***
— Чертёнок, ты спишь? — Ммм-мм… — Чонгук причмокнул губами, не открывая глаз, дожидаясь своего альфу из магазина с малышом Тэхёном на груди. Альфа оставил пакеты на столешнице, опускаясь на колени перед диваном, поглаживая согнутым указательным пальцем пухлую щёчку сынишки, с любовью глядя на Чонгука, который так и уснул голодным, дожидаясь его. — Любовь моя, как же ты прекрасен, зайчонок… Пригнув немного голову, он поцеловал тихо, затаив дыхание, омегу, который тут же рукой притянул его за шею ближе, углубляя поцелуй: не спал, гадёныш. — Скажи ещё… — Чонгуку мало: ему не хватает. Он хочет постоянно слышать голос мужа, дорвавшись, наконец, до своей мечты. — Мой самый нежный, — Сокджин покрывает его лицо сладкими поцелуями, принеся с собой холод с улицы, грея губы желанными прикосновениями, — самый сильный, храбрый, моя любовь, мой омега… — Мой альфа. — Чонгук прикусывает свой пирсинг, смотря поплывшими от ласки мужа глазками на альфу, перенося свои руки на малыша, обнимая его заботливо: Тэхён фыркнул, заёрзав задом, сложив свои полные губки бантиком. — Тэхёни… — Сокджин осторожно берёт его на руки, и ребёнок шмыгает носиком, принюхиваясь к винному запаху отца, облизываясь, — ох, я знаю, чего тебе от меня надо, капризуля… — альфа укладывает его животиком на грудь, всё ещё стоя на месте, помогая малышу держать головку и дышать ароматом отца, мокрым носиком умилительно тычась в его шею, — Ты скучал по мне, малыш? — Ещё как, Джинни, — Чонгук ревнует, вставая в своих любимых носочках из старой коллекции, раскладывая всё содержимое из пакетов в холодильник и полки обиженно, получая поцелуй в макушку от мужа, который втянул аромат земляники в нос, закатив глаза от удовольствия: — Я уложу его спать и приду. Сокджин вернулся буквально через пять минут, уложив спать Тэхёна рядом с абсолютно спокойно посапывающим уже второй час Тайном. Чонгук сам изъявил желание сегодня понянчиться с ним, позволяя Хосоку пойти вместе с мужем в дом к Юнги. — Спит? — А то, — Джин обвил руками тонкую талию мужа, облизывая его шею. Чонгук застонал тихонько, стараясь не разбудить детей, откладывая связку бананов на стол и прижимая рукой голову мужа вплотную, пока тот носом не уткнулся в его шею, рыкнув утробно, — Они с Тайном ещё вместе будут, когда вырастут, вот увидишь. — Ты думаешь, я не думал? — Чонгук старается не отвлекаться, но не чувствовать не может: молоко Хосока не могло остаться бесследным в теле его сынишки. Тайн постоянно тянется к нему, малыши синхронизировались в прямом смысле этого слова. Уложи их животиком на пол- ползут одновременно в одном направлении, пощекочи- им щекотно только в одинаковых зонах: на пяточках. Тайн урчит недовольно, если Тэхён находится в одном помещении, но слишком далеко от него. Большой от рождения, он является самым настоящим гибридом, благодаря Намджуну, и если истинностью не пахнет, так как Тэхёни- бета, то потомством они обзавестись, теоретически, могут. Могут, ведь Намджун превратил в гибрида омегу, а значит, бета сможет зачать ребёнка при помощи гибридности. И Чонгук соврёт, если скажет, что не думал об этом всём уже сто раз, впервые увидев Тайна и влюбившись в его драконьи глазки. Такая красота пришлась по вкусу его сынишке, который разглядывает их часами, сцепив свои пальчики с большими пальцами малыша Тайна. — Я хочу тебя… — Сокджин сминает в руках бока омеги, порыкивая: худенький. Надо больше есть. — Что же тебе мешает, альфа? — Чонгукки, я сорвусь… — Сокджин, — Чонгук цыкнул языком в который раз уже, устав от страхов мужа, разворачиваясь, словно котёнок, в его руках, поднимая свою с кольцом, — посмотри на это. Что видишь? — Кольцо, — Сокджин мурлычет, целуя костяшки с татуировками, пытаясь отвлечь внимание истинного. — Именно. В комнате напротив спит наш ребёнок, я — твой муж. Мы одни дома. И сейчас я опущусь перед тобой на колени, и вкусно пообедаю, если ты настолько боишься совершать первый шаг. Чонгук решительно опускается на колени, когда Джин расширяет зрачки от возбуждения: его ведёт от уверенного в себе Чонгука. Омега умелыми пальчиками опускает совсем немного джинсы мужа, потираясь с удовольствием о его бедро, урча от наслаждения, когда встаёт резко, оттаскивая его в сторону дивана: — Я так не могу. Ещё грохнешься от моего горлового минета, потом опять за тобой на тот свет сгонять придётся. — Чонгукки, ты невозм… — Альфа усмехается, усаживаясь- таки на диван, но прерванный захлестнувшим чувством. — охх… Чонгук взял в рот без всяких прелюдий и поцелуев: омега голоден. Омега скучал. И омега не хочет ждать, а потому, от непривычки, воинственный омега Ким Чонгук давится длиной своего любимого мужа, поднимая на него заплаканные глазки, и с жадностью насаживаясь до самого конца, пропуская его в глотку, сглотнув несколько раз, сжимая в себе, словно выдаивая капли его естественной смазки, закатывая глаза от удовольствия. — Зайчик… ммм… такой хороший… — Сокджин боится толкаться, причинять боль своему омеге, а поэтому только поглаживает его натянувшуюся щёчку, создавшую вакуум, пальцами проходясь по растянутым вокруг ствола губам. Чонгук сглатывает ещё раз, носиком упираясь в пах своего альфы, и хватая его руку: омега хочет показать ему, как он хорош. Хочет показать, что он не растерял свои навыки. Хочет показать, от чего его альфа так долго отказывался, боясь причинить ему боль. Притянув руку мужа к горлу, он медленно прикрывает глаза, мыча с членом во рту и пуская вибрации по телу Сокджина, который в полном восторге проводит щекотно пальцем по выпирающей коже горла, под которой отчётливо выделяется его нехило возбуждённый орган. Добившись своего, омега пыхтит, медленно выпуская член изо рта, выпуская слюну, смешанную со смазкой, стекать по его подбородку пошло и грязно, вдыхая глубоко и рвано несколько раз: — Хорошо сосу, Джинни? — Чонгукки… я… ты просто лучший, любимый, — Сокджин качает головой в восторге, пропуская сквозь его взмокшие волосы пальцы, притягивая к себе, но омега ладошками упирается: — Я не наелся. Хочу всё. Всё так всё. Сокджин, может быть, тоже уже того…всё. Джин сходит с ума от такого Чонгука, смотря на его ангельское лицо, так перепачканное сейчас, опуская взгляд ниже, на грудь: молоко вновь потекло, пачкая его вещи, но омеге на это всё равно. Успеется. Облизнувшись голодно, он скрещивает свой взгляд на члене, языком шустрым вылизывая головку от проступающей смазки, раскатывая желанный вкус на языке, поднимая томный, полный похоти взгляд вверх, на своего альфу, когда обхватывает саднящими губками с влажным чмоком головку, посасывая её, играясь пальцами с яичками. Сокджин толкается мелко, осторожно, доставляя удовольствие своему омеге, который заёрзал на месте, отстраняясь с хлюпом от члена, вставая и смотря безумным взглядом на мужа: — Я хочу второго. Сейчас. — Зайчик, мы не… Ты ещё не восстановился, Чонгукки, — Сокджин притягивает омегу к себе, выцеловывая его живот, помогая стянуть майку, чтобы освободить полную грудь, прикусив губу разглядывая её. — Я же вижу, тебе тоже хочется, Джин-и, — Чонгук фыркает, стягивая с себя всё, что было ниже пояса, седлая мужа и потираясь текущей промежностью о его член, заинтересованно дёрнувшийся. Реакция заставила омегу улыбнуться по кроличьи, поиграв бровками, — твой член меня никогда не обманывал, альфа. Мы хотим друг друга, и получим сегодня то, что хотим. — Чонгук, тебя надо раст… Сокджин не успел договорить: плевать его омега хотел на эти растяжки, когда так жаждет родного проникновения. Насаживаясь одним разом на всю длину, опуская плавно свои танцевальные, округлые бёдра, заметно уменьшившиеся на фоне пережитого стресса, Чонгук качнул ими, широко раскрывая рот и застонав бесшумно: ещё не хватало детей разбудить! — Чо…ммм… да что ты творишь, кролик… ох, ещё, давай, детка, — Джин дышит прерывисто, пытаясь смотреть в глаза своему омеге, найти в них хоть каплю страха: ничего не находит. Кроме безусловной, всепоглощающей любви и толстым, жирным слоем осевшей на дне чёрных зрачков похоти. Чонгук кивает довольно, упираясь лбом в плечо своего альфы, после носиком поднимаясь вверх, к шее, вылизывая её голодно, свою обнажая, шепча, пока двигается плавно: — Обнови, Джинни. Я так хочу почувствовать тебя всем телом, обнови, альфа… Сокджин впивается в его шею, сразу же зализывая её, пока Чонгук оглаживает всё тело альфы своими музыкальными пальцами, позволив себе лишь на секунду вскрикнуть от жжения, тут же затыкая себе рот: укусил в плечо своего альфу, распаляя его ещё больше. Сокджин вылизывал обновлённую метку на шее омеги, нежно и заботливо оглаживая его ягодицы, чуть приподнимая их, помогая Чонгуку насаживаться глубже, раздвинув ещё шире его ноги, и без того трясущиеся от усталости и оргазма: ему не пришлось даже прикасаться к себе. Тело альфы знает по памяти, под каким углом в него надо входить, чтобы доставить безграничное удовольствие. — Мой. — Сокджин говорит это стальным голосом, ускоряя свой темп, получая кивки в грудь куда-то от своей пары, когда омега поднимает свои хитренькие глазки на него, облизываясь похабно: — Только твой, мой альфа. Мой горячий, — Чонгук ухмыляется, сжимая грудь в руках, позволяя струйкам молока брызнуть беспорядочно на лицо, на грудь Сокджина, который практически задыхается от картины, — мой самый сексуальный, самый лучший… Джин прикладывается, застонав, к груди омеги, посасывая её с утробным рычанием, когда тот вплетает свои пальцы в его волосы, шепча: — Ты же знаешь, что я люблю грубо. Давай, Джинни, накажи меня, как суку… Джин опускает тяжёлую ладонь один раз на обе ягодицы истинного сразу, продолжая ритмично вбиваться в него, жмурясь и переходя на второй соблазнительный сосок: нет. С таким шумом дети проснутся. — Жёстче. Входи жёстче, Сокджин, да… вот так…. Ох… — Чонгук помогает ему, руками своими оглаживая вспотевшие плечи, расстегнув его рубашку: он бы приник к его груди, отчаянно и самозабвенно вылизывая её, только ему слишком хорошо от того, как его собственную сосёт сейчас муж, качественно вбиваясь в его тело, заполняя его до отказа, пытаясь незаметно выскользнуть, когда омега рычит недовольно и угрожающе, — Куда собрался, сука? — Чонг… Чонгукки? — Сокджин никак не ожидал такого обращения, такого рыка и такой силы, с которой омега пригвоздил его к дивану, обнажая все зубы хищно, поймав свою добычу, ёрзая на его члене, словно ввинчивая его поглубже. — Чонгук, сцепка… ты не… — Кролики трахаются, чтобы рожать и быстро восстанавливаться, альфа. Назвал меня кроликом- получай кролика и дай мне мою сцепку. Я, сука, заслужил её, — Чонгук впивается уверенным, требовательным поцелуем в губы своего альфы, выбивая из него хнычущий стон бессилия. Однако, омега отлично знает, что понесёт. Он в этом уверен. Узел разрастается, принося ему удовольствие, и Чонгук прикрывает сыто глаза, даже не хныча от разрывающего ощущения внутри: после болезненных родов, после всего, что он пережил, узел становится приятным местом… отдыха и развлечения. Вылизывая шею своего альфы, Чонгук вдруг вновь превращается в нежного, ласкового зверька, готового ради своего истинного на всё, ластящегося к нему сонливо, довольно и абсолютно счастливо. Опустив взгляд вниз, он улыбается довольно, прикусив распухшую нижнюю губу: — Смотри, Джинни, — омега перекладывает руку своего альфы с поясницы, которую тот расслабляюще поглаживает, отходя от шока, на свой чуть вздувшийся от семени животик, который отчётливо показывает очертания самого конца узла, — скоро пойдём за вторым, любимый, — Чонгук щёчкой потирается о грудь своего альфы, когда тот улыбается устало, неустанно нахваливая его горячим шёпотом, вылизывая обновлённую метку, целуя его в любимое лицо, очистив его от слюны своей же рубашкой, утягивая в поцелуй, на диван, уложив поудобней своего омегу на себя. — Чонгук, маленький мой… я просто в восторге от тебя, ты знаешь? — Джин обнимает своего омегу обеими руками, когда тот ёрзает на узле, — Тебе больно??? — Нет, — Чонгук покрылся румянцем, смущённо хихикая, — Я люблю такую боль, Джин-и… Хочу, чтобы внутри разрывало всего от твоего узла. Мой альфа… — парень прильнул к его груди, целуя её благодарно, когда Сокджин строго цокнул языком, заставляя его поднять свой взгляд, немного напуганный: ему не понравилось?! — Что такое, Джинни??? — Ты опять не поел, хитрый зайчик. Чонгук усмехнулся, расслабляясь: — Зато я накормил своего альфу, м? — Маленький, ты слопаешь всё, что я приготовлю тебе, как только узел спадёт. Идёт? — О, об этом можешь не волноваться, Джинни. У меня растущий организм, и я буду лопать теперь немерено. Только в этот раз, — Чонгук втиснул свою руку между их животами, укладывая на свой ласково, — ты не отнимешь у меня ту пачку масла. И никуда от меня не уйдёшь. — Никогда, чертёнок, — Сокджин целует его в макушку, прикрывая глаза и вдыхая любимый аромат омеги, — я никогда, никуда от тебя не отойду.***
Юнги с Намджуном вернулись в дом практически к ночи, первым делом идя в ванную за своими омегами: — Нет. Видимо, спят. — Юнги, совершенно разбитый днем, поднимается в свою спальню, в которой не обнаруживает Чимина, поджимая губы и серея. Намджун появляется в дверях: — Он в комнате Хосока. Только не сходи с ума, Юнги, ладно? — Какого, нахуй, — Юнги шагает тяжело в спальню брата, открывая дверь и застывая на месте, словно вкопанный: Чимин и Хосок, явно обнажённые, лежат под какой-то полупрозрачной простынкой. Хосок обнимает со спины крепко Чимина, трогательно носиком тычась в его шею: явно вылизывал, пока не уснул. Чимин спит сладко, даже не думая просыпаться. Юнги видит, как у него перед глазами рушится абсолютно всё, что так долго строилось, когда утыкается устало, обречённо, совершенно раздавленно и убито в грудь гибрида, который его обнимает, поглаживая по спине, глядя на своего мужа, уснувшего с переплетёнными худенькими пальчиками с Чиминовыми, прижатыми к животу младшего. Где- то на краю простыни его лисий прищур видел высохшие следы то ли спермы, то ли смазки. Запахи омег настолько концентрированные, что понять, кому именно она принадлежит- просто невозможно. Ревнует ли он, видя такую сцену? Возможно. Вполне возможно, что слишком. Но Намджун умеет держать себя в руках, а потому выводит молча альфу из комнаты, прикрывая дверь, заходя вместе с ним вниз, в гостиную, доставая виски из шкафа. Залезая в морозильник, он выуживает форму для льда в виде кубиков, выуживая лёд, и с треском забрасывая в стакан, заливая не так, как принято, а доверху, крепким алкоголем. Юнги воздерживался много месяцев, и сейчас ему можно хотя бы пиво. А потому он протягивает ему пиво, усаживаясь рядом со своим стаканом, чуть ли не залпом осушая его под опустошённый взгляд альфы. — Это… Это перебор, Намджун. — Ты о виски или о наших омегах? Юнги фыркнул, глотнув пива из банки, отставляя её в сторону: даже пить не хочется: — Всего перебор. Через край, понимаешь? — Ты прав, наверно, — Намджун усмехнулся, вспоминая лицо мужа перед выходом из дома: Хосок смотрел на него с такой любовью, с такой преданностью, что ему и самому сейчас неприятно от сложившейся ситуации. Однако, гибрид не унывает, похлопывая по своим коленям, — Но это нужно для лечения. Значит, переживём. — Я не могу. — Чего не можешь? — Намджун улыбается, глядя заискивающе на Юнги: похоже, удаётся. — Я не могу думать о детях сегодня, после всего этого, Джун, — Юнги заходится слезами впервые в жизни, пытаясь их проглотить, нервно отбрасывая подушку куда-то в сторону телевизора, — если бы это был альфа, я бы не сходил так с ума, а просто прикончил бы его, понимаешь?! — Мин сглатывает тяжело, опустошённым взглядом смотря в стену, еле шевеля губами, — но это мой брат. И я ничего не могу сделать. Намджун поджал полные губы, втягивая полную грудь воздуха носом, обнимая альфу: — Всего одна ночь, Юнги. Завтра ты можешь ненавидеть меня, сколько тебе угодно. Но я прошу всего одну ночь для них. Позволь им синхронизироваться. — Да…нет смысла их будить уже. И без того весь день провели… вместе. — Альфа сглотнул тяжёлый ком, притираясь к ненавистной мысли, — Пусть уж там как хотят уже… синхронизируются.- Юнги выдыхает тяжело, похлопывая его по лопаткам, утопая в его объятии, — Спасибо тебе, Джун. Ты сделал всё, что мог, чтобы помочь нам. И, возможно, даже перестарался.