Королевская Ловушка

      Яркие блестки на щеках, зачесанные в аккуратную прическу волосы, атласные ленты, вычурные костюмы, горящие вместо Солнца прожекторы, громкая музыка, и голос, разливающийся по гигантскому залу, струясь журчащим ручейком в мембрану микрофона — жизнь айдола, кажется, полна красок, блеска, смеха, любви. Жесткие тренировки, диеты, репетиции и много работы — все ради этих моментов, когда из зала слышишь «я люблю тебя» и радостно смеешься, подмигивая. Фантом рассеивается, стоит музыке кончиться — брызги звёздного неба затухают. Шоу кончилось.       — Ты умничка, Ай-чан.       Шого из VISTY подбадривающе похлопыввет по плечу за кулисами — их выход следующий.       Как только овации стихают и выступление кончается, наступает тишина.       Сигаретный дым душит, привкус ментола слегка пощипывает кончик языка, голова кружится то ли в эйфории, то ли в никотиновом опьянении. Плохо то как… Лишь бы сейчас не накрыло.       Когда голоса снаружи затихают, начинают разговаривать внутренние.       Разве это было хорошо? Нет, совсем нет, ни капли, она ошиблась на втором куплете, не дотянула ноту. Голос сорвался, это наверняка услышали — были те, кто услышал, их не могло не быть в таком огромном зале. А если мама смотрела? А если она слышала? Что она скажет?       Как это разочаровывает.       — Ты просто монстр, который только разрушает. Ты чудовище, никто не станет тебя терпеть, кроме меня!       Голос матери разрывает реальность, заставляет упасть с головой в чёрную непроглядную бездну воспоминаний.       Ладони потеют и лоб покрывается холодной испариной. Какая жалость, какое разочарование — но разве это было не очевидно, что она ничего не может сделать, как надо, мама всегда ей об этом говорила. Она всегда будет недоделкой, неполноценной, неидеальной, никогда не сделает ничего правильно, и в конце концов провалится и сгинет, как её отец. Так и будет. Так всегда… Тех слов любви, которые она получает от фанатов, слишком мало, чтобы залечить незашитую рану, их слишком недостаточно чтобы Ай почувствовала хоть немного лучше. Они исчезнут, как только в ней окончательно разочаруются, и наступит тишина — та самая абсолютная тишина, душащяя не хуже абсолютно мерзких на вкус мятных сигарет.       Голова раскалывается на части, ноги не держат, по холодным щекам горячими струями текут обжигающие, но так быстро остывающие слезы. Сигарета выпадает из рук прямо в лужу от недавнего дождя и затухает, испуская последний дымный вздох. Где-то отдалённо слышится свист останавливающихся колес автомобиля, затуманенный взгляд ловит свет рассекающих вечерний мрак фар. Боже…       — Тебя ни на секунду нельзя оставить одну.       Бархатный голос Хаджуна прорывается сквозь настойчивые крики матери, немного успокаивая. Его руки теплые, объятья обволакивают, как мягкое одеяло, заставляя потеряться, потерять опору под ногами — она была, даже если это был хлопки пол иллюзорной старой квартиры, в которой Ай провела своё детство.       Будто паришь в космосе — голова все еще кружится, и осознание реальности исчезает, даже стоя на месте, укачивает, будто на палубе корабля. Ай кажется, её сейчас стошнит.       Ах, это всего лишь такси.       — Очнулась? — Его голос совсем рядом, только глаза до сих пор плохо видят. Но чтобы чувствовать Хаджуна рядом, можно его и не видеть, достаточно лишь голоса и прикосновений ласковых рук к её дрожащим плечам. Дыхание тяжёлое. Ай глотает воздух и захлебывается им, как вытащенный на сушу утопленник.       — Прости… — Её голос дрожит, как осиновый лист на осеннем ветру. — Я снова…       — Лучше бы ты извинилась за сигареты. — Хаджун чуть посмеивается, его рука на её плече становится немного напряженнее. Точно, она ведь говорила ему, что бросит курить… — Ты же мне обещала.       — Это последний раз…       Да, последний. Так же, как и предыдущий, как и раз до этого, сколько у неё было этих последних разов, можно было и не вспоминать. Ай сомневалась, что Хаджун верил этим словам, но другого ответа от неё он вряд ли сможет получить. Он и не пытается — вместо этого она точно знала, что завтра в её сумке не окажется ни сигарет, ни зажигалки.       — Напишу Аллену и Анн, что ты останешься у нас.       Снова. Ай уже привыкла к квартире Хаджуна, привыкла и носить одежду Анн, и к тому, как у них по вечерам бывает шумно. Наверное, вскоре она совсем освоится в этой квартире, пусть сначала и было неловко оставаться в одном помещении с тремя парнями — мама всегда говорила, что дружбы между мужчиной и женщиной не бывает, и рассматривала всех мальчишек в её окружении как потенциально в неё влюбленных… Как глупо. В итоге оказалось, что подобная дружба все же существует, а вот возлюбленных из друзей не выходит — Хаджуна же как друга она никогда даже не рассматривала.       Иногда в голову приходила мысль, что нельзя было привыкать к этому комфорту — раньше после концертов, в которых Ай переусердствовала, она приходила в себя в одиночестве на улице, и возвращалась в пустую квартиру, чтобы лечь и уснуть под тихое шипение увлажнителя. Все это было слишком нереальным — Ай хотела, чтобы её любили, и все же считала, что никто не способен о ней заботиться… Однажды она может вернуться к своему одинокому существованию снова.       — Анн спрашивает, купить ли что-нибудь сладкое.       — Я бы хотела тирамису.       А может, стоило просто наслаждаться заботой, пока ей её все еще дарят, пока не выбросили, пока…       — Безлактозный?       — Безлактозный.       До тех пор, пока Хаджун все еще не считает её обременительной, не думает, что она требует слишком многого, Ай хотела бы остаться в этой сладкой ловушке самообмана. Лишь бы не стать слишком жадной и отпустить, когда наступит время прощаться.       Глаза слипаются — Ай облокачивается на плечо Хаджуна и засыпает, влекомая нежным забытием безмятежного сна. Аромат его одеколона чем-то напоминает детство, когда она залезала в шкаф и прижимала к лицу мамины вещи, чтобы хоть на секунду почувствовать её близость. Эти запахи, разумеется, не могут быть похожи совсем никак, да она и не помнит уже, чем тогда пахли мамины вещи, слишком много лет прошло.       Он разбудит её, когда такси доедет до места назначения, мягким шепотом на ухо, и укутает в свою куртку, укрывая от вечерней прохлады, хрупкие дрожащие плечи. Уже дома, в тёплой кровати перед сном будет шептать слова любви, и его «саранхэ» подарит ей в сотню раз больше счастья чем «я люблю тебя» от тысяч фанатов.       Забота Хаджуна, его игривость и строгость, нежность и холодность — все это одна сплошная ловушка, такая же, как у фантом-металла, и в неё невозможно не попасть. Это сладкий яд, отравляющий каждую клеточку тела, это шелковые оковы, нежные и прочные, как сталь. И оставалась лишь одна единственная проблема, терзающая изо дня в день, капающая чёрной краской в полные ласки цветные будни: если они расстанутся, выбраться из этой ловушки будет в сто раз сложнее. Реакция со временем понемногу ослабевает сама, а как быть, если однажды принц, наигравшись, оставит ту, кого по своей прихоти заставил чувствовать себя принцессой?