Допущение

Она сидела в углу просторной залы, поджав под себя ноги. На низеньком столике перед ней лежали самые лучшие яства, какие только можно было отыскать. Ковер и россыпь пледов, служащие ей своеобразным гнездом, отличались мягкостью и теплом. Крохотная ширма разделяла общее пространство и маленький зачарованный закуток, в котором она могла уединиться. Продумано все до мелочей, и если бы не длинные, почти невесомые, но совершенно нерушимые цепи, можно было представить себе, что прекрасная полукровка явилась к нему в гости. А с другой стороны, зачем представлять что-то настолько нелепое? Правда выглядела в сто раз слаще, и Мелькор с наслаждением прикрывал глаза каждый раз, когда снова и снова произносил ее в своем сознании. Когда обломок кинжала оцарапал ему скулу, и Ангбанд начал просыпаться, он был уверен, что сотрет это место, сотрет весь мир — после охватившего разочарования, после того, что ему удалось испытать лишь несколько мгновений назад, сил хватило бы даже на то, чтобы отправить в забвение всех валар одновременно. И все же гнев быстро стих, на смену ему пришел непонятный страх: ведьма спряталась в дальнем углу, давясь от рыдания, тщетно вливала свою силу в почти бездыханного спутника и с отчаянием в прекрасных глазах смотрела за тем, как со всех сторон на нее и раненого надвигается неизбежная смерть. Мелькор жестом разогнал слуг по местам и лично подошел к принцессе — о да, такой силой могла обладать лишь благороднейшая и прекраснейшая из принцесс. Сокровище Дориата — в недобрый для себя час она решила покинуть родной край. Валар потянул к ведьме закованные в железо пальцы и сам же себя одернул: смять красоту, прервать заполошное дыхание хотелось слишком сильно, но в глубине сознания еще хранились сладкие воспоминания. Жидкий огонь пузырился на поверхности выжженной, усыпанной обломками скал земли. В воздухе буйствовали ураганные ветра и смерчи, мчались наперегонки друг с другом, чтобы вдребезги разбиться о разгневанное зеркало поднявшейся едва ли не до небес волны. Тонкий мелкий песок почти заменил собой кислород, и его раскаленные укусы неудержимо напоминали поцелуи. Где-то содрогалась земля, чтобы исторгнуть из себя еще один вулкан, чтобы выплеснуться вверх потоком пепла и огня. Там с трухой мешалась морская соль. Тут косые ливни лупили в землю, змеистые ветви молний пытались обнять несчастную со всех сторон, а от громовых раскатов закладывало уши даже у величайшего из валар. Арда была прекрасна. Она была так совершенна, так юна и всемогуща. Она дышала жизнью и страстью, кипела и плакала, стонала и хохотала, и никто, никто не смел запятнать ее чистейшую поверхность городами, огородами и вымощенными дорогами. Никто не пытался обуздать творение, подняться над ним и провозгласить свое господство. Арда застыла в пространстве и времени, в покое и хаосе, в любви и ненависти. Арда стала, наконец, такой, какой он всегда хотел ее видеть и ради какой спустился вниз. Сон, это был просто насланный ведьмой сон… Но пока до окончательной победы было еще так долго, пока искалеченное существо не могло обрести покой даже на мгновение, пока замысел все никак не мог встать в нужную колею и пытался уйти в сторону от предначертанного, передышка, даже такая глупая и слабая, сулила утешение. Проклятая ведьма прекрасно знала, куда ударить, чтобы причинить боль еще более сильную, чем та, что уже сжигала владыку мира. Впрочем, даже это можно было обратить себе на пользу. — Сдавайся, ведьма, и тогда я позволю твоему человеку жить, — сказал он и сам себе удивился. Он не заключал сделок, а когда заключал, выполнять их не собирался, но намерение его на этот раз оказалось настолько искренним, что почти воплотило волю. Полукровка, взявшая лучшее от обоих родителей, вздрогнула, посмотрела на Мелькора. Это восхищало: она показала себя, она не боялась смотреть в ответ, не склоняла головы и не просила о милости. Она была хороша, и валар с удовольствием попробовал бы, насколько, но от нее сейчас требовалось совершенно иное. — А взамен… — хриплым, некрасивым голосом сказала она, едва выдавив из себя каждое слово. Но мыслила верно и ясно, и Мелькор одобрительно хмыкнул. — А взамен ты будешь петь мне. Каждую ночь. Человек захрипел и забулькал чересчур уж отчаянно, взгляд принцессы стал беспомощным и перепуганным. Бояться ей не шло, и Мелькор вытянул длань вперед. Исцеление его силой не было, но он еще помнил, как был айнуром и пел творение. Кисть руки вернулась к нормальному виду, лихорадка прекратилась, человек уснул. — Я согласна, — принцесса сжала крохотные ручки в кулачки, но еще решимость могла быть какой угодно, только не смешной. А дальше в игру пришлось вступить чародею. Хорошие цепи для Лютиэнь, хорошая темница для Берена, удобные ковры, изящная мебель — Саурон расстарался так, что Мелькору оставалось лишь качать головой: тягу майя к красивому не получалось перебить даже самыми проникновенными нравоучениями. С другой стороны, и ничего плохого в этом не было. Дни тянулись, как им положено, ночи превратились в сладостное убежище. Дела спорились, планы разворачивались далеко за пределы тысячелетий, и даже оправившийся от неприятного поражения чародей снова вернул себе и имя, и земли. Вот только эльфийка чахла с каждым прожитым днем. — Ей нужны лес и звезды, — тихо сказал Саурон, хотя его не спрашивали. Мелькор хмыкнул: эту истину он знал и без подсказок. В сумерках он сидел на своем троне и время от времени смотрел в дальний угол. И знал, что ведьма смотрела на него в ответ. Ее слабость и болезнь постепенно одолевали тело и одновременно переплавляли дух в нечто иное. Насланные ею сны становились все прекраснее и прекраснее, они будоражили сознание даже наяву, они лишали настоящее вкуса. Вдвоем, почти рука об руку они подошли к самому краю пропасти и замерли за шаг до бездны. Кто сдастся первым? Кто сомкнет отяжелевшие веки? Кто отправится на встречу с судьбой? Мелькор ли, запутавшийся в сновидениях, желающий остаться там навсегда? Ведьма ли, почти исчезнувшая в лапах тоски по свободе, по любимому, по звездам и шелесту весенней листвы? В ночь, когда за прекрасной принцессой, почти законной своей добычей приготовился идти совсем другой валар, Мелькор ослабил оковы.