуется на свою усталость ещё минут десять, пока не обнаруживает себя сидящим на кухне. Перед ним — плошка с горячей курицей в соусе и рис, а рядом кружка ароматного чая. Уроборос невероятно сильно любил чай и все его вариации; когда они начали жить вместе, Чуя натурально охренел от того, какие вообще бывают виды чая и откуда он их вообще откопал. Каждый из них был вкусным. Чуе нравилось — по аромату чая он мог угадать даже настроение Уробороса, и сегодня это было что-то расслабляющее и сладко-томное. — Я надеюсь, Мори дал тебе выходной после такого? Если нет — я создам для него комнату с кучей грязных вещей, испорченной еды и хаотичных загадок без возможности разгадать их логически. Чуя смеется, отпивая чай. — Какой ты жестокий. Выходной Мори всё же для него выделил. Ему тепло. Он окутан заботой со всех сторон, и мягко улыбается всё время, пока Уро рассказывает ему какие-то глупые истории и шутит над всеми людьми, с которыми Чуе приходилось работать последнее время — а особенно тратить на них свои нервы. Расслабление — вот что он чувствует. Рядом с ним хорошо. Рядом с ним уютно. Чуя зевает, когда идет в душ, и горячая вода расслабляет его ещё больше. Капли стекают по его телу, впитываясь в полотенце, повязанное на бедрах. Уро ловит его прямо возле ванной и хватает в свои объятия, ведет носом по его горячей шее и шумно дышит. — Ты пахнешь мной. — Мне нравится твой гель для душа. Уро усмехается. — Ну да. Верю. Он осыпает его кожу мягкими поцелуями, ловит капли воды и ведет языком по шее, горячо выдыхая. Чуя покрывается мурашками, вздрагивает, когда чувствует, как его кожу втягивают и оставляют алеющее пятно. Уро любит это — любит рисовать на его молочной коже, оставлять своими губами темнеющие засосы, которые невозможно скрыть под тонкой полоской чокера; Чуя потом ноет, что от этих синяков у него болит шея и ходит ещё несколько дней в черной водолазке с горлом. Целует родинки на его ключицах и груди, слышит, как Чуя несдержанно ахает и вздыхает, а потом тянет за кудрявые черные волосы наверх, к себе — Уро выпрямляется и возвышается над ним, прижимая всего его к стене, и тогда Чуя нетерпеливо жмется к нему и умоляет его поцеловать. Взглядом, телом, учащенным сердцебиением и вздохами, и Уроборос, он не может этому противостоять — не в этой жизни. Губы сладкие, как самое дорогое вино в коллекции Чуи. Губы целуют другие, ловят первые тихие стоны и горячее дыхание, и этот момент в их близости для Уробороса самый любимый. Чуя обнимает его за шею, так близко прижимая к себе, словно боится отпустить, словно отнимет он руки — и сказка в его ладонях растворится, рассеется, как когда-то, золотыми искрами. Уро целует сильнее, ведет, горячим языком проводит по его, и он совсем не против, когда Чуя, этот проказник, кусает его губы — знает, что ему нравится. Горячо. Воздух между ними превращается в сладкую тягучую патоку, и оторваться больше не кажется возможным. Руки блуждают по телу, а большие горячие ладони Уро крепко прижимают к себе узкую точеную талию. — Ты невозможный. Невероятный, — шепчет Уроборос, спускаясь лепестками-поцелуями к его груди и втягивая в рот сосок, кусает и лижет языком, ловя дрожь. Руки, шаловливые, стягивают полотенце и отбрасывают его невесть куда — Чуя даже не видит, из-под прикрытых век наблюдая только за длинными черными ресницами и кудрявой спутанной челкой перед ним. Под ним. — Как ты хочешь, душа моя? — спрашивает Уро. Он всегда спрашивает. — Так, как хочешь ты. На лице его озаряется хитрая ухмылка, и тогда Уро вновь целует его шею, линию челюсти и поднимается к аккуратному уху. — Тогда просто расслабься и получай удовольствие, — его рука опускается на крепкий член, проводит по всей длине и поглаживает большим пальцем головку. Чуя стонет, нетерпеливый, и Уроборос ловит его стон своими губами. Он хватает его за бедра, и Чуя обхватывает ногами его талию, пока Уро несет его в спальню. Если бы он только знал, как Чуе после тяжелого дня это было нужно. Чтобы о нем просто позаботились. Чтобы его приласкали со всех сторон, окутали любовью и удовольствием, поцеловали каждый сантиметр его кожи. Уроборос знает. Ему не нужны слова, чтобы понять его желания. Он раздевается и сам, через голову снимает футболку, а после целует коленки Чуи, и тот даже не замечает, в какой момент в его руках уже оказывается смазка, а пальцы осторожно входят внутрь. Чуя скулит и стонет, когда эти самые длинные пальцы медленно входят и выходят, когда эти пальцы касаются стенок внутри и задевают простату, когда он сам сжимается и расслабляется, насаживаясь. — Повернись, — говорит Уро, и от его хриплого голоса Чуя возбуждается ещё сильнее. Он послушно поворачивается. Он не сопротивляется, когда его руки связывают за спиной атласной лентой. И Чуя легко может её снять и освободиться, только он совсем не хочет. Пальцы возвращаются внутрь, к ним добавляется ещё один, и с губ Чуи вновь срывается стон. — Ещё, — просит он. Всё его тело — сплошная эрогенная зона. Свободной рукой Уро ведет по его спине, и Чуя выгибается под ней, чувствует, как кончиками пальцев он выводит одному ему известные узоры, соединяет, наверное, родинки в созвездия, и сам шумно дышит, не в силах долго терпеть. Вновь склоняется, целует плечи, целует за ухом и вдыхает его запах, пока пальцы — о, эти пальцы — творят что-то невероятное. — Пожалуйста, Уро, пожалуйста, — всхлипывает Чуя. Вздрагивает вновь. — Назови меня по имени. Чуя моргает. Он знает и сам, что ему дозволено называть Уро по настоящему имени, ему разрешили, никто не был против, особенно когда они наедине. Но Чуя по привычке часто называл его Уроборосом. Если он так желает — Чуя сделает всё, что угодно, лишь бы он не останавливался. — Юкио. Имя его — снежная буря, искры снежинок, жизнь в туманном морозе; оно же перекатывается на устах страстью и лавой, обжигает, льется самым сладким соком. Чуе нравится его имя. — Да? — хитрый черт; Чуя слышит улыбку в его голосе. — Чего ты хочешь? — Тебя. Так просто. Юкио, Юкио, Юкио. Он умоляет. — Как пожелаешь, душа моя. На мгновение — ощущение пустоты, но тут же оно сменяется заполненностью, и Чуе так горячо и так хорошо, что его глаза закатываются, закрываются, а с губ слетают самые яркие стоны удовольствия. Он меня с ума сведет, наверное — думает Юкио Мисима, когда входит, когда оказывается внутри и чувствует, как Чуя хорошо его принимает, держит и не отпускает, как он стонет, стонет, стонет, уткнувшись лицом в простыни. Руки Уробороса — нет, сейчас он никакой не Уроборос, он самый обычный человек и самый счастливый на свете парень со снежным именем Юкио — держат его за мягкие бедра, пока он толкается внутрь. Ловит руку Чуи и переплетается с ним пальцами, направляет на себя, а звуки, которые он издает от каждого толчка, заставляют его самого дрожать от нетерпения. — Ты самое лучшее, что когда-либо со мной случалось, Чуя, — шепчет он, а для Чуи эти слова гремят громче бури, и он стонет в ответ, не в силах даже что-то сказать, связать двух слов. Он думает — ты тоже. Он думает — я так люблю тебя. И Юкио думает так же. Шепот — да, да, да, и страсть, в которой слились два тела воедино, огнем окутывает обоих. Чуя дрожит, захлебываясь стонами, его бедра дергаются, но широкие ладони держат крепко. Уро не останавливается, когда член Чуи истекает, и он не останавливается, пока Чуя не начинает трястись и рыдать от стимуляции, пока он кончает, пока он скулит и кусает зубами влажную простынь. Юкио. Он вздрагивает и сам, кончая внутрь, и картинка перед глазами плывет цветными мушками; самая любимая картинка — рыжие волосы, влажные и разметавшиеся по плечам и светлой постели, красивые руки, связанные атласной лентой, покрасневшие бедра, и его собственный член, который так туго сжимают внутри. Уроборос тяжело дышит, медленно выходит и с диким удовлетворением в груди наблюдает, как из Чуи течет его сперма. Падает рядом на кровать, одним движением руки развязывая ленту и освобождая уставшего Чую. Заправляет его спутанную челку за ухо и льнет снова к алым губам, целует, ловит вздохи. — Теперь спать, — шепчет Чуя, почти не открывая глаз. Юкио хихикает, притягивая его ближе к себе и обнимая. — Теперь нам придётся снова идти в душ и менять простынь. — Тц, помолчи. Кажется, ты говорил мне «расслабиться и получать удовольствие»? Вот сам теперь и неси меня в душ. У меня нет сил. О, он знает, почему. Только Юкио совсем не против. — Чуя. — Мм? Юкио дарит ему ещё один мягкий поцелуй. — Нет, ничего. Чуя улыбается, с озорством приоткрывая один глаз. — Давай, скажи, Юкио. В его кофейных глазах Чуя видит звезды. Вселенную. — Я подарил бы тебе целый мир. Самое красивое место, о котором ты только мечтаешь, я бы смог создать всё, что угодно, и там не будет никого, кроме нас двоих. Никакой работы и никаких миссий, только ты и я. Я люблю тебя — вот, что он говорит. Каждое слово — люблю, люблю, люблю. Чуя смеется и обхватывает ладонью его лицо. — Тебе не нужно создавать такое место, Юки, оно у меня уже есть. Прямо здесь. Прямо сейчас. — Юки, — ведет бровью Уроборос, словно заново открывает для себя своё имя. — Мне нравится. — Тогда я буду называть тебя так, — улыбается Чуя. Тогда, только тогда, благодаря голосу из его волшебных уст Уроборос — Юкио Мисима — научится любить это имя. Своё имя. Не сильнее, чем любит Чую, но обязательно научится.