+++
Очередное заседание городского совета зашло в тупик. Ситуация с лекарством и прежде была непростой, а свежий доклад ученых из экспериментального отдела НИИ поставил членов совета перед нелегким выбором, и мнения ожидаемо разделились. — Как видите, у нас проблема, — обратился к коллегам мэр Кристофер Томпсон. — Мутация повторилась у второго и третьего выживших. Следовательно, она вполне устойчива. — Разве это плохо? — спросил подполковник Хикман. — Вы говорили, что Джеймс Роквуд еще слишком юн, но… — Он сделал секундную паузу, чтобы свериться с текстом доклада. — Кевин Торнтон и Ти Джей Уильямс вполне подойдут для военных нужд. — А что насчет инцидента с охранником? — вставила вице-мэр Ребекка Салливан. — Торнтон сломал ему руку с одного удара! Это подтверждает наши наихудшие опасения. Мутировавшие люди представляют угрозу для нормального общества. — Вот именно! — подхватила Саманта Фэррис. — Их нужно изолировать, а появление новых мутантов опасно для всех нас. — Мы могли бы использовать их во благо, — возразил полковник Престон. — Создадим элитный спецотряд, который можно будет отправлять на заброшенные территории вместо искателей, а при необходимости задействовать для обороны и боевых операций. — И вы так уверены, что эти люди легко откажутся от своей прежней жизни и будут работать на нас? — поинтересовалась доктор Блейк. — Да разве это жизнь? — махнул рукой Хикман. — Мы можем предложить им гораздо больше. — А если не получится договориться по-хорошему, есть множество других способов воздействия. Какой-нибудь да сработает, — добавил Престон. — Даже если опустить моральный аспект, это звучит слишком самонадеянно, — категорично заявила главврач. — А если они сбегут и расскажут обо всем своим родным и знакомым, у стен города вскоре соберется масса желающих испытать на себе волшебную инъекцию, — сказал мэр. — Но это как раз то, чего пытаются добиться мои ученые, — вмешался директор НИИ Марк Кэмпбелл. — Для дальнейших исследований им понадобятся еще подопытные. — А мы найдем всем выжившим достойное применение, — поддержал его Престон. — И в итоге получим неконтролируемую толпу дикарей, обладающих достаточной силой, чтобы решить, что мы им больше не указ, и они начнут наводить повсюду свои порядки? — с нескрываемой иронией осведомился мэр Томпсон. — Уж простите, но лично я к такому не готов и буду голосовать за прекращение этих опытов. Ребекка Салливан и Саманта Фэррис приняли его позицию, Престон, Хикман и Кэмпбелл высказались против, и решающий голос остался за Вирджинией Блейк. — Я не согласна ни с кем из вас, — резко сказала она. — С одной стороны, мы видим прогресс, и закрытие проекта кажется мне крайней и не оправданной на данном этапе мерой. А с другой — есть вероятность, что эксперимент выйдет из-под контроля, поэтому предлагаю компромисс. Кэмпбелл, мы позволим ученым продолжать работу при одном условии: все происходящее останется под грифом секретности и никто из подопытных не покинет территорию НИИ. А вы тем временем будете пристально наблюдать за ними, избегая любых утечек информации, и искать способы повысить выживаемость после инъекции. Но учтите, если ваши подопечные еще хоть раз проявят агрессию, их придется ликвидировать. — В который раз восхищаюсь вашей необычайной прозорливостью, доктор Блейк, — с заискивающей улыбкой заметил городской менеджер Итан Льюис, также принимавший участие в заседании. — Данное решение оптимально в сложившейся ситуации. Окинув его презрительным взглядом, Вирджиния повернулась к директору Кэмпбеллу. — Ну, что скажете? Наша с вами общая задача — определить, насколько гибка психика этих потенциальных суперсолдат и можно ли будет в дальнейшем использовать их в целях, предложенных полковником Престоном и подполковником Хикманом. — А еще было бы неплохо доработать лекарство, чтобы оно по-настоящему спасало людей, а не превращало их в машины для убийств, — нахмурилась миссис Фэррис. — Если бы все было так просто! — со вздохом ответил Кэмпбелл, переводя взгляд с одной женщины на другую. — Но мы будем стараться. Достигнув консенсуса, члены совета разошлись по своим делам, и только Кристофер Томпсон и Итан Льюис остались в опустевшем зале. — И надо же было такому случиться! — со вздохом пожаловался своему зятю мэр. — Почти тридцать лет ничего — и нате вам, а нам потом отвечать, если что-то пойдет не так… Он выглядел старым и усталым, и Итан пожалел, что до следующих выборов еще целых три года. Брак с дочерью Томпсона был, бесспорно, полезен для его карьеры, но у медали имелась и обратная сторона. Некоторые воспринимали их родство негативно и считали назначение Льюиса на должность менеджера несправедливым, хотя члены совета одобрили его кандидатуру практически единогласно. Итан оправдал их доверие, успешно справляясь с ролью главного администратора и связующего звена между властью и жителями Форта Райли. Он рассчитывал, что сможет не только войти в совет, но и претендовать на пост мэра, когда отец его жены отработает свой последний срок. Вирджиния Блейк была единственной, кто однозначно проголосовал бы против Итана. Она невзлюбила его десять лет тому назад, когда он встречался с Джордан, и ему до сих пор казалось, что эта ведьма видит его насквозь, однако он не оставлял попыток всячески умаслить ее. — Не волнуйтесь раньше времени, — ответил мэру Итан. — Половина совета на нашей стороне, но мне не нравится возможный альянс между военными и учеными. — И что, по-твоему, мы должны предпринять, чтобы избежать его? — Пока мы продолжаем спонсировать эти сомнительные эксперименты, Кэмпбелл зависит от нас и прислушивается к нашему мнению. Так что попробуем ненавязчиво донести до них с Престоном и Хикманом, что генетически модифицированные люди не так уж и хороши. Конечно, мы не сможем спровоцировать новые вспышки агрессии, но поверьте моему слову: рано или поздно это произойдет и без постороннего вмешательства. Нужно лишь дождаться удачного момента. А когда взбесившихся подопытных уничтожат, предоставим ученым шанс начать все с чистого листа. После провала они и этому будут рады. — Надеюсь, ты прав, сынок. — Томпсон поднялся из-за стола и поманил Итана за собой. — Не хочу, чтобы Клэр и девочки оказались в опасности из-за кучки идиотов, решивших, что они могут управлять тем, что в принципе неподвластно человеку. — Я с вами, Крис, — улыбнулся Итан. — Не беспокойтесь, мы избавимся от мутантов, это всего лишь вопрос времени.+++
— И это все?! — с негодованием воскликнул Айзек. — Члены совета великодушно разрешили нам продолжать работу, но могут свернуть ее в любой момент? — Это печально, но я не удивлен, — ответил Эрик. — Могло быть и хуже. После случая с охранником я опасался, что они испугаются и прикроют лавочку. — То есть все, чего нам удалось добиться, по их мнению, ничего не значит? Как можно не понимать ценности нашего открытия? Ведь оно гораздо лучше, чем просто лекарство. По сути, это новая ступень эволюции для всего человечества! Пытаясь бороться с вирусом, мы случайно нашли способ подчинить его, и это открывает совершенно иные перспективы. Если люди станут такими, им больше не придется бояться зомби, болезней и непогоды, лекарства будут не нужны, а со временем мы сможем выйти из обороны и расчистить территорию, восстановить заброшенные города и отвоевать обратно принадлежавший нам мир. — Ого, да ты прирожденный оратор! — восхитился Эрик. — Странно, что при таком красноречии твои лекции не пользуются особой популярностью. — Оставь свои плоские остроты для более подходящей публики, Фаулер, — отмахнулся Айзек. — Неужели ты сам не видишь преимуществ нашего препарата? Эрик придал своему лицу привычную долю скепсиса и в сомнении пожал плечами. — Разумеется, вижу. Только не забывай, что все эти преимущества идут в комплекте с укусом и риском умереть после инъекции, а от того светлого будущего, которое ты себе нарисовал, нас отделяет куча работы. — Именно поэтому мы должны сосредоточиться на исследованиях и свести к минимуму смертность среди подопытных, а заодно найти способ доказать свою правоту застрявшим в прошлом и жадным до власти политикам. — Я тоже не в восторге от их курса, но у нас связаны руки, — вздохнул Эрик. — Проект действительно стоящий, однако проводить дни и ночи в лаборатории бессмысленно. Как бы мы ни упахивались, нас будут держать на мушке, а шаг вправо или влево приравняют к измене. — Он прав, Айзек, у нас нет выбора, — с горечью признал Джереми. — Я рассчитывал, что Марк Кэмпбелл сумеет отстоять наши интересы, но раз даже ему не удалось донести до членов совета всю важность этих разработок, нам только и остается, что делать свое дело и не лезть на рожон. — В таком случае мне больше нечего сказать, — холодно заметил Айзек. Он развернулся и покинул лабораторию, а Эрик и Джереми обменялись удрученными взглядами. — Никогда не видел Голдштейна таким взбудораженным, — покачал головой Эрик. — Ну, знаешь ли, когда-то давно я тоже был молод и импульсивен… — ностальгически протянул Джереми. — Вот смотрю сейчас на Айзека и вспоминаю себя много лет тому назад. — Ему не помешало бы найти себе девушку, — хмыкнул Эрик, — ну или парня. Уж не знаю, кого он там предпочитает. Не хватало еще спятить из-за того, что решение совета не оправдало твоих ожиданий. — Надеюсь, до этого не дойдет, — ответил Джереми. — Нам и без него хватает потенциальных психов. Эрик кивнул. Он регулярно навещал подопытных и не мог не заметить, что заключение сказывается на них не лучшим образом. Они были совсем разными как внешне, так и по характеру. Низкорослый коренастый Кевин, чьи жидкие бесцветные волосы поредели настолько, что их почти не оставалось на голове, но после инъекции вновь начали расти, отличался вспыльчивостью и всячески выражал свое недовольство. Темнокожий Ти Джей с густой курчавой шевелюрой, заплетенной в дреды, огромный как скала и столь же невозмутимый, напротив, терпел молча, но по его лицу можно было догадаться, что он тоже устал сидеть взаперти. Таким образом, между этими двумя возникло нечто общее, объединившее их на то время, что им было суждено провести в плену у своих спасителей. Эрик чисто по-человечески жалел этих парней, случайно попавших в такой переплет. Время от времени он позволял себе ту же вольность, что и с Джейми, — отвлекался от работы и болтал с ними как с самыми обычными людьми. Поначалу пленники не хотели идти на контакт с молодым ученым. Кевин осыпал его отборными ругательствами, а Ти Джей игнорировал, но потом оба поняли, что другой компании, кроме Эрика, друг друга и Логана, у них не предвидится, и стали чуть приветливее. Остальные ученые не разделяли его желания установить контакт с подопытными. Джереми они попросту не интересовали, Айзек окончательно помешался на работе, а Ванесса, относившаяся к большинству людей с холодным высокомерием, в последнее время стала сама не своя. После перевода подопытных на подземный этаж она ни разу не спустилась туда, и ее передергивало всякий раз, когда звучало имя Кевина Торнтона. Эрику же не хватало дружеского общения, а эти крестьяне порой понимали его лучше, чем образованные представители городской элиты. Вероятно, во всем было виновато происхождение. Отец Эрика был простым человеком, не имевшим отношения к военным или ученым. Вместо того чтобы отсиживаться в Форте Райли, он сколотил состояние на торговле биотопливом и марихуаной. Фаулер-старший и его брат Бенджамин достигли немалых высот исключительно благодаря своему бизнесу, а юный Эрик часто помогал отцу и был в курсе его дел. После гибели отца во время одной из стычек с группировкой, пытавшейся отобрать у него бизнес, единственный сын унаследовал его права на империю. Несмотря на все протесты матери, Эрик не планировал уступать свою долю дяде. Ради нее он нашел себе приличную работу и честно трудился на благо общества, но красивая жизнь требовала немалых расходов. По этой причине Эрик занимался не только наукой, но и продажей травки, нарушая устаревшие городские законы и при этом успевая развлекаться на полную катушку. Он умело избегал конфликтов в делах, но в личной жизни все складывалось не так гладко, как хотелось бы. Эрик, с детства привыкший иметь самое лучшее, остановил свой выбор на первой красавице города Мэдисон Дэвенпорт. Однако поддерживать длительные отношения оказалось куда сложнее, чем завоевать ее расположение. Ей вечно чего-то не хватало, она закатывала истерики и устраивала сцены ревности. Будь на ее месте любая другая, он давно уже бросил бы ее, но его угораздило влюбиться. Со временем чувства к Мэдисон почему-то не угасали, а, напротив, становились сильнее. Эрик никогда прежде не испытывал такой страсти, но порой она изматывала его, и однажды уставший от эмоциональных качелей парень приметил скромную милашку Маргарет. Она покорила его своей пылкой влюбленностью и была готова довольствоваться малым. Ее родство с шерифом придавало ситуации особую пикантность, и Эрик не удержался от измены. Редкие встречи с Маргарет были для него глотком свежего воздуха. Она почти все время молчала, слушала его с приоткрытым ртом и ловила каждое его слово. Это тихое обожание так сильно контрастировало с бурлящей страстью Мэдисон, что Эрик не заметил, как все зашло слишком далеко. Он давно привык вести двойную жизнь, но, лавируя между двумя девушками, сам заманил себя в ловушку. Мало того, что Мэдисон все настойчивее требовала съехаться, а ее собственническая ревность стала больше походить на вполне конкретные подозрения в неверности, так еще и Маргарет перестала пускать Эрика в больницу. После инцидента с Кэтрин ее наивная вера в его обещания несколько пошатнулась, между ними возникло невысказанное напряжение, и забота об их свиданиях легла целиком и полностью на его плечи. Скрывать эти встречи становилось все труднее, они утратили былую легкость, и вместо отдыха он получил еще одну головную боль. Эрик запутался и не знал, как поступить. Сердце подсказывало ему прекратить морочить девочке голову и начать совместную жизнь с Мэдисон, болезненная тяга к которой так и не пропала, но разум утверждал, что бросать Маргарет нельзя. Отвергнутая любовница вполне могла нажаловаться на него Дэвиду, значительно усугубив их давний конфликт, или рассказать все Мэдисон, что наверняка привело бы к разрыву. Представив себе возможные варианты развития событий, он пришел к выводу, что любой из них грозит ему крайне неприятными последствиями, а единственный способ не потерять Мэдисон — продолжать обманывать обеих девушек. Эрика также беспокоило то, что каждая из них имела возможность тайком перестать принимать противозачаточные, чтобы окончательно и бесповоротно привязать его к себе. Впрочем, резкая смена способа контрацепции вызвала бы вопросы о доверии и новые обиды, и он предпочел оставить все как есть. Вынужденный постоянно лгать и изворачиваться, он вдруг нашел утешение в работе. Исследования занимали ум, словесные пикировки с Голдштейном забавляли и позволяли выпустить пар, а, глядя на подопытных, Эрик стал воспринимать свои проблемы как мелкие неурядицы. Страдая от собственной нерешительности, в глубине души он надеялся, что ситуация как-нибудь разрулится без его непосредственного участия, и продолжал веселиться напропалую, беря от жизни все.+++
Дэниел сосредоточенно раскрашивал картинку, которую сделал для него Энтони, и тот в который раз поразился его усидчивости. Малыш не отвлекался от рисунка, и, хоть он часто заезжал за контур, а выбор цветов был не совсем обычным, у него получалось на удивление хорошо. Оранжевый щенок сидел в лиловой траве, держа в зубах косточку, а рядом расположился большой синий кот, лениво греющийся на ярко-красном солнце. — Очень красиво, — с улыбкой сказал Энтони, когда мальчик закончил и поднял на него взгляд. — Завтра принесу тебе еще. Дэниел, как обычно, ничего не ответил, но Энтони все равно обращался с ним как с нормальным ребенком, что, впрочем, было недалеко от истины. Несмотря на затянувшееся молчание, мальчик оказался весьма сообразительным и неплохо развитым для своего возраста. Он мог подолгу собирать пазлы и другие детские головоломки, разукрашивать картинки или играть в конструктор, внимательно слушал сказки и с первого раза понимал то, что ему говорили. Однако это тихое спокойствие и чрезмерное послушание, вероятно, тоже были последствием перенесенной травмы. За те несколько недель, что он прожил в приюте, Дэниел ни разу не засмеялся и не заплакал. Он как будто отгородился от пережитого ужаса, неосознанно подавив все свои эмоции — как плохие, так и хорошие. Энтони никогда прежде не сталкивался с подобной реакцией у такого малыша. Работа с дошкольниками не входила в число его обязанностей, но ему хотелось помочь Биллу и Стефани расшевелить Дэниела. Малыш уже начал реагировать на тех, кто проявлял к нему участие, слабой тенью улыбки, и они надеялись, что время и забота исцелят его раны. — Ой, как здорово! Ты просто молодец! — Подошедшая Лили ласково погладила Дэниела по волосам, таким же белокурым, как ее собственные. — А сейчас пора ужинать. Они походили друг на друга, как родные брат и сестра, и, глядя, как она усаживает его за стол, можно было подумать, что так оно и есть. Дэниел сразу завладел сердцем Лили и повлиял на нее крайне благотворно. Взяв его под свое крыло, она стала меньше тревожиться и ревновать Джейми к Алекс. Энтони видел, что отношения между девушками накаляются, но не вмешивался, поскольку считал, что такие ситуации — часть естественного процесса взросления, а давать советы нужно тогда, когда об этом просят. К счастью, Джейми, поглощенный своими переживаниями и не замечавший назревающего конфликта, отреагировал на новенького со свойственной ему добротой. Он охотно возился с Дэниелом, а Лили радовалась тому, что они стали проводить больше времени вместе. Алекс же вела себя несколько отстраненно, хотя Энтони казалось, что и она не прочь принять участие в их играх. Его симпатия к этой девушке увеличивалась с каждым уроком. Выросшая в глухой деревне, но не обделенная умом, она стремилась компенсировать недостаток знаний усердием, и ее старания не прошли даром. Ее результаты ощутимо улучшились, и он полагал, что со временем Алекс не только догонит, но и перегонит многих ровесников, а также сумеет наладить общение с ними, что было для нее не менее сложным, чем учеба. — А когда приедет Джордан? — во всеуслышание поинтересовалась Джой, едва они сели ужинать. — Как только сможет вырваться, — ответил Энтони. Вопрос не был адресован непосредственно ему, и Стефани окинула его подозрительным взглядом. Она явно была не в восторге от того, что ее дети с нетерпением ждали встречи с человеком, чей образ жизни она не одобряла. Энтони и бровью не повел. Мнение Стефани о Джордан не заботило его, пока она держала его при себе. Он никогда не выводил ее из себя намеренно, но на фоне участившихся визитов Джордан в приют вполне невинной фразы было достаточно, чтобы вызвать у нее куда большее раздражение, чем скабрезные шутки про них с Айзеком, которые ей как-то довелось услышать. Джордан, в свою очередь, навещала Дэниела почти каждую неделю. Подобная обязательность по отношению к малышу свидетельствовала об изменениях в ее мировоззрении, однако Энтони не спешил делать выводы, просто наслаждаясь ее обществом. Рождественская суматоха захватила жителей приюта, и никто не придал особого значения изменениям в облике Джейми. Он заметно вытянулся, догнав по росту своего отца, и сложением стал напоминать профессионального атлета, хотя тренировки и учения все еще были под запретом. Тем не менее Энтони продолжал следить за ним, опасаясь любых проявлений агрессии. Пока что Джейми вел себя на редкость адекватно, и единственным, что вызывало беспокойство, были регулярные провокации со стороны Джастина. Этот парень буквально олицетворял собой те качества, которые Энтони терпеть не мог в людях, — высокомерие и пренебрежение к тем, кто якобы стоял ниже по социальной лестнице. Он понимал, что Джастин — жертва воспитания Элизабет Монтгомери, и старался не переносить отношение к ней на ее внука. Но когда Джастин копировал ее чопорные манеры, надменное выражение лица и даже характерный британский акцент, ему было нелегко проявлять снисхождение. До недавнего времени Джастину хватало ума не доводить дело до крайности, но сейчас он был близок к тому, чтобы переступить черту, и Энтони боялся, что однажды терпение Джейми лопнет. Разумеется, он неоднократно разговаривал с Джастином, но тот не знал, что фактически сидит на бочке с порохом, готовым взорваться в любую минуту. Он благополучно пропускал мимо ушей обычные доводы о недопустимости такого поведения, так что приходилось уповать лишь на благоразумие и выдержку Джейми.+++
После ужина все вернулись к своим привычным делам, и только Джастин не мог найти себе места. Его безумно раздражало, что все так носятся с этим новеньким, и особенно Лили. Она вела себя как мать-наседка, наверняка представляя себе Джейми в роли счастливого папаши, а тот как будто и не возражал. Их идиллия вызывала у Джастина желание разнести к чертовой матери весь этот курятник вместе с его обитателями, но после того, как он оскорбил Лили, ее присутствие заставляло его держать рот на замке не меньше, чем замечания Энтони, Билла и Стефани. Когда последние пошли укладывать младших, Лили увела Дэниела, а Энтони наконец убрался восвояси, Джастин почувствовал себя достаточно свободно, чтобы разрядиться своим излюбленным способом. Найти объект для насмешек не составило ему ни малейшего труда. — Боже мой, как трогательно! Меня сейчас стошнит от умиления! — Брезгливо поморщившись, он двумя пальцами поднял картинку, которую Дэниел оставил на детском столике для рисования. — Святой Энтони, покровитель убогих, да и сам от них недалеко ушел! — Заткнись-ка по-хорошему, — прервал его Джейми. — А то что — пожалуешься мамочке? — презрительно осведомился Джастин. — Так и она не лучше. Сам посуди: кому еще нужен умственно неполноценный аутичный ребенок, который не в состоянии вымолвить и слова? Вот любите вы собирать всякий хлам по помойкам. — Ах ты, говнюк породистый! — взбесился Джейми. — Давно пора пересчитать тебе зубы! После трансформации он изо всех сил сдерживал свой гнев и не реагировал на выпады Джастина, но Дэниел пробудил в нем инстинктивное стремление старшего брата защищать младших от любых поползновений. И сейчас он был готов размазать по стенке подонка, ни за что ни про что поносившего малыша, которому и без того пришлось несладко. Ярость пеленой застлала разум, Джейми рывком поднялся с дивана, на котором сидел, и бросился к Джастину, на ходу замахиваясь для удара. В этот момент он не думал ни о чем, но Алекс, по счастливой случайности оказавшаяся возле Джастина, быстро смекнула, что к чему, и вовремя отпихнула его, встав прямо перед Джейми. Это отрезвило его, вернув ясность сознания и самоконтроль, и он резко притормозил, опуская кулак всего в паре дюймов от нее. — Ты что, чокнутая? — в недоумении уставившись на Алекс, пробормотал шокированный Джастин. — Да вы оба спятили… — Пошел к черту! — рявкнула она. — Безмозглый идиот! Джастин открыл было рот для ответа, но при виде разгневанной Алекс вдруг передумал и предусмотрительно смылся. Она же выразительно посмотрела на Джейми, развернулась и ушла наверх, и он устремился за ней. — Прости! — воскликнул Джейми, вламываясь в комнату следом за Алекс. — Я напугал тебя? — Видала и пострашнее, — с раздражением в голосе ответила та. — На твоем месте я бы беспокоилась о другом. — Блин, какой же я дебил! — При мысли о том, что он чуть не ударил Алекс, Джейми охватило мучительное чувство стыда. — Как хорошо, что хоть ты не растерялась. — А если бы я не успела вмешаться? — глядя ему прямо в глаза, спросила она. — Остановился бы ты, будь на моем месте Джастин? — Не знаю. Я был уверен, что не сорвусь, но когда он назвал Дэниела умственно отсталым, у меня в голове что-то перемкнуло. Я вышел из себя и на какой-то миг перестал соображать. — Когда тебя переклинит в следующий раз, не факт, что я смогу подстраховать, — нахмурившись, сказала Алекс. — Если прибьешь Джастина, тебе крышка. — Понимаю, — кивнул Джейми, к стыду которого добавился страх. — Я больше не поведусь на его выходки и не стану распускать руки, что бы он ни говорил. — Хотелось бы в это верить, — вздохнула она. — Ведь я не подписывалась быть твоим сторожем. — Да уж, теперь я тебе по гроб жизни обязан, — согласился он. — И что бы я без тебя делал? — Спалился бы со всеми потрохами, Халк ты хренов, — с ухмылкой заметила Алекс. — А ты, выходит, Черная вдова, — подхватил Джейми. — Споешь мне колыбельную? — Даже не мечтай! — рассмеялась в ответ Алекс.+++
Пальцы проворно бегают по клавишам фортепиано, и мелодия, красивая и немного грустная, льется из-под них, наполняя просторную гостиную. «К Элизе» Бетховена — одна из первых несложных композиций, которые Ванесса освоила еще в детстве, но маме, похоже, никогда не надоест. — Вечная классика, — с улыбкой говорит она, когда в комнате воцаряется тишина. — Сыграй что-нибудь еще. — Я устала, — отвечает Ванесса. — Пойду прогуляюсь. — Сейчас не лучшее время, — возражает мама. — Дождись хотя бы, пока папа не вернется с собрания. — Но ведь ты сама сказала, что все будет в порядке. — Ванессе не нравится тревога в ее глазах, и она совсем не хочет ждать. — Папа всегда все улаживал, разве нет? — Конечно, — кивает мама. — Просто Джейкоб и его банда уже захватили несколько крупных поселений по соседству, и наши боятся давать им отпор. Многие считают, что проще принять их покровительство и платить за него, но папа не станет прогибаться. Пока он не переубедит остальных, я не смогу спать спокойно. Прошу тебя, не уходи. — Ладно, только играй сама, — бормочет Ванесса, которую пугает мысль о том, что отца могут не поддержать. Мама ласково треплет ее по волосам и занимает место за фортепиано, а Ванесса устраивается в кресле, прикрывает глаза и растворяется в музыке. В ее душе царит гармония, время летит незаметно, но вдруг снаружи раздаются звуки выстрелов, шум и звон разбившегося стекла. Она еще не успевает осознать происходящее, когда мама берет ее за руку и тянет за собой. — Тихо! — шепчет она. — Бежим, спрячемся в подвале. — Только бы успеть! — проносится в голове. Однако у входа в подвал их окружают пятеро вооруженных мужчин. Глядя на дуло пистолета, направленное прямо на нее, Ванесса медленно оседает на пол. — Это какая-то ошибка! — думает она. — Папа будет здесь с минуты на минуту и прогонит их. Но почему они так ухмыляются, а лицо мамы стало белым как мел? Один из них тащит маму обратно в гостиную, а другой грубо хватает Ванессу за волосы, заставляя подняться и следовать за ними. Она дрожит от страха, ноги подкашиваются, и тот, кто идет за ней, пинает ее для ускорения. — Что с моим мужем? — со слезами на глазах спрашивает мама, и на ее исказившемся лице читается ужас. — Нет у тебя больше мужа, — отвечает бритый наголо мужик, который удерживает ее, стоя сзади. — Видать, не слишком-то его любили, раз пошли на сделку у него за спиной, — с усмешкой добавляет его бородатый приятель. — А вашу семейку сдали нам в качестве первого взноса. — Они убили папу, — доходит до Ванессы. — Никто не придет сюда и не спасет нас. От этих мыслей девушку прошибает ледяной пот, в глазах темнеет, и она не сразу понимает, зачем ее толкают на диван. Когда зрение возвращается, обращенный на нее похотливый взгляд мужчины говорит красноречивее любых слов, а его руки уже тянутся к пряжке на ремне джинсов. — Пожалуйста, не трогайте мою дочь! — в отчаянии молит мама. — Делайте со мной что угодно, но пощадите Ванессу, ей всего шестнадцать. — Для борделя в самый раз. — Они переглядываются и смеются. — Раздевайся, детка, сейчас мы преподадим тебе урок. — Неееет! Мама резко откидывает голову назад, разбивая бритому нос, и одновременно бьет стоящего перед ней бородатого ногой в пах. Он издает стон и сгибается пополам, а она бросается на того, кто склонился над Ванессой. Злобно оскалившись, мужик с силой отпихивает ее от себя, и мама отлетает назад, теряя равновесие. А дальше все происходит, как в замедленной съемке: падая, она ударяется виском об острый угол камина и застывает без чувств в неестественной позе. — Мама!!! Ванесса в панике вскакивает с дивана, но мужик толкает ее обратно, а другой ловит ее руки и сводит их за головой. Она кричит и бьется в истерике, тщетно пытаясь вывернуться, и это злит того, кто только что расправился с мамой. — Заткнись, сука! Он размахивается и бьет ее по лицу, щека горит, а голова бессильно свешивается на плечо. — Брэндон, ты рехнулся, мудила?! — Старший мужчина, до того молчавший, подходит к маме и прикладывает руку к ее шее. — Кажись, ты ее замочил. — Да и хрен с ней, все равно тетка не первой свежести. За такую много не выручишь. — Поаккуратнее там с девчонкой. Джейкобу точно не понравится, если прибьем и ее тоже. — Как скажешь, босс, — ухмыляется Брэндон. — Гейб, держи ее покрепче. Представив себе, что сейчас будет, Ванесса вырывается из последних сил, но Гейб вцепился в нее мертвой хваткой. Брэндон рвет ее тонкое летнее платье и небрежно сдвигает лифчик. Добравшись до груди, он сдавливает ее так, что Ванесса стонет от боли, за что получает еще одну пощечину. Он неторопливо, словно глумясь, расстегивает джинсы, спускает их вместе с бельем, достает уже привставший член и несколькими движениями руки доводит себя до эрекции. От ужаса все внутри сжимается, и Ванесса инстинктивно сводит ноги вместе и поднимает их, согнув в коленях. Это вызывает лишь новый взрыв хохота. Брэндон разводит ее ноги в стороны, раздирает трусы и, смочив член собственной слюной, наваливается сверху. Он с трудом входит в ее совсем не подготовленное тело, причиняя адские мучения, и она закусывает губу, чтобы не закричать. — Неужели я тебя совсем не возбуждаю, крошка? — с издевкой спрашивает насильник, начиная двигаться. Ванесса морщится и плачет от боли, какой не испытывала никогда в жизни. Она уже уяснила, что сопротивляться бесполезно, и молча терпит, обещая себе, что скоро все закончится. Рывки становятся быстрее, его руки продолжают жадно мять ее грудь, и, когда Ванесса почти готова просить пристрелить ее, он останавливается и мерзко облизывается. — Прикиньте, целка, — вытаскивая свой испачканный в крови член и вытирая его о светлую ткань ее платья, сообщает Брэндон, — ну, была. Кто следующий? — Я! — вызывается бритый. — Ее чертова мамаша чуть не сломала мне нос. — Если выбираем того, кто больше пострадал, это должен быть я, — влезает бородатый. — Она тебе яйца часом не отбила? — ехидным тоном интересуется Брэндон. — А вот сейчас и проверим. Пытка бесконечна, и Ванесса замирает, делаясь неподвижной, как кукла. Мысли сменяют друг друга в безумном круговороте: папа никогда не вернется домой, а мама все так же лежит на полу у камина, но ей хотя бы не больно. Ванесса смыкает веки, чтобы не видеть своих насильников, но она по-прежнему чувствует их внутри себя, одного за другим, слышит их хриплые голоса, отпускающие похабные шуточки, ощущает их спертое дыхание и капли вонючего мужского пота на своем лице. В какой-то момент боль становится невыносимой, сознание ускользает, и Ванесса охотно отпускает его, погружаясь в благодатную темноту.+++
Она приходит в себя урывками, то просыпаясь, то снова проваливаясь в беспамятство, а когда сон окончательно развеивается, страшится открыть глаза. Несмотря на чудовищную усталость, разбитость и свинцовую тяжесть в голове, Ванесса больше не отключается. Она старательно внушает себе, что это был всего лишь ночной кошмар, хотя боль и жжение в промежности, затекшие руки и ноги и ощущение движения свидетельствуют об обратном. Перед глазами возникают лица родителей, и ей не верится, что они мертвы, а ее саму постигла еще худшая участь. Их образы ранят, и Ванесса отгоняет их, приподнимает веки и украдкой озирается. Так и есть: она на заднем сидении джипа, запястья и щиколотки скованы наручниками, и она понятия не имеет, куда ее везут. Сидящие спереди мужчины переговариваются, и Ванесса узнает в них бритого и здоровяка, что держал ее во время первого изнасилования. Она чувствует себя грязной, уничтоженной морально и физически, и только страх перед новой порцией издевательств заставляет ее встрепенуться и попробовать трезво оценить ситуацию. Память услужливо подсказывает, что они говорили про какой-то бордель, но Ванесса не представляет себе, что делать с этим знанием. Чтобы хоть как-то отвлечься, она начинает потихоньку разминать руки, дотягивается ногами до пола и вдруг натыкается ступней на что-то твердое. Ванесса подталкивает предмет ближе, осторожно свешивается с сиденья и видит, что это пустая бутылка из толстого стекла. На ее счастье, эти свиньи не имеют привычки убирать за собой. Теперь можно попробовать вырубить кого-то из них, но с обоими ей не справиться. Вот если один выйдет по нужде, у нее появится шанс избежать повторения того ужаса. А если ничего не получится, они разозлятся и, вероятно, убьют ее… — Все равно это лучше, чем бордель, — мысленно решает Ванесса. Набравшись терпения, она ждет, уговаривая себя продержаться еще немного. Между тем Гейб открывает очередную бутылку и прикладывается к ней. — Может, хватит бухать? — недовольным тоном спрашивает бритый. — С фига ли? — хрюкает Гейб. — Это всего лишь пиво. Сам-то чего не выпьешь? И не заливай, что за рулем. Раньше тебя это не смущало. — Ну уж нет! Мы и так облажались с той бабой. Если накосячим и с девчонкой, Джейкоб нам бошки поотрывает. — Че ты очкуешь? Девка в наручниках, да еще и под снотворным. — Гейб оборачивается, и затаившая дыхание Ванесса боится, что сердце вот-вот вырвется из грудной клетки, но он не замечает ничего подозрительного. — Дрыхнет как убитая. — Как сдадим ее в бордель, нажирайся сколько влезет, а сейчас подвязывай. Надежда на спасение тает с каждой минутой, но Ванесса по-прежнему не шевелится, чтобы не выдать себя раньше времени. В какой-то момент Гейб опять подает голос: — Слышь, тормозни-ка. — Еще чего! — фыркает бритый. — У тебя же осталась бутылка — вот и отлей в нее. — Да пошел ты! Мне конкретно приспичило, сейчас обделаюсь! — Черт! — Бритый неохотно останавливает машину. — Давай быстрее, пока я не передумал. Гейб поспешно выбирается из джипа, и Ванесса сжимает бутылку дрожащими от волнения руками, моля судьбу о последней милости. Второго шанса у нее точно не будет, но она уже столько раз прокрутила в мыслях свой нехитрый план, что действует на автомате. Выждав пару минут для верности, она бесшумно выпрямляется, а затем привстает и бьет бритого по голове, целясь в висок. Отчаяние придает ей сил, и одного удара оказывается достаточно. Мужчина охает и вырубается, его голова свешивается набок. Ванесса быстро перебирается на переднее сиденье, вытаскивает из кобуры бритого пистолет и обшаривает его карманы в поисках ключей от своих оков. Ей везет дважды: ключи находятся почти сразу, а Гейб еще не спохватился. Не тратя времени на возню с наручниками, она открывает дверцу машины, выталкивает бесчувственного водителя наружу, занимает его место и, ухватившись руками за руль, давит на педаль газа. Ванесса мчится вперед до тех пор, пока не отрывается от них на добрый десяток миль. И только тогда она позволяет себе сделать остановку посреди безлюдной дороги, чтобы захлопнуть дверцу и избавиться от наручников, после чего вновь устремляется навстречу неизвестности. Она не знает, куда ехать, запасы горючего не безграничны, а работающих заправок мало, да и топливо может не подойти, но главная проблема не в этом. Несмотря на то, что у нее есть заряженный пистолет, Ванесса не осмеливается контактировать с людьми на заправках. Ей нечем платить, а им нужно лишь одно. Что, если она снова нарвется на каких-нибудь подонков и у нее не хватит патронов, чтобы перестрелять их всех? Ванесса пересекает границу штатов, отмеченную табличкой «Добро пожаловать в Канзас», и движется дальше. Когда ее бак пустеет, вокруг ни души, и она просто сидит в машине, заблокировав все двери. После того, что с ней сотворили, зомби кажутся меньшей из всех напастей. Возможно, ей стоило бы выйти и поискать хоть какое-то поселение, но страх одерживает победу над доводами рассудка, и Ванесса остается внутри. Безопасность — не более чем иллюзия, однако она успеет покончить с собой раньше, чем враги, будь то люди или зомби, доберутся до нее. Так зачем она медлит, почему не решается сделать это прямо сейчас? У нее больше нет ни дома, ни родных, ей не вернуть прежней чистоты и детской наивности, а собственное тело внушает отвращение. Но руки предательски дрожат, слезы катятся по лицу, и вместо того, чтобы вышибить себе мозги, Ванесса плачет навзрыд. Невероятное напряжение, за счет которого она продержалась так долго и смогла освободиться, уступает место горю, но оно слишком велико. Когда слезы иссякают, на душе становится пусто, и Ванессу охватывает странное оцепенение и безразличие к своей дальнейшей судьбе. И лишь одно чувство, поселившееся в самой глубине ее существа, не дает ей полностью онеметь — лютая ненависть к тем, кто разрушил ее жизнь и лишил всего, чем она дорожила.+++
Проснувшись в холодном поту, Ванесса сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, прежде чем ей удалось унять дрожь и озноб и кое-как подняться с постели. С того дня прошли годы и многое вроде бы забылось, но ее кошмары были настолько реалистичными, что она вспоминала все в деталях и заново переживала случившееся. Подсознание беспощадно хранило каждую мелочь — звуки, запахи и лица, — и Ванесса опять становилась беззащитной, насмерть перепуганной девчонкой, над которой только что надругались. Едва придя в себя, она кинулась в душ и принялась с остервенением смывать несуществующую грязь. Но, как бы она ни старалась, ей уже никогда не очиститься. Ее тело все еще помнило прикосновения грубых мужских рук, удары и шлепки, и испытанная прежде боль вернулась, словно и не было всех этих лет. Сны всегда заканчивались одним и тем же, и порой Ванесса жалела, что, сидя в той машине, она не нашла в себе мужества застрелиться. Когда ей твердили, что все завершилось благополучно, хотелось злобно рассмеяться в ответ. Неужели они и правда считают, что появление шерифа, наткнувшегося на ее джип во время рейда и уговорившего девушку поехать с ним, могло спасти ее, а новое место — стереть из памяти все унижения, которым ее подвергли? В Форте Райли, по сравнению с которым родной поселок Ванессы был не более чем пародией на цивилизацию, ее обследовали и подлечили, но, хоть ей и посчастливилось избежать серьезных венерических болезней и беременности, она так и не смогла отпустить прошлое и начать жить заново. Принявшие Ванессу в свой дом Билл и Стефани искренне жалели ее и старались помочь, однако их забота не нашла отклика в ее сердце. Вместе с невинностью она утратила способность привязываться к людям и испытывать положительные эмоции, оставаясь равнодушной ко всему, что раньше приносило радость. К ее облегчению, Роквуды сохранили историю Ванессы в тайне от своих назойливых и шумных детей, но это вовсе не значило, что ее оставили в покое. Не сумев утешить ее своими силами, Стефани обратилась к пастору. Этому человеку легко было верить в божественный промысел. Живя в благоустроенном городе, он не испытал и десятой доли тех страданий, через которые прошла Ванесса. Разумеется, душеспасительные беседы не имели результата, а его жалкие попытки примирить ее с судьбой были заведомо обречены на провал. — Как бы вы заговорили, если бы на моем месте была ваша дочь? — спросила однажды Ванесса. Стивен Нолан растерялся лишь на миг, но выражение его лица дало ей вполне исчерпывающий ответ, и на этом их общение закончилось. Сеансы психотерапии оказались немногим лучше. Выслушав стандартный бред о пяти стадиях принятия горя, Ванесса быстро сообразила, что от нее требуется, и сказала работавшему при городской больнице психологу то, что он хотел услышать. Не считая замкнутости и нежелания общаться, она вела себя вполне нормально, и от нее наконец-то отстали. По ночам ее настойчиво преследовали кошмары, и Ванесса нашла способ бороться с ними, нанося себе порезы. Физическая боль вытесняла душевную, а вид сочащейся из свежей раны алой крови почему-то успокаивал. Будучи вечной жертвой, она взяла на себя роль собственного палача, чтобы хоть как-то контролировать мучительный процесс, который стал неотъемлемой частью ее существования. Впрочем, Ванесса так и не перешла от самоистязания к попыткам самоубийства. Она прятала многочисленные шрамы на предплечьях под длинными рукавами и скрывала сжигавшую ее изнутри ненависть за стеной холода и безразличия ко всем окружающим. Единственным, что не дало ей утонуть в депрессии, была учеба. Ванесса всегда с трепетом относилась к знаниям, а мать всерьез занималась ее образованием. К шестнадцати годам она обладала достаточным багажом, чтобы не ударить в грязь лицом даже в таком месте, как Форт Райли. Воспитанникам Билла и Стефани закрыли допуск в городскую школу еще до ее появления в приюте, но это ничуть не расстраивало Ванессу. В библиотеке было куда спокойнее, книги заменяли ей учителей, а главное, с ними не требовалось разговаривать. Кроме того, Стефани и Энтони охотно помогали ей с учебой. Последнему хватило такта не лезть к ней в душу, но по его взгляду она поняла, что он знает или догадывается о том, что с ней произошло. Чрезмерная и ничем не обоснованная доброта этих людей вызывала у Ванессы неприятие. Она не нуждалась в их сочувствии, и ей претила сама мысль о том, что они видят в ней бедняжку-которую-изнасиловали. Несмотря на то, что они не были непосредственными свидетелями ее позора, уязвленная гордость побуждала Ванессу отдалиться от всех, кто был так или иначе связан с началом ее пребывания в Форте Райли. Доступная при ее статусе работа уборщицы совершенно не соответствовала ее способностям, зато она обрела полную самостоятельность и независимость, съехала от Роквудов и поселилась в съемной комнатушке на отшибе, без сожаления вычеркнув приют и его обитателей из своей жизни. Время шло, но Ванесса не пыталась завести друзей и тем более отношения. Она панически боялась любой близости с мужчинами, вплоть до случайных прикосновений, а женщины ее попросту не интересовали. Одиночество не тяготило Ванессу, но она не могла сидеть без дела и проводила все выходные в городской библиотеке. Именно там она однажды столкнулась с Энтони, который увидел, что ее интерес к науке не угас, и посоветовал попытать счастья в НИИ. Его друг Айзек Голдштейн работал в экспериментальном отделе, где освободилась вакансия лаборантки, и смог устроить Ванессе собеседование со своим начальником. У нее не было диплома об окончании школы, однако Джереми Стоун был так впечатлен эрудированностью и смекалкой девушки, что сразу принял ее в свой отдел. Ее роль ограничивалась мелкими поручениями, но она выполняла их безупречно, а заодно наблюдала за учеными в надежде хоть немного приблизиться к ним. Новая работа настолько увлекла Ванессу, что она практически забыла о своих повторяющихся кошмарах. Ее усердие и дисциплинированность вскоре принесли свои плоды. Разглядев в ней нужный ему потенциал, Джереми расширил круг обязанностей Ванессы, а Айзек пробудил в ней некое подобие симпатии. В отличие от любвеобильного Эрика Фаулера, которого она на дух не переносила, он никогда не заигрывал с ней даже в шутку. Несмотря на дружбу с Энтони, Айзек явно не знал о Ванессе ничего лишнего, так что в его присутствии она чувствовала себя на редкость комфортно. Она восхищалась его умом, талантом и трудолюбием, и ей было жаль, что его не ценили по достоинству. Конечно, они общались исключительно по делу, но ей вполне хватало и этого. Спустя два года Джереми повысил Ванессу до младшего научного сотрудника, дав ей возможность принимать пусть и скромное, но все-таки участие в своих исследованиях. Благодаря случаю с Джейми на их отдел упала огромная ответственность, и она была готова делить ее с учеными, впервые за долгое время почувствовав себя частью чего-то по-настоящему важного. Жизнь наконец-то стала налаживаться, но тут появился Кевин Торнтон. Этот ублюдок испортил все! Инъекция превратила его из похотливого животного в опасного хищника, который смотрел на Ванессу как на добычу. Стоило ему осознать свою силу, как в его взгляде обозначилось то же превосходство, что и у членов банды Джейкоба. После нападения на охранника Ванессу вновь одолел давний страх, от которого ей так и не удалось избавиться, а вместе с ним вернулись и сны. Ванесса стояла под душем, ее слезы смешивались с водой, но облегчение все не наступало. Не видя другого способа привести себя в норму, она прибегла к испытанному средству — выключила воду, достала из шкафчика лезвие и медленно провела им по руке. Кровь начала сочиться из раны, и, когда тонкая струйка заполнила ее и вышла из границ пореза, ей полегчало. Алый узор постепенно разрастался, капли стекали вниз и падали на пол, образуя маленькую лужицу. Ванесса смотрела на нее завороженным взглядом, словно художник на свое любимое творение. Окончательно успокоившись, она продезинфицировала рану, перевязала ее бинтом и направилась в комнату. В такие дни кусок не лез в горло, а вид и запах еды вызывали тошноту, так что Ванесса пренебрегла завтраком, оделась в строгий черный костюм и поспешила на работу. Прежде чем покинуть свое жилище, она заглянула в зеркало, и отразившееся в нем непроницаемое лицо на время вернуло ей веру в то, что все под контролем.