***
Во второй раз они встретились спустя шесть лет. Признаться честно, Кёджуро редко вспоминал об Акире. Он много тренировался, чтобы как можно скорее стать новым Столпом Пламени, Хашира, и всё ещё шёл к этому, пытаясь достичь уровня, близкого к уровню отца, чтобы заменить его. Он заботился о брате, которому досталось так мало отцовской любви, что теперь полностью утопала в алкоголе. Но и не сказать, чтобы он забыл о ней. Нет, такую девушку никак нельзя было забыть! После той встречи их отцы заключили договор о помолвке. Кёджуро, выполняя долг будущего супруга, часто писал будущей невесте о себе: о том, что занимается тренировками, о брате, о битвах, о городах и деревнях, сёлах, где успел побывать. На праздники он отправлял подарки, чаще всего разные канзаши и ткани. В ответ он также получал письма: Акира писала, что старается и учится всему, что положено знать будущей супруге высокопоставленного мужа. Что любит много читать, чаще всего вечером, потому что у неё чувствительные к свету глаза. Ей нравится гулять в период цветения сакуры, потому что это её самое любимое растение. Что подарки она носит, правда, редко, потому что не любит посещать какие-нибудь мероприятия, где очень многолюдно. Из поместья Акира редко куда-то выходила. Довольно кратко она написала, что полностью здорова, однако чувствует себя неуютно за пределами знакомого места и Кёджуро не стал настаивать, потому что чувствовал страх даже через письма. Это было не то, что можно было бы спросить через письмо и не то, что можно было бы так легко спросить вообще. Волосы у Акиры с самого младенчества были седыми. Не пепельными, нет, именно седыми. В начале они были густыми, тёмными, как и у большинства девушек, однако с течением времени они становились светлее и светлее, пока в какой-то момент не покрыли голову полностью. Ренгоку понимал, почему о подобном не говорят так просто, поэтому не хотел случайно, по незнанию, затронуть больную тему. Возможно, думал он иногда, в детстве Акиру что-то очень сильно напугало. Возможно, этот страх до сих пор преследует её. Возможно, она даже не помнит, что именно её напугало и именно поэтому боится всего. А, возможно, по прошествии шести лет девушка стала смелее и увереннее. Её стиль письма становился тем крепче, чем больше они писали друг другу и пусть это было редко, чаще всего о том, что происходит в их жизнях, чем о них самих, даже это было для Кёджуро ценным. Гораздо более неуверенно Акира отправляла собственные подарки, всегда интересуясь вначале, что бы он хотел получить на праздник. Кёджуро всегда отвечал, что ему понравится всё, что бы ни отправила девушка, и это было правдой. Вначале это были ткани. Красивые ленты для волос. Официальная одежда. А однажды, на Новый год, Акира собственными руками связала ему красный шарф и, словно в комплект, точно такой же она подарила и остальной его семье: брату, отцу и даже матери, чей подарок Кёджуро положил возле поминальной фотографии. Это был очень ценный подарок, наполненный вниманием и заботой. Кёджуро он понравился больше всех остальных. Иногда он забывал, сколько на самом деле Акире лет — всего двенадцать. По возрасту она была всего на два года старше Сенджуро, его младшего брата, на два года ближе к нему, чем к самому Кёджуро. Разница в четыре года не так уж и велика во взрослом возрасте, однако сейчас, когда они молоды, для молодой девушки это может быть очень важным. Клан Ренгоку не имел долгов к клану Иджучи, в котором родилась и выросла Акира, точно также, как и клан Иджучи не имел каких-либо долгов к клану, в котором родился и вырос Кёджуро. Поэтому, когда они встретились шесть лет спустя, Кёджуро не мог не смотреть на Акиру. Ей всего двенадцать лет, а ему шестнадцать. У неё синие, дрожащие и круглые глаза, всё так же распахнутые в страхе и какой-то неясной для него тревоге. Седые волосы, что против обычаев, подстрижены так, чтобы прикрывать лопатки и не собраны в замысловатую причёску, если не считать одинокого канзаши с цветами сакуры, которую Кёджуро сам подарил девочке. Она прячет руки в больших рукавах, но он может легко понять, что она даже не трёт пальцы друг о друга от волнения. Словно онемела настолько, что даже пошевелиться лишний раз страшно. Она маленькая. Не слишком низкая, но и не слишком высокая, видимо, ещё не достигла того момента, когда возникнет резкий скачок роста. Телосложение не очень тонкое, но и не полное. Кёджуро уже знает, что Акира не очень любит заниматься спортом, но она и не набирает лишний вес, потому что мало ест. Сам Кёджуро по сравнению с ней довольно высок — вот у него-то скачок роста произошёл уже как полгода назад, поэтому он не только вытянулся, но успел набрать и нужную массу, чтобы не казаться тонким. Чтобы Акира могла смотреть на него, ей приходится неудобно поднимать голову наверх. Из-за страха у неё довольно острые инстинкты, которых она может даже не замечать, будучи слишком незнакомой с подобными ситуациями, однако ей неуютно демонстрировать открытую шею. Голова против воли наклоняется вниз, хотя подбородок приподнят вверх и это неудобное положение оказывает на её тело не самое удобное воздействие. Кёджуро уже давно знает, когда нужно говорить тихо, а когда — громко. Знает он также и о том, что в некоторых ситуациях нужно промолчать, чтобы приободрить молчанием, а иногда достаточно пары слов, чтобы полностью перевернуть ситуацию. Их кланам не обязательно связывать себя узами брака. Это, несомненно, будет очень хорошим и выгодным союзом, да и его мама хотела бы, чтобы он это сделал. Женщины семьи Ренгоку занимаются финансами, связями с обычным, гражданским миром, тогда как мужчины изучают стиль Пламени и занимаются тренировками, чтобы стать в будущем Столпами Пламени. Не то чтобы запрещено делать что-то другое, просто это обычно то, как оно выходит. Именно его мама выбрала семью Иджучи, посчитав, что таким образом Кёджуро свяжет себя узами брака, который сделает его счастливым. Именно его отец был тем, кто заключил договор, дав возможность в будущем образовать крепкий союз. Но гораздо больше, уверен Кёджуро, его родители бы хотели, чтобы он был счастлив. А сам он никогда не сможет стать счастливым, если его невеста будет его бояться. Однажды в письме Акира написала об одной семейной ситуации: о своём дальнем брате, который решил стать убийцей демонов. Он ушёл и от него так долго не было вестей, что семья думала о смерти и похоронах, однако потом оказалось, что с ним всё в порядке и он просто долгое время не мог вернуться обратно, потому что из-за несчастного случая потерял память и вынужденно остался в одной из дальних деревень на окраине. Девочка написала, что она очень, очень много нервничала, потому что не знала о ситуации. Коза, её брат, отправил им лишь краткое письмо, что жив, однако это принесло облегчение только её родственникам, а не ей самой. «Я бы хотела, чтобы он написал больше» — указала Акира в письме, — «Пусть и пару строчек, но тогда бы я знала, что произошло, и не мучилась своими догадками. Он потерял руку? Ногу? Ослеп на один глаз или даже оба? Лишился возможности передвигаться самостоятельно? Нашёл девушку и женился? Случайно стал отцом? Есть так много вариантов того, что могло и что может произойти, что простого «я жив» очень и очень мало. Мне необязательно было знать о том, как долго и с кем он сражался, я бы просто хотела, чтобы он сразу сказал, что сильно ударился головой и потерял память». Кёджуро понял. Волнение, нервозность, страх — всё это заставляет Акиру думать о слишком многом, а, возможно, она о слишком многом думает и не может перестать думать, что и вызывает в ней те эмоции, что способствуют появлению стресса с самого раннего возраста. Акире двенадцать, но она готова принять правду такой, какая она есть и, желательно, чем быстрее, тем лучше. Чтобы не переживать и не волноваться понапрасну. Ренгоку не спрашивает, почему дело обстоит именно так и что стало причиной этого. Он понял, что Акира хотела бы сразу услышать обо всей ситуации, потому что именно так ей будет менее страшно. Кёджуро становится на одно колено, опускаясь вниз, чтобы хоть так, но сбросить разницу в росте. Акира, одетая в бледно-жёлтое кимоно, по цвету напоминающее ранние солнечные лучи рассвета, не сумев сдержать порыв, отводит одну ногу назад, словно собирается бежать от него. Испугалась его? Его действий? Всего и ничего разом? Первые слова при их второй встрече таковы: — Я хочу стать тебе хорошим мужем, но если ты не хочешь этого, то я приму твой ответ. Акира всё же делает шаг назад, подтягивая вторую ногу к первой и тем самым увеличивая между ними расстояние. Но дальше не уходит, лишь переминается с одного места на другое. Оглядывается по сторонам, на сёдзе, за которыми тихо ожидают слуги, готовые прийти и сделать всё, что повелит кто-либо из них. Она кусает бледные губы. Встряхивает плечи, прежде чем снова на него посмотреть, словно набираясь храбрости. В своих путешествия Кёджуро видел много прекрасных дам. Но по сравнению с тем, как его невеста, преодолевая собственные страхи, ужасы, набирается смелости для ответа, действий, все они лишь тускло мерцают где-то вдалеке. Кёджуро никогда не трогал чужой страх. Он его понимает, потому что в мире есть очень много вещей, которых он тоже боится. Но видеть, как кто-то, кто постоянно живёт в страхе, преодолевает его раз за разом — это то, что поражает его больше всего на свете. Акира, она ведь маленькая и, по сравнению со многим в этом мире, слабая. Она и деревянный меч никогда в руках не держала. Кёджуро уверен, что девочка прекрасно осознает собственные силы, раз за разом видя, что их мало, чтобы бороться с миром и уж тем более тем, что её так сильно пугает. И всё равно, она борется. Смотрит, даже если страшно, слушает, даже если ужас проникает в душу. Пальцы у Акиры дрожат, когда она принимает цветы из его рук — это горшок с сакурой, маленькой, но зацветшей, потому что Акира написала ему, что не любит сорванные цветы, — но она берёт его, даже если и старается сделать так, чтобы их пальцы не прикоснулись к друг другу. Кёджуро с уважением делает так, чтобы их пальцы не прикоснулись даже по случайности. Она сглатывает, прежде чем ответить: — Я очень хочу стать для вас хорошей женой. Голос у неё не такой ровный, как в тот день, когда она его поблагодарила. Оно создаёт чувство, словно Акира хочет сказать что-то ещё; её взгляд дрожит сильнее, когда губы слегка раскрываются, прежде чем в бессилии сжаться обратно. Пальцы до побеления стискивают фиолетовый горшочек прижимая к себе. Кёджуро внезапно понимает, что Акира пока не может сказать то, что хочет, но в то же время её слова звучат неожиданно честно и искреннее. Он улыбается. — Давай будем стараться вместе, — говорит Кёджуро. Акира слабо улыбается в ответ. Это слегка растянуто и очень неуверенно, но она кивает. Преодолевать собственные страхи тяжело. Ренгоку хорошо это понимает, поэтому и не собирается торопить.***
Когда Кёджуро исполняется семнадцать лет, он и Акира связывают себя узами брака. Ему семнадцать. Ей только недавно исполнилось тринадцать лет. Это пышное торжество, куда приглашено много людей, на краткое время соединяя в себе оба мира, мир обычных людей и мир убийц демонов. Ренгоку думает, что Акира очень смелая. Она, несомненно, боится и бледна как никогда, однако каждый раз, когда он предлагает сделать ей перерыв, чтобы отойти от толпы на пару минут, ему в ответ достаётся только неуверенное, отрицательное покачивание головой. Девушка продолжает говорить со многими, благодарить за то, что пришли, за подарки, желает им хорошо провести время. Она знакомит его с некоторыми своими знакомыми и, крепко стискивая пальцы в руках, в ответ старается запомнить каждое имя его друзей, с которыми её знакомит Кёджуро. Во время поздравительной речи, Кёджуро кланяется ей так низко, как может, чтобы выказать собственной уважение к невесте. Он игнорирует то, как она замирает от поклона, вместо этого обращая внимание на ответную попытку, которую ей трудно сделать из-за слоёв одежды. Ему кажется, что она боится упасть. Не столько упасть, сколько знать, что она упадёт. Что это все увидят. Поэтому он берёт Акиру за руку, чтобы держать. Это первый раз, когда они прикасаются к друг другу, но Кёджуро кажется, что холодные руки девушки являются чем-то столь же обычным, как и солнце, которое всходит каждое утро, знаменуя этим новый день. В его горячей ладони пальцы кажутся ещё тоньше, деревянные даже. Если она боится упасть, думает Кёджуро, то я буду её держать. Если у неё холодные руки, решает Кёджуро, то я их согрею. Если ей страшно, заключает Кёджуро, то я помогу ей быть смелой.***
Акира очень умная и усидчивая девушка. Ей нравится заниматься простой, монотонной работой. Она не стремится к чему-то большому, зато тщательно оберегает то, что имеет. После свадьбы Акира переезжает в главное поместье. Кёджуро тоже переезжает в другую комнату, поэтому теперь их разделяет только одна, общая комната, однако пока что о подобной близости не может быть и речи. Пусть и супруги, но они для подобного ещё слишком молоды, им вполне хватает того, что есть, для обустройства собственного счастья. Утром Акира первым делом, набравшись смелости, попросила разрешения поклониться могиле Руке Ренгоку, его матери. Она не принесла свежих цветов, вместо этого положила талисман на счастье. Кёджуро это заинтересовало. — Почему именно его? — спросил он, когда они возвращались обратно. Акира, неуверенно, словно он стал бы её ругать за это, ответила: — Обычно, когда люди умирают, они… — она замялась, подбирая слова. — Они всегда думают, что в посмертии их кто-то ждёт. Там, в загробном мире. Но… я думаю, это грустно. Знать, что кто-то будет ждать тебя много, много лет, совсем один. Поэтому я хотела подарить твоей матери талисман на счастье, чтобы она была не одна. Или, если она уйдёт в другую жизнь, чтобы следующая её жизнь была такой же счастливой, как эта. — Я никогда об этом не думал, — честно сказал Кёджуро. Мысль о том, что его мама была в загробном мире совсем одна, ожидая и в то же время надеясь, что они, отец и двое сыновей, придут к ней довольно нескоро, была действительно грустной. — Мне бы хотелось, чтобы мама смогла найти себе приятную компанию, чтобы скрасить одиночество. Я бы очень хотел встретиться с ней, но я также буду очень рад, если она начнёт новую, счастливую жизнь. Спасибо тебе за это, Акира. Акира неуверенно кивнула. Она делала это немного необычно и забавно: резко, не опуская подбородка, совсем чуть-чуть вниз, продолжая смотреть на него круглыми глазами. После этого они запоздало пришли на завтрак. Отец уже какое-то время перестал есть вместе с ними, однако каждый раз, когда Кёджуро был дома, он всегда кушал вместе с Сенджуро. Мысль о том, что теперь его брат не будет один, порадовала. Ведь теперь, когда Кёджуро уйдёт на следующее задание, вместе с ним будет и их новый член семьи, Акира.***
Кёджуро помнил то время, когда мама, будучи ещё живой и здоровой, всегда провожала отца до двери, желая удачи и прося быть в безопасности во время задания. Она всегда давала ему с собой бенто в дорогу и, когда отец поворачивался спиной, в которую сам Кёджуро смотрел вместе с братом, низко кланялась, желая лёгкого пути, оставаясь в таком положении на какое-то время. Поместье Ренгоку было меньше, чем поместье клана Иджучи. Здесь практически не было слуг и почти все домашние дела, несмотря на неплохое финансовое состояние, делались собственными руками. Конечно, если требовалось что-то большее, то чаще всего они платили нанятым рабочим, однако такие вещи, как готовка, стирка и уборка, выполнялись самостоятельно. Акире это было непривычно. Ей не очень нравилось готовить, хотя она умела делать это очень хорошо; и ей также не нравилось стирать, скорее всего потому что это был более тяжелый, физический труд. С другой стороны, девушка ничего не имела против уборки, довольно легко и быстро проходясь по всем местам. Если дотягивалась. А если и нет, то в подобные моменты она ловко двигала небольшую табуретку. Так как Акире не нравилось готовить, то когда пришёл черёд Кёджуро уходить на задание, он совершенно не ожидал, что ему упакуют бенто. Пальцы у Акиры в этот момент были бледными, но не потому, что она стиснула деревянную коробочку в своих руках. Немного неловко, но она улыбалась, протягивая ему обед и Кёджуро, широко улыбнувшись, громко её поблагодарил: — Спасибо! Он кивнул брату, который пожелал ему беречь себя, после чего спокойно вышел за ворота. Не удержавшись, обернулся. Акира не поклонилась ему, как это делала мама для папы. Но и отец никогда не оборачивался обратно, чтобы увидеть, как супруга, улыбаясь, осторожно взмахивает тонкой рукой, шепча одними губами «До скорого».***
В свободное время Кёджуро много тренировался. Иногда в одиночестве, иногда — ещё до свадьбы и женитьбы — со своими знакомыми мечниками, а иногда с братом. Он старался быть дома так часто, как позволяло его положение и статус убийцы демонов, однако не всегда получалось, потому что самые продуктивные тренировки требовали специальное место, тренировочные вещи, которые не жалко сломать, а также столь же сильного соперника, от битвы с которыми задрожит не только земля, но и целый лес. Он постоянно совершенствовался, чтобы достичь места Хашира. Иногда ему приходилось отсутствовать очень долго. Зная об обеспокоенности своей супруги, он всегда старался писать о себе, отправляя ворона к своему дому каждый вечер, чтобы сон Акиры был спокойным и умиротворённым. Дорогая жена была обеспокоена тем, что её беспокойство причиняет ему неудобство. Кёджуро это одновременно развеселило, вызвав невольное умиление от столь милого беспокойства. Спустя менее минуты он вновь отправил письмо, в котором указал: «Мне очень нравится писать тебе каждый вечер, Акира, так что не волнуйся об этом!». В ответном письме Акира назвала его «совершенствующимся мечником», пожелав провести время для тренировок с пользой.***
Когда у Кёджуро не было тренировок, которые требовали особых условий, он был дома. Раньше, до женитьбы, когда он приходил домой, то первым делом всегда навещал отца, чтобы рассказать о процессе тренировок или о выполненном задании, если то не требовало секретности, что было очень редким случаем. После этого он наведывался к брату, чьё беспокойство всегда было очень сильным и явным. С появлением в доме супруги его обычай плавно сменился. Отправляя Акире письма каждый вечер, Кёджуро изредка писал ей, что прибудет через два-четыре дня. Супруга, примерно зная, в какой день он вернётся, всегда садилась в той комнате, окно которой выходило ближе ко главному входу. Иногда она занималась документами, иногда вязанием. Несколько раз он видел, как она вышивает и рисует, однако ничего из этого так и не было показано остальным, явно не пройдя проверку на хороший результат. Она открывала ставни в любую погоду, будь то яркое солнце, шумный, сильный дождь или же мягкий снег. Несмотря на имя, Акире больше всего нравился именно дождь и Кёджуро как-то спросил её об этом. — Шум дождя успокаивает, — сказала девушка, неловко улыбнувшись. Когда Кёджуро возвращался обратно домой, то он мог видеть Акиру даже раньше, чем она, занятая рукодельным делом, видела его. Но чем ближе он подходил, тем сильнее она начинала чувствовать на себе его взгляд: иногда хмурила брови, моргала, отвлекаясь от дела, прежде чем поднять голову выше, чтобы увидеть его. Акира всегда ярко улыбалась, когда видела его, возвращающегося домой. Она кивала ему, не говоря ни слова, быстро заканчивала работу, а потом ловко скрывалась в доме, не успевал он дойти и открыть двери — спешила на кухню, чтобы после того, как он навестит отца, накрыть на стол, где уже будет сидеть Сенджуро.***
Однажды в своём путешествии Кёджуро решил купить для Акиры несколько мотков ниток. Он знал, что девушке нравится вязать, а также знал, что ей очень нравятся все украшения, которые он купил для неё. Вот только особых поводов надеть подобное не было, а носить украшения каждый день мешали домашние заботы. Приходить с пустыми руками ему не очень нравилось, потому что в Кёджуро было сильное желание порадовать свою супругу: от любого подарка, сделанного с заботой и вниманием, она смущённо улыбалась, отводя глаза не от страха, а от явного удовольствия, что переполняло её тело точно также, как оно переполняло тело Кёджуро. Ей не нравились сорванные цветы, а приносить ткани и продукты казалось совершенно не тем, поэтому Кёджуро решил достать ниток. Найти приметный магазин оказалось довольно легко. А вот выбрать нужное и подходящее — очень сложно, потому что ниток было так много, что, наверное, проще было купить весь магазин, чем попытаться разыскать самые подходящие. Но Кёджуро Ренгоку не мог сдаться так просто! Кем он будет, если не сможет купить для супруги хороших ниток? — А какими нитками ваша супруга вяжет чаще всего? — спросила старушка, узнав о его главной проблеме. Ренгоку гордо вытянул на своей шее кончик красного шарфа. Подобных в мире было всего пять штук и все они принадлежали его семье! Старушка, мельком бросив взгляд на прекрасную работу, довольно кивнула, прежде чем повернуться и достать с полки примерно такие же по составу, но уже другого цвета. И когда вечером Кёджуро гордо вручил подарок, то ничто не могло быть для него большей наградой, чем яркий блеск глаз супруги.***
Одно из самых больших беспокойств Кёджуро перед свадьбой было вызвано вопросом: смогут ли поладить меж собой Акира и его отец? Кёджуро довольно спокойно относился к тому, что его отец ушёл с поста Хашира и перестал работать убийцей демонов. Он понимал, что это тяжелая и трудная работа, на которой не только твоя жизнь находится в постоянном риске, между жизнью и смертью, но и, что гораздо ужаснее, жизни всех друзей и тех людей, которые работают вместе с тобой ради единой цели. Книга — это лишь причина, однако её довольно легко заменить. В конечном итоге результат остаётся неизменным. Алкоголь — лишь один из способов и, на самом деле, учитывая все вещи мира, он даже не самый ужасный. Его отец мог отправиться на задание и умереть. Он мог сдаться и стать демоном. Он мог сойти с ума и убить всех охотников на демонов, потому что посчитал, что это бесполезная работа и лучше бы никто ею не занимался, потому что та «бездарно отнимает жизни». Многие люди считают его оптимистом. Сам Кёджуро так совершенно не считает. Он просто привык видеть всё плохое в мире. И, видя всё плохое, остальное просто перестаёт быть плохим и становится менее ужасным. Не хорошим. Всё ещё ужасным, просто менее ужасным. Акира не обязана терпеть ужасные привычки его отца. Как жена, на данный момент она может рассчитывать только на него, потому что теперь Кёджуро для неё глава той семьи, которую она хочет между ними создать, поклявшись свадебной клятвой перед богами. Выбор Кёджуро заботиться о собственном отце является только его выбором и Акира имеет право не принимать его и желать, чтобы именно она была главным человеком в его жизни. Ренгоку не выбирает никого из них. Ни отца, ни жену, ни брата. Все трое являются членами его семьи и для каждого из них в его сердце находится равное место. Однажды, спустя полгода после того, как они связали себя браком, вечером на энгаве, Акира сказала ему: — Мне не нравится спиртное. Без сомнений, это относилось не столько к спиртному, столько к тому, что его отец пьёт. Пьяные люди никогда не были ни милыми, ни добрыми, они были именно что пьяными и на этом всё как начиналось, так и заканчивалось. Но Акира ничего не сказала о его отце. Она сказала, обращаясь именно к нему: — Пожалуйста, не пей много или слишком часто. Кёджуро оставалось только кивнуть. В тот момент у него было сухо в горле и он не знал, что сказать или что спросить. Тема не была запретной, вовсе нет, просто её всегда было трудно поднять именно между ними, потому что это именно Акира была принята в его семью и именно Акира жила в одном здании с его отцом, который пил. Кёджуро понимал отца. Кёджуро понимал Акиру. Кёджуро понимал и брата, которому приходилось взаимодействовать с двумя людьми. Сенджуро, который не мог занять сторону отца, потому что тот пил и при этом не мог занять сторону Акиры, потому что она была женой Кёджуро, о которой тот должен был заботиться, пока самого Кёджуро не было Он не мог принять сторону Акиры, потому что Акира была женой Кёджуро и это значило бы предать отца. Поэтому он спросил то, что хотел спросить: — Тебя беспокоит, что отец пьёт? Акира выглядела очень нервной, подбирая слова: — Не могу сказать, что меня это не беспокоит вовсе, но я скорее рада, чем нет, что твой отец всегда рядом… Я, эм, очень боюсь демонов, а Шинджуро Ренгоку бывший Хашира. Кёджуро знал, что Акира заботилась о его отце, ни разу его не упрекнув. То ли не считала, будто вправе это делать, то ли она боялась говорить о пагубной привычке взрослому сильному мужчине. Это была странная мысль, однако Кёджуро всегда знал, что его отец защитит Акиру. А Акира всегда позаботится о его отце. И, возможно, между ними не было крепкой связи, но они были связаны через него, они оба были семьей и они принимали эту связь, искреннее заботясь друг о друге. Мысль принесла внезапную теплоту в его грудь. Он улыбнулся: — Позаботьтесь друг о друге! Акира кивнула, как делала это всегда. Рывком, не опуская подбородка и продолжая на него смотреть. Смотрелось очень забавно. Она заёрзала на своём месте, на миг оглянулась, а после неловко положила свою маленькую ладонь на его руку, придвигаясь поближе. Кёджуро невольно улыбнулся шире, а после вытащил свою руку, чтобы притянуть маленькое тело поближе к себе, кутая в плащ, чтобы отогреть. Руки у жены были, как всегда, холодными. Но сердце — очень и очень доброе, такое, какого у самого Кёджуро не было, хотя его руки всегда были очень тёплыми. Горячими даже. Она не обязана была заботиться о его отце. Но заботилась. Искреннее и любяще, даже если и отговаривалась тем, что получает в обмен защиту от демонов. Кёджуро знал лучше. Если человек хочет что-то получить, то он никогда не сделает ничего более, чем минимума для сделки. Он не будет заботливо готовить по утрам холодную воду и не будет заваривать травы, для приготовления которых нужно встать пораньше. И засушить заранее — тоже. Не будет такой человек сдерживаться от комментариев и той помощи, что была бы излишней. Такой человек не будет робко, неуверенно и пока ещё тихо, звать другого взрослого мужчину отцом, выказывая уважение, по большей части не заслуженное. Кёджуро не стал ничего из этого говорить. По его мнению, даже просьба позаботиться друг о друге была лишней, потому что они уже заботились друг о друге, даже если отец ещё и не замечал этого. Того, как он иногда смотрит в ту сторону, где на кухне по его приходу готовила Акира.***
К девятнадцати годам Кёджуро стал всё чаще замечать, насколько красивой и доброй была его жена. Акира всегда была красива, однако годы сделали её прекрасной юной девушкой. Она немного вытянулась, хотя всё ещё оставалась намного ниже него. Ушла большая робость, сменившись на уверенность, по большей части ушёл страх, хотя всё ещё оставался где-то на глубине сознания. На её тонких, аккуратных губах поселилась радостная улыбка, а иногда Кёджуро слышал, как она мычит радостные песни во время работы по дому. На праздники Акира любила надевать самые лучшие наряды и своей красотой могла затмить любую красавицу, о чём Кёджуро никогда не стеснялся говорить, вгоняя супругу в краску. — Ты и сам очень красив, Кёджуро, — каждый раз отвечала она и каждый раз это звучало более уверенно и радостно.***
Девушка очень сильно боялась демонов и поэтому как-то раз Кёджуро спросил, почему Акира не стала охотником за демонами. — Ведь в таком случае ты станешь сильнее и простые демоны больше не будут для тебя угрозой! Девушка просто пожала плечами: — Раньше я много думала об этом, — сказала Акира, отводя взгляд к ночному небу. — Мир такой большой и я могу быть кем угодно, так почему бы не стать убийцей демонов? Побороть свой страх, стать сильной? Дело не в том, что она не могла стать сильной. Клан Акиры был связан, пусть и не так сильно, как клан Ренгоку, с миром демонов и охотников. А страх, как известно, можно побороть лишь тогда, когда человек становится сильнее. Акира может иметь или не иметь потенциал стать Хашира, но это никак не повлияет на то, чтобы она стала сильным охотником на демонов. — Но потом я поняла, что быть сильной вовсе не то же самое, что быть счастливой. Став сильнее… рядом будут люди, к которым я привяжусь и они могут быть слабее меня. Если они умрут, то мне будет грустно. Но если я останусь слабой, то мне не нужно будет думать о том, что они умрут раньше меня, потому что именно я буду той, кто умрёт первой. Неважно, буду ли я сильной или слабой, рядом со мной всегда будут близкие мне люди, но во втором случае мне не нужно будет их терять. Кёджуро это поразило. Он даже не знал, что на это ответить. Как убийца демонов, как Хашира, Ренгоку потерял очень многих. Он хотел бы сказать, что помнит имя каждого, но людей было слишком много и поэтому единственное, что он продолжал помнить, это их лица, их черты характера, любимые или нелюбимые вещи. С кем-то он был очень близок, а с кем-то виделся впервые, прежде чем зафиксировать смерть несколько минут спустя. Это не делало потерю менее болезненной. Каждый убийца был связан с другим убийцей, потому что у всех них была одна дель — истребить всех демонов. — Стань я убийцей демонов, то становилась бы сильнее и сильнее, — продолжила Акира. — Я бы хотела так сильно убить всех демонов, чтобы отомстить, что точно бы умерла. Отвлеклась бы на что-то из-за эмоций или полезла бы в битву, не оценив свои силы… А может быть, и нет. Может быть, я стала бы Хашира, прямо как ты, но тогда бы мы так редко виделись и точно не были бы супругами. Или были бы. Это была бы хорошая жизнь, но мне нравится та, в которой я сейчас. Приятно быть слабой, когда есть те, кто позаботиться о тебе. Довольно эгоистично, не так ли? — Я не считаю это эгоистичным, — сказал Кёджуро практически мгновенно. — Задача каждого охотника — сделать жизнь простых людей безопасной, но это было бы напрасно, если бы безопасная жизнь не приносила никому счастья и радости. Как твой муж и охотник, я очень рад, что делаю твою жизнь счастливой. Акира улыбнулась. Она отвела взгляд с него на сад, выглядя всё ещё неуверенно. — Иногда мне кажется, — тихо сказала она. — Что я должна была стать охотником. Я живу в страхе и мои мысли порой заставляют меня чувствовать вину. Я слабая, потому что выбрала быть слабой, но если бы я выбрала быть сильной, то многие люди были бы живы. — Твоя жизнь принадлежит только тебе и лишь тебе решать, кем быть! — уверенно сказал Кёджуро, крепче стискивая маленькую ладонь своими большими и сильными руками. — Даже если ты думаешь, что могла поступить иначе, то это можно сказать только после того, как выбор уже был сделан. Нет правильного или неправильного выбора, есть только будущее и настоящее, в котором мы находимся вместе! Это был первый раз, когда Акира сама обняла его. Кёджуро не знал, что именно тяготило Акиру больше всего. Да и это было не так важно, как обнять её, чтобы защитить от всего мира и всех тех мыслей, что находятся в её голове. — Ты прав, — тихо сказала она. — Есть только настоящее, где мы вместе и будущее, где я хочу, чтобы мы были вместе. — Мы будем, — твёрдо и решительно сказал Кёджуро. Вместо ответа Акира только обняла его ещё крепче. Ренгоку ответил тем же.***
Как Кёджуро и говорил, нет правильного или неправильного выбора. Есть только тот выбор, который сделал человек и есть результаты, с которыми ему пришлось столкнуться из-за принятого решения. Поэтому он ни капли не сожалел о том, что спросил, почему Акира не решила бороться со своим страхом и стать убийцей демонов. Ведь всё, что ему оставалось, это работать с теми результатами, что у него были. Акира боялась за него. Раньше она никогда не боялась, когда он уходил на задания, однако чем больше шло времени, тем всё сильнее и сильнее становилось её беспокойство. Это было в мелочах. Уходя и оборачиваясь, он больше не видел, чтобы она махала ему рукой и улыбалась; вместо это он был тем, кто теперь шире улыбался, стараясь вселить в супругу уверенность, ведь она стискивала руки у груди, словно пытаясь заставить беспокойное сердце успокоиться. Во время заданий она редко отправляла ответ на его вечерние письма, предпочитая дать ворону отоспаться, чтобы покормить его утром, перед долгим полётом. Теперь же Кёджуро получал ответ всегда, а его ворону приходилось отдыхать только рядом с ним. Когда он возвращался, она больше не занималась своими делами. Её взгляд рассеяно смотрел в окно, словно стремился найти его фигуру, всё время отвлечённый и пребывающий в своих мыслях, пока в какой-то момент он не появлялся на горизонте и она, облегчённо улыбаясь, всё дольше и дольше ждала его, прежде чем уйти. Ждала так долго, что вскоре стала встречать его с объятиями. Однажды в своём письме Сенджуро написал кратко: «Акира очень сильно волнуется за тебя, брат. Пожалуйста, будь осторожен. Возможно, я заразился беспокойством от неё, однако такое ощущение, словно в воздухе есть что-то нервное и, возможно, она чувствует это острее, чем я или ты». Кёджиро ответил кратко: «Не беспокойся обо мне, Сенджуро. Я буду очень осторожным».***
Когда Акире исполнилось шестнадцать лет, они впервые поцеловались. Как и сама Акира, этот поцелуй был мягким, нежным и наполнен беспокойством. В этом поцелуе под цветущей сакурой, во время фестиваля, она выразила все те чувства, что были в её душе. Она никогда не говорила, что он ей нравится или что она любит его. Но некоторые вещи вовсе не обязательно говорить, чтобы другой человек знал. Кёджуро чувствовал её заботу, её беспокойство за него. Он видел это во взглядах, которые она ему дарила, взгляды, наполненные весельем и смущением. То, как у неё краснели щеки от его внимания или то, как она неловко льнула к его телу, инициируя объятия, было очень ценным для Кёджуро. Ей необязательно было это говорить, потому что её действия говорили за неё. Но Кёджуро не был уверен, что его чувства дошли до неё и именно поэтому его первыми словами после поцелуя, что был наполнен любовью и беспокойством, были: — Я люблю тебя, Акира. Ему хотелось сказать так много всего. Как ему нравится, что она всегда встречает его после заданий. Как ему нравится, что она готовит только для него. Как он любит её редкий, тихий смех и как не может отвести взгляда от улыбки, что освещает её лицо ярче, чем солнце и его лучи. Как он благодарен за то, что она делает для него и за то, что она стала его женой. Но всё, что он мог, это лишь вновь прильнуть к губам, что застенчиво потянулись к нему. Акира не ответила словами; но её действия говорили громче любых слов.***
Много лет назад, до свадьбы, Акира смущенно написала в письме: «Я бы хотела, чтобы в семье было только два ребёнка. Одному может быть грустно, поэтому я хочу, чтобы рядом с ним всегда был тот, на кого он может положиться. Однако три ребёнка или даже больше кажется мне… чем-то сложным. У меня хорошее здоровье, но я бы не хотела провести рядом с грязными пелёнками больше пяти лет. Я знаю, что буду не одна, но мне всё равно будет очень сложно быть многодетной матерью. К тому же я очень надеюсь, что в будущем перестану так сильно бояться демонов и смогу немного повидать мир, даже если это будет совсем чуть-чуть. С детьми это будет очень сложно и возможно только в далёкой старости, когда я буду уже слишком уставшей, чтобы радоваться внезапным приключениям». Кёджуро ответил так: «Я бы хотел, что наши с тобой дети — сколько бы их ни было — были похожи на тебя. Ты очень красивая и чуткая, Акира, поэтому мне лишь остаётся приложить все силы, чтобы стать тебе достойным мужем».***
У Акиры очень характерный почерк: крупный, толстый и резкий, как будто бы неловкий. Раньше она писала неуверенно, поэтому черты палочек были не очень ровными, однако с возрастом они стали прямее и чуть тоньше, хотя всё ещё оставались широкими. Обычно девушки так не пишут. Состоятельные семьи нанимают многих репетиторов и каллиграфов, чтобы дочери на выданье могли писать невероятно тонко и чувственно, так невероятно, что краткий стих можно было в любой момент повесить на стену, для всеобщего любования. Но его супруга не сочиняет стихов и пишет всегда весьма прямолинейно. Кёджуро это очень нравится, потому что таким образом он всегда точно знает, о чём думает его нежная половина души, о чём переживает, что её волнует. Возможно, единственное, что точно не знает Ренгоку — это про страхи Акиры, но это вовсе и не нужно знать. Акира достаточно сильная и смелая, чтобы бороться с ними самостоятельно и, если ей нужна в этом помощь, то Кёджиро всегда готов подставить своё плечо. В письмах Акира любит задавать много вопросов. Она часто спрашивает, что он ел во время путешествия, что видел, с кем познакомился, что нового и необычного он узнал. К сожалению, Кёджуро не может отправлять очень толстые письма, потому что ворону было бы слишком тяжело нести так много груза, однако это лишь означает, что ему нужно писать чуть мельче и тоньше. Он сам не знает, когда, но его кандзи стали действительно маленькими. Однако Сенджуро написал об этом: «Брат, я не смог разобрать в прошлом письме последний абзац, кандзи были мелкими, а чернила не успели высохнуть до конца, немного размазавшись». Если что-то не вмещается на листы бумаги, то Кёджуро счастлив рассказать об этом лично, когда он закончит задание. Несмотря на то, что Акира задаёт ему много вопросов, показывая интерес, на его собственные вопросы она всегда отвечает очень кратко, отговариваясь тем, что её жизнь мирная и спокойная, поэтому ничего из ряда вон в ней не происходит. Как-то раз она писала строчку: «Самое особенное в моей жизни — это ты, Кёджуро». Акира всегда смущенно отвечает на любые вопросы Кёджуро. Она отводит глаза, облизывает от волнения свои тонкие губы. Реже — заправляет белую прядь волос за ухо, поглядывая на него, прежде чем ответить столько же кратко вслух, как и на письме. Он знает, что она не столько смущается, сколько предпочитает не говорить о себе по какой-то причине. Она всегда отвечает на его вопросы о ней, стараясь сделать ответы более полными. Его супруга прямолинейна, однако не любит подобную прямолинейность по отношению к себе. Это немного странно, но для Кёджуро скорее застенчиво и мило. Он совершенно не против говорить о себе и своей семье столько, сколько Акире интересно слушать давние легенды о семейных подвигах его предков. Когда Кёджуро Ренгоку исполняется двадцать лет, Акира, уже давно не готовившая ему бенто, отдаёт ему в дорогу небольшую сумку. Она не очень тяжелая или твёрдая, по ощущениям создаёт впечатление нескольких книг. Лицо у супруги в этот момент максимально непроницаемое. Она смотрит вперёд, но, такое ощущение, словно совершенно ничего не видит. Её губы бледны и обескровлены, когда сухой язык проходит по ним, не принося никакого облегчения. Акира не любит, когда ей задают вопросы. Не потому, что это вторжение в личное пространство, а потому что она просто не любит говорить о себе. Некоторые вопросы заставляют её чувствовать себя неловко, а на какие-то она не хочет отвечать, но почему-то всегда говорит открыто. Кёджуро уже знает, когда выражение её лица просит ничего не спрашивать. «Не спрашивай. Не задавай вопросов. Пожалуйста, не проси больше» — именно такими были первые ассоции у Кёджуро Ренгоку, если он слишком сильно думал о своей супруге. Потому что это то, кем она была. Она боялась всего и ничего, молчала о себе как можно дольше, была неловкой и застенчивой. Кёджуро считает, что Акира — это самое настоящее воплощение своего имени. Нежная, как солнечный лучик, неуловимый, но удивительно согревающий. Удивительно редкий и столь же мимолётный, как этот самый момент их вынужденной разлуки. — Спасибо! — говорит он. Ренгоку ничего не спрашивает и ничего не говорит. Он не думает, что ему нужно это делать; Акира сильная и удивительно смелая, постоянно борется со своими страхами и мыслями, которые не дают ей покоя. В то же время она хрупкая и мягкая и своим долгом Кёджуро считает её благополучие. Она кивает. Резко, не опуская подбородка или взгляда, смотря прямо на него. Кёджуро улыбается лишь шире и, отдаляясь по тропе, машет им. — До скорого! — говорит он то же самое, что говорила ему многие годы Акира. Впервые за долгое время Акира, нерешительно, вновь машет ему тонкой рукой. Кёджуро считает этот взмах символом благословения на удачу.***
Путь не близкий и занимает некоторое время. Кёджуро хотелось бы продвигаться быстрее, однако вечером необходимо всегда делать перерыв, чтобы быть полным сил и сохранять бдительность. Первым делом Кёджуро пишет письма. Вначале брату — не слишком большое, всего на полстраницы. Потом он пишет письмо Акире, побольше в размере, но немного помельче в кандзи. Оно случайно занимает почти три листа, даже не учитывая того факта, что не прошло и двенадцати часов с того момента, как они расстались. Отправив ворона с посланием, Кёджуро наконец-то находит время, чтобы заглянуть внутрь небольшой сумки. Это старая сумка. Он помнит, как Акира перевезла её из своего родительского дома, крепко и надежно держа в руках, не отпуская и на миг. Она не боялась, что её вырвут, скорее пыталась тщательно оберегать, а от того и держала поближе к себе, как можно крепче и надёжнее. После переезда сумка была скрыта в комнате Акиры, куда никто из членов семьи не заходил, уважая личное пространство нового члена, принятого в семью. Кёджуро никогда не видел, чтобы Акира раннее выносила её из комнаты, а в саму комнату он никогда не заходил, поэтому и не мог видеть её более одного раза. Она тёмно-синего, поблекшего цвета. Немного в пыли внизу по бокам, словно долгое время лежала на одном месте, однако сверху чистая. Видно, что клапан открывался много и часто; он немного более потёртый, чем остальная часть сумки. Внутри, как Кёджиро и предположил, оказываются несколько, раннее чистых, книжных заготовок, что сейчас явно исписаны. И — один лист. «Я знала. Всегда знала и всегда боялась. Наверное, мне нужно было рассказать раньше, но было страшно. Страшно рассказать и страшно, что, если что-то пойдёт не так, то всё это станет совершенно бесполезным знанием, которое будет висеть грузом на моей душе за то, что я не смогла воспользоваться им с умом. Передо мной всегда стоял выбор: либо ничего не говорить, чтобы не испортить всё, либо сказать в самый последний момент, чтобы всё не успело стать ничем. Наверное, это звучит очень запутанно. Я очень люблю тебя, Кёджуро. Я не прошу понимая, желаю только и дальше оставаться той, кого бы ты любил в ответ». Кандзи на нём написаны менее, чем сутки назад. Намного более неровные, чем даже те, которые он получал в первые годы после заключения договора о помолвке. Акира всегда пишет неровно, но это, пожалуй, даже слишком неровно. Так открыто показывает её волнение. Кёджуро не открывает исписанные книги. Он долгое время смотрит на короткое письмо от супруги и его душа болит от того, как больно и страшно было его жене, когда она писала это. Его сердце громко стучит в груди, когда он перечитывает последние строки. — Чтобы ни случилось, — говорит он твёрдо и решительно. — Мы будем счастливой семьёй, Акира! И лишь после данного в одиночестве обещания Кёджуро берёт в руки книгу с цифрой «1».***
История, предоставленная Акирой, начинается со смерти самого Кёджуро Ренгоку на поезде. В нём он едет вместе с тремя охотниками на демонов и тремя демонами, одна из которых названа Незуко, а двое других занимают посты Демонов Двенадцати Лун. В ту ночь случается два убийства. Одно — для демона, второе — для самого Кёджуро. Вторая история включает в себя семь человек и три демона. Опять же, один демон — это Незуко, а двое других на самом деле являются одним демоном и снова занимают место одного из Двенадцати Лун. В первой истории Акира называет демона «Аказа» и на страницах книги рисует рисунок. Она даёт ему третий номер, однако также ставит и знак вопроса. Второму демону, оказавшемуся слиянием брата и сестры, даётся чуть более уверенный рисунок и шестой номер. У него нет имени, однако его способности расписаны более подробно, чем в первом случае. Сами истории очень краткие. Они рассказывают о способностях демона и о причинах самых серьёзных ранений, но Акира не освещает многие моменты, которые, на самом деле, не так уж и важны — к примеру, почему сам Кёджуро оказался на поезде именно с этими ребятами или почему Узуй через несколько месяцев будет сражаться с теми же ребятами и снова с Демоном Двенадцати Лун, причём в… квартале красных фонарей? Очень поздно Кёджуро находит книгу с цифрой «0», в которой расписывается приключение трёх мальчишек и демона на какой-то горе, где они сражаются с семьёй демонов, которая зародилась из-за одного демона-мальчика. После его убийства Акира, разделив книгу на две части, переходит на другую сторону повествования, показывая Музана Кибуцуджи. У мальчика нет имени, его семью Акира кратко называет «паучьей», потому что каждый член имел схожую с чертами паука, особенность. Акира также пишет, что эти события произошли до смерти Кёджуро, несколько раз жирно обводя слова, после чего пишет кратко, но большими буквами: «После его смерти Музан лично убил четырёх демонов из Двенадцати Лун, тем самым существенно сократив численность приближённых!». Ренгоку возвращается к первой тетради и своей смерти, встреченной на рассвете, с первыми лучами солнца. Там, выходит, один оставшийся из нижней шестёрки и один из главной. Первого убить вышло, а второго — нет. Её замечание действительно важно и имеет большое значение. Демоны Двенадцати Лун невообразимо сильны и, судя по записям, не умирают так просто, если их обезглавить, хотя всё ещё сильно боятся солнца (но и так выходит, что кто-то из-за своей особенности может какое-то время быть на солнце, судя по записям о нападении на деревню Кузнецов). Если Музан убьёт сразу четырёх из них, то это существенно его ослабит. В пятой книге Акира пишет о смерти Музана. Здесь её информация самая обрывочная, но её всё ещё так много, что она практически намертво отпечатывается в глазах Кёджуро. Он сглатывает. Во рту сухо.***
Кёджуро впервые страшно за свою супругу. Он боится не супруги, которая откуда-то смогла достать всё это и отдать ему, Кёджуро. Кёджуро страшно за Акиру, потому что сейчас он как никогда осознаёт её опасное положение. Охотники умирали за гораздо меньшее количество информации. Несколько десятков тысяч охотников умирали на протяжении многих сотен лет, так и не сумев добыть информации о Музане или хотя бы о Демонах Двенадцати Лун. В книгах, которые Кёджуро сейчас держит при себе почти также крепко, как держала Акира в тот день, когда въезжала в его поместье, расписана смерть демонов. Шаг за шагом, но быстро и удивительно неуловимо развивающиеся события победы, которая приходится на его век. Ренгоку страшно держать всё это при себе. Он хочет срочно отдать их Убуяшики-сама, чтобы эти знания случайно не попали в чужие руки, тем самым став действительно бесполезными. Опасно просто знать, что они есть. Ему приходится отказаться от задания и ночного сна. Кёджуро пишет срочное письмо Ояката-сама, после чего, вновь несколько раз прочитав книги, прячет их в сумку и отправляется туда, откуда его должны как можно скорее доставить к поместью, чтобы передать сию информацию. Его ноги не могут остановиться. Хочется бежать, не останавливаясь, чтобы доставить книги как можно скорее. Перед глазами мир сливается воедино.***
Акира всегда боялась. Кёджуро чувствует этот страх так, как, наверное, чувствовала она всё это время, осознавая, что взмах крыла бабочки может разрушить абсолютно всё, что где-то когда-то могло быть именно так, как написано в книгах. Потому что там охотники победили. Выполнили свой долг. Убили Демонов Двенадцати Лун и убили Музана, положив конец демонам. Но здесь и сейчас? Здесь и сейчас Кёджуро боится, что какое-то его действие станет тем самым катализатором, которое всё испортит и никогда не даст шанса тому будущему, которое может наступить на его веку. Он невольно ускоряет шаг. Ренгоку никогда не был глупым, однако ему нужен тот, кто сможет предпринять и руководить его действиями в этой стезе. Ему нужен Кагая Убуяшики-сама. Срочно.***
Он пребывает к Оякате-сама рано утром, так и не сомкнув глаз. Его принимают рано, заваривая чай, но Ренгоку не может даже притронутся к нему, так сильно он нервничает, впервые с некой паранойей осматриваясь по сторонам, словно кто-то из демонов сумел проникнуть внутрь и теперь только и ждёт, чтобы напасть в нужный момент. Потому что в пятой книге Акира написала, что Ояката-сама умер от подстроенного им самим взрыва, зная, что Музан придёт к нему. Его волнение и взгляды по сторонам замечают. Ояката-сама обеспокоенно смотрит в ту сторону, где он сидит, даже если и не прямо в глаза Кёджуро. Они находятся немного выше, поэтому невидящий взгляд Ояката-сама оказывается у его кончика носа, там, где были его глаза пару лет назад, до того, как он снова вытянулся в росте. — Я бы хотел поговорить с вами и вашей женой, Ояката-сама, — тихо говорит он, кланяясь. Господин Убуяшики нежно улыбается и кивает. Это странно-ободряющая улыбка, которая должна была принести облегчение его душе, но Кёджуро не может расслабиться, потому что он всё ещё не рассказал то, что ему доверчиво передала жена в книгах. У него встают волосы на затылке от мысли, что эти книги лежали в его доме на протяжении нескольких лет. Совершенно не скрытые, всего лишь в старой сумке, где-то в шкафу. Без присмотра. И Акира ни словом, ни действием, не дала никому знать, что она знает. Что хранит. Более того, Кёджуро не может не думать, насколько его жена смелая. Она боится и совершенно ясно, что осознаёт, насколько вся эта информация ценная и опасная, но Акира всё ещё каким-то образом может смотреть смело в будущее и то настоящее, которое у них есть. Он запоздало вспоминает, что не послал ей записку, чтобы сказать, что всё ещё любит её и ни капли не сердится за то, что она годами скрывала от всех эту информацию. Кёджуро на её стороне. На её месте он, скорее всего, не поступил бы также, вместо этого всё рассказав, но в его жилах прямо сейчас есть неутолимое нетерпением срочно рассказать о том, что он знает и после длинной бессонной ночи он мыслит не очень хорошо. Все его мысли направлены на то, что он теперь знает и то, что знать это — опасно. После того, как он придёт в себя, то, скорее всего, сможет полностью осознать, насколько именно она поступила верно. Правильно. Как только в гостинной остаются только три человека, Кёджуро кивает, вновь низко кланяясь, а потом извиняется: — Прошу прощения, — тихо говорит он, вставая со своего места и садясь за стол, где сидит Убуяшики-сама. С правой стороны от него, чуть дальше, сидит его жена, внимательно за ним наблюдая, но не выражая и капли недовольства его действиями. Кёджуро ставит сумку себе на колени, быстрым движением открывает её, а потом достаёт книги. Листка с письмом Акиры внутри уже нет, он положил его в свой нагрудный карман заранее. Книги тогда же сложил неправильно, не так, как их для него сложила Акира, потому что жена начала с единицы, дав Кёджуро знать о том, как он умрёт, а сам Кёджуро начинает с нуля, потому что ноль является тем числом, события в котором начинаются раньше и имеют на данный момент первостепенную важность. Он протягивает их Амане Убуяшики. Та принимает их с поклоном и отчасти Ренгоку хочет поторопить её, чтобы она поскорее их прочитала, тихо, шепотом, господину Убуяшики на ушко, потому что тот ослеп и сейчас может воспринимать информацию только с помощью слуха, а говорить что-либо из написанного вслух слишком опасно и рискованно. Кёджуро не говорит о том, что это опасно. Госпожа Убуяшики поймёт это сразу, как откроет книгу, потому что первое, что она увидит, будет большой предупреждающей надписью Акиры «После его смерти Музан лично убил четырёх демонов из Двенадцати Лун, тем самым существенно сократив численность приближённых!». Всего этого Ренгоку тихо говорит: — Моя жена, Акира Ренгоку, не демон. Я множество раз был свидетелем того, как она находится на солнце, а также знаю, что она никогда не сталкивалась с демоном напрямую. И хоть моя точка зрения не может быть объективной, так как я её муж, я прошу не предпринимать никаких расследований по поводу её способностей, чтобы сохранить её жизнь в безопасности. Единственный вариант, при котором Акира может иметь подобные способны, которые дали ей знание будущего, связаны с Музаном и демонами, чьи особенности могут поразить любое воображение. Но это только то, что известно самому Кёджуро. Это то, что точно не может быть правдой, потому что его супруга определённо, без всяких сомнений, не является и не может быть демоном. Следовательно, её способности, которые дали ей знания будущего, никак с демонами не связаны и она может оказаться в большой опасности, если начать их расследовать. Более того, расследовать именно сейчас. Ояката-сама удивленно смотрит в его сторону, но кивает, не медля. — Я верю твоим словам, Кёджуро-сан, — уверенно говорит он и это звучит так, как есть: правдиво. — Никто не будет проводить расследования. Госпожа Убуяшики кивает. Она спокойна и собрана, не улыбается, как её муж, но Кёджуро чувствует, что её взгляд на мгновение стал мягче. — Благодарю, Ояката-сама, — Кёджуро снова кланяется, неловко упираясь лбом в чужой стол, к которому подсел. — Я покину вас и отправлюсь обратно на задание, чтобы не вызывать никаких подозрений. Господин Убуяшики кивает, доверяя ему, даже если и не знает, почему именно Кёджуро попросил о столь скорой и срочной встрече.***
Акира всегда боялась. Страх, казалось бы, вызывал в ней всё и ничего одновременно и пусть со временем ей стало лучше, Кёджуро также знает, что иногда бывают вечера, когда ей становится так страшно, что она не может спать несколько ночей подряд. Тем не менее, несмотря на страх, Акира всегда находила в себе смелость идти дальше. Однажды, гуляя в их саду во время того, как сам Кёджуро тренировался вместе с Сенджуро, она громко закричала, разбудив не только отца, но даже соседей, тем самым вызывав сильный шум. Был вечер, солнце давно зашло и Кёджуро побежал к ней так быстро, что случайно вырвал несколько ближайших кустов с корнем, потому что первой его мыслью об опасности было появление демона. Но то был не демон. А маленький ужик. Он выполз на тропинку и испугался крика Акира, наверное, даже сильнее, чем сама Акира испугалась совершенно безобидной змейки, хватаясь за быстро-бьющее в груди сердце. Её щеки покраснели от резкого скачка крови, хотя лицо побелело от страха и Кёджуро в тот момент так растерялся, что не знал, что и делать. — Я не боюсь змей, — разочарованно сказала Акира спустя пять минут, когда они трое, сидя на энгаве, пили успокаивающий чай, потому что от её крика испугался не только ужик, но и весь дом. Кажется, в тот вечер даже отец выпил больше саке, нежели обычно. — Но этот уж выполз так неожиданно и быстро! Кёджуро никогда не думал смеяться над ней из-за страха. Он лишь с восхищенной улыбкой вспоминал тот момент, когда Акира, завидев его, тут же поспешила спрятаться за его спиной от опасности, а после, взяв за плечо, сразу же выглянула обратно, чтобы увидеть то, что именно её так сильно испугало. Кёджуро всё ещё стоял на месте, когда Акира, наконец-то разглядев маленького ужика, вышла из-за его спины, пытаясь привести дыхание в порядок. — Это ужик, — сказал тогда Кёджуро. — Он такой маленький и милый, — с улыбкой сказала Акира, словно не она только что закричала при его появлении, перепугав всех их соседей и отца в том числе.***
Кёджуро возвращается домой как можно скорее, не в силах отпустить из груди страх за Акиру и её благополучие. Но, что гораздо сильнее сильнее занимает его мысли, так это желание. Желание прийти домой и обнять её, желание поцеловать в мягкие, тонкие губы, желание дать Акире собственную уверенность в том будущем, которое они оба построят друг для друга. Будущее, где они будут вместе. Будущее, где они любили, любят и будут любить друг друга. Будущее, где Кёджуро сделает Акиру самой счастливой женщиной, а Акира в ответ сделает его самым счастливым мужчиной. И именно поэтому, когда после задания он возвращается обратно и видит её, обеспокоенную, на пороге, первым делом Кёджуро улыбается так широко, как позволяют его губы. Расставляет руки в стороны, провозглашая: — Я вернулся! И обнимает крепко-крепко, чтобы показать, как сильно он её любит, что ничего между ними не изменилось, потому что всё это не имеет никакого значения, кроме того, что теперь они будут вместе. И, чувствуя, как столь же крепко в ответ пытаются обнять его, в сердце невольно разливается то самое чувство, которым он больше всего на свете хочет поделиться именно с Акирой. Потому что название этому чувству — «Любовь».