«Как неразгаданная тайна,
Живая прелесть дышит в ней –
Мы смотрим с трепетом тревожным
На тихий свет ее очей.
Земное ль в ней очарованье
Иль неземная благодать?
Душа хотела б ей молиться,
А сердце рвется обожать…»
Ф. И. Тютчев. Императрице Марии Александровне
Последняя четверть XIX века. Зимний дворец, Санкт-Петербург. Балы. Москва любил их ровно так же, как и презирал. О, а особенно сегодня. Сегодня, когда это официальное собрание всего иностранного отродья вместе. Их лица были скрыты масками: одни надевали самые простые, явно не желая выделяться, другие надевали маски в форме каких-либо животных, а третьи не ленились закупать самый дизайнерский шик, писк моды, маски, наполненные сияющими стразами и роскошными перьями. Но, к великому несчастью Москвы, ни одна маска не смогла бы спрятать от него присутствие врага. Развитая интуиция позволяла узнать тех за десятки тысяч километров, когда их нога ещё даже не успевала переступить порог империи. Как раз на маскарадах ему приходилось оставаться начеку. Рутинный нервотрёпный день. Немного пораскинув мозгами, Михаил задался несколькими вопросами о своём нынешнем положении. А именно: что делать с перенаселением из-за огромного миграционного потока в город; сколько ему ещё придётся носить маску, символизирующую сокола, в которой он ощущает себя полным оленем; почему у Вашингтона такая раздражающая рожа; и, наконец, насколько стратегически верно вовсе не прятаться от Александра в углу бального зала, делая реалистичный вид, что ему, чёрт побери, интересно слушать толпу старых банкиров, разглагольствующих о ценных бумагах и только, в то время как Сашенька мило веселится со своей неизменной компанией и будто бы приближается к Екатеринбургу всё ближе и ближе. Бокал сжался в руках, и ему уже не удавалось скрывать того факта, что он внимательно наблюдал за ними. Иначе «пялился», если по-русски. Пока Челябинск, активно жестикулируя, о чём-то с ярчайшей экспрессией рассказывал Перми и допивал очередной бокал, Константин и Александр мирно стояли рядом и разговаривали Только слепой не заметил бы одну интересную вещь: когда Саша находился вместе с Костей, первый всегда становился каким-то более приземлённым, спокойным, каковым являлся в юности. «Пётр Алексеевич, поймите, с Костей во все времена я чувствую себя умиротворённо. Ощущение, что с каждой нашей новой встречей я словно возвращаюсь в родной дом, не покидает меня». В тот момент Москву настиг ступор. Пальцы замерли на дверной ручке. Отчего-то на душе стало очень тоскливо. Приходит некое осознание. Это не могло не напрячь. Почему Саша не испытывал того же рядом с ним? Что ему нужно было делать, чтоб стать для него опорой? Чем таким особенным выделялся Екатеринбург, что заставлял его чувствовать безопасность? По его мнению, Екатеринбург был многообещающим ресурсом в арсенале: работящий и целеустремлённый, хоть иногда наглый, юнец. Не более. Каждый из них был одет соответственно бал-маскараду. Прелестная Пермь с заплетёнными в причёску украшениями в виде цветов и пышным зелёным платьем утянула корсет настолько, что иногда не могла даже вздохнуть, не то что станцевать. Челябинск и Екатеринбург оделись в своей манере «чуть красивее, чем обычно». Изначально Костя не желал появляться здесь вообще, работа шла полным ходом и была в приоритете, однако Юра так долго упрашивал помочь с Аней и рассказывал, как мечтает пригласить её на вальс, что ему больше ничего не оставалось, как прийти. Ну а Санкт-Петербург… После событий первой половины XIX века Москва только оправился от пожара. Все последующие события ощущались в затуманенном сознании. Но спустя некоторое время стало трудно не замечать, насколько же сильно Санкт-Петербург вырос и похорошел. Это бросалось в глаза. Это отвлекало. Это кружило голову. А собственная реакция бесила. Ровная осанка, плечи расправлены, а улыбка лёгкая, уверенная. Военная форма только подчёркивала статную фигуру. Облачённый в чёрный мундир с золотыми эполетами и с такой же изумительной двухцветной маской, точно что ювелирная работа, он непринуждённо обвёл помещение взглядом. Зимний дворец отлично подходил на роль бального зала, и было бы огромной ошибкой упустить подобный шанс, в вечер торжества дом превращался в большой волшебный замок с потайными ходами и секретами. Его взор остановился прямо на новоприбывших гостях. Когда же Москва последовал за направлением взгляда, его брови резко свелись к переносице. — Bonjour! Mieux vaut tard que jamais. Вздох. Урод. Прекрасное слово, выражающее весь спектр чувств, которые вмиг переполнили Михаила при появлении стоящей на горизонте персоны. А точнее двух. Нахлынувший стресс заставил опрокинуть бокал вина, не сводя с них глаз ни на секунду. Второй человек посмотрел на часы и кивнул: — Опоздание незначительное, Пьер, ровно пятнадцать минут от начала маскарада. Однако учтите, в следующий раз мне придётся бросить вас на полпути, и вы будете обязан добираться самостоятельно. К огромному сожалению. — Не моя вина, что здешние дороги будто бы построены на болоте, — отмахнулся первый. — Главное эффектно появиться. Кто же ещё это мог быть. Лондон и Париж собственной персоной. При виде мужчин несколько светских дам воодушевлённо вздохнули и кокетливо прикрылись веерами, перешёптываясь. Стоило признаться, Лондон по-настоящему воплощал интеллигенцию собственным образом. Трость и шляпа придавали ему элегантный облик, впрочем, таковым он выглядел всегда. Хотя Михаил не совсем понимал, что «этот» тут делает. Вероятно, Петербургу просто пришлось пойти на вынужденные меры, несмотря на мольбы советников, и запросить иностранцев на празднование. Вот будь столицей он, такого бы не случилось. Париж пришёл в маске кошки с маленьким пёрышком сбоку. Силуэт украшал фрак и белые строгие брюки. Он всегда держал планку в стиле и излучал манящую харизму, на которую многие люди были очень некстати падки. Столица Франции со всей грацией поставил руку на бок и осмотрел впечатляющее помещение. Он завидел Петербург, уголок губ хитро полез вверх. Александр кивнул друзьям, глубоко вздохнул, как бы настраиваясь, и зашагал к ним, по пути слегка поправляя одежду. — Так приятно встретить вас, Александр, — поприветствовал Париж, разводя руки для распростёртых объятий. На этот жест Миша презрительно цыкнул и закатил глаза. Фамильярная привычка Парижа напомнила Москве, какой же тот всё-таки мудак. Совсем не изменился. Чёртов модник, сующий руки туда, куда просят и нет. Обычно при встречах было принято ограничиваться лишь деловыми рукопожатиями, оставляя тесные контакты подальше от публики как минимум. Но, конечно, лично его это не касалось. Присущая тактильность часто сбивала Михаила с толку при встречах. А встречи в этом столетии выдались особенно пламенными. — Добро пожаловать в столицу, Пьер. Рад, что вы приняли моё приглашение. Уильям, — чуть склонившись, ответил Питер, и они с Лондоном пожали друг другу руки. Для Москвы Петербург стоял спиной, поэтому, когда Пьер словил взгляд и подмигнул Мише, в знак приветствия поцеловав Александра в щёку, он скривил губы так, словно увидел самую мерзкую картину в своей жизни. — Прелестный бал! Вижу такое множество удивительных нарядов, глаз аж радуется. Ох, пока не забыл, — Париж заговорчески положил руку ему на плечо, — могу порекомендовать вам парочку недавно выпущенных на нашем рынке уникальных товаров, если, конечно, позволите. Некоторое время они болтали, Александр периодически с чем-то соглашался. Шум толпы и музыки не позволял ничего расслышать. Француз начал уводить его в сторону и лишь на один короткий миг бросил взор в сторону бывшей столицы. Москва не особо раздумывал, когда сорвался с места, словно с цепи. На ходу он снял раздражающий предмет с лица. «Как несущий ответственность за государство, вы обязаны оставаться хладнокровным в любой ситуации, которая уходит из-под вашего контроля, чтобы кроме себя не подвести ещё и миллионы таких же живых существ.» Да. Всё правильно. Конкретно этому Михаил Юрьевич и учил Сашу. Но у каждого правила есть свои исключения, и это был тот самый редкий случай. Иногда импульс превышал какие-либо ценности в моменте и бла-бла. Нынешний Миша просто вежливо хотел втащить по чей-то наглой роже. Спохватившись, советник рядом заметил обострённую обстановку и, будучи хорошо осведомлённым о взбалмошном характере Москвы, окликнул его, дёргая за рукав: — Михаил Юрьевич, угомонитесь, вам не стоит… — Что? Москва неожиданно остановился и резко повернул голову в сторону. Советник ужаснулся. В остром взгляде зажглись бешеные огни. Существовало много вещей в Российском государстве, которых стоило остерегаться. И только одна из них во все века занимала законное первое место. Это был Москва, готовый разнести абсолютно всё на собственном пути. Он вырвался из хватки и зашипел сквозь плотно сжатые зубы: — Сейчас я не интересуюсь вашим мнением. Когда Миша уже настиг свою цель, советник покачал головой. — Примите мои глубочайшие извинения. Как только перед Санкт-Петербургом предстал златовласый мужчина, его брови настороженно приподнялись вверх. Оба человека за ним глянули на всплывшую из-под земли фигуру, но, похоже, настроение у них значительно разнилось. Один склонил голову и замер, внимая происходящему, а второй то и делал, что поглядывал на часы со стеклянными глазами. — Александр Петрович, могу ли я забрать вас по поводу одного вопроса в контексте нашего государства? Петербург пару раз моргнул и понизил тон голоса. — Михаил Юрьевич, это нужно обсудить прямо сейчас? Это что-то действительно стоящее моего внимания? — поинтересовалась столица. «Я стою твоего внимания», — промелькнула мысль, которую Москва не успел переварить, как в сердце что-то противно кольнуло. — Михаил Юрьевич, вы и вправду прервали нас на самом интересном моменте. Буду честен, вы сильно помешали беседе столиц. Наше обсуждение не менее важно в контексте вашего же государства. Верно, Саша? Из Москвы вырвался нервный смешок. Костяшки пальцев побелели. Безусловно. Чему уж точно Париж научился за это время, так это придумывать пафосные отговорки с милым личиком. Москва проигнорировал Петербург и сразу повернулся к Парижу. Лондон не был удостоен и взглядом. — А, так ты сегодня как обычно — скотина? — ухмылка с неприкрытой долей отвращения лишь подчеркнула очевидность прямого нападения Михаила. — И вас приветствую, Москва. Смотрю и думаю: вы вроде образован, а что-то совсем не мыслите в различии питомцев от скота, — ответил с фальшивой улыбкой Париж, немного сощурив глаза. — Кажется Санкт-Петербургу, в отличии от вас, нравятся мои идеи. Коты прелестные существа. А вы это почему не придерживаетесь дресс-кода, где же ваша маска? — он глянул вниз, не опуская подбородка, и издевательски хмыкнул. — Ох, да вы же птенчик. А знаете, вам идет. Они также бешено визжат. Бокал треснул. Осколки посыпались на пол. Люди испуганно обернулись на звук. На секунду голову заполнил слой оглушающего шума. Михаил посмотрел на Пьера исподлобья и нахмурил брови. Голоса где-то сбоку спрашивали, в порядке ли он и нужна ли помощь. Нет, конечно он не в порядке. Да, ему определённо нужна помощь в том, чтоб не надрать зад одному засранцу прямо перед своим народом и заграничными гостями. — Премного благодарен за ваш визит, Пьер, — подозрительно ровным голосом начал Михаил, — как помните, вы зашли сюда через центральный вход, — у Петербурга начали подозрительно округляться глаза и подниматься брови, но он смог лишь открыть рот в попытке хоть как-то остановить его. К несчастью, мужчина был быстрее и сильнее, — а прямо сейчас я выведу вас через окно…! — Михаил Юрьевич! Это последнее, что услышал Москва перед тем, как в ушах раздался противный звон. Когда глаза открылись в следующий раз, его уже тащили за грудки по тёмному коридору резиденции. В зоне лба трещало так, будто бы он сильно с кем-то подрался. Ах да, точно. Человек перед ним заговорил уже по пути, отчеканивая каждое слово: — А сейчас, — его бесцеремонно припечатали к стене, и горячее дыхание опалило скулу, что заставило Москву хотя бы попытаться сфокусировать картинку в кромешной тьме, — ты будешь обязан объясниться передо мной. Пока дело не дошло до императора, я предпочел бы узнать, каким именно способом буду оправдываться перед верховной властью за твои… — Александр немного отодвинулся и приподнял бровь, — что это вообще, мать его, было? — Великая французская революция? — Михаил. Миша провокационно придвинулся ближе: — Не спросишь, как я себя чувствую? Почему тебя не волнует моя рука? — Потому что я волнуюсь за твой внезапный порыв бешенства! Я выполнял свою работу, общаясь с иностранными союзниками. Зачем ты настолько остро реагируешь на выпады Пьера? Зачем полез к нему? Ты же его знаешь. Михаил, что на тебя нашло? Я не понимаю. Приближается война? Ты не мог бы рассказать мне важную новость в более спокойном тоне? Вопросы за вопросами сыпались из его уст. Прижатый к стене Москва дёрнулся под его хваткой. — А ты не мог бы отпустить мой воротник!? Да почему все сегодня таскают меня и просят успокоиться?! — Да потому что тебе и нужно успокоиться, идиот! На секунду они одновременно застыли на месте. Москва в позе готовым уже нанести удар, а Петербург продолжил держать того за ворот мундира. Послышались шаги. — Санкт-Петербург? — знакомый баритон чуть привёл его в чувство, он непременно понял, кто это, — Саш, ты здесь? — Да вы все сегодня меня добьёте. Вместо ответа другу Александр воспользовался паузой в их бойне и грубо толкнул Михаила в первую попавшуюся под руку дверь. Залёт вышел неудачным, Миша схватил его за запястье, и они вместе разом грохнулись на пол, как дверь захлопнулась. Прохладный ночной воздух обдувал спину, а вне помещения были изредка слышны только сверчки. Мужчины оказались на балконе. Но Москву скорее смутило не это, а то, в какой неестественной для них позе они находились. Кровь прилила к щекам. Наверное, от негодования. Саша сидел на его коленях, поставив руки по обе стороны от Миши, а тот, в свою очередь, лежал на локтях. Маска Петербурга отлетела куда-то в сторону. Было непривычно смотреть на него с такого ракурса. Лунный свет припал к утончённым чертам лица, очерчивая длинные ресницы, ровный нос и розоватые губы. Восхитительный. Носы почти столкнулись, но, похоже, столицу это никак не волновало. И это чертовски действовало на нервы. Санкт-Петербург вёл себя подобным образом всё сознательное время, сколько он себя помнил. Александр Романов всегда был так близок к нему, но одновременно так далёк. Каждое случайное касание вновь затмевало разум, и внутри всё возгоралось. Как всегда. Сначала Москва думал, что это было отвращение. Но затем наблюдения становились всё дольше, желания всё больше, а сердце при виде обольстителя стучало всё томней и томней, грозясь выскочить из груди. Но он был не против. Не против отдать сердце другому. Погрузиться в эту пучину противоречивых чувств с головой, как в сладкий сон. Отдать всего себя безвозвратно и с огромными последствиями. Если это был он, ему разрешалось. Исключительное право на владение самым сокровенным, что у него есть. Весь взъерошенный, такой потрёпанный и родной. Островок безопасности, который не хотелось делить ни с кем. Вид у этих двоих оставлял желать лучшего, впрочем, то было и неудивительно. За сегодняшнюю ночь так много произошло. — Ох, тысяча и одно извинение, Михаил, я не рассчитал… — начал Петербург со вздрогом в голосе, его взгляд забегал по сторонам, ожидая вновь прочувствовать на себе все оттенки злости Москвы. Но вспомнив, кто же здесь выше по статусу, собрал всю волю в кулак, остановился, глубоко вздохнул и продолжил отчитывать. Голос постепенно перетекал в более мягкий, напоминая колыбель. Кажется, у него получалось больше успокоить его, чем пристыдить. Он замолчал, когда заметил, что вместо того, чтоб нагрубить в ответ, на него внимательно смотрят. Причём смотрят не так, словно хотят взорвать на месте. Александр почувствовал, как рука нежно заправила выбившуюся прядь за ухо, а пальцы начали легонько перебирать волосы. Саша сглотнул, пытаясь сосредоточиться. Его сейчас придушат? — Михаил Юрьевич, я вас чем-то обидел? — вымученно посмотрел на него Петербург. Во взгляде проскользнуло сочувствие. — Да, я очень прошу прощения, всё-таки я прекрасно отдавал себе отчет, в каких вы с ними отношениях, — извинения были искренними. — Думаю, мне не стоило приглашать конкретно этих людей на бал. Несмотря на это, я считаю для будущего нашей империи нужно наладить связи, и в таком же порядке провести… — Ты очень красивый. Глаза такие… серебристые. Саша приоткрыл рот, и второй раз за ночь ему не удалось прервать Михаила: — Да заткнись уже. Я хочу тебя соблазнить. Его нежно притянули за шею, и на секунду остановилось дыхание. Это было всего лишь мягкое прикосновение губ, но внутри всё залило пожаром из эйфории чувств. Поцелуй продолжался недолго, хотя по ощущениям длился вечность. Ему понадобилось некоторое время, чтоб оправиться от шока и медленно закрыть глаза. Ресницы затрепетали. Саша издал тихий стон. Через несколько секунд Миша немного отодвинулся, посмотрел ему прямиком в глаза с наполовину опущенными веками и слабо чмокнул в нос. В тот же момент Петербургу захотелось вознестись к небесам. Ладони по инерции обвили чужие щеки. В этот момент в голове пролетело огромное количество разных спутанных мыслей, и все они свелись лишь к одной единственной: — Миша, — шёпот был еле уловимый, но тот его услышал, — поцелуй меня ещё раз. Не нужно было просить дважды. Его приподняли, будто котёнка, ноги спутались, и Петербург прислонили к перилам, но Саша больно ударился поясницей о железку и согнулся пополам. — Боже, ты в порядке? — испуганно произнёс где-то сверху Миша. — Твоей страсти нет предела… — покряхтел парень. — Ну прости, Саш, я не специально, — Москва взял его за ладонь, чтобы помочь, и легонько провёл по ней большим пальцем. — Что ж, Михаил Юрьевич, продолжайте пытаться соблазнить меня, — выпрямился Александр, и они мило улыбнулись друг другу, — у вас периодически это выходит. Когда хрупкая столица встала на ноги, Миша прикоснулся губами к костяшкам пальцев. Верхние пуговицы уже расстегнулись, поцелуи протянулись от основания шеи до подбородка. Питер не знал, куда деть руки, и сначала облокотился на перила, но их шустро перекинули на плечи. Москва притянул мужчину за талию, и их языки столкнулись. Ладонь полезла под одежду, задевая пояс штанов. — Эй! Кто здесь? — открыла женщина дверь на балкон с ноги. — О, вот где вы прятались. Мы вас обыскались. Я, конечно, прошу прощения перед Его Величеством столицей Российской империи и Москвой, но разгребать то, что сейчас творится снизу, придётся вам! Иностранцы чуть истерику не закатили, боже упаси. А чего тут стоите? Холодно же. Разодетые какие-то. Ладно Михаил Юрьевич, а вы, Александр Петрович? Быстро приводите себя в порядок и обратно в зал. Когда Пермь открыла дверь, мужчины стояли, как ей показалось, в подвешенном состоянии: Александр Петрович облокотился локтем на перила, подпирая подбородок и тяжело смотря на сад, а Михаил Юрьевич стоял рядом со скрещёнными руками. — Мы обсуждали государственную ситуацию и решили успокоиться, посмотрев на звезды, — сконфуженно ответил Питер с хрипотцой в голосе. Аня посмотрела вверх, увидев полностью заполненное облаками небо, и подняла бровь: — Ладно, звездочёты, мы будем ожидать с Екатеринбургом в том же месте, — она хотела уже уйти, как развернулась, чтоб спросить, — Кстати, вы не знаете, где Челябинск? — Нет, — в унисон прикрикнули Москва и Питер. Когда напоследок Аня снова глянула на них, приговаривая, что те сегодня явно не в себе, и ушла, они заливисто прыснули от смеха.***
Челябинск мучительно откашлялся, когда всё выпитое количество алкоголя в нём вышло на свет. И на землю за кустами Зимнего дворца. Вроде стало легче, он поднял подбородок, пытаясь вдохнуть свежий глоток воздуха, и тут увидел странную картину: блондин и кудрявый шатен упали и… Э-э! Михаил Юрьевич и Александр Петрович?! Желудок Челябинска вовремя вывернуло вновь: — Чёртовы мужеложцы!