Императрица

— Ты думаешь, что в Петербург тебя отправили на каникулы? Отдохнуть и поразвлечься? — голос у Юмы пугающе спокойный. Настолько спокойный, что у Алтана по спине бегут мурашки. Куда лучше было бы, если бы она шипела или ругалась, показывала свои эмоции, а не холодную маску лидера клана. Впрочем, без неё он Юму не видел практически никогда. — А может, мы решили дать тебе возможность поностальгировать и поиграть в великого мстителя? — Юма фыркает, и это первый человечный звук, который Алтан от неё слышит сегодня. Юма чуть хмурится, видя его секундное просветление, после чего оказывается рядом буквально за несколько секунд. Шею обжигает холодом — стилет Юма достаёт ещё быстрее, чем перемещается. Алтан сглатывает. — Я..,— начинает он и обрывает себя на полуслове. Шанса оправдаться ему явно давать никто не намерен. Юма довольно ухмыляется и вжимает лезвие сильнее, так, чтобы проступило несколько капель крови. Алтан заставляет себя оставаться спокойным. Он не может умереть, пока не отомстит. А значит, и сегодняшний разговор переживёт. Юма будто читает его мысли и презрительно хмыкает. Для неё его цель — игрушки избалованного ребёнка. — На колени, — приказывает она холодно и отходит в сторону своего кресла. Опускается в него, разводит колени и откидывается на спинку. — Заслужи своё прощение. Алтан ползёт к ней, сжимая челюсти. Унижение жаром приливает к коже, словно ему только что отвесили несколько пощёчин. Юма смотрит на него, будто на насекомое. Скучающе и безразлично. — Ты знаешь, что делать, — бросает она небрежно, когда он добирается до кресла. Алтан молчит. Осторожно стягивает с неё штаны и бельё. Закрывает глаза и легко проводит языком по половым губам. — Смотри на меня, — Юма больно тянет его за волосы. — Покажи мне своё раскаяние. Алтан шипит и больше не пытается избавиться от открывающейся глазам картины. То надавливает языком на клитор, то обводит его круговыми движениями, то чуть всасывает. Опускается ниже, слизывает выступившую смазку. Сколько это длится Алтан не знает. Минуту, пять, десять... Время плавится и течёт вокруг, густое, словно сироп. Юма отпихивает его ногой, словно собаку. — Ты прощён. В последний раз, — говорит она и спокойно тянется к сигаретам, не спеша одеться или прикрыться. Алтан кивает, поднимаясь на ноги, и уходит, не оборачиваясь.