Ты — воплощение порока

      Всем своим видом он излучал уверенность. Уверенность в том, что нет ни одного альфы, способного с ним сравниться. Честно говоря, просто никто не был таким же безрассудным и сумасшедшим, как Чон Чонгук. Он был воплощением порока даже в нелепом прыжке в бассейн с балкона — не больше, чем действие в игре, придуманное пьяным Тэхёном, но альфа выполнил его с такой лёгкостью, словно каждый день прыгал со второго этажа в воду. Сейчас, вернувшись в круг к развлекающимся друзьям, он снова завладел вниманием своих хёнов.       — Чонгуки, тебе крутить, не тяни, — капризно протянул Тэхён, словно вся его жизнь могла потерять смысл, если бы младший не провернул бутылочку, запуская новый круг пьяного веселья.       — Хён, нам действительно некуда торопиться, — так же капризно передразнивает омегу Чон, медленно закручивая стеклянный сосуд.       Сделав два с половиной оборота, пустая бутылка из-под вина останавливается, вызывая бурную реакцию — до этого незаинтересованные Намджун и Хосок загадочно ухмыляются, словно знают, что грядет, а Джин с Тэхёном улюлюкают, переглядываясь, — они явно предвкушают дикое задание. Стеклянное горлышко указывает на напрягшегося Чимина. Омега поджимает губы, тоже зная, чего стоит ожидать от игрока напротив. Чонгук смотрит хитро и хищно, чуть наклоняясь вперед.       — Чимини. Правда или действие?       — Чон Чонгук, имей совесть. Я твой хён, обращайся соответствующе, — омега строг и словно непреклонен, однако голос слегка дрожит, и под ложечкой сосёт от выворачивающего наизнанку взгляда.       Альфа ухмыляется еще шире и низким голосом произносит:       — Мой хён, правда или действие?       Чимин знает наверняка, что к концу вечера от него не останется и пепла, если Чонгук продолжит быть… Чонгуком. Омега всегда был так слаб перед ним, с самого первого знакомства. Чону стукнуло шестнадцать, когда Хосок-хён привёл его в компанию к своим друзьям. Чимин тогда безбожно опоздал на знакомство, разнервничался и не находил себе места за столом, а юный альфа со своим изучающим взглядом совсем не делал ситуацию проще, внимательно осматривая каждый миллиметр кожи омеги. Пак, не понимая причину повышенного интереса, чувствовал себя неуютно — от нервов из рук всё валилось, стул словно отодвигался каждый раз, когда Чимин хотел присесть, и в целом всё было так странно. Он мог бы списать происходящее на неудачный день, но, честно сказать, у омеги не было неудачных дней, сколько он себя помнил. Каждое его движение, каждый взгляд, каждое слово были пропитаны абсолютными уверенностью и изяществом, ему всё давалось с лёгкостью, он олицетворял успех и был синонимом слова «удача»... До знакомства с Чонгуком. С Чонгуком, который, несмотря на весь дискомфорт, заставлял одним своим присутствием обращать на себя внимание из раза в раз. С Чонгуком, который в свои шестнадцать уже был крепко сложенным альфой с искрящимся взглядом и смелой ухмылкой, обращенной к омеге. С Чонгуком, чьи тёплые большие ладони временами не только обжигали бёдра Чимина случайными касаниями, но и могли бы полностью обхватить его шею, если бы только Чонгук решился… Впрочем, интерес альфы был очевидным, но ненавязчивым — он не пытался ухаживать, не предпринимал попыток сблизиться, лишь изводил своим пристальным взглядом, и Чимин, признаться, готов был поддаться этому молчаливому искушению, если бы Чон хоть раз дал весомый повод за прошедшие два года.       — Правда, Чонгук, — омеге кажется, что было бы здорово выполнить сумасшедшее задание, выбранное для него младшим, но это слишком опасно — есть вещи, которых он хотел бы избежать…       — Какие у тебя кинки, хён? — о, например, это одна из таких вещей.       Сексуальные слабости Чимина — его самая страшная тайна. Они кажутся ему ужасно грязными, неправильными и оттого личными. Ни с кем и никогда он не обсуждал свои фантазии, боясь столкнуться с непониманием, и сейчас поделиться с друзьями и объектом своего вожделения было не просто смущающе — было до ужаса стыдно.       — Я меняю на действие.       — Как скажешь, — Чон смотрит исподлобья, предвкушая поражение очаровательно напрягшегося хёна. — Тогда твоё действие — рассказать мне о своих кинках. Хосок восхищенно присвистнул, отпивая свой разбавленный виски из рокса:       — Хитрый маленький засранец.       Младший альфа смотрит выжидающе на сжавшегося хёна — тот мелко покусывает губы, беспокойно дергает завязку на лифе купальника и поджимает пальчики на ногах.       — Хён, ты знаешь правила — если отказываешься, летишь в бассейн, — взгляд глаза в глаза. — Я считаю до семи. Раз, — Чимин случайно себя царапает по груди, дергая шнурок слишком нервно. — Два, — опускает взгляд, концентрируясь на родинке на коленке. — Три, — вдыхает резко, вздрагивая и покрываясь мурашками, чувствуя как твердеют от пробежавшей по телу прохлады соски. — Четыре, хён, — сам Чонгук обращает внимание на реакцию тела омеги, нервно сглатывая ком в горле и сильнее сжимая пальцы на бокале с остатками вина. — Пять, — Пак пересаживается на колени, упираясь бедрами в пятки, словно из такого положения он сможет быстрее подняться и сбежать, если услышит насмешки товарищей. — Шесть, Чимини. Столкнуть тебя в воду? — альфа поднимается со своего места, выпрямляясь в полный рост и накрывая своей тенью сидящего в такой смиренной позе омегу.       Чимин знает, что должен рассказать, чтобы освободить себя от страха осуждения, от беспокоящей симпатии к младшему, знает, что не хочет больше мучить себя, поэтому выдыхает, запрокинув голову, словно приняв поражение, смотрит на Чонгука и смело ухмыляется, надеясь, что это поможет хотя бы создать видимость бесстрашия.       — Чонгуки, — снисходительно начинает Пак, пытаясь тоном внушить самому себе чуть больше уверенности. — Мне нравится быть беспомощным в руках альфы, чувствовать власть над собой, — Джин заинтересованно подается вперед, отслеживая реакцию младшего Чона, который кажется немного удивленным тем, что Чимин все же заговорил. — Нравится, когда альфа может укротить и подчинить взглядом или правильным словом, — задумывается на секунду, чувствуя прилив адреналина, а потом поднимается на ноги, делая шаг к Чонгуку. — Мне нравится, Чон, слышать похвалу и ласковые прозвища, знаешь, малыш, котёнок… и еще парочку особенных, — делает еще шаг навстречу, смотря увереннее. — Нравится, когда меня вылизывают, пока я пропускаю член партнера в горло, — взгляд напротив становится темнее и жёстче. — И лёгкое удушье, пальцы одновременно с членом внутри, шлепки по бёдрам.       — Остановись.       — Ты же хотел узнать, так что будь добр выслушать всё. Иногда мне хочется, чтобы альфа, кончив внутрь, заткнул меня пробкой и заставил так ходить некоторое время или, может, даже выйти так на улицу. Или трахнул сзади у окна, чтобы в доме напротив ужаснулись нашей распущенности, но тайно позавидовали. Знаешь, что еще заставляет меня течь? Когда альфа берёт меня на весу перед зеркалом, чтобы я видел до упора входящий в мою дырочку член, кусает шею и рычит, когда я особенно сильно его сжимаю. И напоследок, маленький альфа, я думаю, что мне бы понравилось, если бы всё это сделал со мной ты.       Чимин дрожит неверяще — он действительно вывалил свои фантазии на присутствующих, войдя в кураж. Определённо, растерянный взгляд Чона, плавно превратившийся в жаждущий, того стоил. Пак видел, как радужки глаз заполнились красным и сжались кулаки, как резко вздымается грудь на частых вдохах, как альфа излучает опасность.       — Я просил тебя остановиться, Чимини, — предупреждает вкрадчивым шёпотом, подходя вплотную. — Теперь тебе придется ответить за свои слова, — Чонгук, слегка присев, подхватывает омегу, закидывая его себе на плечо, и двигается по направлению к дому. — Будь послушным для меня, хён.       — Чон Чонгук, — Чимин обескуражен и растерял всю свою уверенность, его голос снова звучит нервно. Он рассчитывал избавиться от чувства стыда за свои желания, заодно насладившись реакцией младшего, но совсем не ожидал оказаться в клетке с голодным хищником. — Чонгук, поставь меня на землю.       — Не могу, хён. Ты своими коротенькими ножками будешь долго идти до спальни, а я и без того слишком долго терпел. Знаешь, Чимини, я правда держался. Дрочил на тебя каждую ночь последние два года, но держался. С трудом переносил твои крохотные купальники, которые ни черта не прикрывают, запах в преддверии течки, твои губы блядские, твои танцы на вечеринках. Хён, они все смотрели, когда ты двигался, и, клянусь, я хотел разорвать каждого, кто тебя желал. Я собирался еще подождать — встать на ноги, чтобы быть достойным альфой для тебя, но, честное слово, ты невыносим, — альфа, наконец, опускает свой груз на пол спальни. Чимину нужно собраться, потому что исход его маленькой шалости очевиден, и он действительно берёт себя в руки после глубокого вздоха, предвкушая, как два года переглядок и ожидания закончатся прямо сейчас.       — Чонгуки, вниз головой было сложновато переварить информацию, но если ты хочешь продолжать использовать язык для разговоров, я подожду более решительного альфу, — Чонгук прожигает взглядом в ответ, не желая даже допускать мысль о подобном.       — Только один вопрос, хён. О каких особенных прозвищах ты говорил?       — О, это, — Чимин хитро льнёт ближе, едва касаясь губами маленького ушка младшего, а пальцами невесомо цепляя его сосок. — Назови меня шлюшкой, когда, наконец, заставишь скулить на твоем члене.       Рык младшего Чона, вероятно, разнёсся по всему дому — перед альфой буквально помахали красной тряпкой. Чимин в мгновение был прижат к горячему телу не менее обжигающими ладонями и втянут в такой дикий отчаянный поцелуй. Его губы сминали так, словно месяцами изнывали от голода, язык постоянно оказывался в плену чужих зубов, а талия горела от жадных прикосновений и крепкой хватки. Чону было бесконечно мало, хотелось пропитаться запахом сладкой смазки, слиться воедино, быть не просто с ним, быть частью Чимина. Никогда еще Пак не чувствовал себя таким желанным и необходимым, и это возбуждало его еще сильнее.       — Я чувствую, как ты течешь, Чимини, — прерывистое дыхание опаляет кожу. — Дай мне посмотреть, — альфа разворачивает юношу, заставляя залезть на кровать и упереться в матрас коленями и локтями. Бёдра старшего заметно трясутся, его накрыло от одного поцелуя, и было пугающе, но вместе с тем томительно сладко представить, что его ждет дальше. Чёрт, он почти уверен, что может сойти с ума от желания.       Чонгук замер, в горле застрял утробный рык. Конечно, он видел Пака сзади и раньше, но никогда — в такой открытой покорной позе. Что-то внутри клокотало, билось и просилось наружу, но его словно погрузили в транс, околдовали.       — Чонгуки, — звонко тянет Чимин, возращая в реальность. Он немного смещает центр тяжести, освобождая одну руку, и тянется ей назад, чтобы отодвинуть трусики купальника, искушая видом мокрой дырочки.       — Блять, Чимин. Ты и ад, и рай одновременно. Я хочу вылизать тебя всего, сними купальник, малыш, — омега дергает рукой завязки на талии и расставляет колени пошире, чтобы ткань свободно слетела на постель, а затем собирается развязать лиф купальника, но Чонгук не согласен. — Оставь верх. Мне нравится, как твои соски натягивают эти крохотные треугольнички, когда ты дрожишь или мёрзнешь, — альфа опускается за Чимином, вдыхая аромат смазки и раздвигая ладонями упругие половинки. — Чёрт, такая красивая, — он целует яички, пачкая губы в смазке, задевает зубами края дырочки и впивается в неё, посасывая, вытягивая приторную вязкую жидкость изнутри, улавливая мягкие стоны его хёна. Пак действительно теряет рассудок от старательной ласки.       — Гуки, а-ах! Так хорошо… пожалуйста… хочу твой язык внутри, пожалуйста, м-м-х!       — Детка, поднимись, сядешь мне на лицо. Давай же, побыстрее, сладость, — Чон укладывается на спину, нетерпеливо подтягивая к себе потерявшегося в пространстве омегу, помогая ему опереться руками о свою грудь. Чимин елозит, потираясь тяжелыми яичками о губы альфы, за что получает звонкий шлепок по упругой заднице. — Маленькая нетерпеливая омега с такой нуждающейся мокрой дыркой. Пока я играю с твоей попкой, расскажи мне, ты представлял, как я тебя трахаю? Как это было? — Чонгук оттягивает в стороны края и ныряет языком внутрь, за что получает громкий разбитый стон в благодарность.       — Д-да! А-ах, я… я думал, — альфа напрягает язык и мелко вбивается, прерываясь на вылизывание промежности. — Думал, как ты — ах! — выебешь меня в горло при всех — блять, боже, еще! — попросишь взять в рот твой член вместе с яйцами, заставляя меня задыхаться от — м-м-м-х, Гуки, глубже! — задыхаться от стыда перед друзьями.       — Ты действительно такой грязный, детка. Так мило скулишь для меня, так сильно течёшь везде. Как считаешь, сможешь кончить без рук?       — Я… еще чуть-чуть, только грубее, пожалуйста, — Чон кусает хёна за бедро, наотмашь шлёпая по заднице, снова коротко впиваясь губами в дырочку, и, отстранившись, вставляет сразу два больших пальца, растягивает в разные стороны и сплёвывает внутрь, чувствуя в ответ дрожь и разливающуюся по груди сперму омеги. Чимина совсем не держат руки, ладони скользят по влажной груди младшего, и он падает, упираясь носом в ткань, натянутую членом альфы.       — Молодец, детка, такой выносливый, такой отзывчивый, — поглаживает мягко по попке, целуя чувствительные яички. Чимину требуется немного времени, чтобы прийти в себя, и он обращает внимание на истекающую смазкой головку перед собой.       — По-пожалуйста, можно мне? Хочу, Чонгу-ки, очень хочу.       — Можно, сладость, только развернись ко мне лицом, хочу смотреть на твои чудесные губки, — Чимин слегка неловко переставляет коленки, чтобы разместиться между раскрытых бёдер альфы, цепляет ноготками купальные шорты и неаккуратно тянет их вниз, вынуждая член шлёпнуться о кожу под шипение и легкий стон. — Покажи язычок, малыш, — от ласкового обращения Пак поскуливает, выполняя просьбу и чувствуя прикосновение головки на кончике языка. Чонгук направляет себя рукой, ненадолго задерживая головку внутри, после шлёпая ей по полным губам и красным щечкам, потирается стволом о лицо скулящего омеги, заставляя сходить с ума от невозможности получить желаемое.       — Альфа! — хён старается прикоснуться языком, пытается обхватить губами, каждый раз промахиваясь, на что Чон удовлетворенно смеется. — Ну же, пожалуйста, я так хорошо прошу, альфа, воспользуйся моим ртом, я буду послушным, я готов.       — Такой очаровательный. Думаешь, ты заслужил? Мне кажется, я один старался все это время. Поработай самостоятельно, убеди меня в том, что ты заслуживаешь мой член, — Чимин немного подается вперед, касаясь тяжелых яичек поцелуями, двигает рукой вдоль ствола, прокручивая кисть, вылизывает основание, постанывая от удовлетворения и понимая, что его собственная головка снова пачкает мягкий животик предсеменем.       Чонгук запускает пальцы в волосы омеги, помогая наконец взять член в теплый плен полных губ, наслаждается тем, как они растягиваются все сильнее, и давит на затылок, приближая кончик носа Пака к своему лобку. Довольный тем, как омега пропускает его в горло, чуть сжимаясь, он несколько раз мелко толкается еще глубже в глотку, лишь после позволяя партнеру освободиться и судорожно хватать воздух. Не дожидаясь, когда омега полностью восстановит дыхание, снова натягивает его до конца, делая круговые движения бедрами, задевая заднюю стенку глотки, удовлетворенно порыкивая и не отрывая взгляда от влажных глаз напротив.       Чимин, не желая оставаться в стороне, перехватывает инициативу, и вылизывает каждую венку и чувствительное местечко под головкой, пальцами впиваясь в крепкие бедра. Чуть переведя дух, омега снова опускается на член, лаская языком по всей длине, и набрав воздуха в лёгкие, раскрывает рот еще шире, захватывая вместе с членом тяжелые яички по очереди.       — Блядь! Детка, боже, как ты… — Чимин выпускает яички и член изо рта, чтобы победно ухмыльнуться и слегка восстановить дыхание, и снова проделывает этот трюк, не отрывая взгляда от наслаждающегося альфы. Чонгук за волосы приподнимает голову хёна, вынуждая взять паузу, и тянется за телефоном, включая на нем камеру. — Сделай так еще раз и смотри на меня, я собираюсь отправить видео в общий чат. Как думаешь, хёны захотят трахнуть твой грязный ротик после меня? Хочешь, чтобы я им позволил использовать тебя, когда мы закончим? — Пак разбито стонет, понимая, что его кинк на маленькие унижения тоже раскрыт, хоть Чон и не подарит никому возможность прикоснуться к его милому хёну. — Давай, детка, возьми в рот, — Чимин весь как натянутая струна, но он слушается и опускается до конца, снова умещая во рту и напряженные яйца альфы, стараясь внутри ласкать их языком, насколько это возможно. — Маленькая грязная шлюшка, так бесстыдно выпрашивал член, так хорошо принимаешь меня внутри. Хочу использовать тебя, когда мне вздумается, даже если рядом будет кто-то еще. Ты же отсосешь мне перед остальными как послушная омежка?       Пак сходит с ума от безумных слов, представляя, как было бы стыдно и горячо быть таким открытым перед друзьями. Он сдавленно мычит, не имея возможности освободить рот, и дрожит, позволяя телу реагировать на пошлости.       Наконец, ему позволяют отстраниться, и камера ловит расфокусированный взгляд, приоткрытый в тяжелом дыхании рот и тянущуюся от члена к длинному язычку слюну, смешанную с предсеменем альфы.       В Чоне практически не осталось здравого смысла, он увидел достаточно, чтобы волк внутри рвался наружу, желая обладать единолично, присвоить себе, пометить, и юный альфа оказался не в состоянии сопротивляться своей сущности. Он заканчивает съемку, откладывая телефон, и подтянув Пака на себя, практически вынуждая лечь себе на грудь, Чонгук запускает два пальца в истекающую смазкой дырочку, перехватывая губами протяжный стон. Ласкает губами лицо напротив, иногда несдержанно покусывая линию челюсти, свободной рукой сжимает нежную кожу бёдер и наслаждается маленькими милыми поскуливаниями, ловит легкие отчаянные укусы в плечо.       — Пожалуйста, альфа, сделай меня своим, пожалуйста, мне это нужно, — Чимин цепляется ноготками за шею и плечи партнера, пытаясь найти опору, сохранить сознание еще ненадолго. Он шепчет так отчаянно, прерываясь на мимолетные поцелуи, жмётся ближе так нежно, словно наконец нашел свое безопасное место.       — Разве я когда-то мог отказать тебе? Такой ласковый, отзывчивый, нежный котенок. Мой, Чимини. Ты мой, понимаешь? — Чон цепляет светлые волосы омеги, чтобы слегка приподнять его голову, и всматривается в чарующие глаза с поволокой томительного возбуждения, ищет ответ на свой вопрос и, получив его, целует трепетно, глубоко, не спеша, лишая дыхания и обнимая еще крепче.       Насладившись поцелуем и представив, сколько таких им еще предстоит, альфа добавляет еще два пальца, продолжая прижимать омегу к себе. Комната наполняется тяжелыми вдохами и прерывистыми звуками поцелуев на выдохах.       — Пожалуйста, Чонгуки. Сейчас, — Чимин едва слышно шепчет, разнеженный и немного измотанный.       — Давай перевернем тебя, хён, поднимись, — Чон тянется следом за старшим, пересаживаясь на край кровати точно напротив зеркальной дверцы шкафа, и тянет на себя взволнованного омегу, устраивая его на своих коленях лицом к зеркалу. — Так, малыш? Ты говорил об этом?       Чимин прижимается к влажной груди, нетерпеливо разводя бедра в стороны и приподнимая ноги, чтобы альфе было удобнее придерживать его, и как только Чон подхватывает его бедра, практически прижимая коленки к плечам, омега направляет член альфы в свою дырочку. Головка проникает внутрь, и по комнате разносится разбитый стон. Чонгук подается вверх, вставляя глубже, льнёт губами к шее и начинает двигаться, не отрывая взгляда от зеркала. Теперь он понимает, о чем говорил старший. Это действительно будоражит — наблюдать за объектом своей страсти как будто со стороны, смотреть, как соединяются тела в такой интимный момент, понимать, на что Чимин реагирует ярче всего.       Омега тоже неотрывно следит через зеркало за исчезающим в нём членом, позволяя Чону держать удобный ему темп, наслаждаясь таким желанным и долгожданным слиянием, награждая альфу за решительность звучными стонами. Пак, сохраняя взгляд глаза в глаза, тянется пальцами к лифу купальника, чтобы прикоснуться к себе, слегка царапает соски через ткань, помогая им затвердеть, и зажимает их сильнее, выгибаясь навстречу движениям рук. Толчки становятся несдержанными, резкими и глубокими, Чонгук крепче сжимает бедра омеги, опаляя шею горячим дыханием.       — Чимини, подрочи себе, хочу увидеть.       — Я слиш—ах! Слишком возбужден — м-м-х-а, Гук-а — я кончу, если… чёрт, еще!       — Это не просьба, малыш. Давай же, — Пак кладет голову на плечо альфы, чуть смещаясь и ощущая как головка внутри скользит по самой чувствительной точке, вздрагивает, но подается навстречу, и все же прикасается пальцами к себе, стараясь двигать кистью не слишком быстро, оттягивая оргазм. Чон удовлетворенно улыбается. — Хорошая детка. Сделаешь для нас еще кое-что? — он замедляется, слыша протестующий возглас, но все равно замирает, удерживая взгляд омеги в зеркале. — Хочу, чтобы ты вставил свой пальчик внутрь. Ты же сможешь, малыш? Растянешь свою дырочку посильнее, чтобы подготовить её для моего узла? Я собираюсь повязать тебя, так что постарайся.       — Блять, Гуки, — Чимин дрожит от желания почувствовать узел внутри, он даже и не рассчитывал на это, но тоже хочет, поэтому тянется рукой вниз и смотрит через зеркало, пытаясь попасть пальцем внутрь. Дырочка туго раскрывается, позволяя войти вместе с членом сразу двум пальцам нетерпеливого омеги. Старший тяжело дышит, прерываясь на скулёж, понимая, как развратно это выглядит. Его ноги уже затекли и подрагивают, но еще никогда ему не было так хорошо с альфами. Он чувствует себя удовлетворенным уже хотя бы тем, что Чон принял его кинки и ласково выполняет каждое озвученное у бассейна желание.       — Вот так, сладость. Держи пальчики внутри, нам нужно хорошо тебя подготовить, — Чон сводит ноги омеги, перехватывая их одной рукой, так что рука Пака, которой он помогает растягивать себя, оказывается плотно зажатой между бёдер, а сам альфа теперь опирается о кровать свободной кистью, перенося вес на неё, и начинает снова двигаться внутри омеги. Каждый толчок сопровождается громким стоном от наполненности и стимуляции простаты. — Ты так хорошо раскрываешься для меня, Чимини. Твоя дырочка такая горячая внутри, так приятно. Уверен, ты смог бы принять внутрь все мои пальцы одновременно с членом как послушная маленькая шлюшка. Это ведь так, Чимини? Посмотри, как ты течешь на члене. Ты и есть маленькая шлюшка. Такой нуждающийся, такой красивый, ты создан, чтобы быть заполненным альфой. — Чонгук срывается на быстрые движения, ощущая приближение оргазма. — Вытащи пальцы, сейчас, малыш, давай, — едва омега выполняет просьбу, Чон входит до конца, формируя узел внутри Пака и наблюдая, как старший дрожит в громком оргазме. От жаркой тесноты и сам альфа, замирая, несдержанно кончает внутрь, сжимая зубы на плече партнера, приглушив собственный стон.       Переводя дыхание, оба блаженно ловят взгляды друг друга в зеркальной поверхности. Чон аккуратно отпускает ноги омеги и обнимает обеими руками, лаская шею медленными поцелуями.       — Чимини, — помогает подняться и укладывает на постель истощенного старшего, устраиваясь рядом. — Хён, — касается пальцами щеки Пака, нежно поглаживая. — Я весь пропах виноградом. И я знаю, что мой запах еще не проявился, но уверен, что мы сочетаемся, и не собираюсь больше ждать. Пожалуйста, согласись просыпаться со мной каждое утро на протяжении всей этой жизни. И последующих тоже.       — У меня есть время подумать? — Чонгук серьёзно и даже немного строго смотрит на расслабленного омегу.       — Секунда, хён. — Чимин очаровательно улыбается и мягко целует младшего, чувствуя улыбку в ответ и принимая теплые объятия. ***       У бассейна ненавязчиво играет инди, почти все бутылки уже опустошены. Сокджин дремлет на коленях Тэхёна, увлеченного разговором о появлении в их компании новой парочки.       — Я был уверен, что Чонгук будет пускать на него слюни еще несколько лет, но что-то сегодня пошло не так. Однако… У нас есть еще один непристроенный альфа, да, Юнги? — Мин поднимает непроницаемый взгляд на старшего Чона, скрывая от друга ухмылку за роксом с остатками виски, и обращает свое внимание на расслабленного Тэхёна.       — Эй, Тэ, — омега, не ожидавший, что вечно молчаливый Юнги поддержит разговор, неуверенно смотрит в ответ. — Расскажешь мне о своих кинках? — и от ехидной ухмылки альфы Ким заливается краской, не в силах сохранить спокойствие под общие смешки.       Кажется, последний свободный альфа уже знает, кому подарить своё сердце.