Намажешь деду спинку?

Лиска потянула меня за руку в комнату, как делала уже не раз. Вдвоем она была вдумчивее, а ласки ее становились нежнее, чем втроем с нетерпеливым Елизаром. Что-то в ней изменилось с тех пор, как она обзавелась собственным телом. С мягким щелчком она закрывает за нами дверь и целует не торопясь, смакуя каждое прикосновение. Мне легко поймать ее ритм. Я сам не люблю, когда торопятся. В халате стало жарко, я дергаю пояс халата, Лиска скидывает ткань с плеч и осыпает их поцелуями. Прижимает меня к двери. Через ткань трусов и ее платья я чувствую, что она тоже возбуждена. Она трется гладкой щекой об ухо и запускает внутрь проворный кончик языка, от ее горячего дыхания по коже пробегает табун радужных единорогов. Пальцы дразняще сжимают мои ягодицы, и я со стоном выдыхаю, зарываясь всей ладонью в ее волосы. Она надкусывает шею, и я понимаю, что это приглашение к чему-то большему. Ее ладонь уходит вбок по бедру, задерживается в паху, там уже давно сладко тянет, а от тепла ее руки и вовсе наливается горячей тяжестью. Лиска скользит выше: по животу, вздрагивающему и мгновенно подтягивающемуся, выше по трепещущим от сорванного дыхания ребрам. Она зажимает между пальцев уже успевший отвердеть сосок, и с резким вдохом я упираюсь в ее набухший член своим. Лиска прокладывает вниз влажную горячую дорожку дыхания, замирает напротив подрагивающего бугра из натянутой ткани трусов, упирается лбом в живот и выдыхает. Кончики ее пальцев щекочут под коленями. А может они просто подгибаются от накрывающей волны блаженства. Она освобождает меня от давления 5% спандекса на 95% хлопка и облизывает целиком, хитро щуря на меня глаза. Пальцы непроизвольно впиваются в ее ключицы, выпирающие над вырезом платья. Бля, как же они заводят вот так торчащие над легкой тканью. Как и персиковый запах ее волос, плывущий по комнате, когда я зарываюсь в них пальцами. Она не дает мне опомниться, заглатывает целиком, требовательно и жадно. Я прикусываю губу, ударяясь затылком, когда запрокидываю голову и срываюсь на хрип, бурно кончая в горло. Она дается не сразу. Я знаю, что под подолом на ней мужские стринги. Но снять их она сначала не позволит. Не раньше, чем я смогу ощутить влагу на ткани, плотно обтянувшей ее пылающий твердый член. Ей нравится растягивать ласки, доводить возбуждение до крайней точки, чтобы я мог сорвать ее стон, как украденный редкий цветок, едва коснувшись его кончиком языка. Когда Лиска создавала себе тело, она забыла выбрать себе член, поэтому ей он достался самый среднестатистический, какой выдают «по умолчанию»: чуть длиннее ладони, не толстый, не тонкий, с четко очерченной головкой над бежевой полоской крайней плоти. Самый удобный, чтобы вобрать в рот целиком, провести языком по стволу и упереться губами в гладкий пахнущий миндалем лобок. Внутрь она меня никогда не пускает и раздраженно скидывает руку, как только пальцы подбираются слишком близко. Но сегодня я подготовился. Опрокинул ее на лопатки. Не снятое платье взвихрилось подолом обнажая поджарые бедра и колом стоящий член. От этого сочетания просто крышу сносит. Я подобрался в обход: задрал подол так, чтобы не видно было моей возни, вылизал лунный кратер пупка, при этом Лиска хихикала как от щекотки, запрокинул ее острые колени себе на плечи, снова завладел ее членом. Пока ее ноги вздрагивали от моих легких прикосновений пальцы правой руки облил припасенным под диваном гелем и, не теряя времени, решительно скользнул одним внутрь. Лиска дернулась. Но бежать некуда. Она только зашипела через стиснутые зубы, не то от гнева, не то от возбуждения, когда я нащупал то самое место. Однако ее гнев быстро сменился стонами наслаждения, когда я синхронизировал движения оглаживающего чувствительный бугорок пальца и плотно обхвативших член губ. Я знаю, как извлечь мелодию оргазма из самого строптивого партнера. Я знаю о ее травме, но мне ведь можно доверять? – Са-ня, – из-за обрывающегося дыхания она с трудом выстанывала по слогам, – я… лю… Она с силой сжала обивку дивана. – лю… – я ускорил ритм, – ааааа!!! По ее телу пробежала конвульсия. – люблю тебя, – выдохнула она мне в губы, когда я, сглотнув, наклонился ее поцеловать. Когда тем же вечером по животу Лисенка пробежали судороги, а брызги долетели до моего подбородка, я ощущал себя полностью неготовым. Не с таким коротким перерывом. Пришлось бы его мучить еще долго. Сразу представилось, как он морщится от боли, пытаясь сесть наутро. Я выскользнул в душевую, а когда вернулся Лисенок лежал на боку и на что не реагировал. На попытку достучаться поцелуем за ушком он раздраженно дернул плечами. Перевернулся на спину и смотрел в потолок не мигая глазами, полными слез. Я испугался и принялся тормошить его. – Ну скажи хоть что-нибудь! Я сделал тебе больно? – Я не хочу наталкиваться на запах чужой слюны! – процедил он сквозь зубы. – И ты теперь даже не кончаешь! – Тут слезы так и брызнули из его глаз. Я собрал их, нежно касаясь губами его лица. Казалось, что время уносит его в своем водовороте все дальше от меня. – Мне ведь уже не двадцать, малыш, разве я не заслужил скидки? – Ты заслужил только жесткую порку! – он толкнул меня в плечо, пытаясь скинуть с кровати. Наподдал ногой. Кажется, настроение у него улучшалось. – А кто же намажет мне спинку акульим жиром? – попытался я придать голосу жалобный тон, несмотря на разбирающий изнутри смех. – Вот потом и намажу. Где твой ремень? Мы уже в голос хохотали, раскинув руки и ноги на постели, когда в комнату проскользнула Лиска и досадливо дернула носом. Она уложила голову с еще мокрыми кончиками волос на подушку и свернулась у меня под боком. Скоро это перестанет быть смешным.