Close to me

***

Комаэда вновь занимается лишь тем, что разглядывает затянутое алыми облаками небо. Где-то за ними — солнце, которое было и до него, и будет после. Нагито хочет верить в то, что оно не угаснет так же, как и люди, поддавшиеся идеям. Идеям, которые разрушили прежний до Трагедии мир. Комаэда хочет верить в то, что после этого воссияет надежда. Даже если он был одним из, пусть не самых ярких, но соучастников этой идеи, а вдобавок ко всему этому сейчас находится подле человека, её реализовавшего собственными руками. Не один он собственноручно уничтожил этот мир, конечно нет. И всё же. Нагито дожил до того момента, когда смотрел на безликие окровавленные тела без единой эмоции. Больше не всплывало мыслей о том, что у этих людей когда-то были свои мечтанья, чувства и желания. Шестерёнки в голове, отвечающие за эти размышления останавливались с каждым днём. Комаэда смеялся внутри себя, рассуждая о том, насколько далеко смогла зайти его удача. Удача в его понимании была чем-то неосезаемым, ему непонятным, насмешливым даже, словно она — задирщица, которая в цепких руках держала возможность к спокойной жизни в гармонии. Она поднимала свои руки к небу, стоило Нагито попробовать схватиться за желаемое, и сколько бы Комаэда не прыгал под её заливистый смех — никогда не мог дотянуться. Она всегда лишала его ею же подаренных призов. Было единственное, чего она не лишила по сей день. Был единственный. Комаэда опирается руками о серый бетон. Через грязное стекло он пытался разглядеть небо. — Камукура-кун, — Нагито оборачивается на тихие шаги. Чужие глаза сравнимы с винным небосводом. Изуру подходит к нему близко. Не касается первым. Камукура был единственным, кто остался рядом. У Комаэды тягучая боль сжимает мизинец. Он зачарованно смотрит на Изуру. Камукура был самым большим подарком в его жизни. Нагито со временем понял, за что же он уплатил цену предыдущими сюрпризами судьбы. Обида на прошлое всё ещё сидела на дне, до которого Комаэда, к своему сожалению или счастью, не доставал ни руками, ни ногами. Возможно наступит момент, когда он обнаружит её на уровне собственной шеи. Тогда и поймёт истинную цену. Нагито, словно его каждый раз — первый, бережно и неловко кладёт свои руки на чужие плечи. Опора физическая разительно отличалась от той, которую давал ему Камукура вне зависимости от частоты тактильного контакта. Он касается носом смуглой шеи. Изуру удавалось всегда приятно пахнуть. Комаэда не знает, когда в последний раз мылся сам, и тем более не знает, когда делал это Камукура, но искра непозволительного желания быть ближе — загорается, но ненадолго: как спичка, небрежно задетая о спичечный коробок. Сердце колотиться не сильнее обычного, но что-то заставляет руками схватиться за него. Нагито вопреки всему не делает этого: в пользу своих страхов, какими иррациональными они бы не являлись. — Как ты думаешь, то, что я жив, это последствия нашей с тобой удачи, или же безоговорочной неразлучности? — Комаэда смотрит на его лицо и показывает собственный мизинец. Контур фаланги заметно краснеет на фоне бледной кожи. Кольцо на ней не зудит и не ноет так сильно, когда Изуру рядом. Камукура смотрит и на свой палец, очерченный неровной нитью. Нагито допускает мысль о том, что ему до странного нравится эта неоднозначная принадлежность тому, кому он добровольно отдал свою жизнь. Он предал её в самые, на сегодняшний день, родные руки, ещё тогда не подозревая о подобной близости. Комаэда никогда не сможет прийти к полному пониманию того, что Изуру, в какой-то степени, принадлежит ему точно также, как и он Камукуре. Камукура аккуратно касается губами тыльной стороны ладони — здоровой руки Нагито, держит её в своих руках. Большим пальцем он обводит линию нити, смотрит на неё внимательно уже в который раз. Комаэду совсем немного забавила эта заинтересованность. Раньше бы Нагито и не подумал о том, что Изуру хоть в чём-то заинтересован. Первым пониманием стало то, что Камукура был заинтересован в самом начале собственного пробуждения в том, чтобы обрести свободу. Если бы интереса не было, то и не случилось всего того, что произошло. Комаэда подавляет в себе противоречивые эмоции и улыбается одними уголками губ, как делал это всегда. Изуру глядит на него также, как и делал это всегда. Камукура не притрагивается к этому поступку, в заботу о нём же не говорит о трудных эмоциях. Он считает, что сейчас — не время. А Нагито знает, что Изуру всё и всегда понимал. — Одно другому не препятствует, — отвечает он Комаэде, выпустив из своей руки чужую. Нагито правда не знает, как правильно себя чувствовать, но быстро находит эти размышления глупыми. В любом случае это не имело какого-то значения, когда за окном полуразрушенного дома не было ни намёка на светлое будущее, ни какой-то надежды. Но за то надежда была здесь, ласково обвивала тонкую талию и ненароком заставляла таять в нежных объятиях. Единственное что будет с ним до самой смерти. Единственный, самый близкий.