Поздно

      Пугающая худоба, неестественная бледность кожи, да такая, что вплоть от бёдер и по всему торсу виднеется ярко выраженная сетка синих вен; несочетающийся со всей блеклостью и неприметностью тела мазохистический характер. Нагито — беспорядок, сумасшествие в человеческом воплощении. Никто не пытается понять его. Никто не хочет иметь дело и быть втянутым даже в минутный диалог с парнем, что, впрочем, и немудрено с такими-то повадками.       Он одинок. Не имея родителей, друзей, даже любимого питомца, он продолжает отталкивать от себя тех немногочисленных желающих помочь. И сколько ни пытайся объяснить им всем, что же служит причиной этого нездорового поведения: они не понимают.       Хаджиме раз за разом ломает голову, прокручивая в голове старые и новые диалоги, пытается разгадать этот абсолютно нелогичный пазл его разума. Как мог тот милый, невинный парень превратиться в сущий кошмар по щелчку пальца..? Вопрос, однако, риторический.       До первого суда Хината был абсолютно уверен: кто-кто, а Комаэда и пальцем никого не тронет. И ошибся. Ох как ошибся.       Но та странная привязанность, которой заручился Нагито с первых совместных дней, ещё до начала всего этого кошмара с убийствами, так просто уже не покинет разум Хинаты. Слишком уж быстро он привыкал к благосклонным к нему людям — и слабость, и дар, наверное. Хотя, по правде, преимуществ данной черты за свою недолгую жизнь Хаджиме ещё не заметил.       Он словно бросил себе вызов: выяснить, что же всё-таки творится в душе одноклассника. Укрепить их контакт. Заставить довериться. Но эту цель Хината поставил себе вовсе не сразу. После такой резкой перемены характера на первом суде, он невольно стал избегать Нагито, как, собственно, и все остальные, находящиеся на острове.       Но чем жизнь не шутит — рано или поздно им, так или иначе, пришлось поговорить. Сначала ситуация с его изолированием: именно Хаджиме пришлось нести несчастному, брошенному на произвол судьбы, еду. Стоит заметить, что он оказался единственным, выразившим протест против таких радикальных мер. Он опасен, но отношения подобного характера явно не заслужил. Возможно — пока что… Лучше не думать.       Первый несмелый диалог после суда, до смешного короткий и… странный. Хината просто сбежал, кинув Нагито еду, стоило тому завести свою шарманку про надежду, отчаяние, смерть… и так далее по списку. Бросил поднос со скудным перекусом, как собаке, зная, что тот и поесть вряд ли сможет — руки и ноги ведь связаны.       Шатен нагло соврет, если скажет, что не корил себя за это. Да, Комаэда и близко не стоит к адекватному, но он по-прежнему человек. И не чужой, а один из их одноклассников, число которых постепенно, но необратимо уменьшается. Это было в корне неправильно. И в одну из их случайных встреч наедине Хината всё же нашёл в себе силы процедить сухое, неуверенное «прости».       Тогда случилось то, чего парень и близко ожидать не мог: Нагито… заплакал. Парень готов был ко всему: что его высмеют, отвергнут, начнут извиняться в ответ… но не к слезам. Да и судя по ошарашенному виду самого Комаэды, он пребывал в не меньшем смятении от такой реакции. Совершенно неожиданно, мгновенно утерев слёзы и, скорее всего, в душе надеясь, что собеседник этого казуса не увидел, он попытался уйти. И Хаджиме реально не увидел бы, не подними он голову на его какой-то непонятный, почти бесцветный смешок, последовавший за, на этот раз ожидаемым, брошенным в ответ извинением.       Поначалу Хинате даже думалось, что ему померещилось, и Комаэда вовсе не плакал. В голове не вязалось, что такой, как он, может проявлять подобные эмоции. Может иметь травмы, пытаться разрешать проблемы, а не только их создавать и досаждать остальным. Но с каждым их диалогом эта суровая истина всё сильнее вбивалась в сознание.       Окончательно она вошла в понимание после слов, сказанных с напускным безразличием, однако не сумевшим скрыть предательскую горечь в голосе:       «Меня пугает мысль, что я умру одиноким. Всю жизнь я хотел всего лишь… быть любимым».       Теперь Хаджиме осознал. Ему тоже больно. Страшно. Тоскливо. Но самое главное… ему безмерно одиноко.       Конечно, Нагито сразу же отшутился, мол, "в книге недавно вычитал". И действительно, ложью светловолосый не пренебрегал, но сейчас слабые отголоски интуиции, что вообще имелись у Хинаты, так и кричали, что это ни разу не такая ситуация. И это осознание встало болезненным комом поперёк горла.       Весь день Хаджиме ходил сам не свой. А под конец, оказавшись в своём домике в полном одиночестве, наедине с мыслями, в груди вновь странно защемило. Он не плакал, но чувство было такое, словно вот-вот с ресниц сорвутся первые капли. Наверное, ему бы после этого даже полегчало, хотя кто знает. Увы, спать пришлось лечь под аккомпанемент навязчивых мыслей и с ощущением тяжёлого камня на душе. Превосходно.       В ту ночь Хината много думал, не в силах просто отключиться, что обычно легко получалось после трудного дня; и в итоге всё же твёрдо решил стать к нему ближе. Им руководило не чувство долга или, как раньше, страх оставить Нагито в одиночестве: мало ли, что учудит. Это было… что-то иное. Их связывало что-то загадочное, не поддающееся очевидному объяснению. Хаджиме сам не понимал. Только к нему у него возникло такое стойкое, пусть и безосновательное желание быть рядом. Конечно, не исключено, что это всё из-за отличия Комаэды от остальной массы абсолютных. Разбираться особо не хотелось, поэтому Хината предпочёл придерживаться данной точки зрения.       На следующее же утро он пошёл исследовать новый остров с везунчиком, хоть и предпочитал заниматься таким в одиночку. Тот лишь недоумённо покосился, прежде чем вновь натянуть привычную улыбку, но Хаджиме готов поклясться: в его глазах мелькнула ранее не проявляемая им эмоция. Смешанная, однако, скорее позитивная.       День прошёл безо всяких существенных проблем, к огромному удивлению обоих учеников. По правде, Хинату всё ещё пробирало холодом от периодических резких слов Нагито, но, в общем и целом, он вовсе не был таким плохим, каким всё это время казался. Да, странный. Но он действительно старался помочь. Занять разговором, приободрить. И к вечеру, кажется, понял, какие темы больше нравятся Хаджиме, потому старался контролировать себя и направлять диалог в комфортное русло. Получалось, конечно, не всегда, но он пытался — это уже дорогого стоило. Как бы резервному не хотелось оттолкнуть эту мысль, он всё же сдался: почти всю прогулку ему было спокойно с Комаэдой, остался приятный осадок. И, естественно, решение провести следующий день в компании друг друга теперь с новой силой просилось к воплощению.       Но всё же Хината одну вещь не учёл: это же Нагито. С Нагито всегда всё идёт через одно место, а если само не идёт — тот сделает всё, чтобы пошло. Так что, спустя несколько дней, он вновь стал сам не свой. Привычная вежливая расслабленная улыбка сменилась надменной усмешкой, а с языка грубости слетали раньше, чем, кажется, Комаэда успевал их сдержать.       Эго неприятно задевало каждое слово о бесталанности Хаджиме. Тот особой выдержкой никогда не обладал, так что даже попытки стоически снести такие нападки с осознанием, что дальше Нагито всё равно изменится в прежнюю, гораздо более приятную сторону своей личности, спустя примерно пять упоминаний, с треском провалились. Благо, ума хватило сдержать язык за зубами и уйти лишь с тяжким выдохом, а не наговорить всего, что накипело. Кто знает, как на это отреагирует его больная белокурая башка? Проверять особо не хотелось.       Недолго думая, парень направился в домик Чиаки, припоминая, как давно она жаждала протестировать вместе с ним какую-то новую парную игру. День выдался каким-то аномально знойным, поэтому перспектива просидеть весь день в четырёх стенах прохладного домика с приятной собеседницей казалась очень даже заманчивой. Да и к тому же: компания геймерши его всегда успокаивала, причём почти моментально. Им не надо было заводить разговора, чтобы Хината уже чувствовал моральное облегчение, а после пары обильных по количеству унижений дней оно было как нельзя кстати.

***

      — Ты какой-то вялый. — почти шёпотом пробубнила Нанами, щёлкая кнопки на джойстике. Парень вздрогнул — умение девушки так чётко прочитать его временами напрягало. Возможно, заслуга проведённых вместе часов. А может, его слишком легко прочитать. Скорее второе. — И беспокойный. — с минуту помолчав, дополнила Чиаки.       — Не выспался, наверное. Да и возня с островами… выматывает не на шутку. — со странной горечью усмехнулся Хината, надеясь, что диалог сойдёт на нет. Сейчас хотелось тишины, однако не одиночества.       Нанами только кинула быстрый взгляд на лицо уставшего друга, сразу же возвращая глаза к пиксельной игре и нанося финальный удар. Блестящая восьмая победа. Из восьми совместных игр…       Хината вяло захихикал, изо всех сил стараясь сосредоточиться на следующей партии.

***

      Ещё пару раундов — и Чиаки начала засыпать. Убедившись, что подруга действительно проваливается в глубокий сон и положив выданную ею же приставку рядом со второй такой же, парень поднялся и тихо, пытаясь не потревожить, направился к выходу, мысленно подмечая, что за окном уже почти сумерки. Рука легла на приятно прохладную дверную ручку, но стоило за неё аккуратно дёрнуть — сзади послышался негромкий, тонкий голосок:       — Хаджиме. — сонно пробормотала девушка, намеренно слегка повышая голос, чтобы собеседник услышал хоть что-то.       — Да? — от неожиданности названный немного вздрогнул. Перевернувшись на другой бок так, чтобы его видеть, Чиаки немного помолчала, вперив в друга нечитаемый из-за предельной расслабленности взгляд.       — Всё будет хорошо. — наконец ответила Нанами, искренне добродушно улыбаясь на прощание. Заметив недоумение на чужом лице, она медленно пояснила, — Я чувствую, как сильно ты взволнован… Не хочу расспрашивать тебя обо всём против твоей воли, но… иным другим способом облегчить твои переживания не могу… Просто… доверься моей интуиции. Доброго вечера.       Хината буквально ощутил, как расслабляется тело; тонкие губы непроизвольно расплылись в благодарной полуулыбке, подрагивая в уголках. Проницательность подруги, стоит заметить, была на действительно высоком уровне. Может, она и не мастер воодушевляющих речей, но помочь умеет не хуже, а то и лучше любителей философии.       — Спасибо, Чиаки. Спокойной ночи. — поворачиваясь к двери, однако по-прежнему не отрывая от уже засыпающей геймерши взгляда, он тихонько усмехнулся и, наконец, покинул домик.       За время их диалога солнце окончательно закатилось, оставляя лишь тусклый отголосок оранжеватого свечения у самой линии горизонта. На небе зажигались маленькие точки сияющих звёздочек, красиво обрамляя тёмно-синее безоблачное полотно. Дневному пеклу на смену пришла приятная прохлада, прекрасно контрастирующая с исходящим от тщательно прогретой земли жаром. С моря веяло влажным тепловатым воздухом. Постепенно духота сходила на нет.       Очарованный такой погодой, Хаджиме возвёл глаза к небу, наблюдая за причудливыми узорами, рисующимися из мириад светлых огоньков. Дышал полной грудью, чувствуя натяжение неприятно затёкших мышц. Сейчас грех не прогуляться к воде, желательно подальше. На пляж, к примеру, хороший вариант.       Чувствуя себя удивительно хорошо для данной поездки, Хината был только рад ощутить себя свободным и отдохнувшим впервые за долгое время. С не сходящей с лица улыбкой, он быстрым шагом направился в сторону желаемого места.       Сейчас его не мучили мысли об убийствах, судах, спорах со сверстниками и подстерегающей на каждом шагу опасности. Наверное, получить прямо сейчас пулю в голову или нож в сонную артерию было бы не так уж и плохо — умереть в столь счастливую минуту… Абсурдность собственных мыслей заставила слегка поёжиться. За время убийственной игры он стал чересчур спокойно относиться к смерти. Хорошо это или плохо — ещё неясно. Скорее первое, вот только это не совсем здорово.

***

      Поток мыслей в разы уменьшил и без того не слишком длинный путь до пляжа. Песок начал слегка шуршать под ногами, когда Хаджиме решил всё же снять кеды: ошибку первого дня на острове он хорошо припоминал. Прохлада частичек будоражила кожу, доставляя наслаждение с каждым шагом.       Немного пройдя дальше, Хината уверенно направился к, собственно, основному мотиву своего прибытия сюда: море. Слегка подкатывая штанины, он бросил обувь неподалёку от водоёма. Вскоре под ногами захлюпал влажный песок, и вот: Хаджиме уже стоит по щиколотки в воде, ощущая пробегающий по спине холодок. Всё же погорячился, наверное, с таким смелым заходом в уже до странности хорошо остывшую воду.       Постояв ещё немного, парень начал ощущать, как немеют пальцы ног. Немного огорчившись от собственных неоправданных ожиданий, он только было развернулся, чтобы выйти… и сразу же ахнул, чуть не падая в море. Неожиданно попятившись, он ощутил, как джинсы развернулись: теперь ткань неприятно потяжелела и начала прилипать к коже.       На берегу сидел Нагито, прильнувший плечом к той пальме, на которой висела Мономоно машина. Однако выглядел он как-то жутко непривычно: впервые за всё пребывание на острове застегнул свою куртку до самого горла и даже надел капюшон. Неужели настолько замёрз? Либо это вина освещения, цветового контраста его кожи с паркой и отражения белого лунного света от водной глади, либо лицо его стало на несколько оттенков бледнее. Он сидел совершенно недвижно, словно и не дышал, что поселило едкий ужас в Хинату: вдруг и вовсе мёртв? Глаза были прикрыты, но, кажется, не до конца; кисти рук спрятаны в карманы. Его вид был странно эфемерным, будто резервному и вовсе всё это снилось.       Опомнившись, ученик, наконец, спешно вышел из воды, существенно сбавляя темп на берегу. Почему он его не увидел? Почему сам Комаэда хранит это гробовое молчание? Вряд ли не заметил: резервный достаточно шума наделал одним своим присутствием.       — Хаджиме. — с губ везунчика сорвалось тихое, почти шёпотом, имя подошедшего, когда тот остановился уже совсем близко, на расстоянии двух-трёх шагов. Он, судя по всему, так и не поднял на него взгляда: особо видно под пышной копной белых волос не было. Голос был непривычно безразличен.       — Привет. — так же безэмоционально отрезал названный, но сделал это скорее из непонимания, какой вообще грядёт диалог. — Ты почему так закутался?       — Просто. — немного поёрзав и ещё сильнее зарываясь в одежду, ответил Нагито, сразу же задавая ответный вопрос, — Зачем ты пришёл?       — Ночью здесь тихо и спокойно. Лишь природа и одиночество. Ну, со вторым, как ты уже понял, не задалось. — Хината, вопреки собственным ожиданиям, вовсе не обижался на подколы Комаэды: они бесили лишь в моменте. Правда, иногда ещё всплывали в мыслях в самые неприятные минуты, выступая финальным ударом по и без того неплохо расшатанной психике. Однако он старался не зацикливаться на подобном. И всё-таки упустить шанс ответно съязвить ему вовсе не улыбалось.       — Извиняюсь. Я уже ухожу. Приятного времяпрепровождения. — бесцветно отчеканил Комаэда, резко поднимаясь и пошатываясь от потери баланса из-за этого действия, рефлекторно ухватившись за пальму выпущенной из кармана левой рукой.       Теперь уже такое исключительно нетипичное поведение приятеля начинало не на шутку пугать Хаджиме, и он, на пару секунд опешив, резко подался вперёд, придерживая его за плечо. Достаточно сильно, чтобы придержать и не дать при этом уйти, но не грубо. Попытался заглянуть в чужие глаза — но тот их не поднимал, даже не смотря в сторону Хинаты.       — Нагито… что произошло? — не выдержав давления странной ауры, повисшей вокруг них, почти что шептал шатен с неприкрытым волнением в голосе. Со стороны названного последовал порывистый вздох: он не пытался вырваться или уйти, только стоял в немом трансе, немного переминаясь с ноги на ногу.       Конечно, в обычное время, скорее всего, Хаджиме забил бы на него, а то и вспылил, наговорив далеко не приятного. Но проведённое с Комаэдой время… просто не вяжутся их взаимоотношения с формулировкой «забить». Нагито — не тот, кого можно оставить без присмотра даже в моменты, когда он абсолютно спокоен, что уж зарекаться о нынешней ситуации. Хината окончательно оттаял, кладя вторую руку на свободное плечо парня и становясь к нему лицом.       — Нагито. Посмотри на меня. — он сказал мягко, но убедительно, всеми фибрами души надеясь, что тот не воспротивится. Хотя бы разок…       И Нагито, к счастью, послушался: выпрямившись, он теперь смотрел на Хаджиме сверху вниз (разница в росте даёт о себе знать), лёгким движением скидывая с головы объёмный капюшон и позволяя слабому ветерку растрепать его придавленные волосы. Выражение лица холодное, словно неживое. Глаза… пустые, что ли?       — Ну и? — Комаэда, наконец, подал голос, вместе с этим приподнимая бровь.       — Что "ну и"? — в искреннем недоумении просипел Хината, удивляясь, как быстро его решительный настрой сменился чистым страхом.       — Какой в этом всём смысл? — везунчик отстранился; в зрачках было мелькнул огонёк надменности, но очень быстро растворился, вновь делая взгляд нечитаемым, — Не строй из себя спасителя или психолога. Тебе до обоих, как до Луны. Прости, что вновь открываю такую очевидную истину. Я, похоже, подзабыл, что ты у нас резервный. — голос слегка подрагивал, но звучал по-прежнему ровно.       М-да. По всей вероятности, ни черта с их последнего разговора не изменилось. Слова Нагито холодной сталью резали и так заниженную самооценку. Хаджиме стиснул зубы, резко выдыхая через нос.       — Что же такое с тобой произошло? Честно, я всего лишь хочу тебя понять. Помочь. — он с горечью бормотал почти что себе под нос, потупив взгляд и отступив на пару шагов, — Пойми: мы не чужие люди. Никто на этом острове.       — Явно что-то путаешь.       — Среди всех нас только ты доверяешь исключительно своим принципам. Может, я и померк в твоих глазах, будучи никчёмным запасным вариантом... — Хината слегка замялся, — но даже вся моя бесталанность позволяет увидеть изменения в твоём поведении.       Комаэда молчал, вперив в него серовато-болотные глаза и покусывая губы изнутри.       — Иронично, не так ли, Нагито? — он начал терять терпение, — Не ты ли хотел сеять надежду в каждом из нас? Да настолько, что готов был своей жизнью жертвовать?!       Воспользовавшись моментом, Хаджиме повысил тон, чуть ли не переходя на крик, подняв глаза и уставившись в чужие. Края губ попытались подтянуться наверх, но вышло лишь кривое подобие ухмылки.       — Я знаю, что ты сейчас попытаешься сказать. Чё-то вроде: "одно моё существование вгоняет всех в ужасное отчаяние"! — выдавливая голос, Хината начал медленно подходить к столбом стоящему Нагито, и он готов поклясться: глаза последнего немного расширились после такой смены настроения диалога. — И будешь неправ-       Хаджиме, вероятно, слишком палевно резко замолкает. Молодец. А дальше что? Как это аргументировать? Будто это не Комаэду ненавидят все одноклассники. Кто-то, конечно, вроде Сонии и Чиаки, этого не показывает, но остальные не скупятся на нелестные слова. Везунчик вовсе не дурак, чтобы на это повестись.       Брови Нагито многозначно поднимаются, говоря сами за себя, но он, вопреки ожиданиям Хинаты, предпочитает смолчать. Да, что-то явно не так. Когда такое было, чтобы он держал язык за зубами, видя настолько очевидную оплошность, ещё и с его стороны?       — Полагаю, мне счесть это за комплимент? — ресницы слегка приопустились, делая взгляд расслабленнее.       — Как хочешь, так и считай. — побеждённо выдохнув и плеснув руками, Хаджиме запустил пальцы в волосы, слегка взъерошивая и параллельно опускаясь на песок, удачно откидываясь спиной на рельефный ствол той злополучной пальмы. Сил на продолжение этой дискуссии совершенно никаких нет.       Пред глазами открылся славный пейзаж: тихая, лишь слегка журчащая от маленьких волн вода, на которой виднеется изящная лунная дорожка. Хината прикрывает глаза, вдыхая всей грудью морской воздух. Вскоре, по правую руку от себя, он слышит слабое шебуршание песка, и уже через считанные секунды рядом приземляется везунчик, прислоняясь плечом к плечу. Его пушистые волосы щекочат шею, когда Хаджиме чувствует, как чужая голова легла на его плечо. По ключицам разошлось мерное дыхание, невольно успокаивая ещё больше.       Комаэда часто делал так, когда разговор сходил на нет и они оставались в спокойном, ненавязчивом молчании. Первое время Хината боялся таких жестов, вздрагивал, в связи с чем Нагито резко отстранялся, однако оба быстро поняли, что стрематься в друг друге нечего. Теперь компания парня в эти моменты даже расслабляла, и Хаджиме невольно ловил себя на мысли, что ему нравится такое времяпрепровождение. Обычно они просто сидели и молчали, и это ещё лучше укрепляло их связь, чем болтовня, почти всегда приводившая к спорам и разногласиям.       — Хаджиме. — послышалось сбоку. Сегодня Комаэда рвёт все шаблоны, в том числе нарушая эту их своеобразную "традицию".       — Что? — почти сонно бормотал названный.       — Прости.       — Не бери в голову.       Нагито немного поёрзал, устраиваясь поудобнее на его плече.       — И спасибо. — спустя минуты с две, он продолжил, — Спасибо, что ты всё ещё не бросил меня. Признаться, с каждым днём всё больше и больше удивляешь!       — Только не начинай свою серенаду о том, как мне нужно убить такой мусор, как ты.       — Так уж и быть. Я и сам устал. — голос звучал как-то странно тревожно, подрагивал.       — Вот как? — Хината усмехнулся, а собеседник уверенно угукнул. — И с чего же вдруг?       — Не знаю. Честно. — Хаджиме почувствовал, как его холодные пальцы пробежались по внутренней стороне ладони. Он рефлекторно сжал её, чувствуя, как Комаэда расслабил свою. Теперь пальцы Хинаты полностью покрывали его руку, согревая холодную кожу. — Я не понимаю, что чувствую. — с чужих губ сорвалась до странного печальная, горькая усмешка. — Единственное, что могу сказать — как-то нехорошо. — Нагито говорил томно, почти успокаивающе, как и обычно, однако на этот раз Хаджиме чувствовал лишь холод, повисший между ними. Напряжение от этого лишь разрасталось противными шипами где-то в районе груди, и тон собеседника ситуацию не спасал.       …Неожиданно Хината понял, что рубашка на его плече странно мокреет. Резко повернув голову, он вновь увидел слёзы Комаэды. Теперь уже во второй раз. Сейчас он даже не пытался их скрыть, отговориться, устремив пустой взгляд на водную рябь. Уловив на себе тревожно впившиеся мутно-зелёные глаза боковым зрением, он лишь странно выдохнул, прикрывая свои собственные свободной рукой. Дрожащие губы растянулись в подобии улыбки, быстро сошедшей в кривую полудугу.       — Я думаю, пора сказать это напрямую. — с этими словами ладонь с его мокрого лица опустилась. Их взгляды пересеклись. Глаза Нагито источали что-то морозное, однако сейчас отвернуться резервному не хотелось. В воздухе висела почти осязаемая тяжёлая тревога. — Я не знаю, зачем и почему, но хочу, чтобы ты знал… — острый подбородок везунчика впился в кость плеча. Они практически дышали друг другу в губы. — Всем сердцем... я влюблён в тебя. С того первого дня, когда я ждал твоего пробуждения. Прямо здесь. — по губам Комаэды невольно растеклась тёплая, явно искренняя улыбка. — Не знаю, чем заслужил твоё внимание, однако с каждым днём я чувствовал эту странную привязанность всё сильнее. Надеюсь, ты не возненавидишь меня за такую дерзость, если, конечно, до сих пор этого не делаешь. Я не смею просить чего-то взаимного. Просто… держать в себе уже невыносимо.       Комаэда отстранился, отсаживаясь подальше, но не разрывая сплетение рук. Хината сидел в ступоре, не понимая, с чего больше в шоке: с того, что ему признались в любви, или с того, что это был Нагито? Оба варианта весьма любопытны.       Пока он пребывал в собственных мыслях, везунчик всё же поднялся, выпуская свою ладонь из некрепкой хватки чужой. Только теперь Хаджиме поднял глаза, опомнившись. Комаэда смотрел на него, не моргая. Лунный свет мерцал серебряными отблесками в его пышных волосах, играл в зрачках голубыми переливами. Он продолжил со всей серьёзностью:       — Знаешь, я очень рад… Ты не прогнал меня и не бросил, несмотря на то, как я себя вёл. Даже если не брать в расчёт все мои поступки, неужели тебе не противно, что я намочил твою одежду слезами и весь вечер не пытался тебя развлечь? И это лишь одна из бед. — он отвернулся, обращая лицо к небу и блаженно прикрывая глаза навстречу бризу, — Ты единственный, при ком я могу не улыбаться через силу. Кому могу доверить хотя бы часть своих чувств. Спасибо, что выносил меня всё время.       С этими словами Нагито в последний раз мельком взглянул на сидящего неподвижно Хинату и коротко вздохнул, широкими, но неспешными шагами покидая пляж.       И Хаджиме ничего не сделал. Вроде и хотелось что-то сказать, остановить, поддержать, что ли… но он предпочёл просто сидеть и тупить. Как обычно. Браво.       И в сердце поселилась непонятная тревога. Его последние слова… крайние, вернее, звучали предельно странно. "Выносил"? Вряд ли Комаэда решил измениться в поведении за ночь или оговорился. Здесь что-то… неладное.       Ещё немного посидев у моря, слушая успокаивающий шум волн и лениво обдумывая всё, Хината, наконец, решил уходить, когда простые мурашки на коже сменились реальным чувством озноба. Машинально пересёк порог собственного коттеджа, завалился в кровать прямо в одежде. Разулся — уже хорошо. Мысли не отпускали. Но они уже слишком вымотали, чтобы и дальше себя ими изводить. Вскоре Хаджиме невольно провалился в сон, так и не придя к логичному умозаключению.

***

      А на следующий день… всё прошло как в тумане. Панический поиск бомб, разгадка очередных мудрёных головоломок Нагито… Невыспавшийся за прошедшую ночь мозг упорно отказывался что-то переваривать, и процесс шёл, мягко говоря, тяжеловато.       …Дым на складе развеялся, когда на улице уже начало вечереть. В грудах мокрого пепла валялся полусожжённый хлам, а воздух так пропитался гарью, что дышалось с трудом. Хината поймал себя на мысли, что не хочет заходить дальше.       — Эй, ребята… А вы знали, что за занавеской тоже есть пространство? — заметила Чиаки, указывая вглубь помещения. И вправду. Теперь обуглившийся кусок материи вовсе не скрывал от взгляда оставшуюся часть склада. Что там..?       — Хаджиме, давай осмотрим. — из минутного транса вывел ровный голос Нанами.       Нервно кивнув, Хината зашагал внутрь. Каждый шаг давался морально тяжелее, и он подметил, что никогда так паршиво себя не чувствовал.       Запах гари смешался с резким кровяным смрадом. Он невольно задержал дыхание. Резко остановился, чуть не падая на колени. И лишь спустя время, когда позади раздались истошные крики…

он понял, что смотрел на труп Нагито. Зверски изуродованный, из

многочисленных ран которого струились остатки яркой крови.

      И догадка Аканэ о том, что это всё очередное притворство и игра Комаэды, такая реалистичная, вселяющая надежду… была прервана шаблонным оповещением о нахождении тела. Застывший в мёртвых глазах ужас разливался по организму Хинаты, пуская волны холодных мурашек.

Разве Нагито… заслужил такую мучительную смерть?

      Теперь все его действия последней ночью казались вполне понятными. И Хаджиме ведь всё понял, как, видимо, и Комаэда. Почувствовал неладное изначально…

…и ничего не предпринял.

      Теперь Нагито никогда не улыбнётся. Не посмеётся, не прикоснётся к нему, не огорчится, не запутает и не спасёт. Сегодня в нём умерло всё: и хорошее, и плохое.

Но брошенные напоследок слова ещё долго будут жить в разуме Хинаты.

Он резко осознал, что по щекам потекли слёзы.

Что он чувствует? Он не понимает. А что чувствовал Комаэда..? Тоже.

Поймёт ли он чужие чувства хоть когда-нибудь, если даже свои не может..?

«Спасибо за всё, Нагито Комаэда.» — пронеслось в мыслях спустя мучительно долгие пару минут.

      Он мигом утёр солёные дорожки. Теперь он снова хладнокровный "детектив". И если он ещё может сделать хоть что-то ради Нагито — это вычислить преступника. Выбраться с острова с выжившими. Не сделать его смерть напрасной.       Кажется, он наконец-то его понимает. Достиг того, к чему так стремился, но…

…увы. Уже слишком поздно.